Сделай Сам Свою Работу на 5

Америка укрепляется в Европе





 

В 1917 г. американцы экспортировали только в европейскую часть России товаров на 400 млн. дол. (рост с 25 млн. в 1913 г.) Экспорт включал в себя военные материалы, значительный объем сельскохозяйственного оборудования, автомобили, локомотивы, хлопок, промышленное оборудование. Америка методически укрепляла в Европе инфраструктуру своего подлинного вторжения на континент. 6 сентября 1917 г. генерал Першинг перенес штаб экспедиционного корпуса из Парижа в Шомон, ближе к линии фронта. Президент Пуанкаре навестил американцев, но пока молодые янки не произвели на французского президента особого впечатления. Пройдет совсем немного времени, и союзники начнут ощущать могучую силу Америки.

Клемансо, который вскоре возглавит французское правительство, писал о Совете рабочих и солдатских депутатов с характерным для него отвращением к нюансам: "Банда мошенников, оплачиваемых тайными службами Германии, банда германских евреев с более или менее ощутимой русской прослойкой, повторяющая то, что ей было сказано в Берлине"{728}.

Лондон не позволял себе столь экстравагантных выражений, но и отсюда Ллойд Джордж в сентябре впервые шлет Керенскому ноту жесткого содержания: если дисциплина в русской армии не будет восстановлена, помощь союзников будет решительно сокращена.



Только что под Пашендейлом безрезультатно были положены в боях триста тысяч человек. В условиях явной крепости Германии и маразма России Ллойд Джордж и Клемансо, похоже, приходят к выводу, что судьбы войны могут быть решены таким образом: Германия за счет отступления на Западе получит исключительные возможности на Востоке — оставляя свои франко-бельгийские приобретения, Берлин может увеличить зону оккупации в России. Разумеется, вопрос не ставился так грубо, но общий смысл дипломатической деятельности Лондона и Парижа приобретает подобный оттенок.

Ради воздействия на своего восточного союзника была выдвинута идея союзнической конференции в Париже с целью "рассмотрения мер, которые могли бы быть приняты для помощи России и предотвращения ее дезинтеграции"{729}.

Встречая новую жесткость Лондона и Парижа, Временное правительство попыталось опереться на Вашингтон.



Американские дипломаты дорожили отстоянием от коллективной стратегии Антанты. Вильсон полагал, что Америке следовало показать силу и решимость, чтобы прекратить "разброд в России". На конференции его представлял Хауз. Речь он будет вести не о попытках нахождения мира, а об интенсификации союзнических военных усилий{730}. Складывается впечатление, что Западом овладевает такая логика: чем больше Россия отступает, тем больше резон в жестких западных требованиях. Русские торопятся, тем лучше для Запада — это оправдывает его посуровевшую позицию.

 

Размышления немцев

 

Некоторая нерасторопность немцев объяснялась в немалой степени неожиданными для них внутренними трудностями. Вождь восставших на линейном корабле "Принц-регент Луитпольд" в Вильгельмсхафене моряков Альбин Кобис повел четыреста матросов в город под лозунгами "Прекратить кровопролитие!". Военный суд приговорил Кобиса к смерти. В письме родителям Кобис проклял "германское милитаристское государство"{731}.

Двадцать шестого сентября 1917 г. Людендорф признал напряжение, создаваемое наступлением Хейга: "Еще один день тяжелых боев, несущих нам потери. Мы можем перенести потерю территории, но не ослабление нашего духа"{732}.

12 октября британские войска подошли к Пашендейлу. Как уже говорилось выше, наступление обошлось англичанам и австралийцам в 250 тысяч человек (годом ранее на Сомме были потеряны 420 тысяч). Оборона немецкой стороны осложнялась постоянной задачей немцев оказывать помощь австрийцам на итальянском фронте. Они потеряли убитыми и ранеными во Фландрии больше англичан — 400 тысяч человек. Начальник штаба германской армии признал: "Это было величайшее мученичество мировой войны".



Надежды немцев были связаны с Россией, где 2 октября Балтийский флот отказался подчиняться Временному правительству, что позволило немцам высадиться на два острова в Рижском заливе. Русские тральщики попросту отказались минировать подходы. Следовало ковать железо пока горячо. 7 октября 1917 г. министр иностранных дел Кюльман в Крайцнахе изложил взгляды, прежде защищаемые Яговом и Циммерманом: в будущем следует исключить появление "агрессивной России". Но если вести себя близоруко и в ходе текущей войны отнять у России Польшу, Литву и Курляндию, то вероятность противоречий резко увеличится — Россия не простит такого унижения. Гинденбург согласился с возможностью возникновения в будущем новых войн с Россией, но объяснил их вероятные причины по-иному: "Расовая ненависть является причиной антагонизма между Россией и нами"{733}.

Канцлер Михаэлис развивал ту тему, что "нашей целью должно быть господство в Центральной Европе, совмещенное, если это возможно, с дружбой с Россией". Эта линия рассуждений не получила поддержки Гинденбурга и Людендорфа, которые представляли будущее в виде нескольких войн в Европе и потому желали максимально ослабить поверженных в данной войне противников. Предполагалось отделение от России приграничных территорий (речь шла, прежде всего, о Польше, Литве, Курляндии), но пока не собственно расчленение страны.

Тем временем тридцатилетний австрийский император Карл задумывается над созданием в стране федеральной системы, предусматривая создание автономного чешского государства. Это немедленно вызвало противодействие венгров. А в чешском городе Простейев полиция убила 23 рабочих, воспламененных требованиями независимости.

Положение центральных держав все же было таковым, что кайзер Вильгельм мог перемещаться по обширному центральноевропейскому пространству. Германия, несмотря ни на что, казалась стабильной. При Пашендейле германская оборона выстояла, на Балтике десант на русские острова удался{734}. Из Стамбула кайзер обратил внимание мира на забастовку миллиона российских железнодорожников, парализовавшую все военные усилия страны

Борьба в октябре 1917 г. шла во всем огромном мире. В Африке Леттов-Форбек не только отбил наступление на германские владения, но и вторгся в португальскую Восточную Африку В Северном море два германских крейсера, "Бремзе" и "Бруммер", навели ужас на союзные суда. Немецкие подводные лодки продолжали топить без разбора все союзные плавающие мишени. Под Парижем военный суд приговорил к расстрелу танцовщицу Мату Хари, цеппелины снова бомбили в октябре Лондон, немецкие бомбардировщики впервые применили над Лондоном зажигательные бомбы, в битве при Капоретто итальянцы не выдержали газовой атаки.

 

Канун

 

Двадцать первого октября 1917 г. Керенский объявил, что Россия будет представлена на межсоюзнической конференции, и выдвинул список конкретных условий мира. Французы узнали, что будущее Эльзаса и Лотарингии должно решаться посредством плебисцита. Бельгия получит компенсацию за счет международного фонда. Англичане узнали, что Германии предлагается сохранить за собой все колонии. Американцам предложили нейтрализацию Панамского канала, а англичанам — нейтрализацию Суэцкого канала, равно как и черноморских проливов. Все нации после окончания войны получат равные экономические возможности. Тайная дипломатия отменялась. Мирные переговоры будут вестись делегатами, избранными парламентами своих стран.

Всплеск "открытой дипломатии" правительства Керенского произвел на Запад тягостное впечатление — русские социалисты зашли слишком далеко. Даже в случае победы Германии Запад не мог ожидать худших условий. Пацифистский радикализм Временного правительства поставил вопрос, а следует ли Западу вообще обсуждать будущее с представителем Керенского. Запад прибег к простому способу: он усомнился в прерогативах правительства, которое само себя назвало Временным. Имеют ли делегаты этого правительства легитимное право представлять свою нацию? Министр иностранных дел Бальфур сказал послу Набокову: "Не следует создавать прецедент для ведения переговоров, когда исключительные прерогативы получают фактически частные лица. Такой способ ведения дел мог бы иметь нежелательные последствия"{735}.

Нокс буквально с ужасом докладывал в Лондон о растущем воздействии на главу Временного правительства американца Раймонда Робинса, возглавившего миссию Красного Креста. Робинс утверждал, что Запад должен заставить Временное правительство распределить землю между крестьянами — это единственный способ выбить почву из-под Ленина, перехватить лозунг "Мир, земля, хлеб" и восстановить боевую мощь русской армии. Нокс был категорически против поддерживаемых американцем реформ, считая, что они могут вызвать цепную реакцию: "Распределите землю в России сегодня, и через два года вы будете делать то же самое в Англии"{736}.

Но и Робинс достаточно быстро расстался с иллюзиями и в октябре покинул лагерь сторонников Временного правительства: "Я не верю в Керенского и его правительство. Оно некомпетентно, неэффективно и потеряло всякую ценность".

Стабилизировать его уже невозможно. Единственной надеждой России, по мнению Робинса, является военная диктатура: "Этот народ должен иметь над собой кнут"{737}.

Лишь Френсис еще не оставил идеи опоры на Временное правительство. В России нет ему альтернативы. Если Петроградский Совет попытается взять власть в свои руки — тем лучше. Достаточно будет нескольких дней, чтобы он рухнул под тяжестью управления огромной страной, и его сменят более ответственные и компетентные люди, готовые продолжать войну против Германии{738}.

Одиннадцатого октября 1917 г. Керенский выступил с последним призывом к Западу поддержать его правительство до начала работы Учредительного собрания: "Волны анархии сотрясают страну, давление внешнего врага нарастает, контрреволюционные элементы поднимают голову, надеясь на то, что продолжительный правительственный кризис, совмещенный с усталостью, охватившей всю нацию, позволит им убить свободу русского народа"{739}.

Керенский уже не скрывал своего разочарования Западом. Керенский заявил, что может прибегнуть к насилию "только в том случае, если большевики сами вызовут необходимость вмешательства правительства, пойдя на вооруженное восстание"{740}.

Тем самым Керенский подписал себе приговор.

 

Крах русской армии

 

Осенью 1917 г. наступает крах великой русской армии. В начале 1916 г. она насчитывала в своем составе 12 миллионов человек. Накануне февральской революции число мобилизованных достигло 16 миллионов человек (и готовился призыв еще 3 миллионов). Из этих 16 миллионов 2 миллиона человек были взяты в плен, а 2 миллиона погибли на поле брани или от болезней, что довело численность русской армии к концу 1917 г. до 12 миллионов человек. Это была самая крупная армия мира, но ее распад был уже неукротим.

Вернувшийся из России некто Рекули сообщил маршалу Фошу, что русские достигли предела своих сил. Фош спросил: "Стало быть, от них нечего более ожидать?" Рекули: "Абсолютно"{741}. Видя ослабление России как покровителя славянских народов, Франция создает на своей территории чешскую армию. 16 октября русский военный министр Верховский убеждал Нокса, что "мы восстановим русскую армию и доведем ее до такого состояния, что к весне она уже сможет сражаться!"{742}

Скептичный англичанин записал в дневнике:

"Совершенно очевидно, что нет ни малейшей надежды на то, что русская армия будет снова участвовать в боевых действиях"{743}.

Последнее, что могли сделать англичане, — это воздействовать на активное еврейское меньшинство страны. 24 октября 1917 г. сотрудник Форин-офис писал министру иностранных дел Бальфуру: "Информация изо всех источников говорит об очень важной роли, которую евреи сейчас играют в русской политической ситуации. Почти каждый еврей в России является сионистом, и их можно убедить, что успех сионистских устремлений зависит от их поддержки союзников и от вытеснения турок из Палестины, мы должны заручиться поддержкой этого наиболее влиятельного элемента"{744}.

Ведущий английский историк периода Мартин Гилберт полагает, что, именно желая найти общий язык с влиятельными политиками-евреями в России, была опубликована 2 ноября 1917 года так называемая "Декларация Бальфура" письмо Бальфура лорду Ротшильду, выражающее поддержку Британией "создания национального очага еврейского народа" в Палестине. "Финальные дискуссии по поводу декларации касались того, как она может послужить сбору патриотических сил в России"{745}.

Было решено, что трое ведущих сионистов, включая Владимира Жаботинского, отбудут в Петербург, чтобы привлечь русских евреев к делу союзников. Уже упоминавшийся нами выше лорд Хардиндж (столько сделавший для сближения России и Британии) говорил Бальфуру довольно уверенно: "При умелом использовании евреев в России мы сможем восстановить ситуацию в России к весне".

Третьего ноября подал в отставку военный министр Верховский. Прежде он придерживался той точки зрения, что для удержания войск в окопах им нужно сказать, за что они воюют, — т.е. все союзники по антигерманской коалиции должны выдвинуть условия мира. Логично было предположить, что немцы эти условия не примут, и тогда на них следовало возложить ответственность за продолжение войны. Тогда у войны появлялась хотя бы умозрительная цель. Но нервы Верховского не выдержали нескольких недель русской политики. Видя распад фронта, он потребовал немедленного заключения Россиею мира и назначения диктатора для восстановления порядка. Требование Верховского на несколько дней вызвало панику Запада. Гасить эмоции был назначен министр иностранных дел Терещенко. В ноябре 1917 г. он на конференции в Париже должен был изложить официальную оценку ситуации в России. Предполагалось, что в поездке на Запад его будет сопровождать Бьюкенен. Однако события в Петрограде властно вмешались в эти планы.

 

Октябрьское восстание

 

Левые получили исторический шанс. В отличие от Корнилова они действовали в центре — в обеих столицах — и рассчитывали на быстротечные операции. Допуская классическую ошибку — "позволить выпустить пар из котла", — Временное правительство позволило нанести удар. В основные западные посольства пришли в качестве охраны кадеты военных училищ. Посол Бьюкенен сказал во время завтрака министрам Терещенко, Коновалову и Третьякову, что не понимает странного попустительства правительства, позволяющего экстремистам типа Троцкого побуждать массы к насилию. Почему не издан приказ об его аресте? Коновалов в ответ мог сказать только то, что русская революция прошла через несколько фаз развития и теперь подошла к последней. Еще до отбытия в Англию посол увидит большие перемены.

Они на заставили себя ждать. Накануне восстания американский посол Френсис и министр иностранных дел Терещенко стояли у окна, глядя на марширующих солдат. "Я ожидаю сегодня вечером большевистского выступления", — сказал министр. "Если вы можете его подавить, пусть оно начнется", ответил Френсис. "Я думаю, что мы сможем его подавить, — задумчиво сказал Терещенко. — Оно начнется вне зависимости от того, можем мы совладать с ним или нет, но я устал от неопределенности положения"{746}.

4 ноября Временное правительство приказало полуторасоттысячному гарнизону Петрограда закрыть собой брешь, образовавшуюся в результате массовых братаний на Северо-Западном фронте. Военно-революционный комитет большевиков приказал не выступать. На следующий день Керенский приказал войскам, стоявшим за городом, выступить на усмирение, но те отказались выполнять приказ. По улицам продефилировал тысячный женский батальон, это была единственная часть, которую мог проинспектировать премьер. Накануне выступления большевиков Френсис специально подъезжал к новобранцам, отдавая им военные почести. Он хотел дать знать, что Америка и ее посол — на стороне находящегося под ударом бунтовщиков Временного правительства.

Вечером 6 ноября исполком Петроградского Совета принял решение захватить главные пункты города и арестовать министров Временного правительства. Терещенко отказался от идеи выезда на Запад. Утром следующего дня послы союзных держав узнали, что практически весь город, включая Государственный банк, вокзалы и почтамт, находится в руках большевиков. Войска петроградского гарнизона под руководством большевиков окружили Зимний дворец, где заседало Временное правительство.

Советнику американского посольства Уайтхаузу русский офицер заявил, что Керенский нуждается в автомобиле (украшенном американским флагом) для выезда на фронт. Приведенный к Керенскому Уайтхауз указал на примерно тридцать автомобилей, стоящих перед Зимним дворцом — резиденцией Керенского. Но премьер русского правительства объяснил, что автомобили выведены из строя и гарнизон Петрограда уже не подчиняется ему. Покидая Петроград на автомобиле с американским флагом, он выразил американскому послу Френсису убеждение, что "вся эта афера (так он определил Октябрьскую революцию. — А. У). будет ликвидирована в течение пяти дней"{747}.

