Компоненты ландшафта и ландшафтообразующие факторы

Ландшафт состоит из компонентов, каждый из которых является «представителем» отдельных частных геосфер, входящих в ландшафтную сферу. В общей форме понятие о компонентах геосистемы, или природных географических компонентах, было дано раньше. Рассмотрим теперь это понятие подробнее и конкретизируем его применительно к ландшафту.

Каждый компонент представляет собой особый уровень организа­ции вещества в ландшафтной сфере, и можно сказать, что это первичный географический уровень организации. Всякий компонент геосисте­мы — это достаточно сложное тело. Когда мы говорим, например, о жидком, или водном, компоненте, то имеем в виду вовсе не химиче­ски чистую, дистиллированную воду, а сложные растворы и взвеси, которые вода образует в реальной природной обстановке благодаря ее взаимодействию с другими компонентами. Воздушный компонент, атмосфера — это не стерильно чистая смесь газов, а сложная суб­станция, всегда содержащая пары воды и твердые частицы (в том числе биогенного происхождения). Твердое вещество литосферы — первичные горные породы — в пределах ландшафта (в зоне гипергенеза) подвергается механическому и химическому выветриванию, насыщается водой, атмосферными газами и живым веществом. Осо­бенность географических компонентов состоит в том, что в каждом из них присутствует вещество всех остальных компонентов, и это придает им новые свойства, которыми не могло бы обладать химиче­ски чистое и физически однородное вещество. Так, влажный воздух отличается по своим физико-химическим свойствам от сухого, при­родные растворы — от химически чистой воды.

В системе организации вещества Земли географические компо­ненты занимают промежуточное (связующее) положение между простыми дискретными телами (минералы и горные породы, газы и газовые смеси, отдельные организмы и др.) и геосистемами. По­скольку компоненты геосистем — это результат взаимопроникнове­ния и взаимодействия качественно разных тел, мы имеем основание рассматривать их как первую ступень географической интеграции; вторая ступень — собственно геосистемы как наиболее сложная форма организации природных тел на Земле. По отношению к геоси­стемам географические компоненты служат структурными частями первого порядка, точнее — частями их вертикальной (радиальной, ярусной) структуры, поскольку им присуще упорядоченное ярусное расположение внутри геосистемы.

Известно, что вещество Земли характеризуется сложной, как бы ступенчатой организованностью. Различным качественным формам существования природных тел свойственны свои структурные уровни, или ступени, организации. Так, изучение живых систем возможно на нескольких последовательно усложняющихся уровнях, начиная от молекулярного, через клеточный, организменный к популяционному и ценотическому. Именно последний отвечает компонентному уровню географического анализа. Иначе говоря, «представителем» биологической формы существования материи в геосистеме, ее био­логическим компонентом служит биоценоз.

Говоря о компонентах ландшафта, необходимо учитывать, что в каждом из них различаются свои уровни территориальной диффе­ренциации, аналогичные уровням, или рангам, геосистем. Поэтому компонент (скажем, твердый) ландшафтной сферы — это нечто иное, чем компонент ландшафта, а компонент ландшафта — это не то же, что компонент фации. Между территориальными категориями, или уров­нями, геосистем и отдельных компонентов должна существовать определенная таксономическая соразмерность. Мы уже установили, что структурными частями фации служат наиболее дробные террито­риальные подразделения компонентов (элемент рельефа, микрокли­мат, почвенная разность, фитоценоз). В ландшафтную сферу на правах ее компонентов полностью входят частные геосферы как подчиненные системы глобального уровня.

Обратимся к собственно компонентам ландшафта. В определени­ях ландшафта обычно подчеркивается, что он имеет однородный геологический фундамент. Однородность — понятие относительное, и без четко оговоренных условий однородности оно имеет мало смысла. Однородность фундамента ландшафта должна быть связана со строением складчатого основания, его впадинами, выступами и структурами разных типов. Но связь эта часто имеет косвенный характер, особенно на древних платформах, где складчатое основа­ние погребено под мощной толщей осадочных пород. Петрографи­ческий состав поверхностных горных пород, условия их залегания, а также режим новейших и современных тектонических движений служат основными показателями твердого фундамента ландшафта.

