Сделай Сам Свою Работу на 5

Проблема свободы в этике.





В наиболее обобщенной форме результат диалектико-рационалистического исследования данных категорий выглядит следующим образом: свобода есть осуществление субъектом (трактуемым, обычно, полимодально: личность, социальная группа, общество, человечество) власти над необходимостью, приобретение определенной степени независимости по отношению к ней, что требует особой организации человеческой активности, нацеленной на познание необходимости; выработку соответствующей программы деятельности; реализацию этой программы на практике.

Данная методологическая установка, задавая общие параметры и целенаправленность изучению проблемы свободы, не препятствует творческому осмыслению ее многочисленных аспектов. О некоторых из них следует здесь упомянуть, т.к. они способствуют интерпретации свободы как нравственного феномена. Так, например, можно вести речь об абсолютной и относительной свободе, употребляя первое понятие в качестве обозначения некоторого идеального состояния, существующего всегда в перспективе и связанного с предельной самореализацией субъекта. Абсолютная свобода не является абсолютной фикцией, поскольку в качестве регулятивной идеи может оказывать вполне ощутимое влияние на реальность, в практических воплощениях которой наиболее явно представлена свобода относительная. Субъект всегда ограничен объективно, многие обстоятельства его бытия - за пределами его власти, поэтому свобода как полная автономия и независимость от необходимости - это феномен иллюзорного сознания.



Можно также зафиксировать понятия потенциальной (готовность субъекта к самоосуществлению) и актуальной свободы, анализ взаимоотношений которых обычно побуждает философов к созданию вариантов классификации форм свободы. Один из таких вариантов, например, представляет следующие "модели" свободы: органическую (цели субъекта - в данном случае в этом качестве выступает личность - не противоречат социальным, поэтому самореализация происходит более-менее благополучно); страглистскую (субъект для реализации своих целей активно борется со всеми социальными препятствиями); эскапистскую (субъект бежит от мира, реализуя себя в каких-то внутренних формах); адаптивную (субъект, приспосабливаясь к обстоятельствам, модифицирует свое "я"). Такие модели поведения имеют, конечно, и свою нравственную окраску, поэтому не случайно в истории этики можно найти концепции, ориентированные на предпочтительность какой-то из них.



За всеми этими и другими, не обозначенными здесь, гранями проблемы свободы "прячется" возможность стратегической линии ее интерпретации, связанной с различием свободы "от" и свободы "для". Первая "ипостась", наиболее, кстати, притягательная для обыденного сознания, воспринимающего свободу как независимость от всего, в философии рассматривается в рамках взаимоотношения свободы и необходимости, о чем уже говорилось. Вторая сопряжена с осмыслением целевого предназначения свободы, которое, в том или ином содержательном наполнении, сводится к самореализации субъекта.

Не имея возможности более глубоко внедряться в сферу философского анализа свободы, возьмем пока на заметку очерченные здесь пунктиром методологические установки, оговорившись еще раз относительно их рационалистического характера. Внерaционалистические способы приобщения к чему угодно, в том числе к таким "предельным" феноменам как свобода, имеют, конечно, право на существование и выявляют нюансы, разуму неподвластные, однако при попытке выведения их на уровень "практической философии", часто обнаруживают свою беспомощность. Мир морали, в который мы сейчас должны погрузиться с целью исследования нравственной свободы, не может выразить и реализовать себя без посредства разума, хотя, несомненно, не исчерпывается им ни в познании, ни в воплощении; Это обстоятельство особенно актуализируется в нынешнюю эпоху, поскольку "сама моральность современного человека связана с его способностью к рационально аргументированному поведению. Тот путь к общезначим ости моральной истины, который в предшествующие эпохи гарантировался религиозно-культурным монизмом общества, в современных условиях пролегает через рациональную обоснованность поведения,"



Вместе с тем, нельзя не учитывать того пафоса свободы, которым пронизаны идеи индетерминистских моделей ее интерпретации, в частности, экзистенциальной философии. Именно в философии существования впервые столь выразительно была представлена идея понимания жизни человека как "открытого проекта", не предзаданного фатальным образом, а предполагающего творение самого себя. В связи с этим следует подчеркнуть, что духовный статус человека позволяет ему противостоять детерминизму: если он не волен изменить обстоятельства своего бытия, то, по крайней мере, волен определять свое отношение к этим обстоятельствам. Кроме того, важно понимать, что свобода (в том числе нравственная) - это своего рода "зона риска", в которой нет "твердой почвы под ногами"; нет "командира", указывающего цель; нет "контролера", наказывающего за ошибки. В этой зоне все приходится делать (думать, поступать, оценивать) самостоятельно, без всякой гарантии от ошибок и без надежды избежать груза ответственности.

Совершая переход в плоскость этического исследования свободы, нельзя не обратить внимание на дискуссионный характер всех вопросов, входящих в такое исследование. Более того, сами его границы достаточно размыты и фиксируются (по сравнению, например, с философским ракурсом проблемы), преимущественно интуитивно. Имея в виду проблематичность любой концептуальной схемы по определению нравственно свободной деятельности, можно все же предложить читателю приемлемые направления размышлений на этот предмет, которые способны помочь ему в оформлении собственной позиции.

Нравственная свобода.

Если придерживаться намеченных выше методологических ориентиров, нравственную свободу можно представить как диалектическое единство моральной необходимости и субъективной добровольности поступков, приобретение личностью некоторой степени автономности, независимости от моральной детерминации извне; а моральную необходимость - как совокупность требований, вменяемых отдельному человеку в обязанность моральной системой. Таким образом, нравственная свобода предполагает самодеятельность личности для максимально полной самореализации ее в качестве морально суверенного субъекта, но не на основе отрицания моральной необходимости, а посредством ее интериоризации. Другими словами, нравственно свободный человек сознательно и добровольно реализует свои собственные нравственные ценности, не вступая при этом внеразрешимые противоречия с общими моральными императивами. Такая простая, казалось бы, постановка вопроса отнюдь не избавляет от многочисленных антиномий свободы, обнаруживающихся при попытке конкретизаuии этой теоретической модели и, тем более, при осуществлении ее на практике. Антиномичность, впрочем, есть имманентная особенность свободы, поэтому попробуем, не пугаясь ее "вездесущности" в пространстве нашей проблемы, пойти в направлении конкретизации.

При первом же опыте "расшифровки" моральной необходимости обнаруживаются весьма серьезные трудности. Моральная вменяемость личности, т.е. результат осознания ею моральной необходимости, является обязательным условием реализации нравственной свободы (убедительных аргументов на этот счет этическая традиция накопила немало) и предполагает не только адекватное представление о предписываемых императивах, но и убеждение в их истинности. Однако, приобретение моральной вменяемости сопряжено с рядом сложностей, которые порой превращаются для человека внеразрешимую проблему.

Определенная степень моральной вменяемости вырабатывается в процессе социализации, поэтому любой взрослый, психически нормальный человек обладает ею, т.е. так или иначе представляет себе, "что такое хорошо и что такое плохо". Но формы и содержательное наполнение этих представлений, определяемые индивидуальными характеристиками, достаточно разнообразны и могут вступать в противоречия друг с другом, порождая различия между людьми при нравственной оценке ими конкретных ситуаций и, соответственно, невозможность взаимопонимания. Одной из причин, обусловливающей такое положение вещей, является отсутствие ясного для всех, общезначимого критерия истинности моральной необходимости. Если ориентироваться на наличную действительность, можно заблудиться в хитросплетениях моральных императивов, предлагаемых ее отдельными фрагментами (в одной социальной среде принята одна, в другой - совсем, быть мажет, противоположное), поэтому нужна как-то вырваться из плена хаотической множественности реальных нравов, приобрести такай угол зрения, который позволил бы увидеть в этой пестрой картине подлинные моральные предписания. Способна ли этика облегчить человеку решение данной задачи?

Этика, если предельна обобщать ее достижения и абстрагироваться .от рекомендаций конкретного характера в конкретных концепциях, предлагает в осознании моральной необходимости ориентироваться на смысл марали, .оценивая ее па "большому счету", с тачки зрения не столько временного, сколько "вневременного", общечеловеческого значения. Смысл этот, как уже неоднократно отмечалась, связан с поддержанием стабильности человеческого сообщества и утверждением в нем ценности человека, что, в переводе на более конкретный язык, находит выражение в "золотом правиле" нравственности. Способность "прозревать" скрытый, трудно различимый в повседневных нравственных реалиях смысл морали делает возможным преодоление морального релятивизма. Конечно, такая абстрактная установка мажет разочаровать человека, ищущего в этике более определенные "рецепты", на этическое знание тем и отличается, что предоставляет индивиду возможность самоопределения и самодеятельности, не ограничивая их однозначными предписаниями. Кроме того, свобода - эта всегда сфера риска, предполагающая умение жить без удобной, предельно надежной внешней страховки, в постоянном духовном напряжении, поэтому этика, исследующая нравственный мир и утверждающая нравственную самоценность человека, как бы доверяет ему самостоятельное "измерение" моральной необходимости и выбор того, что он признает в ней, истинным. Таким образом, уже на этом уровне функционирования нравственной свободы обнаруживается то, что является ее "механизмом" и одновременно обязательным условием ее существования, - выбор.

Понятно, что без выбора не может быть и речи о свободе, на отсутствие возможности выбора - весьма относительно, т.к. даже в условиях жесткой детерминации существует известная вариативность поведения. В этом отношении можно согласиться с экзистенциалистами: человек "брошен в свободу", поскольку обречен на выбор (крайний пример - осужденный на смерть все равно выбирает форму поведения в оставшееся время жизни), ведь отказ от избрания какого-либо из альтернативных вариантов деятельности, позиция уклонения, недеяния тоже выбор. Поэтому, когда мы говорим об отсутствии возможности выбирать, то имеем в виду определенную систему отсчета, в рамках которой ничего не можем изменить, хотя наряду с ней всегда присутствует другая (или другие), позволяющая нам что-то предпочитать. (Например, человек, находящийся в тюрьме, не волен выбирать место своего пребывания, но может по-разному вести себя внутри навязанного ему пространства).

Моральный выбор как способ реализации нравственной свободы обусловлен совокупностью факторов объективного и субъективного характера. Объективные обстоятельства задают определенные внешние параметры индивидуальным предпочтениям, затрудняя или облегчая процесс личностной самореализации. В рамках, например, тоталитарного социального режима нравственно свободная деятельность оказывается сложнореализуемой сверхзадачей и является уделом одиночек - людей сильных и самодостаточных. Кроме того, в любом обществе человек не гарантирован от столкновения с таким стечением обстоятельств жизни, которые зададут ему немыслимо трудные условия морального выбора. Но внутри объективно обусловленных границ вариативность поведения зависит уже от самого человека, поэтому в сходных ситуациях разные люди делают разный выбор. (Кстати, субъективный фактор, всегда имеющий в мире морали особое значение, в данном случае способен влиять на внешние параметры выбора. Можно, например, признавать их незыблемость или стремиться к расшатыванию, расширению или прорыву сквозь них. Кроме того, если их все же нельзя изменить, можно модифицировать свое отношение к ним: равнодушно отвергнуть, стоически принять, приспособиться к ним, приспособить их к себе и т.д.) Индивидуальные ценностные ориентации, эмоциональные и психологические особенности, личностная готовность к свободе или напротив, неспособность к ней, - все это сообщает процессу морального выбора уникальный характер, в котором, тем не менее, можно обнаружить и некоторые общие проявления.

Одно из них связано со спецификой взаимоотношения между стратегическим и ситуативным выбором, которые, в идеале, должны быть гармонично взаимосвязаны, но в действительности часто противостоят друг другу, порождая новые антиномии свободы. Стратегический выбор касается, прежде всего, "выбора себя", т.е. созидания человеком своей "самости". Этот аспект свободы далеко не всегда осознается и находится в противоречии с имеющей широкое распространение установкой на проявление в свободной деятельности уже сформированной, ставшей, а не становящейся, "самости". Такая установка фиксирует несомненную значимость моральной определенности личности, устойчивости ее ценностных представлений, но, с другой стороны, неминуемо ограничивает ее свободу не коей завершенностью внутреннего нравственного самоопределения и может провоцировать моральный догматизм, отказ от бесконечного процесса "переделывания себя" и, следовательно, самосовершенствования. Впрочем, предпочитая упоминавшуюся альтернативную установку, т.е. рассматривая себя как-то, что еще предстоит создать, человек также не застрахован от риска, который в этом случае связан с эмоциональной тяжестью собственной незавершенности, подверженности безудержному релятивизму, с "неуютностью" вечного поиска и вечной неудовлетворенности. Выбор той или другой жизненной стратегии является актом нравственной свободы "по большому счету" и сразу же обременяет его субъекта таким же по масштабу грузом ответственности за свою судьбу, нисколько не подслащивая эту "пилюлю" обещаниями непременного счастья и благополучия. Поэтому любой, жаждущий свободы, должен быть готов принять не только ее радостные, но и трагические проявления.

Стратегический выбор связан также с вопросом о допустимости выбора зла, который был предельно заострен Н. Бердяевым, сформулировавшим так называемую "трагедию свободы": вынужденное добро не есть добро, а свобода выбора предполагает возможность выбора зла. Теоретическая модель ответа на этот вопрос может выглядеть следующим образом: имея потенциальную возможность выбора зла, нравственно полноценная личность избирает добро. Именно с таким выбором соотносится нравственная свобода. Для человека, приобщенного к смыслу морали, выбор добра более вероятен, чем для человека, усвоившего только исторически конкретное ее значение. Тем не менее, степень риска в принципиальном выборе между добром или злом достаточно велика и определяется множеством разнородных параметров, анализ которых - задача не столько теоретическая, сколько практическая.

На свой "страх и риск" осуществляется человеком и ситуативный выбор, в котором особенное значение может при обретать случайность, нередко разрушающая самую продуманную стратегию. Антиномии нравственной свободы ситуационного уровня обнаруживаются в моральных конфликтах. Понятие морального конфликта, в его узком значении, определяют как такую ситуацию, в которой человек должен сделать выбор между взаимоисключающими формами поведения, т.е. по принципу "либо-либо". Так называемые "сильные" конфликты (или "пограничные ситуации", если пользоваться экзистенциалистской терминологией), предлагающие человеку выбор между двумя чрезвычайно значимыми для него ценностями (крайний его вариант - выбор между жизнью и смертью или на грани жизни и смерти), обладают ярко выраженным драматизмом, поскольку всегда связаны с жертвой, утратой. Представляя возможность свободы, они требуют за нее такую высокую плату, которая часто оказывается непосильной для человека, мучительно ощущающего в данном случае "бремя свободы", а не ее "благо". Высокая степень риска в таких ситуациях связана не только с трудностями эмоционально-нравственного неприятия выбора (например, когда можно спасти от смерти только одного из двух любимых людей, обрекая тем самым другого на гибель) и грузом ответственности, но и с непредсказуемостью последствий, которые невозможно просчитать заранее (эта особенность, кстати говоря, присутствует в моральных конфликтах различной степени "тяжести"). Вместе с тем, именно трагизм "пограничных ситуаций" раскрывает глубинные тайны свободы, перемещает индивида из обыденного пространства в мир "подлинности", позволяет выявить - порой неожиданную для него самого "самость", проверить свою способность и право быть свободным.

Свобода как "благо" имеет, конечно, иную эмоциональную окраску, основанную на моральной удовлетворенности человека своими поступками, которые выражают его собственные нравственные пристрастия и одновременно не противоречат "моральному закону". Вероятно, именно это имел в виду Кант, отмечая, что "темперамент добродетели - радостный". Когда моральная необходимость вследствие интериоризации перестает быть указанием извне, а становится внутренним повелением, тогда деятельность в контексте этого повеления воспринимается как нравственно свободная, не стесненная необходимостью и, следовательно, приносящая особую, моральную радость.

Многочисленные аспекты свободы (намеченные здесь и оставшиеся за пределами рассмотрения), а также сопровождающие их различные эмоциональные состояния, в действительности тесно переплетены и представлены во множественности индивидуальных проявлений. Их общее, сущностное основание удачно сформулировано в русской идеалистической этике: нравственная свобода есть "вольный отказ от своеволия", т.е. такой способ моральной самореализации, который предполагает добровольное отстранение личности от произвола, поскольку вседозволенность извращает нравственное бытие субъекта и разрушает смысл морали.

Степень и специфика нравственной свободы прямо связаны с ее неизменной спутницей - нравственной ответственностью, выражающей способность личности самостоятельно управлять своей деятельностью, отвечать за свои поступки. Умение принимать на себя груз ответственности свидетельствует об уровне нравственного развития человека и справедливости его претензий на обладание свободой в обыденном существовании люди зачастую оказываются в плену иллюзорной ориентации, побуждающей их стремиться к свободе и всячески уклоняться от ответственности, придумывая для этого различные способы и прибегая к "защитной мотивации". Однако самые изощренные изобретения не могут изменить непреложно действующую закономерность: чем большей степенью свободы располагает человек, тем большую ответственность он должен нести, поэтому стремление убежать от ответственности означает и бегство от свободы, а вместе с этим - неизбежность моральной деградации.

Являясь разновидностью социальной ответственности и, вместе с тем, пронизывая собой все виды человеческой деятельности, нравственная ответственность включает в себя целый комплекс достаточно сложных и отнюдь не однозначно решаемых вопросов. Их осмысление предполагает конкретный анализ внешних и внутренних обстоятельств нравственного поведения, тесно связанный с проблемой моральной оценки.

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.