В десять вечера 7 ноября 1917 г. крейсер "Аврора" произвел сигнальный выстрел по Зимнему дворцу. В половине одиннадцатого вечера в номере гостиницы "Европейская" один из руководителей американского Красного креста записал в дневник: "Великий день для России и мира... Война: гражданская война и коммуна. Что за время! О наш Вседержитель... Помоги Америке и России, и всем свободным народам мира"{748}.

Дочь британского посла записала в дневнике: "Петроград, может быть, и можно на короткое время подчинить такому правлению, но то, что вся Россия будет управляться такими людьми, — в это поверить невозможно"{749}.

В два часа ночи 8 ноября верные большевикам войска взяли Зимний дворец. Министров Временного правительства препроводили в Петропавловскую крепость. Далеко не общеизвестно, что британское посольство помогло освободить защищавших дворец женщин. Впервые французский посол Нуланс приехал в британское посольство с целью обсудить возможности размещения в Петрограде союзных войск{750}.

Большевики образовали совместное с левыми эсерами правительство, которое возглавил В. И. Ленин и в котором народным комиссаром иностранных дел стал Л. Д. Троцкий. Двух лозунгов — мира и земли — оказалось достаточно для привлечения на свою сторону политически активных масс. Возможно, большевики победили именно потому, что в своем страстном желании создать новый мир они без колебаний обратились к старым и испытанным орудиям русской истории, к жесткому командованию и насилию.

По словам Черчилля, внезапно "отчаяние и предательство узурпировали власть в тот самый момент, когда задача достижения победы над противником была уже решена... С победой в руках она (Россия) рухнула на землю, съеденная заживо, как Герод давних времен, червями... Ни к одной из наций судьба не была так неблагосклонна, как к России. Ее корабль пошел ко дну, уже видя перед собой порт. Она вынесла шторм, когда на чашу весов было брошено все. Все жертвы были принесены, все усилия предприняты. Отчаяние и измена предательски захватили командный мостик в тот самый момент, когда дело уже было сделано. Долгие отступления окончились; недостаток вооружения прекратился; оружие двинулось на фронт... Стало глупой модой рисовать царский режим как слепую, коррумпированную, некомпетентную тиранию. Но обзор тридцати месяцев ее борьбы с Германией и Австрией требует исправления этого легковесного представления, требует подчеркнуть доминирующие факты. Мы должны измерять мощь Русской империи по битвам, в которых она выстояла, по несчастьям, которые она пережила, по неистощимым силам, которые она породила и по восстановлению сил, которое она оказалась в состоянии осуществить"{751}.

И все же...

Немцы и Запад некоторое время ждали действий Керенского — ведь его правительство даже ждало и приветствовало кризис. Трагическая роль Керенского нигде не проявилась с такой силой, как в эти дни. Керенскому не удалось мобилизовать силы против большевистского Петрограда. Вплоть до 11 ноября лояльные Временному правительству части старались дойти до столицы, но были остановлены и деморализованы. Казачьи части были остановлены перед Петроградом теми петроградскими рабочими, которых Керенский вооружил в ходе борьбы с Корниловым. По мнению деятелей Временного правительства, звонивших в американское посольство (в частности Скобелева и Чайковского), с приходом большевиков Россия исчезла с лица земли как великая держава{752}.

Посол Д. Френсис не испытывал сомнений в том, что Ленин является германским агентом, получающим германские деньги. Бьюкенен не упрощал дело: для него Ленин был идейным борцом и ради достижения цели — мировой социальной революции — был готов использовать любые возможности, готов был брать английские, американские или французские деньги.

Объявившийся в Стокгольме личный секретарь Керенского 21 ноября 1917 г. убеждал американского посла, что большевики продержатся у власти от силы четыре недели, он просил Америку "не проявлять нетерпения... не становиться на ту или иную сторону в текущем конфликте, а ожидать формирования более стабильного правительства"{753}.

Посол Временного правительства в Вашингтоне Борис Бахметьев представил госдепартаменту 27 ноября документ, якобы созданный "подпольным Временным правительством" в Петрограде: "Любое впечатление о том, что союзники оставляют русский народ в его нынешнем критическом положении, может вызвать у нации чувство, что Россия действиями союзников освобождается от ответственности"{754}.

Френсис не только сохранил весь состав посольства, но призвал коллег к активизации деятельности. Зашедший утром 9 ноября в британское посольство Авксентьев ожидал антибольшевистских выступлений в столице и подхода войск из Пскова. Бьюкенен не разделял его уверенности, а его мнение в тот момент ценилось высоко на Даунинг-стрит. (Министр иностранных дел Британии Бальфур прислал Бьюкенену телеграмму: "Я высоко ценю ваше намерение остаться на своем посту и хочу еще раз заверить вас в симпатии правительства его величества и в его полном доверии к вашим мнениям и суждениям").

 

Новая роль России

 

Россия проснулась от многовекового сна феодализма, но искать общий язык с ней становилось все тяжелее. Огромная страна вступила в фазу внутреннего борения. Для Запада этот процесс брожения был опасен в двух отношениях: Россия могла высвободить дивизии немцев для Западного фронта и Россия могла привлечь к себе класс угнетенных и скептиков погрузившейся в войну западной цивилизации. Правительство Ленина обратилось к социалистическому движению, к рабочему классу Англии, Франции и Германии с призывом заключить jvinp без аннексий, без насильственных завоеваний, без контрибуций и с соблюдением принципа самоопределения.

В истории русского народа периодически прослеживается одна явственная и прискорбная черта — стремление в час рокового выбора предоставляться воле событий. Так было в 1606 г., так было в 1917 и 1991 гг. Министры Временного правительства принимали законы, не понимая главного, — нет уже государственной машины, способной осуществить эти законы.

8 ноября 1917 г. комиссар иностранных дел Троцкий прислал послам союзных держав ноту: "Обращая ваше внимание на текст предложения нашего правительства о перемирии и демократическом мире без аннексий и контрибуций, основанного на правах народов распоряжаться собой, я прошу Вас, господин посол, рассматривать вышеупомянутый документ в качестве формального предложения о перемирии на всех фронтах и безотлагательном начале переговоров о мире, передаваемом одновременно всем воюющим нациям и их правительствам".

Когда Троцкий говорил, что его задачей является "выпустить революционные прокламации народам мира и закрыть лавку", он не преувеличивал. Ленин и Троцкий поставили перед собой двойную задачу создания революционного государства в России и расширения революционного движения в мире, пользуясь недипломатическими каналами.

Телеграф донес до столиц обеих коалиций предложение второго Всероссийского съезда Советов "всем воюющим народам и их правительствам" начать переговоры о немедленном и всеобщем мире. Советское правительство официально и публично отказалось от секретно оговоренных предшествующими правительствами претензий России на чужие территории. Западные послы игнорировали обращение: советское правительство "основано посредством силы и не признано русским народом". Английские, французские и итальянские представители при русской ставке выразили протест по поводу одностороннего предложения о перемирии, нарушающего договоренность 1914 г. Лорд Роберт Сесиль заявил представителю агентства "Ассошиэйтед пресс", что "если эта акция будет одобрена и ратифицирована русской нацией, то поставит ее вне границ цивилизованной Европы"{755}. Запад исходил из иллюзии, что большинство русского народа еще жаждет сдержать слово и добиться победы.

Какими видели отношения с Западом большевики? Л. Д. Троцкий писал 30 октября 1917 г.: "По окончании этой войны я вижу Европу воссозданной не дипломатами, а пролетариатом, Федеративная республика Европа — Соединенные Штаты Европы — вот что должно быть создано. Экономическая эволюция требует отмены национальных границ. Если Европа останется разделенной на национальные группы, тогда империализм снова начнет свою работу. Только Федеративная республика Европы может дать миру мир"{756}.

Наивность Ленина и Троцкого заключалась в вере в силу германской социал-демократии как интернационалистской социальной организации (а не части германского патриотического фронта), предлагая Шейдеману (основная фракция социал-демократов в рейхстаге) и Каутскому (независимая социал-демократическая партия Германии) начать мирные переговоры, Ленин обнаружил переоценку интернационализма германской социал-демократии, неверное понимание ее патриотизма, столь отличное от большевистского. Германский посол в Швеции Люциус "предупредил" Воровского от попыток "осуществлять эксперименты во внутригерманских делах". Боровский слабо сопротивлялся: германская позиция может привести лишь к падению большевиков. Берлину следует учитывать, что большевики обязаны вести переговоры в условиях демократического контроля.

Не подлежит сомнению, что большевики ожидали от перехода к новому политико-экономическому строю обещанных теорией благоприятных экономических последствий, рывка в экономическом развитии. Но они не были слепы и не обольщались надеждой на скоростную индустриализацию одними лишь русскими силами. Они уповали на революцию в гиганте европейской экономики Германии. Социалистическая Германия поможет социалистической России. Как и всякая надуманная схема, эта прошла путь от экзальтированного ожидания до мрачного разочарования, а затем выбора пути строительства социализма в одной стране (осуществленного уже Сталиным). Но пока июльская программа 1917 г. рисовала будущем в радужных тонах.

Важно подчеркнуть следующее: Россия после ноября 1917 г. стала страной, где государственный аппарат осуществлял плотный контроль над связями страны с другими государствами: внешняя торговля осуществлялась лишь под государственным наблюдением. Число западных фирм, работавших в России, было резко сокращено. Большевики сместили все понятия в системе отношений России с Западом. Текущее состояние дел в Европе они видели временным, они ждали решающего выяснения отношений в ходе социального взрыва. Победу над Германией они не видели в качестве общей с Западом цели — следовательно, объем общего с Западом , резко уменьшился. Марксизм Ленина относился к международной дипломатии с нескрываемым презрением, как к делу временному, выполняющему пустые задачи накануне судного дня пролетарской революции. Россия пойдет вперед, ведомая передовой теоретической мыслью германской социал-демократии, — следует лишь продержаться до социального переворота в Германии. Но соратники могли обниматься в Циммервальде, однако займут ли германские социал-демократы позицию "поражения своей страны"? На этот счет большевики питали иллюзии.

Октябрьская революция, по мнению Дж. Кеннана, "оживила традиционное русское чувство идеологической исключительности, дала новую опору архаическим отношениям подозрения и враждебности к иностранным государствам и их представителям, дала новое основание для дипломатической методологии, основанной на наиболее глубоком чувстве взаимного антагонизма"{757}.

 

Причины крушения

 

Френсис объяснял причины крушения Временного правительства так: "Огромная масса солдат русской армии была темными крестьянами, которые не имели представления о том, за что они сражаются. Они воевали уже давно, они несли огромные потери, их предали некоторые из их военачальников, а их семьи терпели лишения. Ленин и Троцкий вместе с многочисленными сторонниками обещали им мир и землю. Они стремились к миру! Получить землю, на которой они трудились, было мечтой многих поколений. В этих условиях заставить этих вышедших из крестьян солдат сражаться и в то же время создавать демократическое правление в стране, где на протяжении столетий царствовал деспотизм, было задачей для лидера, имеющего стальные нервы Кромвеля и глубинную мудрость Линкольна. Керенский не был таким человеком. Он был преимущественно оратором. Он был русским патриотом, заботящимся о благосостоянии своей страны. Но он был слаб и в течение короткого времени своего правления дважды фатально ошибся; первый раз — когда после попытки совершения переворота в июле не сумел уничтожить Ленина и Троцкого. Второй раз — когда во время борьбы с Корниловым он не сумел найти общий язык с генералом, а обратился за помощью к Совету рабочих и солдатских депутатов, раздав оружие и боеприпасы рабочим Петрограда"{758}.

Трагедией Временного правительства была неспособность отождествлять себя с движением за мир в России, оно предпочло расколу с Западом свою политическую смерть. Керенский, как многие в русской политической истории XX века, был человеком слова, а не дела. Он не использовал имевшиеся у него возможности. Неизвестное в России слово "компромисс" должно было означать сближение партий в час опасности, но октябристы, кадеты и умеренные социалисты предпочли гибель выработке единой политической платформы. Все они оказались не в состоянии сделать наиболее ценимое Западом — создать дисциплинированную армию. Почти все представители этих политических партий полагали, что такая армия неизбежно восстановит монархию.

В исторически короткий период правления Временного правительства противоречия между внешней и внутренней политикой Петрограда достигли экстремальной формы. Падение династии быстро привело к незрелой "безграничной" демократии, ведшей дело к анархии. Все группы населения и национальности страны почти внезапно потребовали своих прав. Это ударило по единству страны, нанеся ему непоправимый ущерб. Но — парадокс — именно в этот момент отчаянной борьбы с врагом Россия более всего нуждалась в единстве, без него она проигрывала в войне.

Социальное и культурное развитие страны оказалось недостаточным для участия в такой гигантской авантюре, как Первая мировая война. Поражение правительства Керенского, последнего русского правительства, верившего в союз России с Западом, означало наступление новой эпохи как для России, так и для Запада. Двойное давление — германского пресса и внутреннего социального недовольства — сокрушило государство Петра, основной идеей которого было введение России в Европу. Та Россия, которая видела себя частью европейского мира, частью цивилизации Запада, опустилась в историческое небытие. Большевики жили в другом — социальном измерении, для них Европа была сколь привлекательна (местоположение крупнейших социал-демократических партий), так и ненавистна (как оплот властвующей над миром буржуазии).

Германский историк Ф. Фишер: "Большевики проявляли нервозность в отношении перспектив встретить в одиночестве центральные державы и получить от них условия, которые окажутся столь унизительными, что подставят под удар их политически еще не укрепившиеся позиции. Немедленно после захвата власти они послали немцам через Стамбул документ, в котором говорилось, что, если германские условия окажутся слишком суровыми, они будут сметены с русской сцены буржуазной реакцией, которая постарается восстановить фронт против Германии с японской помощью"{759}.

Когда правительства Антанты отказались признать советское правительство, Троцкий вначале постарался оказать давление на англичан и французов. Он попросту угрожал: если союзники не прислушаются, Россия заключит сепаратный мир с немцами. 21 ноября посол Палеолог получил ноту, информирующую его, что правительство Ленина объявило перемирие на всех фронтах и намерено — в случае отсутствия поддержки — вступить в контакт с немцами. 27 ноября Бьюкенен сообщал в Лондон: "Каждый день, в течение которого мы удерживаем Россию в войне вопреки ее воле, ожесточает ее народ против нас".

Не получив ответа от союзников, Троцкий напрямую телеграфировал германскому военному командованию предложение заключить перемирие для "заключения демократического мира без аннексий и контрибуций". В Петрограде опубликовали тайные договоры между Россией и союзными странами, заключенные между 1914 и 1917 гг. "Правительство рабочих и крестьян отказывается от секретной дипломатии с ее интригами, секретными шифрами и ложью".

Двадцать пятого ноября в Будапеште состоялась стотысячная манифестация за принятие большевистских предложений. Да и в западных странах не было единомыслия. Газета "Дейли телеграф" опубликовала письмо бывшего министра иностранных дел лорда Лэнсдауна: "Мы не собираемся проигрывать эту войну, но ее продолжение будет означать превращение современной цивилизации в руины".

Если начать переговоры немедленно, можно добиться "продолжительного и почетного мира". Лэнсдауна ждал едва ли не общественный остракизм, но дочери он сообщил, что письма с фронта поддерживают его.

 

Реакция Запада

 

Италия терпела поражение за поражением, ее войска отошли почти до Венеции, и англо-французам пришлось послать на итальянский фронт восемь дивизий. Напряжение войны привело к власти во Франции 76-летнего Жоржа Клемансо, ставшего фактическим диктатором страны. На союзнической конференции 17 ноября англичане коснулись вопроса переговоров о перемирии, но Клемансо ответил без экивоков: "Итак, вы хотите, чтобы я поблагодарил людей, которые украли мой кошелек?"{760}

Заметим, что в своем "Декрете о мире" Ленин даже не упоминает о Соединенных Штатах, обращаясь только к Англии, Франции и Германии, к "трем сильнейшим государствам, принимающим участие в текущей войне". Вожди большевистской революции имели западноевропейский опыт. Ленин никогда не был в Америке. Видимо, он представлял ее реалии неким продолжением английской действительности, с которой он был знаком по лондонской эмиграции. Из вождей русской революции только Л. Троцкий имел американский опыт. Живя на 162-й улице в Манхэттене ("рабочий район Нью-Йорка", по его словам), он был полностью вовлечен в то, что назвал своей профессией, "деятельность революционного социалиста".

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.