Что касается петрографического состава горных пород, то здесь подразумеваются как дочетвертичные, так и четвертичные породы, участие которых в формировании ландшафта может быть различ­ным — главным образом в зависимости от мощности вторых. Ха­рактеристике горных пород ландшафта наиболее отвечает понятие о геологической формации как совокупности горных пород, близких по генезису и вещественному составу (например, флишевая форма­ция, состоящая из чередующихся слоев песчаников, глин, мергелей; галогенная, красноцветная и другие формации). В платформенных равнинных ландшафтах геологическая колонка дочетвертичных по­род, как правило, завершается породами одной формации, которые определяют общий характер рельефа, формируя его макроформы. Глубокий эрозионный врез нередко вскрывает более древние толщи разного петрографического состава, но это не дает основа­ния отрицать, что геологический фундамент ландшафта построен одинаково, поскольку в этом случае смена различных геологических формаций есть результат действия не геологических факторов, а внутренних процессов, происходящих в самом ландшафте, и раз­нообразие пород проявляется лишь в морфологическом строении ландшафта.

В горах, где складчатое основание выходит на поверхность, фундамент одного ландшафта может быть образован комплексом пород, разных по возрасту и составу, но связанных с самостоятель­ным структурным элементом земной коры (с синклинальной или антиклинальной структурой, чередованием мелких складок, а также с интрузиями или эффузивными покровами).

При широком толковании твердого фундамента ландшафта в это понятие входит и рельеф земной поверхности, который тесно связан с геологическим строением. В рельефе также существуют свои территориальные градации разных порядков. Широко известны та­кие понятия, как мегарельеф, макрорельеф, мезорельеф, микрорель­еф. Однако различия между этими категориями определяются не вполне четко, и прямую связь между ними и уровнями иерархии геосистем не всегда легко установить. Важнее различать морфоструктуры и морфоскульптуры, которые могут быть сопоставлены, соответственно, с региональными и локальными геосистемами. Ланд­шафт приурочен к самостоятельной морфоструктуре и в то же время характеризуется своеобразными морфоскульптурами (ча­ще — сочетанием различных морфоскульптур), т.е. ему соответствует определенный геоморфологический комплекс, который связан с однородным геологическим фундаментом и однотипным характе­ром экзогенных геоморфологических процессов. Сходные, повторяю­щиеся геоморфологические комплексы образуют один тип рельефа.

Таким образом, твердый фундамент ландшафта в широком смыс­ле слова — это отдельная морфоструктура или ее часть, образован­ная породами одной формации (в орогенических областях — чаще комплексом пород разных формаций, приуроченных к одной геоло­гической структуре), с закономерным набором скульптурных форм и корреспондирующих с ними четвертичных отложений. В качестве примеров назовем: участок докембрийского кристаллического щита с комплексом форм экзарации и водно-ледниковой аккумуляции; структурное известняковое плато с карстовыми и насаженными ледниковыми формами; межгорную тектоническую впадину, запол­ненную сверху четвертичным аллювием и пролювием с соответствую­щей морфоскульптурой.

Следует предостеречь от автоматического отождествления ланд­шафта с территорией, занимаемой однородным геолого-геоморфо­логическим фундаментом. На однородном фундаменте могут образо­ваться разные ландшафты — в тех случаях, когда в его пределах наблюдаются широтно-зональные или долготно-секторные климати­ческие различия.

К ландшафту следовало бы отнести в качестве одного из ве­щественных компонентов некоторую часть тропосферы, но ландшаф­тные границы в воздушной среде отличаются крайней изменчивостью и неопределенностью. Обычно компонентом ландшафта считается лишь определенная совокупность свойств и процессов атмосферы, называемая климатом. Представление о климате требует своего ранжирования в зависимости от территориальных масштабов про­явления климатических процессов и их соотношений с общей регио­нальной и локальной дифференциацией ландшафтной сферы. Это нашло свое выражение в таких понятиях, как макроклимат, собственно климат, местный климат (или мезоклимат), микроклимат.

С.П. Хромов показал, что деление климата на категории раз­личного территориального масштаба непосредственно вытекает из подразделения самих географических комплексов на таксономиче­ские единицы разного порядка, поскольку климат есть один из компонентов геокомплекса и в значительной мере им обусловлен. За основную климатологическую единицу С.П. Хромов принял климат ландшафта, который он предлагает называть просто климатом (со­бственно климатом). Климат урочища, представляющий собой осо­бую локальную вариацию климата ландшафта, есть местный климат, а климат фации — микроклимат. Под макроклиматом подразумева­ется совокупность климатических черт данной географической об­ласти или зоны, т.е. высших региональных комплексов.

Полное представление о климате ландшафта складывается, та­ким образом, из двух составляющих: 1) фонового климата, отража­ющего общие региональные черты климата, определяемые географи­ческим положением ландшафта в системе региональной дифферен­циации, т.е. величиной получаемой инсоляции, атмосферной цирку­ляцией, гипсометрическим и барьерным положением, а также влия­нием всех остальных компонентов; 2) совокупности локальных (мезо- и микро-) климатов, присущих различным фациям и урочищам. Фоновый климат есть некоторое интегральное понятие, которое не сводится к сумме локальных климатов и не может быть выведено из них. Представление о фоновом климате основывается на данных метеонаблюдений, которые имеют в значительной степени условный характер, но обеспечивают сравнимость всех ландшафтов в климати­ческом отношении. Наблюдения каждой метеостанции характеризу­ют прежде всего местный климат, т.е. климат того урочища, в кото­ром станция расположена. Характеристику климата ландшафта следовало бы строить на данных нескольких станций, расположен­ных в типичных урочищах, но такое условие редко осуществимо, так как сеть метеостанций недостаточно густа.

В элементах климата наиболее ярко выражена континуальность ландшафтной сферы. Все климатические показатели изменяются постепенно и в пределах территории отдельного ландшафта варьируют в некото­ром диапазоне. Поэтому, как правило, они не могут быть выражены одним числом и требуют указания интервала значений. В связи с этим возникает серьезный и совершенно не затронутый исследова­ниями вопрос о допустимых пределах территориальных колебаний температуры воздуха, количества осадков и других элементов клима­та в границах одного ландшафта. Пока еще остается неясным тот порог территориального диапазона основных климатических харак­теристик, за которым следует говорить о новом ландшафте (для высших — зональных — единств многие такие пороги уже установ­лены). По этой причине климатические показатели очень редко используются для определения границ ландшафтов.

Гидросфера представлена в ландшафте крайне многообразными формами и находится в непрерывном круговороте, переходя из одного состояния в другое. В.И. Вернадский, рассматривая природ­ные воды как своеобразные минералы, разработал их классифика­цию с учетом физического состояния (газообразная, жидкая, твер­дая вода), концентрации солей (воды пресные, соленые, рассоль­ные), характера водовместилищ (воды озерные, речные, болотные и др.) и химического состава растворенных веществ. По классифика­ции В.И. Вернадского, таких «минералов» на Земле получилось около 500, но при дальнейшем изучении эта цифра, по его мнению, достигнет 1000—1500.

Разнообразие природных вод тесно связано с ландшафтом. В каждом ландшафте наблюдается закономерный набор водных скоплений (текучих вод, озер, болот, грунтовых вод и др.), и все их свойства — режим, интенсивность круговорота, минерализация, хи­мический состав и т.д. — зависят от соотношения зональных и азональных условий и от внутреннего строения самого ландшафта, от состава его компонентов и морфологических частей.

Органический мир представлен в ландшафте более или менее сложным комплексом биоценозов. В отличие от фации, ландшафт невозможно характеризовать каким-либо одним растительным со­обществом или типом сообществ — ассоциацией, формацией и т.п. В одном и том же ландшафте встречаются сообщества, относящиеся к разным типам растительности. Например, почти в каждом ланд­шафте таежной зоны существует растительность лесного, болотно­го, лугового, а иногда еще и тундрового или других типов. С другой стороны, одна и та же растительная формация или ассоциация может встречаться в разных ландшафтах и не специфична для какого-либо одного из них. Следовательно, каждый ландшафт может быть охарактеризован лишь закономерным сочетанием различных растительных сообществ, образующих в его пределах характерные топо-экологические ряды, связанные со сменой местообитаний по урочищам и фациям. Топо-экологические ряды, отражающие упоря­доченность размещения сообществ в конкретных ландшафтных усло­виях, кладутся геоботаниками в основу выделения геоботанических районов. Практически из этого следует, что ландшафту территори­ально соответствует самостоятельный геоботанический район.

Вопрос о животном населении как компоненте ландшафта разра­ботан еще недостаточно. Бесспорно, однако, то, что зооценозы тесно связаны с ландшафтом и его морфологическими подразделениями. Некоторые виды животных более жестко приурочены к определен­ным местообитаниям и соответствующим фациям, другие более подвижны и периодически мигрируют, но миграции совершаются в пределах, определяемых теми или иными ландшафтными рубежа­ми. Зоогеографы пришли к заключению, что границы сообществ животных всегда совпадают с теми или иными природными лан­дшафтными границами (или с границами антропогенных территориальных комплексов).

Между почвами и ландшафтом существуют такие же отношения, как между ландшафтом и биоценозами. Вряд ли можно найти такой пример, когда в ландшафте была бы представлена только одна почва, т.е. почва одного вида. Почвы различных видов, а нередко и различных типов обычно образуют более или менее сложные территориальные комбинации, подчиненные морфологическому стро­ению ландшафта. Всякий ландшафт охватывает закономерное тер­риториальное сочетание различных почвенных типов, видов и разно­видностей, которое соответствует одному почвенному району.

Некоторые географы пытались разделить компоненты ландшафта на «ведущие» и «ведомые», или на «сильные» и «слабые». Известен «ряд Солнцева», в котором компоненты размещены от самых «силь­ных» до самых «слабых»: геологическое строение — литология — рельеф — климат — воды — почвы — растительность — животный мир. По Н.А. Солнцеву, литогенные компоненты (т.е. все то, что связано с твердым фундаментом) являются ведущими факторами ландшафта, на втором месте стоят климат и воды, и самыми слабы­ми оказываются биогенные компоненты, которые полностью зависят от всех предшествующих им в ряду.

Эта точка зрения далеко не бесспорна. Существуют иные взгляды на роль отдельных компонентов в ландшафте как целостной системе. В.Б. Сочава считал, что тепло, влага и биота являются «критически­ми компонентами» геосистемы, поскольку они определяют ее энерге­тику и динамику. А.А. Крауклис различает три группы компонентов по их специфическим функциям в геосистеме: 1) инертные (ми­неральный субстрат и рельеф), представляющие «фиксированную основу геосистемы», 2) мобильные (воздушные и водные массы, сложенные веществом, у которого силы молекулярного сцепления относительно слабы), выполняющие в геосистеме обменные и тран­зитные функции, 3) активные, к которым относится биота, выступаю­щая как важнейший фактор саморегуляции, восстановления, стаби­лизации геосистемы.

А.А. Крауклис справедливо подчеркивает, что геосистема обяза­на своим существованием и развитием всем ее составляющим, и за­дача состоит не столько в том, чтобы разделить компоненты на пер­востепенные и второстепенные, сколько в выяснении того, каким об­разом каждый из них участвует в сохранении геосистемы как целого.

Абиогенные компоненты в известном смысле выступают в геоси­стеме как первичные по отношению к биоте — не только потому, что они возникли раньше в ходе эволюции Земли, но и вследствие того, что они составляют первичный материальный субстрат геосистемы, за счет которого организмы создают живое вещество. Кроме того, теоретически можно представить себе геосистемы, построенные толь­ко из абиотических компонентов, и практически таковые существуют (например, ледниковые). Такие геосистемы, без жизни и почвы, можно рассматривать как неполноразвитые, или как «протоландшафты».

Однако после возникновения жизни как высшей формы организа­ции вещества ландшафтной сферы состав и строение всех абиотических сфер претерпели существенную трансформацию. Живое вещество стало важным ландшафтообразующим фактором. Биологический кругово­рот привел к коренному преобразованию атмосферы, гидросферы и литосферы. Согласно В.И. Вернадскому, кислород, азот и углекис­лый газ атмосферы имеют биогенное происхождение; это значит, что современная воздушная оболочка создана организмами. Вся толща осадочных пород образовалась при прямом или косвенном участии организмов, им же принадлежит важнейшая роль в формировании газового и ионного составов природных вод. При определяющем участии биоты формируются почвы.

В современных ландшафтах биота служит наиболее активным компонентом. Она вовлекает в круговорот неорганическое вещество и создает биомассу, трансформирует солнечную энергию и накапли­вает ее в органическом веществе; через наземные растения «перека­чивается» в атмосферу основная масса воды, испаряющейся с суши; велика роль биоты и в морфологической дифференциации ландшаф­тов, о чем уже говорилось.

Вещество литосферы, напротив, отличается наибольшей косно­стью, и только благодаря постоянной циркуляции воды в ее толще, проникновению кислорода, углекислоты и особенно воздействию организмов это вещество вовлекается в круговорот, преобразуется и обогащается. Поэтому не вполне логично считать наиболее пассив­ный, или консервативный, твердый компонент ведущим фактором ландшафта.

Понятие «фактор» очень широко, но не всегда корректно приме­няется в ландшафтоведении. Часто оно отождествляется с каким-либо компонентом, но фактор и компонент — не одно и то же. Под фактором подразумевается некоторое активное, деятельное начало, определяющее характерные черты или отдельные свойства процесса, системы и т.п. Важно подчеркнуть, что в ландшафте не может быть одного «ведущего» фактора, ибо ландшафт подвергается воздейст­вию многих факторов, не исключающих друг друга и играющих различную роль в формировании его разнообразных качеств и свойств. Ведущего фактора «вообще» не бывает. Можно говорить о факторах дифференциации и интеграции ландшафтов, о факторах их развития, размещения и т.д. И в каждом случае факторы будут разными. Так, наиболее четкие границы ландшафта определяются факторами, которые сами отличаются большой устой­чивостью, консервативностью и связаны со строением твердого фундамента ландшафта. Но в развитии ландшафта ведущим не может быть фактор, который по своей природе консервативен и изме­няется медленнее других. Факторы развития ландшафта могут быть внешними и внутренними, те и другие требуют достаточно серьезного изучения. Напомним о многочисленных факторах дифференциации ландшафтов, которые были подробно рассмотрены раньше.

Строго говоря, определяющими факторами не могут быть компо­ненты ландшафта, если не считать того, что без них не было бы самого ландшафта, и что ни один из компонентов нельзя заменить другим, и в этом смысле все они равнозначны и имеют одинаково определяющее значение друг для друга. Между компонентами су­ществует настолько тесная взаимная зависимость, что каждый из них является продуктом внутреннего взаимодействия, а кроме того, воздействия внешних по отношению к ландшафту факторов. Поэто­му ни климат, ни твердый фундамент нельзя называть «ведущими» факторами дифференциации ландшафтов. Такими факторами следу­ет считать неравномерный приток солнечной радиации, вращение Земли, тектонические движения, циркуляцию атмосферы и др. Через климат и фундамент входные воздействия этих факторов передаются другим компонентам, но сам климат, как и твердый фундамент, является «продуктом» сложного взаимодействия внешних факторов и компонентов геосистемы (например, формирование климата во многом определяется подстилающей поверхностью, т.е. влиянием рельефа, горных пород, растительного покрова, водоемов; в извест­ном смысле все они являются климатообразующими факторами).

Понятие о ландшафтообразующих факторах, по-видимому, пра­вильнее связывать с внутренними и внешними энергетическими воздействиями, потоками вещества и процессами (например, стоком, движением воздушных масс). Иногда наряду с вещественными компонентами различают энергетические компоненты ландшафта, в том числе энергию солнечного излучения, тектонических и вулкани­ческих процессов, силы тяжести. Но правильнее, вероятно, было бы говорить об энергетических факторах. Энергетическую природу име­ют, в частности, общеизвестные зональные и азональные факторы ландшафтной дифференциации.

Границы ландшафта

Еще на заре ландшафтоведения Л.С. Берг говорил, что лан­дшафты разделяются естественными границами. Этим он хотел подчеркнуть, что границы ландшафта объективны, они существу­ют в самой природе и не должны проводиться произвольно, или субъективно. На практике, однако, ландшафтоведы нередко сталки­вались с трудностями при выявлении пространственных рубежей. Оживленная дискуссия по этому вопросу возникла в начале 50-х годов ХХ в., когда некоторые географы провозгласили идею линейности (резкости) всех ландшафтных границ. Большинство географов с этой точкой зрения не согласилось, ссылаясь на практический опыт, из которого известно, что в реальной действительности чаще прихо­дится иметь дело с более или менее размытыми переходами между различными ландшафтами (как и между его морфологическими подразделениями).

Линейные границы отвечали бы концепции дискретности геоси­стем, но, как мы знаем, в ландшафтной сфере дискретность диа­лектически сочетается с континуальностью, и проблема границ не может решаться простым проведением резких линий. Как правило, границы ландшафтов в пространстве представляют собой переход­ные полосы различной ширины.

Прежде всего, следует подчеркнуть, что границы ландшафтов имеют разное происхождение и не могут быть объяснены действием какого-либо одного «ведущего» фактора. Поскольку ландшафтная дифференциация обусловлена зональными и азональными (в широ­ком смысле слова) факторами. Эти же факторы, в конечном счете, обусловливают и пространственные границы ландшафтов. Зональ­ные, а также секторные различия находят свое первичное выражение в климате, а азональные — в твердом фундаменте ландшафта, по­этому указанные компоненты непосредственно «ответственны» за ландшафтные рубежи. Конкретными причинами смены ландшафтов в пространстве могут быть постепенные зональные или секторные изменения климата, более или менее резкое изменение высоты над уровнем моря или экспозиции склона, смена морфоструктур и свя­занных с ними коренных или четвертичных пород.

Указанные причины влекут за собой изменения во всех компо­нентах ландшафта, так что границы ландшафтов имеют комплекс­ный характер, они как бы складываются из многих частных границ. Но пространственные переходы у разных компонентов проявляются неодинаково. Известно, что климатические границы по своей приро­де расплывчаты, почвенные и геоботанические могут быть и относи­тельно четкими и расплывчатыми, геолого-геоморфологические чаще других бывают четкими.

Далее, следует принять во внимание, что пространственные рубе­жи изменчивы во времени, причем у разных компонентов степень этой изменчивости неодинакова и находится в прямой связи со степенью резкости или расплывчатости пространственных переходов.

Граница между смежными ландшафтами должна найти свое выражение в изменении их морфологического строения, т.е. набора морфологических единиц. По существу граница ландшафта должна складываться из границ отдельных «пограничных» урочищ, которые мы должны отнести либо к одному, либо к другому ландшафту. Однако если мы даже допустим, что границы урочищ всегда линейны (что в действительности случается очень редко), то из этого не следует, что граница ландшафта тоже будет линейной. Многие урочища имеют переходный характер и могут быть с равным основа­нием отнесены к обоим ландшафтам (примером могут служить водораздельные болотные массивы в тайге).

Очень часто типичные для данного ландшафта урочища не исчезают на его границе внезапно, а постепенно изреживаются в переходной полосе. Так происходит, например, с урочищами скалистых сельговых гряд на южной границе Балтийского щита (Карельский перешеек), которые к югу постепенно становятся более редкими, одновременно уменьшаясь в размерах и понижаясь. Таким образом, основываясь на изменениях морфологического строения ландшафтов как важном признаке их пространственных смен, мы также получим не линейные границы, а переходные полосы.

Граница ландшафта, следовательно, имеет определенную ширину и может практически (условно) рассматриваться как линия лишь в том случае, когда выражается в виде линии в масштабе карты. Действительная ширина ландшафтных границ варьирует в широких пределах. Наиболее четкие границы связаны с азональными геолого-геоморфологическими факторами, в особенности в тех случаях, когда выходы различных по петрографическому составу толщ образуют в рельефе четкие уступы (например, Балтийский глинт, чинки Устюр­та). Достаточно отчетливые ландшафтные рубежи бывают связаны со сменой контрастных горных пород, если даже эта смена слабо выражена в рельефе. Менее определенны границы, связанные с по­степенной сменой четвертичных пород, площади распространения которых языками, фестонами и отдельными пятнами заходят одна в другую.

Поскольку азональные факторы характеризуются более частой изменчивостью в пространстве, чем зональные, большинство ланд­шафтных границ имеет азональное происхождение. Но многие гра­ницы обусловлены зональными факторами. На обширных и одно­образных по рельефу равнинах они создают наиболее расплывчатые ландшафтные переходы. В ряде случаев зональный рубеж наклады­вается на азональный, и в этом случае образуются достаточно четкие ландшафтные границы. Таковы, например, многие участки границ между подтаежными и лесостепными ландшафтами на Русской равнине (например, на стыке Приволжской возвышенности и левобе­режной низменности, к которому приурочено русло Волги).

Следует подчеркнуть, что даже, казалось бы, самые четкие ландшафтные границы имеют сложный характер в силу уже отме­ченного известного несовпадения рубежей отдельных компонентов. Так, ландшафты Онего-Валдайской гряды на западе отделяются довольно четкой орографической границей от прилегающих низмен­ностей. Но геологическая граница («карбоновый глинт») расположе­на восточнее, так как погребена под моренной толщей, а климатиче­ская граница, если ее проводить по осадкам, должна располагаться западнее орографической, ибо предвосхождение воздушных масс начинается еще на некотором расстоянии от орографического барь­ера. Последний принимается в качестве ландшафтного рубежа, поскольку фиксируется легче всего, а, кроме того, имеет наиболее существенное значение для большинства компонентов.

Ландшафт — трехмерное тело, следовательно, у него должны быть внешние (вертикальные) границы в литосфере и тропосфере. Существует представление, согласно которому каждой таксономиче­ской единице геосистем соответствует определенный слой в ландшафтной сфере, т.е. чем выше ранг геосистемы, тем больше ее вертикальная мощность. По В.Б. Сочаве, вертикальная мощность фации — 0,02 — 0,05 км, ландшафта — 1,5 — 2,0, ландшафтной про­винции — 3,0 — 5,0, а широтного пояса — 8 — 17 км. Но подобное чисто теоретическое суждение эмпирически трудно доказать.

Пределы ландшафта в атмосфере следует искать, очевидно, там, где влияние данного ландшафта на атмосферные процессы исчезает, и горизонтальные (латеральные) климатические различия между ландшафтами сглаживаются. К.Н. Дьяконов установил, что в условиях антициклональной погоды межфациальные различия в темпе­ратуре воздуха в тундре сглаживаются уже на высоте 2 м, а в бере­зовом криволесье — 4 — 5 м; границы урочищ по тому же признаку проходят на высоте 7—9 м. Но эти выводы построены лишь на одном климатологическом показателе, по разовым наблюдениям при одной синоптической ситуации, в условиях одного из сезонов года. Для ландшафтов пока нет даже подобных отрывочных данных.

В силу подвижности воздушной среды пределы влияния данной геосистемы, если бы мы и могли их установить в какой-то определен­ный момент, уже в следующий момент изменятся. Неопределенность верхних границ ландшафта усугубляется тем, что свойства воздуха над тем или иным ландшафтом обусловлены не только и не столько его непосредственным воздействием, сколько внешним влиянием. К этому следует добавить, что многие атмосферные явления (напри­мер, облачность, осадки) независимо от того, на какой высоте они происходят, характеризуют не только ландшафт, но и ландшафтные зоны, провинции и даже морфологические подразделения ландшаф­та. Поэтому теоретическое допущение о том, что с увеличением таксономического значения геосистемы возрастает ее верхний предел в атмосфере, едва ли имеет большой практический смысл, и поиски верхних границ ландшафта вряд ли следует считать актуальной задачей.

Между рангом геосистемы и ее нижними границами, по-видимо­му, не всегда существует прямая связь. Высшие азональные регио­ны, такие, как физико-географические страны, связанные с крупны­ми геоструктурными подразделениями земной коры, уходят своими корнями в глубь литосферы. Но нижние пределы ландшафтных зон и подзон, существование которых определяется действием лучистой энергии Солнца, не могут опускаться так глубоко (по А.А. Григорь­еву, их граница должна лежать не глубже 15—20 м). Логически границы ландшафта не могут располагаться ниже границы зоны и подзоны. Они определяются мощностью контактного слоя ландшафтной сферы. Нижний уровень этого слоя определяется глубиной, до которой прослеживается непо­средственное взаимодействие компонентов ландшафта и наблюдают­ся процессы трансформации солнечной энергии, круговорот влаги, выветривание, активная геохимическая деятельность организмов, а также сезонная ритмичность процессов.

Внутригодовые колебания температуры сказываются до глубины 20—30 м. Пределы проникновения свободного кислорода в земную кору обычно совпадают с верхним уровнем грунтовых вод. Наиболь­шая мощность зоны окисления составляет около 60 м (в особо трещиноватых породах — до 300 м). Мощность коры выветривания измеряется величинами от нескольких до десятков метров (реже до 100 м и более). Основная масса живого вещества подземных частей растений, микроорганизмов, беспозвоночных сосредоточена в почве и отчасти коре выветривания, в пределах верхних дециметров.

Некоторые грызуны проникают на глубину 5—6 м, дождевые чер­ви — до 8 м. Корни растений могут проникать в материнскую породу на несколько десятков метров в глубину.

Таким образом, нижние пределы проявления важнейших процес­сов функционирования ландшафта сравнительно близки, хотя и не совпадают между собой. Трудно отдать предпочтение одному из многих показателей, однако порядок величины, характеризующей нижние границы ландшафтов, можно определить десятками метров, относя к ландшафтам зону гипергенеза. Практически нет оснований искать особые критерии для установления нижних рубежей фаций и урочищ — по существу они также, если не в большей мере, укла­дываются в указанные пределы. Однако границы ландшафта в ли­тосфере не могут быть резкими. Горные породы, не измененные процессами выветривания и почвообразования, служат фундаментом ландшафта и постепенно вовлекаются в круговорот веществ. Изучая происхождение ландшафта, его структуру и функционирование, мы не можем абстрагироваться от его фундамента. Поэтому верхнюю толщу пород, подстилающую активный контактный слой литосферы, можно рассматривать как переходный горизонт, или как внешний ярус ландшафта, в пределах которого его нижние пределы посте­пенно сходят на нет.

По существу аналогичным образом решается вопрос о верхней границе ландшафта. К ландшафтам бесспорно относится приземный слой тропосферы — до 30—50 м, а иногда и более над земной поверх­ностью, пронизанный надземными частями растительного покрова, включая слой в 10 м и более над его поверхностью, где сказывается влияние растительности на движение воздуха, осуществляется пе­ренос пыльцы и диаспор, а многие насекомые проводят большую часть жизни. Влияние ландшафта можно различать до каких-то высот даже в свободной атмосфере, но здесь границы ландшафта становятся крайне расплывчатыми, и можно лишь условно говорить о переходном, или внешнем, верхнем ярусе ландшафта.

Морфология ландшафта

Фация как элементарная геосистема. Раздел ландшафтоведения, имеющий дело с изучением закономерностей внутреннего территори­ального расчленения ландшафта и локальных геосистем, представ­ляющих его морфологические составные части, называется морфоло­гией ландшафта. В задачи этого раздела входит установление морфологических подразделений ландшафта, их таксономических уровней и иерархических отношений, характеристика и классифика­ция единиц (по каждому уровню в отдельности), исследование пространственных соотношений и вещественно-энергетических свя­зей (сопряженности) между локальными геосистемами.

Морфологическое строение ландшафта многочленно, однако чис­ло ступеней может личным и, соответственно, ландшафты разнообразны по степени сложности внутреннего территориального устройства. Универсальное значение имеют две основные ступени, установленные еще в 30-х годах ХХ в. Л.Г. Раменским — фация и урочи­ще. Во многих ландшафтах выделяются промежуточные единицы, называемые подурочищами, местностями, а иногда бывает необходи­мо устанавливать дополнительные подразделения.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: