Сделай Сам Свою Работу на 5

Просторечие как доминанта обыденного общения,





Глобальное снижение и усиление экспрессивности живой речи вообще и речи молодежи в частности питается, разумеется, за счет низких сфер языка. Публичная речь все более приближается к речи обыденной, к так называемому городскому просторечию в его новом качестве и новом понимании: “простая” речь, т. е. раскрепощенная, незамысловатая, не ограниченная системно-языковыми, этическими или эстетическими нормами [см.: Химик 2000; Еремин 2001]. Использование этого термина связано с некоторыми неудобствами, поскольку в русской лингвистической традиции рассматриваются две разновидности просторечия.

Первая – социальное просторечие, т. е. речевые ошибки малообразованных людей, чаще пожилых, обычно негородского происхождения, тех, кто говорит “как может”, например: звo’нит (вместо правильного “звони’т”), шo’фер (вместо нормативного “шофёр”), ехай (вместо “поезжай”), обратно (вместо “опять”), культурный (в значении “вежливый”), а также влазить, извиняюсь, ндравиться, отсюдова, тверёзый, завсегда выпимши и т. п. Впрочем, некоторые из таких просторечных, в традиционном понимании, ненормативных единиц периодически используются в бытовой речи носителей литературного языка как популярные экспрессивные имитации простонародности, для преднамеренного снижения, комического упрощения повествования. Таковы, например: аванец, балабонить, брательник, давеча, маленько, папаня, обнова, титька, фатера, фря, шанец, за бесплатно, ходить на двор и т. д. [см. Баранникова 1977; Филин 1979; Девкин 1984]



Вторая разновидность просторечия, противопоставленная социальной, –функционально-стилистическое просторечие[Сорокин 1949: 29-31], природа которого заключается в сознательном, преднамеренном использовании субстандартных единиц – грубых, вульгарных или непристойных слов и идиом (включая и некоторые простонародные имитации) для выражения особой экспрессии снижения и упрощения речи, для резко негативной оценки, эпатирования собеседника, для языковой игры и пр., например: бабёшник, босота, впендюриться, встояка, огроменный, подъелдыкивать, причапать и многие другие, которые несомненно являются наддиалектными, общерусскими, но при этом остаются субстандартными, не входят в сферу литературного лексикона, хотя и тяготеют к разговорной норме. Однако закономерность развития языка такова, что некоторые просторечные единицы в живом и массовом употреблении постепенно становятся разговорно-сниженными, литературными и активно пополняют языковой стандарт. Такими, например, стали слова болтать, буянить, горб, зачастую, ладно, мудрить, наверняка, парень – в относительно недавнем прошлом бывшие низкими, собственно просторечными.



Следовательно, функционально-стилистическое просторечие и есть та промежуточная, переходная сфера национального русского словаря, его общенациональный субстандарт, в котором, с одной стороны, происходит популяризация, социализация частных диалектизмов и жаргонизмов, а с другой стороны, вызревает пополнение для разговорно-литературной и тяготеющей к ней разговорно-сниженной лексики. Это обстоятельство определяет структуру общенационального субстандарта в целом и характерную пестроту его состава, который, впрочем, тоже имеет системный характер и может быть представлен в виде трех основных слоев общеупотребительных ненормативных слов и выражений в зависимости от их происхождения и от связей с литературным языком: разговорно-деловые, традиционные, общежаргонные. Каждый из слоев в некоторой мере представляет и преимущественный социальный тип носителя таких единиц.

1. Деловой слой просторечия– разговорно-деловые и просторечно-деловые номинации бюрократизированной речи, особенно часто встречающиеся в языке политико-административного аппарата. Источник таких единиц – сам литературный язык, система словообразовательных средств, распространенных преимущественно в публичной разговорной речи. Это разного рода сокращения, усечения, сжатия смыслов, слов и словосочетаний, а также некоторые продуктивные способы морфологического компрессивного словообразования. Под воздействием таких словообразовательных способов в живой речи формируется множество разных специфически разговорных сокращений или производных от сокращений слов (бомж, бэу, бэушный, нал, безнал, гебист, эсэнговский). С ними сопоставимы универбаты (универбы) – сокращения словосочетаний и подобные им образования (аморалка, платёжка, конкретика, обменник, отказник, вещевик, экстремалы, органы). Сниженный разговорно-деловой характер имеют также многочисленные отглагольные имена (наработки, подвижки) и компактные идиоматизации форм слов или словосочетаний (без разницы, без вариантов, без проблем, возможны варианты, по жизни). Все эти новообразования создаются с установкой на динамичность жизни современного города, на “простоту” обозначения, понимаемую как оперативную экономность и стереотипность номинаций, и потому большинство таких единиц имеет своеобразный разговорно-сниженный или просторечно-деловой характер обиходного речевого употребления, когда соединяются официальный статус коммуникации и мобильная “простота” современного общения. Большинство таких единиц отличается специфической “канцелярской” образностью (см. семантические новообразования продавить, оприходовать, подключиться, пересечься, озвучить), с которой вступает в противоречие их сугубо разговорное назначение. В результате многие из таких словоупотреблений приобретают в публичной коммуникации экспрессию неуместной сниженности, грешат против языкового вкуса и не могут быть рекомендованы для употребления в хорошей публичной речи. Например:



Яшину для того, чтобы ввести везде повременную оплату, надо “продавить” новое постановление правительства, отменяющее два упомянутых выше… АиФ-Петербург 26/00; Уж насколько безграмотен был Шелтон в вопросах гастроэнтерологии, но даже ему не могла прийти в голову та откровенная чепуха, которую озвучивает в своих книгах множество его российских последователей. АиФ 45/00; Так получилось, что со многими из ребят за последнее время мне удалось пересечься. Коммерсантъ-Daily 19/09/98.

Деловые разговорно-просторечные новообразования имеют в русской речевой стихии свои словообразовательные предпочтения, “модные” деривации, среди которых, например, приставка от-: отъехать (‘ненадолго уехать’), отксерить, отслеживать, отзвониться,или высокочастотный суффикс -к- в популярных ныне универбатах, нормативно неустойчивых порождениях чиновничьей речи: оборонка, платежка, гуманитарка, социалка, нефтянка, нобелевка и т. п. Это весьма нестабильный слой общеизвестной лексики и фразеологии. Часть подобных единиц очень быстро проникает в сферу сниженной обиходной речи, претендует на нормализацию (бюджетник, продленка, обменник, оборонка, органы), хотя при этом сохраняет некоторую окраску упрощенности или фамильярности общения. Другие новообразования остаются в сфере субстандарта – функционального просторечия и отличаются явной ненормативностью, грубоватой упрощенностью, вплоть до вульгарности (ср.: отксерить, нобелевка, пищёвка, социалка). В официальном публичном общении от употребления таких единиц следует воздерживаться.

2. Традиционный слой просторечия объединяет наиболее обширный и разнородный пласт “старого” просторечия, некоторая часть которого тяготеет к употреблению в составе общеэтнического субстандарта. К числу традиционных относятся уже упоминавшиеся единицы социально-просторечного и областного происхождения, когда они приобретают наддиалектный характер и используются преднамеренно, “цитатно”, в качестве экспрессивов с социальной окраской, обычно это шутливые имитации неграмотной речи: армян, бабаня, брульянт, в аккурат, ветеринарка, вдарить, зазря, до завтрева, нехай, окромя, опосля, накось выкуси и т. п. Некоторые из них отличаются очевидной региональной отнесенностью, например: ботало, дык, карзубый, котяхи, облыжный, отчекрыжить, перестарка, пыром, снохач. К социализованным “простонародным” и “областным” единицам отчасти близки так называемые традиционно-народные экспрессивы, которые привносят в речь особую выразительность фонового традиционно-культурного содержания: портки, посиделки, присушка, барабашка, окаянный, все глаза проглядеть, отдай и не греши, пусть громом разразит и другие. Употребление в живой речи современного города перечисленных субстандартных единиц – простонародных, областных и традиционно-культурных – обычно преследует цель снизить стилистический уровень общения, сделать повествование более простым в социальном плане, хотя и усложненным по содержанию: более выразительным, ярким, эмоционально напряженным, часто шутливым и грубоватым. Заметим, что социальная маркированность единиц такого рода определяется не столько возрастом носителя, сколько его образованием, профессией и общественным статусом.

Основной состав традиционного слоя общеэтнического субстандарта определяют другие слова и выражения – так называемое литературное просторечие, которое имеет более широкого носителя и специально предназначено для выражения низкого, насмешливого, грубо-фамильярного, бранного и вульгарного употребления: блажить, втихаря, гнида, жарынь, кумпол, финтифлюшничать, хапалка, харя, жертва аборта, заткнуть фонтан, свербеть в заднице. Семантические приращения к базовому смыслу таких единиц обозначаются в толковых словарях соответствующими оценочными пометами: “неодобрительное”, “презрительное”, “уничижительное”, “насмешливое”, “грубое”, “бранное” и др. Традиционное литературно-экспрессивное просторечие непосредственно смыкается с разговорно-сниженными единицами, отделить от которых их можно не всегда. К литературно-экспрессивному просторечию относятся единицы, которые несут в себе этические и эстетические ограничения в употреблении – это не столько сниженные номинации, сколько низкие и вульгарные, оскорбительные или бранные, обычно не рекомендуемые для использования не только в письменной, но и в устной разговорной речи.

Если литературный язык, языковой стандарт представляет собой в некотором смысле идеализированную, обработанную, общепризнанную и цивилизованную интерпретацию национальной картины мира, то общеэтнический субстандарт и особенно функционально-стилистическое просторечие являют собой другую культурно-речевую реальность: более натуральную, стихийную, грубую, минимально обработанную и во многом нелицеприятную. Так, например, литературно-экспрессивное просторечие содержит широкий набор шовинистических оценочных номинаций: абрам, азер, америкашка, армяшка, жид, китаеза, косоглазый, макаронник, нацмен, поляндия, хохляндия, тундра, чучмек, узкопленочный, чернота, чуркестан, чухна, чучмек и т. п., что вполне уживается с таким же бесспорным фактором, как национально-этническая терпимость русского народа. Впрочем, обиходная русская речь не щадит и собственные ценности: в речевой практике глубоко укоренилось насмешливо-уничижительное использование традиционных русских имен, как правило, с негативным смыслом ‘дурачок, неумный’, ср.: Эх ты, ваня! (егорка, лёха, митька, стёпа, федя, вася). В этом же значении могут использоваться и имена в полной форме, с усилением иронического, насмешливо-презрительного отношения к человеку (‘глупец, неумный, недалекий человек, деревенщина’): ермолай, семён, степан, тимофей, фома, пантелей. То же и с женскими именами: маруха, марушка, умная Маша, матрена, параша, дунька, фёкла и др.

К числу традиционных единиц общеэтнического субстандарта, или просторечия, относится также обширный круг слов, сочетаний и выражений маргинального характера: грубого или вульгарного сквернословия, в том числе обсценного. Можно выделить два подслоя традиционного русского сквернословия. Один из них – грубые и/или вульгарные единицы первичной физиологической номинации: говно, жопа, ссать, срать, бздеть, старый пердун и т. п., а также их многочисленные переносные экспрессивные употребления и фразеологизированные образования. В зависимости от семантического содержания, характера образности и эмоционального назначения они сопровождаются пометами “грубое” и/или “вульгарное” (т. е. до крайности сниженное и упрощенное, дурного вкуса, а потому не рекомендуемое к употреблению). Другой подслой – так называемые матизмы [Мокиенко 1997: 7-8], или единицы русского мата, “сверхэкспрессивы”: хуй, пизда, ебать и многочисленные их производные и переосмысления, включая так называемые дисфемизмы – замены нормативных обозначений ненормативными, вульгарными и/или обсценными (Какого хера? На кой хуй? Старый хрен – вместо допустимых разговорно-сниженных Какого чёрта, На кой чёрт, Старый чёрт). Все это предельно грубые, как правило, вульгарные единицы, жесткое ограничение или полный запрет на открытое, публичное и особенно печатное (отсюда и характерный эпитет “непечатные”) употребление которых является традиционным для русской культуры.

Сквернословие – это развитая и, увы, очень распространенная в русской языковой действительности сфера общенационального субстандарта, неотъемлемая часть традиционного [Успенский 1996] городского просторечия. Непосредственно к обсценизмам и прежде всего к матизмам примыкает обширный круг эвфемистических (заменяющих запретные) образований, слов и фразеологических единиц, смысл и выразительность которых зачастую становится ясными только при соотнесении с непристойными “прототипами”, ср.: блин, бляха-муха, едрёна мать, едрёна вошь, едрёна-матрена, ёлки-палки, ё-моё, японский бог, туды твою в качель, выёживаться, грёбаный, жэ, офигеть, послать на три буквы и др.

Можно сказать, что обсценный подслой традиционной части современного городского просторечия не характеризует носителя обиходной речи по его возрасту. Сквернословие в самых разнообразных его функциях [Жельвис 1997] употребляют как молодые люди, так и люди старшего возраста. Границы использования обсценизмов всех видов, особенно самых маргинальных, традиционно определяются условиями общения и социальной средой носителей языка: это скорее малообразованные люди, чем образованные; значительно чаще мужчины, чем женщины; чаще представители “силовых” профессий, чем прочих; чаще асоциальные субъекты, чем законопослушные граждане. Однако в последнее время наметились существенные изменения: этические и эстетические ограничения использования обсценизмов все более и более нарушаются, и инициаторами преодоления традиционных границ обычно оказывается является молодежь, в частности молодежные СМИ.

3. Жаргонное просторечие – третий слой общеэтнического языкового субстандарта. Сниженная экспрессия этой части функционально-стилистического просторечия сопровождается своеобразной эпатирующей образностью, социально-групповой претенциозностью и, нередко, вызывающей вульгарностью. Основным источником жаргонного просторечия являются частные жаргонные подсистемы, социальные и профессиональные диалекты – социолекты. Взаимодействие разговорной речи с жаргонами приводит к тому, что некоторые из социально-групповых слов и выражений подвергаются социализации, становятся общеизвестными (как это стало, например, с пресловутым мочить) или даже общеупотребительными. В этом случае их рассматривают как интержаргон [Серебренников 1970: 495; Скворцов 1977: 29-31; Крысин 1989: 109], или общий жаргон [Ермакова, Земская, Розина 1999], т. е. как совокупность ненормативных, но социализованных – общеизвестных или общеупотребительных – слов и фразеологизмов, пополняющих общеэтнический языковой субстандарт, а в ряде случаев и разговорно-литературную речь. Такие, например, ныне нормативные образования, как беспредел, расклад, промазать, прокрутить, втереть очки, по блату, подначивать и пр. – элементы недавнего просторечия, прежде служившие в более узком смысле обозначениями криминальных реалий, ныне рассматриваются как общеупотребительные разговорные единицы, впрочем, несущие в себе след былой экспрессивности. В других случаях общеупотребительные просторечные слова и выражения сохраняют общую жаргонную окраску, привнося в живую речь некоторый “шлейф” фамильярности и вульгарности, напр.: балдёжный, кайф, крутой, трахаться, тусовка, мочить; не жизнь, а малина; вешать лапшу на уши; крыша поехала и т. п. Впрочем, в живой русской речи встречается немало и популярных собственно жаргонных слов, которые сохраняют социально-групповую или профессиональную окраску, т. е. такие единицы, которые более или менее понятны всякому говорящему, но соотносятся им с определенной жаргонной сферой, чаще всего уголовной (базлать, барать, жиган, заказуха, малина, шмонать), а также с общемолодежной (гулялово, двинутый, депрессуха, лавэ), подростковой (законно, камчатка, мотик, училка), армейской речевой средой (дембель, земеля, калаш, парадка) и рядом других социально-профессиональных групп.

Все рассматриваемые речевые единицы с экспрессией сниженности хотя и имеют общенациональный характер, однако отличаются относительной социальной ориентацией, дают представление о разных группах его носителей. Б. А. Ларин в связи с этим писал: “Язык – оказывается фактором социальной дифференциации не в меньшей степени, чем социальной интеграции...” [1977: 189-190]. Так, разговорно-деловые и просторечно-деловые образования – характерный признак непроизвольной, обиходной речи чиновничества, деловых людей и журналистов. Жаргонное просторечие шире по социальной ориентации, но особенно часто окрашивает речь молодежи, немалой части творческой интеллигенции и обслуживающих их работников масс-медиа. Более разнообразен по социальным связям пласт традиционного субстандарта. Так называемая простонародная и традиционно-народная лексика и фразеология соотносятся прежде всего с лицами старшего возраста, горожанами в первом поколении и часто с людьми недостаточного общего образования. Разговорно-сниженная лексика и грубые экспрессивы отличаются максимальной универсальностью употребления как наиболее близкие к языковой норме средства снижения речи. Известной универсальностью и всеохватностью характеризуется, увы, и обсценный пласт традиционного просторечия – нецензурная, и в том числе “матерная”, лексика и фразеология, всегда популярная в “силовых”, сугубо мужских социально-профессиональных сферах: армейской, милицейской, пролетарской и т. д. Однако в последнее время открытое употребление обсценизмов стало распространяться и в других социально-профессиональных слоях, включая, увы, и интеллигенцию, которая увидела в этой маргинальной части русского словаря средства самой эффективной экспрессивности и языковой игры.

Итак, весь лексико-фразеологический континуум экспрессивной обиходной речи, а также современной публичной речи, можно представить в виде следующих групп: 1) разговорно-литературные слова и выражения с элементами снижающей экспрессии, эмоциональности и образной оценки; 2) разговорно-сниженные экспрессивы, промежуточные между языковой нормой и общерусским субстандартом; 3) элементы сниженной деловой лексики, находящиеся на периферии языкового стандарта; 4) простонародные единицы преднамеренного шутливо-имитационного употребления и областные слова с наддиалектным статусом; 5) традиционно-народные номинации с фоновой культурной окраской; 6) собственно просторечные грубые и бранные экспрессивы; 7) низкая маргинальная лексика и вульгарное “физиологическое” сквернословие; 8) нецензурные обсценизмы (русский мат) и связанные с ними дисфемизмы и эвфемизмы; 9) общежаргонное просторечие; 10) некоторые собственно жаргонные единицы (криминальные, молодежные, подростковые, армейские и др.), тяготеющие к широкой употребительности или общеизвестные.

Доминантой снижения обыденного и публичного общения является, несомненно, функционально-стилистическое просторечие и смежные с ним пласты общеупотребительной разговорной речи. В свою очередь, наиболее активным и до некоторой степени агрессивным слоем современного городского просторечия следует признать жаргон, а наиболее заметным его носителем – молодежь. Однако сами терминологические номинации “жаргон”, “арго”, “сленг”, и особенно в применении к молодым коммуникантам, являются не вполне ясными и недостаточно дифференцированными и поэтому требуют специального изучения.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.