Что делать с детскими страхами?

– Даня, – очень вежливо говорит Аленка, – достань мне, пожалуйста, из кладовки игру с рыбками.

– Пойди и сама достань, – бурчит в ответ Даня.

– Я не могу, – дипломатично замечает Аленка. – Там темно.

– Ну так свет включи.

– Я не достаю.

– Ну давай я тебе включу.

– Не надо. Я боюсь.

– Чего можно бояться в кладовке?

Аленка мнется и потихоньку пятится назад.

– Пошли, – решительно говорит Даня, отрываясь от компьютера. – Убедись, что там никого нет.

Он включает свет в кладовке.

– Давай. Входи.

Аленка вцепляется в него мертвой хваткой и встает как вкопанная.

– Ну?

Она начинает реветь. На звуки громкого рева прибегает мама:

– Что у вас тут опять стряслось?

– Она… она… она вообще – какая-то! – с глубоким презрением отвечает Даня. Аленка вцепляется в маму и всхлипывает.

«Моя шестилетняя внучка все время чего-то боится – то темной кладовки, то соседской собаки, то соседа с пятого этажа, то монстров каких-то… Недавно начала бояться, что умрет. Среди ночи в слезах прибегает к матери: я ведь не умру? Мы с ней замучились, не знаем, что и делать. Может, это фобии уже? Может, к врачу надо, к психологу, к батюшке, куда?»

Наталья Науменко, патопсихолог

В возрасте от пяти до десяти лет ребенок обычно реагирует страхом на психические перегрузки. Разграничить естественный страх и фобию бывает трудно даже специалисту. Смотреть надо вот на что: если реакция ребенка соответствует силе ситуации – то это страх нормальный, физиологический. Если страх чрезмерен – стоит обратиться к психологу.

Обычно детские страхи возникают и пропадают, меняются и надолго не задерживаются. Это нормальная часть взросления: дети учатся преодолевать свои страхи. Этой цели служат и сказки, и страшные истории, которые дети охотно рассказывают друг другу, и подначивания, например, предложение отправиться ночью в какое-нибудь темное, «страшное» место…

Однако у детей встречаются и навязчивые страхи – страх испачкаться или заразиться. Это невротическое состояние – не норма, но и не патология. Такие страхи часто индуцируются взрослыми, поддерживаются тревожным фоном семьи, невротической конституцией родителей, которую ребенок вполне может унаследовать. Иногда страх принимает более изощренный характер, например, ребенок, которому в детстве пришлось много лечиться, став взрослым, испытывает панические атаки от больничного запаха. В этом случае может понадобиться помощь психолога.

Особенно следует насторожиться при появлении странных, ничем не обоснованных, вычурных страхов – они могут оказаться признаками психического заболевания. Например, ребенок боится совершенно безобидной картинки, висящей на стене в коридоре, или опасается, что у него отвалится голова, или утверждает, что он гниет изнутри.

В определенном возрасте дети обязательно испытывают страх смерти. Беспокоиться стоит как раз тогда, когда они смерти не боятся – возможно, дело в эмоциональной незрелости. Каждый ребенок должен пережить этот страх, пройти через этот опыт, выработать свою стратегию защиты. Человек, в зависимости от своей зрелости, может отрицать свою смертность или смириться с ней.

Если ребенок боится чего-то, не нужно предпринимать ничего экстраординарного. Просто подавайте ему личный пример спокойствия и придерживайтесь обычных воспитательных принципов – поддержка, защита и помощь. Говорите ему: «Я понимаю, что ты боишься, но на самом деле мне кажется, что опасность не столь велика».

Не надо докапываться до подоплеки страха и демонстрировать ребенку свое беспокойство. Маленьким детям хорошо помогает выработка условных рефлексов: как страх сформировался, так его можно и расформировать. Если ребенок боится собак, подарите ему игрушечную собачку, затем познакомьте с крохотным йорком – питомцем ваших друзей. Пусть ваш малыш приблизится к нему, пусть покормит его с рук… Если не испугался – следует похвала и вознаграждение. По маленькому шажку подходите к «страшному» все ближе и ближе… Ученые называют этот метод десенсибилизацией, то есть снижением чувствительности.

Попытайтесь преодолеть детский страх собственными силами, но если за один-два месяца справиться не получается, если страхи обретают странные, необычные формы или если к одним страхам добавляются новые – обязательно посоветуйтесь со специалистом!

Дмитрий Тюттерин, педагог

– Папа, а можно я с этой горки скачусь?

– Да, только пожалуйста, крепче держись за перила!

– Знаешь… Я, наверное, передумала. Я лучше просто побегаю.

– Да ладно тебе, скатись, не бойся! Не такая уж она и страшная.

– Нет, знаешь, давай потом. Я побегаю.

– Только осторожно, ладно?

Осознав, что и вторая дочь растет трусихой, я всерьез забеспокоился. Налицо тенденция. Значит, что-то я делаю не так. Можно, конечно, утешать себя мыслями о том, что страх – признак развитого интеллекта. Что ребенок боится, потому что умеет предполагать и прогнозировать возможное течение событий. Но это утешение слабое, особенно когда ребенок лишает себя обычных радостей детства, например, не качается на качелях без спинки или боится животных в зоопарке.

Конечно, есть много объективных причин, по которым ребенок испытывает страхи. В конце концов, темнота, высота и тигры – это действительно страшно. Однако самое большое влияние на детей оказываем мы, взрослые. Подобно тому как мы учим их думать или разговаривать, так же точно мы учим их чувствовать. И страх – одно из таких чувств. Ребенок перенимает его от окружающих взрослых.

Как это работает? Когда я предупреждаю: «Осторожно, злая собака!» – или говорю ребенку, забравшемуся на качели: «Держись крепче, а то упадешь!» – я не только искренне забочусь о нем, но и учу его страху. Когда ребенок падает и я с перекошенным лицом бегу к нему, он плачет потому, что я ему посылаю невербальное сообщение: стряслась беда!

Более того, если я говорю «Не бойся!» или «Ничего страшного!» в ситуации, когда ребенок и не думал бояться, я прочно связываю эту ситуацию со страхами. На самом деле мое послание звучит так: «Это страшно, но ты не бойся, будь сильнее этого!» А ребенок далеко не всегда готов быть сильнее обстоятельств…

Эй, постойте! Но ведь я – хороший отец. Я забочусь о своих детях. Я хочу, чтобы они были целы и здоровы, поэтому и предупреждаю их. И что же, получается, я виноват? Получается так. Все доказательства налицо.

Чем лучше взрослый заботится о ребенке, тем больше ребенок перенимает от взрослого как хорошего, так и плохого. Поэтому, если я хочу учить своих детей – я должен быть лучше сам.

Но что же мне делать? Ведь если начинаешь уговаривать ребенка: «Погладь эту собачку, она не кусается!», «Иди сюда, тут неглубоко!» – ему становится только страшнее. Мне кажется, он слышит нечто вроде: «Погладь, собака кусается!» или «Глубоко!», и если делает что-то, то лишь для того, чтобы от него отстали. И начинает избегать ситуаций, в которых его могут заставить сделать нечто такое, что ему заведомо не нравится. Тогда вместо отказа покачаться на качелях ребенок начинает проситься на прогулку только с бабушкой. Как уже было сказано, если ребенок боится – значит, умеет прогнозировать. Так что давление не помогает – так мы лишь усугубляем ситуацию.

Мы, конечно же, можем рассуждать об особенностях детских страхов, но, главное, перестать самим пугать своих детей, перестать кричать на них, перестать угрожать им. Все эти «приемы» – от бессилия или лени.

Но еще важнее перестать бояться самим. Мы так боимся жить, что и не живем толком, а только пытаемся увернуться от потенциальных угроз. Например, работа многих офисов, да что там, целых корпораций построена на страхе. Все боятся проверок, боятся потерять работу, боятся сделать что-то лишнее, боятся не вовремя попасться на глаза начальству. Не в лучшем положении находится и начальство – оно боится, что подчиненные не будут делать то, что от них требуют, перестанут слушаться. К тому же у любого руководителя есть свой начальник… В общем, перестать бояться трудно.

И все эти страхи мы проецируем на своих детей, ведь за них мы боимся по-настоящему, боимся больше, чем за себя. Поэтому каждый раз, когда вы вольно или невольно продемонстрировали ребенку страх (а это обязательно произойдет, вы же не бездушный робот!), постарайтесь продемонстрировать и преодоление этого страха.

Означает ли сказанное, что мы вообще не должны беспокоиться о безопасности детей: пусть бегают где хотят, прыгают откуда хотят, купаются где угодно, лишь бы не росли в страхе? Безусловно нет! Вопрос только в том, как найти золотую середину между неоправданной беспечностью и паранойей. Мне кажется, граница лежит в области эмоций, ведь страх порождает страх. Если здоровью ребенка угрожает реальная опасность, разумным выбором будет ее устранение, а не бесплодные сетования типа: «Сколько раз я должна тебе говорить, чтобы ты не бегал за домом? Там кругом – битое стекло!» Если ты по-настоящему заботливый родитель, то должен не сто раз сказать (все равно же не работает!), а просто убрать эти осколки или пойти гулять туда, где осколков нет. В противном случае речь может идти лишь об имитации борьбы за безопасность.

У индусов есть притча о том, что в человеческой душе борются два волка – черный и белый. Сила черного – в ненависти, страхе и гневе. Сила белого – в великодушии, честности и благородстве. И побеждает тот волк, которого кормят…

Между принуждением и свободой, или «Ничего я не хочу…»

– Саш, пойдем на каток! – предлагает Наташа.

– Что там делать? – Саша уткнулся носом в монитор. – Я лучше дома посижу.

– Ты в прошлый раз тоже упирался, а потом говорил: «Как хорошо на катке!»

– А теперь не скажу.

– Да ведь ты каждый раз так, – напоминает Наташа, – то «не пойду больше на музыку!», то «как мне все это нравится!».

– На музыку – точно больше не пойду, – надувается Саша.

– Слушай, Борь, ну чего с ним делать? – спрашивает Наташа мужа на кухне. – Силком тащить?

– Тащи, тащи. Расти подкаблучника, – усмехается Борис.

– Сегодня «на музыку не пойду», вчера «на карате не пойду», так мне чего – разрешить ему никуда не ходить, чтобы не рос подкаблучником? Так он вообще к стулу прирастет!

«Если ребенок заявляет: „Не хочу больше ходить на хореографию!“ – это некий кризис, который нужно преодолеть, настаивая на том, чтобы он ходил, или занятия лучше бросить? Но вопрос не только про кружки или уроки. Мне часто приходится заставлять своего десятилетнего сына делать и что-то приятное: например, походы в гости или на каток тоже не обходятся без уговоров. Такое ощущение, что он вообще ничего не хочет. Что с ним делать?»

Дмитрий Тюттерин, педагог

На самом деле требуются определенные умственные усилия для того, чтобы отвлечься от сидения на диване и представить себя, к примеру, на катке. С возрастом такие усилия даются проще. Это и называется опытом. Ребенок же в первую очередь представляет себе ближайшие действия – отрывание от дивана и занудное одевание. Именно эта картинка стоит у него перед глазами, когда вы предлагаете ему: «Пойдем на каток!» В крайнем случае, он прокручивает немного вперед и представляет себе долгое путешествие до катка с коньками наперевес. Только взрослый может «промотать» эти моменты и сосредоточиться на главном – на удовольствии от катания. И давайте уж будем честными – даже не каждый взрослый на это способен.

Следовательно, прямая обязанность родителей по отношению к ребенку – придавать ему ускорение в тех случаях, когда это необходимо. И тут не надо бояться, что вы подменяете волю ребенка собственной. Взрослый для того и нужен ребенку, чтобы делиться опытом. Другое дело, что здесь, как и вообще во всем, что связано с детьми, есть масса подводных камней. Например, человек боится своими «наездами» вырастить подкаблучника. Надо заметить, что, если он об этом говорит, значит, уже чувствует какую-то напряженность в этом отношении, – это повод быть внимательнее.

Вообще, в стандартной ситуации при должной заботе со стороны родителей ребенок не растет подкаблучником. Тем не менее такие мужчины встречаются сплошь и рядом. Какие же факторы способствуют формированию безвольной, несамостоятельной личности?

Например, мама, мотивируя сына, использует типичные «женские» приемы: «Ты же у меня мужчина!», «Помоги слабой женщине!», «Женщинам нужно уступать!». Ребенок совершенно естественно подчиняется взрослому. В дальнейшем взрослый уже человек, услышав нечто подобное, подсознательно занимает позицию ребенка, которому можно и даже нужно приказывать. Такие личностные деформации особенно характерны для мужчин, выросших в неполных семьях, без отца.

Другой пример. Мама подгоняет и ребенка, и мужа. Да, что и говорить, мужчин частенько приходится поторапливать. Но обращаясь к супругу с теми же словами и с той же интонацией, что и к сыну, она демонстрирует и внедряет в сознание ребенка модель такой семьи, где только один взрослый – женщина. А мужчины должны ей безоговорочно подчиняться. Часто мамы сами понимают это и даже заявляют: «У меня два ребенка – постарше и помладше!»

Подгонять мужчин (кстати, равно как и женщин!) периодически можно и нужно, вот только использовать при этом следует совершенно иные приемы и методы, нежели те, которыми вы пользуетесь, поторапливая ребенка.

Еще бывают ситуации, что сын уже бреется каждое утро, а мама все звонит и проверяет, позавтракал ли он. Надо вовремя остановиться!

Что же касается всевозможных кружков и связанных с ними детскими «не пойду» и «не хочу», то всегда следует убедиться в том, что вы перебарываете именно лень ребенка, а не ломаете его самого.

Во-первых, надо все время проверять себя – зачем вам нужно, чтобы ребенок ходил на эти занятия? Чтобы он гармонично развивался или это вы сами в детстве мечтали играть на пианино, а вам его так и не купили? Четких критериев тут нет, но материнское сердце никогда не обманет.

Во-вторых, ребенок может испытывать какие-то страхи или дискомфорт. Если он противится, всегда интересуйтесь причинами, почему он не хочет идти в тот или иной кружок? Что останавливает его от похода на каток? Либо ребенок сможет сформулировать свои проблемы, либо поймет вместе с вами, что они надуманны. В любом случае, это поможет ему лучше разбираться в себе.

В-третьих, ребенок может своей наигранной радостью по поводу какого-то мероприятия просто стремиться угодить вам. Для этого совершенно необязательно быть тираном, держащим своих детей в страхе. Наоборот, чем теплее и глубже отношения с ребенком, тем с большей готовностью он сообщит вам именно то, что вы хотите от него услышать. Критерием того, что ребенок действительно заинтересовался каким-то делом, должны стать не заверения, а его вовлеченность в процесс, его вопросы, желание рассказывать о происходящем.

Как понять, столкнулись ли мы с кризисом, который нужно преодолеть, или кружок следует бросать? Критерий один, и совершенно неизмеряемый. Это любовь. Без нее принципиальность становится жестокостью, а милосердие – попустительством.

Приведу лишь некоторые рекомендации.

– Судите по плодам. Если вреда от занятий (в том числе неприятных разговоров и испорченных нервов) больше, чем пользы – самое время поискать что-то другое.

– Смотрите в корень. Необходимо точно разобраться, в чем состоит истинная причина нежелания ребенка заниматься. Объясните ему: я не буду настаивать на том, чтобы ты посещал кружок, если ты приведешь мне хотя бы два веских довода, почему ты не хочешь этого делать.

– Оглянитесь на себя. Какие мотивы заставляют вас таскать ребенка на тренировки? Опасение оказаться плохой матерью? Желание реализовать себя? Если причина в вас – сначала разберитесь с ней, а потом уже воздействуйте на ребенка.

– Остановитесь на достижении. Если уж вы решили бросить секцию – остановитесь на каком-то значимом результате. Заслужите спортивный разряд, напишите картину, сыграйте роль. Уходите победителями!

Впрочем, все сказанное применимо до тех пор, пока ваш сын или дочь не достигнет подросткового возраста. В переходном возрасте ребенку крайне важно получить собственный опыт, наступить на собственные грабли. Как младенец ищет мамино молоко, так подросток на ощупь пытается напороться на проблемы. И чем старательнее вы отгораживаете его от этих граблей, тем безрассуднее он на них кидается.

Выберите несколько ошибок, которые вы не дадите ему совершить даже ценой его личностного развития, и наберитесь мужества смотреть, как он совершает остальные. Если вам и в этом возрасте удастся подменить его волю своей, то подростковый период так никогда и не закончится – он станет вялотекущим и хроническим.

Ольга Красникова, психолог

Отбить желание «чего-либо хотеть» можно уже в самом раннем возрасте. Например, все время пренебрегая собственными желаниями, родители не показывают ребенку, как это – «хотеть». Родители могут руководствоваться принципом: «Что значит „хочу или не хочу“? Есть слово „надо!“». Знакома вам такая житейская установка? Или: «Нет, нет, спасибо, я ничего не хочу…» Часто родители, которые так относятся к своим желаниям, желания своего чада тоже игнорируют.

Что важнее: режим дня или потребности ребенка? Я встречала много мужчин и женщин, которые не задумываясь отвечают: «Конечно режим!» И вот мама будит грудного младенца, чтобы его покормить, потому что пора, а потом не дает орущему от голода малышу поесть, поскольку «по расписанию до кормления еще пятнадцать минут». Если еда, сон, туалет жестко регламентированы, а любое заявление ребенка о своей потребности игнорируется («отстань!» «потерпи!»), наказывается («не смей!»), высмеивается («ишь, чего захотел!») или объявляется капризом, то рано или поздно ребенок начнет ориентироваться исключительно на правила и перестанет слышать и чувствовать себя. И тогда ответ девочки-подростка на вопрос старшей сестры «Ты есть будешь?» – «А ты?» воспринимается вполне естественно. Ей неважно, проголодалась она или нет, решающим в ее выборе является чувство голода сестры. А ведь существуют вопросы куда более серьезные. Девочка вырастет и услышит: «Выйдешь за меня замуж?» Что станет критерием для принятия решения, от которого зависит ее будущее: «А что, уже пора? Ну ладно, если ты хочешь…» Сколько в результате разбитых судеб…

Конечно, каждому ребенку необходимы границы его «хочу», но любое родительское «нельзя» должно быть обоснованно. Отказывая в чем-либо ребенку, мы, независимо от его возраста, должны всякий раз обязательно объяснить ему причину отказа. Даже грудничку, который, казалось бы, ничего не понимает. Ведь постоянно сталкиваясь с непонятными для него запретами, ребенок рано или поздно теряет надежду, что ему когда-нибудь «будет можно». И ему проще не хотеть, чем каждый раз испытывать разочарование.

Любые жесткие категоричные «нельзя» там, где на самом деле можно, но маме или папе так не хочется или неудобно, ребенком воспринимаются болезненно. Человеку, выросшему в атмосфере постоянных необоснованных запретов, сложно ориентироваться в жизни. Он может впасть в одну из двух крайностей: или необоснованно ограничивать себя (и других) во всем, или не признавать никаких запретов и правил (аллергия на слово «нельзя!»), каждый раз поступая вопреки им.

Еще один способ отбить желание – ребенок чего-нибудь хочет, а его за это ругают или наказывают. Малыш захотел нарисовать на стене, нарисовал – а на него за это кричали, его унижали, а потом еще полгода вспоминали об этой провинности… В следующий раз, когда ему захочется что-то сделать, он вспомнит ту ситуацию и сдержит свои желания.

Случается, ребенок очень хочет чего-то, а его желания упорно игнорируются. Например, он хочет, чтобы у него получалось красиво, аккуратно рисовать или раскрашивать – но рука еще не слушается. А родителям неохота с ним заниматься. Там, где малыш мог бы с помощью взрослых расширять свою зону развития, он остается один. Самостоятельно, без посторонней помощи ребенок не может научиться чему-то сложному. И тогда он отказывается сначала от этой, а потом и от другой деятельности. Ведь для того, чтобы продолжать хотеть чем-то заниматься, нужно иметь опыт успеха. А если один раз не получилось, потом другой и третий… Взрослый человек может предпринять и четвертую попытку, а у ребенка запасы терпения и надежды, скорее всего, закончатся.

Родители нередко жалуются: давишь на него – он делает, не давишь – не делает. К сожалению, это может означать, что «хочу» уже «сломалось». И у взрослых людей так часто бывает. «Никак не могу себя заставить!» – сетуют они. Некоторые искренне удивляются: «А что, разве бывает так, что хочется работать не через силу?» В норме только так и должно быть. В норме мотивация у человека не внешняя, а внутренняя. «Руки чешутся», хотя никто не заставляет. Разумеется, это не значит, что человек не должен прилагать никаких усилий! Но он не насилует себя, не надрывается, не чувствует себя жертвой обстоятельств.

Посмотрите на маленьких детей. Это же вечные двигатели, их не остановить! У них огромный запас внутренней мотивации. Другое дело, что мы, взрослые, с этими двигателями делаем, как к этой кипучей деятельности относимся. С ребенком нужно все время быть рядом, следить за ним, помогать ему. А нам не хочется, мы устали, у нас и своих дел хватает. И вот уже ребенок слышит: «Сядь!», «Не шуми!», «Не лезь!», «Остановись!», «Прекрати!», «У меня от тебя голова болит!», «Ты меня совсем замучил!». Какому ребенку приятно быть «папиной головной болью» и «маминым мучителем»? И он начинает сдерживать свои желания, и вот уже он никому не мешает – целый день тихо сидит у телевизора или сражается в компьютерной игре. Только мама с папой отчего-то опять недовольны: «Почему ты ничем не интересуешься, ничего не хочешь? Сходил бы куда-нибудь, сделал бы что-нибудь…»

«Не хочу» ребенка бывает связано еще и с тем, что родители порой хотят для него чего-то больше, чем он сам. Например: «Я мечтаю, чтобы мой сын играл на флейте!» или «Если дочь не выучит английский, я себе этого не прощу!». Ребенок чувствует, что в этой области жизни родители «уязвимы», и может начать ими манипулировать: «Не буду играть на флейте, пока вы…» А поскольку родители совершают кучу всяких ошибок при воспитании детей, ребенку всегда есть за что им «отомстить». И когда сын или дочь видит, что мама очень хочет чего-то (хотя он на самом деле тоже вроде бы не против), у него появляется шанс наказать маму за то, что она ему когда-то чего-то не разрешила. Это происходит на бессознательном уровне, но все равно ребенок начинает ощущать власть над мамой. Он замечает, как она меняется в лице, и понимает, что с ней сейчас можно делать все что угодно, что она готова пообещать золотые горы за то, что он пойдет куда-то.

А если мама хочет этого чуть меньше, чем сам ребенок, она не поддастся на манипуляции, потому что внутренне готова к тому, что ребенок может и отказаться, ведь, в конце концов, это – его дело…

Вопрос, который родителям стоит задать себе: а почему я-то так хочу, чтобы ребенок непременно делал то или это? На самом деле часто бывает – потому, что я хочу быть Хорошим родителем, а у Хороших дети всегда… Дальше идет стереотип. И в этом вся причина.

Бывает, что ребенок упорно отказывался чем-то заняться, но мама настояла, и он все-таки согласился – и в результате остался доволен. Тогда неплохо бы и спросить: почему же он отказывался? Но нам некогда поговорить с ребенком и разобраться в ситуации. Заставлять проще… Проще?

Если на все вопросы ребенок односложно отвечает «не знаю» и не хочет объяснять причины, то, возможно, ваш контакт с ним уже нарушен. Обычно дети с удовольствием рассказывают о своих переживаниях. На самом деле им с ними тяжело, им хочется с ними разобраться. А если ребенок закрывается от родителей – значит, не доверяет, скорее всего, где-то на него «передавили».

Ну а потом ребенок привыкает – и без давления и понуканий уже не хочет ничего делать. Он уже чуть ли не просит: «Нажмите, наедьте на меня, тогда я сделаю!» Его приучили к тому, что стимул все время поступает извне, а внутренняя, собственная мотивация у него совершенно не развита.

Кстати, у взрослых эта привычка проявляется, когда они до последнего откладывают то, что нужно сделать, а потом хватаются за работу под давлением сроков и обязательств. Кажется, зачем себе такой «экстрим» устраивать? Неужели раньше нельзя было сделать? Оказывается, нельзя – внутренней мотивации было недостаточно, ждали, когда внешняя подгонит.

Некоторые родители недоумевают: как же ребенка не заставлять, ведь он тогда, как Емеля из сказки, пролежит всю жизнь на печи! Надо же его воспитывать! Парадокс: если ребенка (да и взрослого тоже) все время заставлять – он сделает все, чтобы «лежать на печи», а если не заставлять – есть надежда, что ему вдруг чего-то захочется…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: