Дезинтеграция России: социальный аспект

Особое значение правители Германии придали революционным силам, способным, по их все более влиятельному мнению, сокрушить государственный строй России. Они использовали известного русского революционера (ставшего финансовым экспертом турецкого правительства) Парвуса-Гельфанда. Его воззрения оказались чрезвычайно близкими идеям канцлера Бетман-Гольвега. Гельфанд: "Русская демократия может реализовать свои цели только посредством полного сокрушения царизма и расчленения России на малые государства. Германия, со своей стороны, не добьется полного успеха, если не сумеет возбудить крупномасштабную революцию в России. Русская опасность будет, однако, существовать даже после войны, до тех пор пока русская империя не будет расколота на свои компоненты. Интересы германского правительства совпадают с интересами русских революционеров"^{379}.

Так германский империализм пришел к идее сокрушить Россию посредством комбинации социальной и национальной революций.

Идеи Гельфанда были однозначно поддержаны Бетман-Гольвегом, Яговом и Циммерманом. Канцлер Бетман-Гольвег назначил для связи с Гельфандом свое доверенное лицо — Курта Рихтера. Вскоре Гельфанд был приглашен в Берлин, и ему было предложено письменно изложить свои идеи. Пространный меморандум Гельфанда был завершен в марте 1915 года. Главной идеей было обоснование необходимости организации в России массовой политической забастовки под лозунгом "Свобода и мир!". Центральным пунктом забастовочной борьбы должен был стать Петербург как центр оборонной промышленности, железнодорожных коммуникаций и доков. Гельфанд рекомендовал способствовать созыву конференции русских социалистов всех политических оттенков для начала "энергичной борьбы с абсолютизмом". Он считал такое объединение возможным, так как лидер радикальных социалистов Ленин сам выдвинул идею всеобщего сотрудничества социалистов. Поскольку влияние германских социал-демократов было наиболее сильным среди меньшевиков, то представлялось возможным создание основы для русской социалистической консолидации. Гельфанд полагал, что безусловно можно будет заручиться поддержкой и социалистов-революционеров, если и не в деле организации всеобщей забастовки, то для оказания влияния на крестьян. Особенно важной Гельфанд считал революционизацию Сибири, поскольку ее представители в Думе были социалистами. Он считал перевод ссыльных революционеров из Сибири в Европу лишь вопросом денег и полагал, что таким образом можно будет заручиться поддержкой тысяч "в высшей степени эффективных агитаторов". Возвращение ссыльных окажет должное влияние на центр широкого спектра русских социалистов и заложит прочную основу их единого фронта.

По поводу Украины Гельфанд считал необходимым полагаться на аграриев и требование автономии — крестьяне будут требовать раздела поместий, которыми владеют выходцы из Центральной России. Что касается Кавказа, Гельфанд рекомендовал требовать от турецкого правительства стимулирования сотрудничества мусульман с их христианскими соседями — армянами и грузинами. Гельфанд считал, что именно христиане послужат авангардом борьбы с царским правительством. Свой меморандум Гельфанд заключил так: "Объединенные армия и революционное движение в России сокрушат колоссальную русскую централизацию, представляемую царской империей, которая будет оставаться угрозой мира в мире до тех пор, пока существует. Так падет главная крепость политической реакции в Европе".

Меморандум произвел чрезвычайное впечатление на германское руководство. Министерство иностранных дел сразу же выдало Гельфанду два миллиона марок, а вскоре еще двадцать миллионов, которые предполагалось истратить на подрывную работу против России.

Центром подрывной работы был обозначен Копенгаген. Слабым местом программы Гельфанда было то, что лидеры меньшевиков — начиная с Плеханова оказались патриотами. Представляя большевиков, Ленин в сентябре 1915 года выставил условия, на которых он согласен заключить мир с Германией в случае своего прихода к власти в России: республика, конфискация латифундий, восьмичасовой рабочий день, автономия национальностей. В случае реализации этой программы Ленин обязывался заключить мир без согласования с союзниками России. Посредник — финансист демократ Кескюла указал лидеру большевиков, что должно быть дано право отделения от России пограничных территорий. Сам Кескюла был, разумеется, патриотом, но его родиной была Эстония. Вожди Германии задумались. Только в ноябре 1915 года император Вильгельм исключил для себя мир с Россией. "Теперь я не согласен на мир. Слишком много германской крови пролито, чтобы все вернуть назад, даже если есть возможность заключить мир с Россией"^{380}.

Германская Миттельойропа

В Берлине в конце августа 1915 г. пришли к выводу, что недавние поражения России привели к необратимым для нее последствиям. Там отметили пассивность Запада в дни величайших испытаний России. Следовало обратиться к "позитивному" планированию, в основе которого было создание германо-австро-турецкого блока, привлечение на свою сторону Скандинавии и Голландии, консолидация "Миттельойропы". Бетман-Гольвег разделял эти планы, но считал, что создание федеративного союза в ходе ведения боевых действий нецелесообразно, оно, в частности, может поставить под угрозу чрезвычайно важную для Германии торговлю с нейтралами. Но он уже считал аксиомой, что в будущем планировании Германии "следует высвободить балканские государства от русского влияния" и обратить их в германскую зону влияния.

Тринадцатого и пятнадцатого октября 1915 г. канцлер Бетман-Гольвег и главнокомандующий Фалькенгайн окончательно решили свои разногласия по поводу будущей центральноевропейской федерации, основанной на базе германо-австро-венгерского союза с вовлечением территории Бельгии и Польши, плюс русские территории на северо-востоке. 30 октября министр иностранных дел Ягов согласился с выработанной схемой. Он оценил возникающую в Европе обстановку следующим образом: "В ходе столкновения германского и славянского миров панславянские тенденции в России будут укрепляться, и традиционные династические связи между нами и Петербургом будут окончательно похоронены, а Россия останется нашим врагом и в будущем. Следует решить вопрос, не диктует ли необходимость выдворения полуазиатской московитской империи за Буг рассматривать как императивно необходимую, поскольку нынешний поворот истории обязывает нас, как представителей западной культуры, отбросить славян за Эльбу, Одер и Вислу".

Идея "Миттельойропы" получила свое законченное воплощение в ходе переговоров канцлера Бетман-Гольвега и министра иностранных дел Австро-Венгрии Буриана 11 ноября 1915 г. Оба политика исходили из предпосылки, что державы Антанты, даже в случае их поражения, будут неизменно враждебны по отношению к центральным державам. "Только посредством формирования непобедимого центральноевропейского блока" Германия может гарантировать себя от нападения трех своих противников России, Британии и Франции. Главное — внутренняя интеграция центральноевропейских народов против России и западноевропейских стран.

Анализ Антанты

Стабилизация положения на фронтах предрасполагала к анализу мировой ситуации не только центральные державы, но и Антанту. Западные союзники и Россия обсуждали макропроблемы мировой стратегии на конференции в Шантийи 6 — 8 декабря 1915 г. У каждой из трех главных держав коалиции было свое видение происходящего и свой список приоритетов в грядущей борьбе. Французы полагали, что при примерном равенстве сил двух коалиций сложилась довольно стабильная комбинация сил. Стало ясно, что Германия не может быть сокрушена посредством фронтальных атак. Французский проект на будущее был таков: Россию с ее переизбытком людской силы следует снабдить оружием, именно русская людская масса станет ударной. Западный фронт, понесший значительные потери, выступит на решающей стадии. Русское наступление предварит западное. Плацдарм в Северной Греции следует сохранить ради предотвращения укрепления Германии на Ближнем Востоке. Салоники защищают Египет, куда отступили войска с Галлиполи. Судя по стремлению перенести центр основных операций из Северной Франции, подтекст французских планов был ясен: избежать устрашающего уровня потерь уходящего года, выступить на решающей стадии мирового конфликта. Позиция русской стороны (которую представлял генерал Жилинский) была такой: не сдерживать себя предвзятой схемой, а предоставить находящейся в тисках блокады Германии выбор основного направления боевых действий. При этом, когда один из союзников подвергнется атаке, "другие должны выступить на своих фронтах, чтобы помочь атакуемой стороне, даже если они не осуществили все военные приготовления". Ясно было, что Россия более всего боялась повторения 1915 г., когда все тяготы германского удара пришлись на русскую сторону, в то время как союзники отказались от генерального наступления, ссылаясь на свою неготовность.

Британия к тому времени уже стала могучей наземной военной силой, экипируя одну за другой свой дивизии. Этот процесс вооружения как бы застилал англичанам горизонт — они предпочитали не связывать себя заведомой жесткой схемой. Британская сторона заняла ту позицию, что "невозможно потерпеть поражение в войне из-за того, что у тебя слишком много пушек и снарядов, но легко проиграть войну в случае недостатка боеприпасов" (слова Ллойд Джорджа). Это означало безусловный приоритет вооружения британских частей. Да, русские армии были уже сформированы, но судьбы войны переменчивы, и следовало обезопасить прежде всего Западный фронт. Заместитель Ллойд Джорджа в министерстве боеприпасов Аддисон писал: "Бессмысленно утверждать, что оборудование русских армий обладает той же степенью приоритетности для нас, что и вооружение наших и французских частей по эту линию фронта".

Откровенность — всегда достоинство, но теперь, спустя восемь десятилетий, такое несогласование национальных стратегий предстает изъяном, а не достоинством союза России и Запада. Даже полуторагодовые жертвы не сумели снять препятствий на пути рационального объединения усилий. В результате два фронта — Восточный и Западный — были вооружены по-разному и придерживались собственной, отнюдь не скоординированной друг с другом стратегии. Эта нездоровая ситуация грозила взрывом. Понадобилось еще более четырех месяцев бессмысленной бойни, прежде чем весной 1916 г. дипломатическую инициативу по скреплению оси Россия — Запад предприняла Франция (миссия Вивиани и Тома).

В канун Рождества Фалькенгайн и Конрад обсуждали события минувшего года. Они благодушествовали. Ситуация их устраивала. Россия разбита, Восточный фронт переместился глубоко на русскую территорию, оставляя центральным державам крепости, железные дороги, оборонительные линии по текущим продольно рекам.

"Огромные армии, — пишет Черчилль, — которые год назад грозили вторжением в Восточную Пруссию, Силезию и Венгрию, претерпели ужасающее побоище и потерпели поражение. Австрия возвратила свои территории и была теперь способна не только играть свою роль против России, но полностью могла уделить внимание отражению итальянского наступления. Опасность создания враждебной балканской конфедерации исчезла. Сербия была уничтожена и как военный фактор и как государство. Болгария, убежденная германскими победами, стала союзником. Дорога в Турцию стала открытой. Двадцать дивизий турецкой армии, освободившись от бремени Галлиполийской операции, могли теперь угрожать Египту, изменить соотношение сил в Месопотамии, оказать давление на русских на Кавказе и в Галиции... На Западе баланс сил сместился в пользу Германии — примерно до 40 дивизий немецкого преимущества. По словам австрийского историка Цуппика, "1915 год начался мрачно, но окончился зрелищем военных успехов такого масштаба, которого Европа не видела со времен Наполеона"^{381}.

Немцы овладели русской Польшей и частью балтийского побережья. Опасность русского вторжения в Австро-Венгрию была предотвращена. Но в Ковно, в своей штаб-квартире, Гинденбург и Людендорф, размышляя об опыте 1915 года, старались не предаваться иллюзиям. Россия оставалась первоклассной военной державой, ее армия представляла собой грозную силу, кризис ее снабжения был смягчен, а ее тылом была самая большая территория мира, населенная жертвенным и терпеливым народом. Ее боевой дух еще не был сокрушен. И французская армия сохранила свою боевую силу, а британская наземная армия превращалась в силу континентальных масштабов.

Руководивший германской военной машиной Фалькенгайн определил в качестве главного врага Британию. "История английских войн против Нидерландов, Испании, Франции и Наполеона повторяется. От этого противника Германия ожидать милости не может до тех пор, пока у нее есть хотя бы малейший шанс на успех".

Надежда Германии покоится на том, что Британия все делает чужими руками, а в этом отношении первые полтора года войны изменили ситуацию в пользу Германии — Россия парализована, Италия не способна изменить всю стратегическую ситуацию. "Остается Франция... Но Франция почти достигла предела своих ресурсов. Если французский народ осознает, что в военном смысле ему не на что надеяться, будет достигнута решающая точка и лучший меч Британии будет выбит из ее рук"^{382}.

Нужно просто найти такую точку во французской обороне, которую французы ни при каких обстоятельствах не были бы согласны отдать, и начать за нее битву. Отсюда лежала прямая дорога к Вердену, на который Фалькенгайн поставил в 1916 году.

Итак, на внешних фронтах — в колониях и на морских коммуникациях Германия потерпела поражения. На центральных фронтах она просто выстояла после краха своего стратегического плана. Балканские союзники не были крепкой подмогой даже после краха Сербии, и победа турок в Галлиполи была явлением периферийного масштаба. Мировая блокада становилась для центральных держав все жестче, а время работало скорее на тех, кто был открыт к безграничным внешним ресурсам. И все же мир трепетал перед гигантской силой германской военной машины.

Глава пятая.

Война на всех фронтах. 1916

Коалиция государств Антанты наращивала силы. К 1916 году крупнейшим приращением коалиции стала Италия. Да, это была слабейшая среди великих европейских держав, и индустриальная мощь ее не была значительной, но это был новый фронт против центральных держав, это были дополнительные 693 пехотных батальона с 2068 пушками^{383}. На итальянском фронте в 1916 году сражались до полутора миллионов солдат.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: