AURORA, ИЛИ УТРЕННЯЯ ЗАРЯ В ВОСХОЖДЕНИИ

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К БЛАГОСКЛОННОМУ ЧИТЕЛЮ[...]

[...] Я уподобляю всю философию, астрологию и теологию, вместе с матерью их, драгоценному дереву, растущему в пре­красном саду.

[...] Земля же, на которой стоит дерево, непрерывно дает ему сок, откуда дерево имеет свое качество жизни; а дерево растет в себе самом от сока земли, и становится большим, и широко раскидывает ветви свои. [...]

И как земля силою своею трудится над деревом, чтобы оно росло и возрастало; так и дерево со всеми ветвями своими не­престанно трудится изо всей своей мощи, чтобы всегда прино­сить много добрых плодов.

[...] Теперь заметь, что ознаменовал я этим подобием: сад этого дерева знаменует мир; почва — природу; ствол дерева — звезды; ветви — стихии; плоды, растущие на этом дереве, зна­менуют людей; сок в дереве знаменует ясное божество. Теперь, люди созданы из природы, звезд и стихий: бог же, творец, гос­подствует во всех, подобно как сок в целом дереве (стр. 3—4).

[...] Небесное и адское царство в природе всегда и всюду боролись между собою и пребывали в великом труде, подобно жене в родах (стр. 7).

Но вот я дал этой книге наименование: Корень или Мать философии, астрологии и теологии. Слу­шай же теперь, чтобы знать, о чем в этой книге речь:

1) При помощи философии говорится о божественной силе, о том, что есть бог, и каковы природа, звезды и стихии в существе божьем, и откуда всякая вещь имеет свое происхож­дение, как устроены небо и земля, а также ангелы, люди и

дьяволы, небо и ад, и все, что тварно; также о том, что суть оба качества в природе; все это на истинном основании, в по­знании духа, в побуждении и движении божьем.

[...] 2) При помощи астрологии говорится о силах при­роды, звезд и стихий, как из них возникли все твари и как они все побуждают, всем правят и во всем действуют; и как злое и доброе ими производится в людях и зверях: откуда про­исходит, что злое и доброе господствуют и суть в сем мире; и как состоят в нем царства ада и неба.

[...] Не в том мое намерение, чтобы описать бег, место или имя всех звезд или как бывают у них в течение года соедине­ния или противостояния или квадратуры и тому подобное, как они действуют на протяжении каждого года и часа.

[...] Все это исследовано за долгие годы премудрыми и ра­зумными учеными людьми, прилежным наблюдением, и подме-чанием, и глубоким размышлением, и исчислением. Я же этому не учился и не изучал и представляю речь об этом ученым; но мое намерение в том, чтобы писать по духу и смыслу, а не по наблюдению.

[...] 3) При помощи теологии говорится о царстве Христа, каково оно и как противопоставлено царству ада, а также как оно в природе борется и сражается с царством ада; и как люди верою и духом могут побеждать царство ада, и торжествовать в божественной силе, и получать вечное бла­женство, и достигать его как победы в борьбе; и как человек действием адского качества сам ввергает себя в погибель, и ка­кой будет обоим наконец исход.

[...]. Самое верхнее заглавие — Утренняя заря в вос­хождении есть mysterium, тайна, сокрытая от умных и муд­рых в сем мире, которую им самим придется испытать в скором времени. Для тех же, что читают эту книгу в простоте, с вож­делением святого духа, возлагают упование свое на одного только бога, оно будет не тайной, но открытым познанием.

[...] И я не восходил также на небо, и не видел всех дел и творений божьих; но оное небо открылось в моем духе, дабы я в духе познавал дела и творения божьи; также и воля на то не есть моя природная воля, но побуждение духа; и немало пришлось мне потерпеть при этом и поражений от дьявола.

[...] Но дух человека произошел не из одних только звезд и стихий; в нем сокрыта также и искра от света и силы божьих. Не праздное слово читаем в книге Бытия (1, 27): бог сотворил человека в образ себе, в образ богу сотворил он его; ибо смысл его именно тот, что из всего существа божья сотворен человек.

Тело из стихий; потому должно оно иметь стихийную пи­щу, душа же имеет свое происхождение не от одного только тела, и хотя она возникает в теле, и первое начало ее — тело, однако она имеет в себе источник, свой также и извне, чрез воздух; и господствует в ней дух святой, по тому роду и образу, как он все наполняет, и как все в боге, и сам бог все.

[...] И ради того, что дух святой пребывает в душе тварно, как собственность души, простирает она исследование свое до

самого божества, а также и в природу: ибо она имеет источник свой и происхождение из всего существа божьего. Когда она бывает возжена святым духом, то видит, что делает отец ее бог, подобно как сын видит в дому, что делает отец; она член или дитя в дому небесного отца (стр. 19—22).

ГЛАВА J

ОБ ИССЛЕДОВАНИИ БОЖЕСТВЕННОГО СУЩЕСТВА В ПРИРОДЕ

Об обоих качествах

[...] Два качества, одно доброе и другое злое, которые в сем мире во всех силах, в звездах и стихиях, равно и во всех тва­рях, неразлучно одно в другом, как нечто единое; и нет такой твари во плоти в природной жизни, которая не имела бы в себе обоих качеств.

[...] Здесь надо рассмотреть теперь, что означает или есть слово «качество». Качество есть подвижность, течение или по­буждение всякой вещи, каков, например, зной, который жжет, поедает и приводит в движение все, что в него попадает и что не? одного с ним свойства. И он же в свой черед освещает и со­гревает все, что холодно, влажно и темно, и делает мягкое твердым. Но он содержит в себе еще два вида, а именно свет и яростность; о них надо заметить следующее:

[...] Свет, или сердце зноя, сам по себе есть приятное, ра­достное зрелище, сила жизни, освещение и зрение вещи, нахо­дящейся вдали, и часть или источник небесного царства ра­дости. Ибо он делает в сем мире все живым и подвижным; всякая плоть, равно как и деревья, листва и трава, растет в сем мире силою света и в нем имеет свою жизнь, как в добре.

[...] Но зной содержит в себе в свой черед и яростность, так что жжет, поедает и истребляет; эта яростность течет, движется и воздвигается в свет и делает свет подвижным; и они борятся и сражаются между собою в своем двойном источнике, как нечто единое; и они, действительно, суть нечто единое, но име­ют двойной источник (стр.' 25—26).

ГЛАВА XIX

О СОТВОРЕННОМ НЕБЕ 'И ОБ ОБРАЗЕ ЗЕМЛИ И ВОДЫ, А ТАКЖЕ О СВЕТЕ И ТЬМЕ

О небе

[...] Так как я находил, что во всех вещах было алое и доброе, в стихиях, равно как и в твари, и что в сем мире без­божному жилось так же хорошо, как и благочестивому, а также что лучшими странами владели варварские народы и что

счастье благоприятствовало им еще лучше, нежели благочести­вым [...], то это ввергло меня в совершенную меланхолию и сильную печаль и не могло меня утешить никакое Писание, которое было мне, однако, весьма хорошо знакомо; причем, ко­нечно, не оставался праздным и дьявол, нередко внушавший мне языческие мысли, о которых я здесь умолчу (стр. 271).

КАМПАНЕЛЛА

Томмазо Кампанелла (1568—1639) — итальянский философ, утопический коммунист. Родился в Калабрии, на юге Италии, в юности поступил в монастырь ордена доминиканцев, где изу­чал произведения античных и средневековых мыслителей (осо­бенно Аристотеля и Фомы Аквинского), натурфилософов эпохи Возрождения (особенно Телезио), а также астрологов. Первое произведение — «Философия, доказанная ощущениями» (на ла­тинском языке, 1591). В дальнейшем стал одним из руководите­лей заговора, целью которого было свержение испанского гнета в Неаполитанском королевстве и установление здесь теокра­тической республики. Раскрытие заговора повлекло в 1602 г. к осуждению Кампанеллы на пожизненное заключение. В тюрь­мах Южной Италии он провел 27 лет, вынес очень тяжелые пытки и, несмотря на это, написал ряд философских произве­дений. Важнейшее из них — знаменитый «Город Солнца». Напи­санное в начале XVII в. на итальянском языке, оно в 1613 г. было переведено самим автором на латинский язык, но было опубликовано только в 1623 г. за пределами Италии (во Франк­фурте). Из других философских сочинений Кампанеллы (все они написаны на латинском языке) наиболее значительны «Об ощущении вещей и о магии» (1620) и «Защита Галилея» (1622). После освобождения из тюремного заключения в 1629 г. бежал во Францию, где и умер. В этот период были опублико­ваны «Побежденный атеизм» (1631), «Три части универсальной философии, или учения о метафизических вещах» (1638) и ряд других произведений. В настоящей подборке текстов Кампа­неллы публикуются отрывки из произведения «Об ощущении вещей и о магии», характеризующие гносеологические позиции философа. Эти отрывки даются в переводе А. М. Водена по 1-му тому «Книги для чтения по истории философии» под ред. А. М. Деборина (М., 1924). Больше всего в нашем издании при­водится отрывков из «Города Солнца» (в пер. Ф. А. Петров­ского) и трактата «О наилучшем государстве» (в переводе М. Л. Абрамсон), представляющего собой обоснование и испол­нение философских и социально-политических идей «Города Солнца». Эти отрывки публикуются по изданию: Кампанел-л а. «Гюрод Солнца». М., 1954. Из того же издания заимствованы некоторые сонеты Кампанеллы (или части из них) в пер. С. В. Шервинского, ярко характеризующие его общефилософ­ское и социальное мировоззрение. Интересующемуся читателю

мы рекомендуем также «Пре­дисловие» Кампанеллы к его первому произведению — «Философия, доказанная ощу­щениями». Впервые на рус­ском языке оно опубликовано в качестве приложения к кни­ге А. X. Горфункеля «Кампа­нелла» (М., 1969).

ГОРОД СОЛНЦА

Мореход

Верховный правитель у них — священник, име­нующийся на их языке «Солнце», на нашем же мы называли бы его Мета­физиком. Он является главою всех и в светском и в духовном, и по всем вопросам и спорам он выносит окончательное решение. При нем состоят три соправи­теля: Пон, Син и Мор, или, по-нашему, Мощь, Мудрость и Любовь'.

В ведении Мощи находится все касающееся войны и мира [...].

Ведению Мудрости подлежат свободные искусства, ремесла и всевозможные науки, а также соответствен­ные должностные лица и ученые, равно как и учебные заведения. Число подчиненных ему должностных лиц соответствует числу наук: имеется Астролог, также и Космограф, Геометр, Историограф, Поэт, Логик, Ри­тор, Грамматик, Медик, Физик, Политик, Моралист. И есть у них всего одна книга под названием «Муд­рость», где удивительно сжато и доступно изложены все науки. Ее читают народу согласно обряду пифаго­рейцев (стр. 39).

Ведению Любви подлежит, во-первых, деторожде­ние и наблюдение за тем, чтобы сочетание мужчин и женщин давало наилучшее потомство. И они издева­ются над тем, что мы, заботясь усердно об улучшении пород собак и лошадей, пренебрегаем в то же время породой человеческой. [...]

Метафизик же наблюдает за всем этим при посред­стве упомянутых трех правителей, и ничто не совер­шается без его ведома. Все дела их республики обсу­ждаются этими четырьмя лицами, и к мнению Ме­тафизика присоединяются во взаимном согласии все остальные. [...]

Философский образ жизни общиной [...], общность жен [...] принята на том основании, что у них все об­щее. Распределение всего находится в руках должно­стных лиц; но так как знания, почести и наслаждения являются общим достоянием, то никто не может ни­чего себе присвоить. [...]

Когда мы отрешимся от себялюбия, у нас остается только любовь к общине (стр. 44—45).

Также надо знать и науки физические, и матема­тические, и астрологические. [...] Но преимущественно перед всем необходимо постичь метафизику и богосло­вие; познать корни, основы и доказательства всех ис­кусств и наук; сходства и различия в вещах; необхо­димость, судьбу и гармонию мира; мощь, мудрость и любовь в вещах и в боге; разряды сущего и соответ­ствия его с вещами небесными, земными и морскими и с идеальными в боге, насколько это постижимо для смертных, а также изучить пророков и астрологию (стр.51).

[...] Тот, кто занимается лишь одной какой-нибудь наукой, ни ее как следует не знает, ни других. И тот, кто способен только к одной какой-либо науке, по­черпнутой из книг, тот невежествен и косен. Но этого не случается с умами гибкими, восприимчивыми ко всякого рода занятиям и способными от природы к постижению вещей, каковым необходимо и должен быть наш© (стр. 53).

Итак, производство потомства имеет в виду инте­ресы государства, а интересы частных лиц — лишь постольку, поскольку они являются частями государ­ства (стр. 67).

[...] В Городе Солнца, где обязанности, художества, труды и работы распределяются между всеми, каждо­му приходится работать не больше четырех часов в день; остальное время проводится в приятных заня-

тиях науками, собеседовании, чтении, рассказах, пись­ме, прогулках, развитии умственных и телесных спо­собностей, и все это делается радостно. [...]

Они утверждают, что крайняя нищета делает людей негодяями, хитрыми, лукавыми, ворами, коварными, отверженными, лжецами, лжесвидетелями и т. д., а богатство — надменными, гордыми, невеждами, измен­никами, рассуждающими о том, чего они не знают, обманщиками, хвастунами, черствыми, обидчиками и т. д. Тогда как община делает всех одновременно и бо­гатыми, и вместе с тем бедными: богатыми — потому что у них есть все, бедными — потому что у них нет никакой собственности; и поэтому не они служат ве­щам, а вещи служат им. И поэтому они всячески восхваляют благочестивых христиан и особенно пре­возносят апостолов² (стр. 70—71).

Смерти они совершенно не боятся, так как верят в бессмертие души и считают, что души, выходя из тела, присоединяются к добрым или злым духам сообраз­но своему поведению во время земной жизни. Хотя они и примыкают к брахманам и пифагорейцам, но не признают переселения душ, за исключением только отдельных случаев по воле бога. И они беспощадно преследуют врагов государства и религии как недо­стойных почитаться за людей (стр. 74—75).

[...] Тот, кто знает большее число искусств и реме­сел, пользуется и большим почетом; к занятию же тем или иным мастерством определяются те, кто оказы­вается к нему наиболее способным. [...] Благодаря та­кому распорядку работ всякий занимается не вредным для него трудом, а, наоборот, развивающим его силы (стр.84).

Они утверждают, что весь мир придет к тому, что будет жить согласно их обычаям, и поэтому постоянно допытываются, нет ли где-нибудь другого народа, ко­торый бы вел жизнь еще более похвальную и достой­ную [...].

Они считают, что в первую очередь надо заботить­ся о жизни целого, а затем уже его частей (стр. 89).

Лица, стоящие во главе отдельных паук, подчине­ны правителю Мудрости, кроме Метафизика, который

есть сам © > главенствующий над всеми науками, как архитектор: для него было бы постыдно не знать че­го-либо доступного смертным. Таким образом, под на­чалом Мудрости находятся: Грамматик, Логик, Фи­зик, Медик, Политик, Этик, Экономист, Астролог, Ас­троном, Геометр, Космограф, Музыкант, Перспекти-вист, Арифметик, Поэт, Ритор, Живописец, Скульптор (стр. 96).

Законы их немногочисленны, кратки и ясны. Они вырезаны все на медной доске у дверей храма, то есть под колоннадой; и на отдельных колоннах можно ви­деть определение вещей в метафизическом, чрезвычай­но сжатом стиле; именно: что такое бог, что такое ан­гел, мир, звезда, человек, рок, доблесть и т. д. Все это определено очень тонко. Там же начертаны определе­ния всех добродетелей (стр. 100).

Памятники в честь кого-нибудь ставятся лишь пос­ле его смерти. Однако еще при жизни заносятся в книгу героев все те, кто изобрел или -открыл что-ни­будь полезное или же оказал крупную услугу государ­ству либо в мирном, либо в военном деле (стр. 107). Они признают, что чрезвычайно трудно решить, соз­дан ли мир из ничего, из развалин ли иных миров или из хаоса, но считают не только вероятным, а, напро­тив, даже несомненным, что он создан, а не существо­вал от века. Поэтому и здесь, как и во многом другом, ненавидят они Аристотеля, которого называют логи­ком, а не философом, и извлекают множество доказа­тельств против вечности мира на основании аномалий³. Солнце и звезды они почитают как живые существа, как изваяния бога, как храмы и живые небесные алтари, но не поклоняются им. Наибольшим же поче­том пользуется у них солнце (стр. 109).

Они признают два физических начала всех земных вещей: солнце — отца и землю — мать. Воздух счита­ют они нечистою долею неба, а весь огонь — исходя­щим от солнца. Море — это пот земли или истечение раскаленных и расплавленных ее недр и такое же свя­зующее звено между воздухом и землею, как кровь между телом и духом у живых существ. Мир — это огромное живое существо, а мы живем в его чреве, по-

добно червям, живущим в нашем чреве. И мы зависим не от промысла звезд, солнца и земли, а лишь от про­мысла божия, ибо в отношении к ним, не имеющим иного устремления, кроме своего умножения, мы роди­лись и живем случайно, в отношении же к богу, кото­рого они являются орудиями, мы в его предведении и распорядке созданы и предопределены к великой цели. [...] Они непреложно веруют в бессмертие душ, кото­рые после смерти присоединяются к сонму добрых или злых ангелов в зависимости от того, каким из них уподобились в делах своей земной жизни, ибо все устремляется к себе подобному. [...]

Относительно существования иных миров за преде­лами нашего они находятся в сомнении, но считают безумием утверждать, что вне его ничего не сущест­вует, ибо, говорят они, небытия нет ни в мире, ни за его пределами, и с богом, как с существом бесконеч­ным, никакое небытие несовместимо.

Начал метафизических, полагают они, два: сущее, то есть вышнего бога, и небытие, которое есть недоста­ток бытийности и необходимое условие всякого физи­ческого становления; ибо то, что есть, не становится и, следовательно, того, что становится, раньше не было. Далее, от наклонности к небытию рождаются зло и грех; грех имеет, таким образом, не действующую причину, а причину недостаточную. Под недостаточ­ной же причиной понимают они недостаток мощи, или мудрости, или воли. Именно в этом и полагают они грех. [...]

Таким образом, все существа метафизически состоят из мощи, мудрости и любви, поскольку они имеют бы­тие, и из немощи, неведения и ненависти, поскольку причастны небытию; и посредством первых стяжают они заслуги, посредством последних — грешат: или грехом природным — по немощи или неведению, или грехом вольным и умышленным, либо трояко: по не­мощи, неведению и ненависти, либо по одной нена­висти. Ведь и природа в своих частных проявлениях грешит по немощи или неведению, производя чудовищ. Впрочем, все это предусматривается и устрояется бо­гом, ни к какому небытию не причастным, как суще-

ством всемогущим, всеведущим и всеблагим. Поэтому з боге никакое существо не грешит, а грешит вне бога. Но вне бога мы можем находиться только для себя и в отношении нас, а не для него и в отношении к нему; ибо в нас заключается недостаточность, а в нем — дей­ственность. Поэтому грех есть действие бога, посколь­ку он обладает существенностью и действенностью; поскольку же он обладает несущественностью и недо­статочностью, в чем и состоит самая природа греха, он в нас и от нас, ибо мы по своему неустроению укло­няемся к небытию (стр. 112—115).

Гостинник.

Вижу я отсюда, что мы сами не ведаем, что тво­рим, но служим орудиями бога: люди ищут новые страны в погоне за золотом и богатством, а бог пресле­дует высшую цель; солнце стремится спалить землю, а вовсе не производить растения, людей и т. д., но бог использует самую битву борющихся к их процветанию. Ему хвала и слава.

Мореход

О, если бы ты только знал, что говорят они на основании астрологии, а также и ваших пророков о грядущем веке и о том, что в наш век совершается больше событий за сто лет, чем во всем мире соверши­лось их за четыре тысячи; что в этом столетии вышло больше книг, чем вышло их за пять тысяч лет⁴; что говорят они об изумительном изобретении книгопеча­тания, аркебузов и применении магнита — знамена­тельных признаках и в то же время средствах соеди­нения обитателей мира в единую паству, а также о том, как произошли эти великие открытия [...]. Они уже изобрели искусство летать — единственно, чего, кажет­ся, недоставало миру, а в ближайшем будущем ожи­дают изобретения подзорных труб, при помощи кото­рых будут видимы скрытые звезды, и труб слуховых, посредством которых слышна будет гармония неба (стр. 119-121).

Они неоспоримо доказывают, что человек свободен, и говорят, что если в течение сорокачасовой жесточай­шей пытки, какою мучили одного почитаемого ими философа враги⁵, невозможно было добиться от него на допросе ни единого словечка признания в том, чего от него добивались, потому что он решил в душе мол- . чать, то, следовательно, и звезды, которые воздействуют издалека и мягко, не могут заставить нас поступать против нашего решения (стр. 124).

О НАИЛУЧШЕМ ГОСУДАРСТВЕ

Мы же изображаем наше Государство не как госу­дарственное устройство, данное Богом, но открытое посредством философских умозаключений, и исходим при этом из возможностей человеческого разума, что­бы показать, что истина Евангелия соответствует при­роде (стр. 134).

Поскольку мы неизменно избегали крайностей, мы все приводили к умеренности, в которой заключается добродетель. И поэтому ты не сможешь вообразить более счастливое и снисходительное государство. И на­конец, пороки, которые замечались в государствах Ми-носа, Ликурга, Солона, Харонда, Ромула, Платона, Аристотеля и других созидателей государств, уничто­жены в нашем Городе Солнца, как ясно каждому, кто хорошо рассмотрит его, ибо все наилучшим образом предусмотрено, поскольку этот Город зиждется на уче­нии о метафизических первоосновах бытия, в котором ничто не забыто и не упущено. [...]

Если бы мы и не смогли претворить полностью в жизнь идею такого государства, все же написанное нами отнюдь не было бы излишним, поскольку мы предлагаем образец для посильного подражания. А что такая жизнь к тому же возможна, показала община первых христиан, существовавшая при Апостолах [...]. Такова же была жизнь клириков вплоть до папы Ур­бана I, даже при св. Августине, и в наше время — жизнь монахов, которую св. Златоуст считал возмож­ным распространить на все Государство. И я надеюсь, что такой образ жизни восторжествует в будущем,

после гибели Антихриста⁶, как указано у пророков (стр. 137-138).

И хотя государства под тропиками не могли бы иметь многочисленное население, но мы описываем и стремимся не к величине государства, которая боль­шей частью проистекает из честолюбия и алчности, а к нравственности, на которой покоится Город Солнца (стр. 140).

Как сказал Правовед⁷, «естественное право — это право, которому природа обучила всех животных». По­этому вернее верного, что, согласно естественному пра­ву, все является общим (стр. 151).

Итак, в нашем Государстве находит успокоение со­весть, уничтожается жадность — корень всех зол, и об­ман [...], и кражи, и грабежи, и излишество, и уничи­жение бедных, а также невежество [...], уничтожаются также излишние заботы, труды, деньги, которые добы­вают купцы, скупость, гордость и другие пороки, ко­торые порождаются разделением имуществ, а равным образом — себялюбие, вражда, зависть, козни, как уже было показано. Вследствие распределения государст­венных должностей соответственно природным способ­ностям мы достигаем искоренения зол, которые проис­текают из неследования должностей, из их выборности и из честолюбия, как учит св. Амвросий, говоря о го­сударстве пчел. И мы подражаем природе, которая ставит начальниками наилучших, как это происходит у пчел, ибо если мы и прибегаем к избранию, однако оно согласно с природой, а не является произвольным: это означает, что мы избираем того, кто возвышается благодаря своим естественным и моральным доброде­телям (стр. 154—155). В нашем Государстве должно­сти доставляются исходя из практических навыков и образованности, а не из благосклонности и родствен­ных отношений, ибо мы свели на нет родственные связи (стр. 157).

ОБ ОЩУЩЕНИИ ВЕЩЕЙ

Ощущение есть чувствование возбужде­ния, сопровождаемое умозаключением отно­сительно действительно существующего пред-

Ш

мета, а не представление о чистой потен­ции.

Ясно, что ощущение есть возбуждение чувств. Ведь, когда я ощущаю тепло или холод, я сам становлюсь теплым или хо­лодным, и тепло или холод не ощущаются, если они не спо­собны производить впечатление и действовать.

[...] Ощущение есть не только возбуждение, но и выражае­мое в понятии знание о предмете, вызывающем возбуждение на основании производимого им возбуждения; и оно сопровож­дается столь быстро совершающимся процессом умозаключе­ния, что этот процесс не замечается. Ведь суждение о целом огне по части теплоты или света есть силлогизм.

[...] Память есть предвосхищение ощущения: воспоминание же есть возбуждение его в подобном ему ощущении. Умоза­ключение же есть ощущение подобного в подобном и, сколько в мире оказывается родов сходств, или сущностей, или коли­чества, или качества, или деятельности, или возбуждения, или действия, или места, или времени, или положения, или при­чины, или фигуры, или цвета, столько же существует и умо­заключений и силлогизмов. И у всех животных, у которых есть свободная душа в особенных вместилищах, есть и память и способность к образованию представлений. Не так обстоит дело у растений, потому что им досталась в удел душа, стесненная и нечувствительная. И душа есть теплый телесный дух, тонкий, подвижной, способный быстро испытывать возбуждение и чув­ствовать, подобно огню, как мы доказали во второй книге. Итак, душа является не чистой потенцией, подобно материи, как по­лагает Аристотель, а тонким предметом, способным быть воз­буждаемым всяким несходным с ним предметом, но не предме­том, совершенно похожим на нее. Поэтому душа менее спо­собна ощущать душу и воздух, и, следовательно, она не являет­ся чистою, все воспринимающей потенцией. А разум, которым бог наделяет людей, одарен не только этою чувствительностью, памятью и животными, чувственными представлениями, но, как будет выяснено, и более божественными и высокими спо­собностями. Итак, если ощущение есть возбуждение и все основные элементы возбуждаются, то все они и ощущают. [...] Ощущение есть не только возбуждение, но и сознание воз­буждения, и суждение о предмете, вызывающем возбуждение. Если это ощущение способствует сохранению индивидуума и приятно, то оно вызывает влечение и желание, если же оно болезненно и производит разрушительное действие, то мы от­казываемся от него и оно отвергается.

ОБ ОЩУЩЕНИИ, ПРИСУЩЕМ МАТЕРИИ

Мы признаем всеобщую материю, — являющуюся местом всех форм, подобно тому как пространство является местом, в котором находятся все материи, — телесной массой. Ведь Аверроэс и другие впервые стали утверждать, что та материя,

которую признают перипатетики и которая не является чем-нибудь конкретным и не допускает ни количественных, ни каче­ственных определений, оказывается существующей только в уме. Если же она существует в уме, то она никоим образом не может лежать в основе вещей, возникающих вне ума. [...] Вся­кое существо охотно испытывает такие воздействия и возбуж­дения со стороны других существ, которые способствуют его натуре. Этим объясняется мнение Платона и Аристотеля, что материя испытывает столь страстное влечение к формам, как женщина к мужчине, потому что ее совершенство состоит в том, чтобы украшаться формами, причастными к божествен­ной красоте. Итак, сама она чувствует, так как испытывает влечение. Ведь всякое влечение возникает благодаря познанию (стр. 163—166),

[...] Так как возбуждение является ощущением, а сама ма­терия в высшей степени способна к возбуждению, то она спо­собна и к ощущению и даже к пониманию (утверждает Давид де-Динандо), а_ж потому он и полагал, что материя есть бог, хотя и несовершенно. Ведь у нас понимание есть акт, а не возбуждение, хотя оно и следует за возбуждением; в боге же оно является актом без всякого возбужденна, [...]

РАЗЛИЧНЫЕ ВИДЫ ОЩУЩЕНИЯ И СМЫСЛА СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ ОБ ЕДИНОМ ОЩУЩЕНИИ ВО ВСЕМ

Те вещи, которые нас не касаются и не производят на нас впечатления, вовсе не ощущаются. Такие вещи, которые нахо-дятся на очень далеком расстоянии от нас и никогда не при­ближаются к нам, и такие, которые не способны физически касаться нас, считаются совершенно неизвестнымиг-Ееяи же они в каком-нибудь отношении сходны с вещами, касавшимися нас, то они познаются по аналогии. Это мы называем ощуще­нием, испытываемым по аналогии; другие же называют это умозаключением, так как душа, познавая, переходит от подоб­ного к подобному. А когда воспроизводятся признаки или вос­производится исчезнувшее представление при виде чего-либо подобного, вызывающего в нас исчезнувшее представление, то мы называем это воспроизведением ощущения, а другие назы­вают это воспоминанием. [...] В мире не существует лжи и об­мана, так как всякая вещь такова, какова она сама по себе, а не по отношению к нам.

[...] Итак, он, [человек], придумывает более общие имена для всех предметов, менее общие для многих предметов и соб­ственные имена для индивидуумов. А именно, так как все вещи являются предметами, он сказал: существо. Так как одни и те же предметы, производящие на него сходное впечатление, в то же время и неодинаково действуют на него, он отметил и это различие, дав им неодинаковые и различные имена, и стал го­ворить о существах телесных и нематериальных, живых и не­живых, чувствующих и растениях, разумных и неразумных,

а индивидуумам он стал приписывать последние отличитель­ные признаки, назвав их Петром, Павлом и т. д.

Далее, все мысли этого рода должны вытекать из природы вещей. Ведь таким образом теплота дает возможность судить не только об одном холоде, но по этому одному холоду и о всех подобных ему видах холода. В этом-то и состоит умозаключе­ние. И лошадь знает не один только этот ячмень и не одну только лошадь, но всех подобных по признакам и по виду она считает лошадьми. Но и у существ признаются сходства и раз­личия; и те существа умнее, которые умеют лучше различать и комбинировать без ошибок, т. е. не соединяя вместе разно­родные предметы, что происходило бы в том случае, если бы, например, кто-нибудь сказал: осел есть человек или: золотая гора, и не разъединяя таких предметов, которые соединены, например, говоря: свет не светел, солнце не горячо, огонь не ощущается. Между предметами совершается общее и взаимное оповещение, которое происходит благодаря соприкосновению: так воздух, прикасающийся к другому воздуху, ощущает его возбуждение, так как приходит в движение вследствие его дви­жения, становится холодным благодаря его охлаждению или нагревается им. И звезды, испуская лучи одна по направлению к другой, обмениваются мыслями.

[...] Ведь речь является неудобным способом выражения мыс­лей, гораздо более медленным, чем выражение мысли предме­тов, свободных от грубой телесности. Так, ангелы и демоны, сразу понимающие взаимные мысли, выражают тысячу мыслей, в то время как мы выражаем словом одну мысль. И насколько писание быстрее ваяния, речь быстрее писания, познание быст­рее слова, настолько же, и даже в гораздо большей степени, быстрее происходит у них выражение их мыслей.

Так как все существа касаются друг друга, а предметы, которых они не касаются, сходны с теми, которых они каса­ются, то все они ощущают друг друга или непосредственно, или руководясь аналогией. Но умозаключение весьма сходно с ощущением; предвосхищенное ощущение есть память, а вос­произведенное ощущение есть воспоминание; ощущение много­го сходного, как единого, есть понимание. Но название «ум» стало наконец применяться к человеческой мысли, равно как и умозаключение, которое есть разумное мышление. А слово «дух», которое есть название ветров, применяется к богу и к ангелам, так как, исходя от подобных им, мы каким-либо об­разом познаем их в том, в чем они непосредственно не ус­матриваются: однако следует воздерживаться от утверждения, что к ним применимы умозаключения и рассуждения как к человеку, которому они свойственны. Вообще им свойственно спокойствие и бесстрастие. Однако до сих пор они не ли­шились названия ветров,— дух, — хотя оно приличествует ду­шам.

Итак, мы можем сказать, что предметы на свой лад ощу­щают, воспроизводят ощущения, судят, обозревают, предвидят и познают по аналогии (стр. 168—172).

ДУХ БЕССМЕРТНЫЙ

Я в горстке мозга весь, — а пожираю

Так много книг, что мир их не вместит.

Мне не насытить алчный аппетит —

Я с голоду все время умираю.

Я — Аристарх и Метродор — вбираю

В себя огромный мир — а все не сыт.

Меня желанье вечное томит:

Чем больше познаю, тем меньше- знаю.

Так, образ я бессмертного отца,

Что нас, как рыбу море, окружает,

Что разумом возлюблен мудреца,

Что силлогизмом, как стрелой, пронзает,

Свободна мысль. Тех радостны сердца,

Кто, вбожествясь, божественность впитает (стр. 163).

О ПРОСТОМ НАРОДЕ

Огромный пестрый зверь — простой народ.

Своих не зная сил, беспрекословно,

Знай, тянет гири, тащит камни, бревна —

Его же мальчик слабенький ведет.

Один удар — и мальчик упадет,

Но робок зверь, он служит полюбовно, —

А сам как страшен тем, кто суесловно

Его морочит, мысли-в нем гнетет!

Как не дивиться! Сам себя он мучит

Войной, тюрьмой, за грош себя казнит,

А этот грош король же и получит. /

Под небом все ему принадлежит, — /

Ему же невдомек. А коль научит

Его иной, так им же и убит (стр. 165).

О ЗОЛОТОМ ВЕКЕ

Ведь было ж время золотого века,

Так может он вернуться, и не раз.

Все, что погребено, назад стремясь,

К корням своим придет по кругу снова [...]

Коль позабудет мир «мое», «твое»

Во всем полезном, честном и приятном,

Я верю, раем станет бытие (стр. 167).

ский университет. В 1584 г. был избран в парламент. С 1617 г. — лорд-хранитель пе­чати при короле Якове 1, за­тем лорд-канцлер, барон Ве-руламский и виконт Сент-Ол-банский. В 1621 г. по настоя­нию парламентской оппози­ции Бэкон был привлечен к суду по обвинению во взя­точничестве, осужден и от­странен от всех должностей. Вскоре был помилован коро­лем, но на государственную службу не вернулся, полно­стью посвятив себя научной и литературной работе (которой он занимался и в предшест­вующий период). Уже в мо­лодые годы философ вынаши­вал грандиозный план «Вели­кого Восстановления наук», к реализации которого стремил­ся всю жизнь. Первую часть ятого труда составляет новая, со­вершенно отличная от аристотелевски-схоластической классифи­кация наук. Она была предложена Бэконом уже в его труде «О преуспевании знания» (1605), а затем в дальнейшем была доработана, расширена и издана (на латинском языке) под на­званием «О достоинстве и усовершенствовании наук» (1623). Главное произведение Бэкона — его знаменитое методологиче­ское сочинение «Новый органон» (1620, тоже на латинском языке). В числе других его произведений — небольшой трактат «О принципах и началах в их отношении к мифам о Купидоне и о небе или о философии Парменида и Телезио и особенно Де­мокрита в связи с мифом о Купидоне» (на латинском языке), неоконченная социальная утопия «Новая Атлантида» (1624, на английском языке). Первым опубликованным произведением Бэкона были «Опыты и наставления нравственные и политиче­ские» (1597, на английском языке).

В основу настоящей подборки положен «Новый органон» в переводе С. Красильщика в а (Л., 1935). Затем публикуются отрывки из трактата «О принципах и началах» в переводе А. Гутермана (М., 1937).

НОВЫЙ ОРГАНОН

АФОРИЗМЫ ОБ ИСТОЛКОВАНИИ ПРИРОДЫ И ЦАРСТВЕ ЧЕЛОВЕКА

I. Человек, слуга и истолкователь природы, столь­ко совершает и понимает, сколько постиг в порядке

7 Антология, т. 2 193

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: