Материалы к построению новой концепции бессознательного

Шаги командора

Тяжкий, плотный занавес у входа,

За ночным окном — туман.

Что теперь твоя постылая свобода,

Страх познавший Дон-Жуан?

Что изменнику блаженства звуки?

Миги жизни сочтены.

Донна Анна спит, скрестив на сердце руки,

Донна Анна видит сны...

Чьи черты жестокие застыли,

В зеркалах отражены?

Анна, Анна, сладко ль спать в могиле?

Сладко ль видеть неземные сны?

Жизнь пуста, безумна и бездонна!

Выходи на битву, старый рок!

И в ответ — победно и влюбленно —

В снежной мгле поет рожок...

Пролетает, брызнув в ночь огнями,

Черный, тихий, как сова, мотор,

Тихими, тяжелыми шагами

В дом вступает Командор...

Настежь дверь. Из непомерной стужи,

Словно хриплый бой ночных часов —

Бой часов: «Ты звал меня на ужин.

Я пришел. А ты готов?..»

На вопрос жестокий нет ответа,

Нет ответа — тишина.

В пышной спальне страшно в час рассвета,

Слуги спят, и ночь бледна.

В час рассвета холодно и странно,

В час рассвета — ночь мутна.

Дева Света! Где ты, донна Анна?

Анна! Анна! — Тишина.

Только в грозном утреннем тумане

Бьют часы в последний раз:

Донна Анна в смертный час твой встанет.

Анна встанет в смертный час.

А вот связь с темой Дон Жуана (Гуана)

«Борис Годунов»:

Самозванец

Скажи: когда б не царское рожденье Назначила слепая мне судьба;

Когда б я был не Иоаннов сын,

Не сей давно забытый миром отрок, —

Тогда б... тогда б любила ль ты меня?..

Марина

Димитрий, ты и быть иным не можешь;

Другого мне любить нельзя —

Ср. «Каменный гость»

Дон Карлос

Счастливец!

Так ты его любила.

Лаура делает утвердительно знак.

Очень?

Лаура

Очень.

Дон Карлос

И любишь и теперь?

Лаура

В сию минуту?

Нет, не люблю. Мне двух любить нельзя.

Теперь люблю тебя.

Но как Дон Жуан (Гуан) связан с Гамлетом? Он же не безумец? А ожившая статуя командора — разве это не галлюцинация? И потом Командор это как бы символический

отец Дона Гуана, а дона Анна его символическая сестра (подробно см нашу статью «Логика любви» в книге («Метафизика футбола» (Руднев 2001)), сестра, к которой он вожделеет (ср. Томас Манн. «Избранник», роман о средневековом Эдипе, будущем папе Григории Великом.)

Итак, Отрепьев это еще и Дон Жуан, а Борис Годунов — Эдип, причем Эдип, ослепший от своего безумия («И мальчики кровавые в глазах») — «Эдип в Колоне» у Софокла ослепляет (оскопляет себя — по Фрейду» глаза = половые органы — Демокрит ослепил себя, «чтобы лучше видеть» (Голосовкер 1987), лежащий в конце фильма «с широко закрытыми глазами» (последний, то есть как бы предсмертный, фильм Стэнли Кубрика) — см. в главке 5 о смерти Бориса — кадры с его глазами. Очевидно поэтому в начале фильма Шуйский (Леонид Громов) и Воротынский (Дмитрий Певцов) все время снимают и надевают темные очки.

Но почему мы вообще заговорили об Эдипе, кроме того, что он тоже царь?

В трагедии есть такой эпизод:

Патриарх.

<...>

Сам бог на то нам средство посылает:

Знай, государь, тому прошло шесть лет —

В тот самый год, когда тебя господь

Благословил на царскую державу, —

В вечерний час ко мне пришел однажды

Простой пастух, уже маститый старец,

И чудную поведал он мне тайну.

«В младых летах, — сказал он, — я ослеп»

И еще:

Царь.

<...>

Ух, тяжело!., дай дух переведу...

Я чувствовал: вся кровь моя в лицо

Мне кинулась — и тяжко опускалась...

Так вот зачем тринадцать лет мне сряду

Все снилося убитое дитя!

Да, да — вот что! теперь я понимаю.

Но кто лее он, мой грозный супостат?

Кто на меня? Пустое имя, тень —

Вот так замыкаются темы безумия, Гамлета, Эдипа и Дон Жуана.

4. «Письмо всегда доходит до своего адресата»

когда я зову тебя: любовь моя, любовь моя,

тебя ли я зову или свою любовь?

Jack Derrida. La carte postale...

Фраза, взятая нами в качестве названия заголовка, — это знаменитая максима Жака Лакана из второго тома его «Семинаров», где он разбирает «Похищенное письмо» — новеллу Эдгара По. Рассказчик, от имени которого ведётся повествование, обсуждает с сыщиком Дюпеном его расследования. В этот момент к ним присоединяется префект полиции, у которого дело к Дюпену.

В гостиной некой молодой леди похищено письмо, содержащее компрометирующие данные. Известно, что письмо похитил министр Д. Он был в комнате, видел письмо и подменил его другим малозначимым письмом. Д. шантажирует письмом свою жертву. Письмо до сих пор в руках министра, потому что собственно владение, а не употребление письма даёт власть. Полицейские совершили обыск в доме министра, но ничего не нашли. Дюпен попросил префекта дать подробное описание письма.

Хитрец-министр, желая, чтобы письма осталось незамеченным, складывает его по-другому и придает ему несколько помятый вид. Довольно несложно заново сложить его таким образом, чтобы чистая часть листа оказалась обращенной наружу — на ней можно потом написать другой адрес и поставить другую печать, черную. Вместо красной. Вместо почерка благородного сеньора с его удлиненными линиями письмо подписывается почерком женщины, адресующей письмо самому министру. Вот в таком виде и торчало письмо из бумажника для визитных карточек, где не укрылось от зоркого взгляда

Дюпена, ибо и он, подобно нам, нашел время поразмыслить о том, что же представляет собой письмо (Лакан 2000: 284) Что говорит об этом Лакан?

Начнем с первой сцены. Персонажей в ней четыре: король, королева, министр — а кто, вы думаете, четвертый? Гениншо: Письмо.

Другими словами, обобщая урок этой истории, можно сказать, что для каждого из персонажей письмо это есть не что иное, как его бессознательное. Бессознательное со всеми его последствиями: в каждом звене символической цепи каждый из персонажей становится другим человеком. <...>

Письмо похищенное стало письмом сокрытым. Почему не находят его полицейские? Потому что они вообще не знают, что такое письмо. Они не знают того, потому что они полицейские. Всякая законная власть, как и всякая Власть вообще, зиждется на символе (Лакан 2000: 280-292).

Итак, письмо это есть не что иное, как бессознательное. Почему письмо это бессознательное? Потому что, по Лакану, бессознательное структурировано как язык. Оно континуально, внезнаково. А письмо все покрыто знаками. Писатель находится на службе у своего бессознательного. Но бессознательное это посредник между письмом и поэтом. Письмо надо лучше прятать, особенно когда оно само лезет в глаза.

Истина, которая боится огласки — вот что такое эго письмо, смысл которого меняется от раза к разу (Лакан 2000: 00).

Истина состоит в том, что в БГ Пушкина (как мы увидим ниже) и в фильме Мирзоева, а также в других театральных постановках этого режиссера проблема письма стоит особенно остро. Это, прежде всего проблема «нулевой степени письма» (Барт 1989). Так письмо Тряпичкину в спектакле «Хлестаков» (о нем см. Руднев 2010) совершенно не нужно. Потому что в пьесе «Ревизор» оно пишется ложным Хлестаковым, которого Гоголь хотел изобразить ювенильным истериком, прикрывая свое и его безумие. На самом деле X вовсе не истерик, как это было в традиционных постановках XIX века, а просто безумец, поэтому письмо, где он хлад-

нокровно издевается над чиновниками, было дезавурованием ложной позиции Гоголя применительно к самому себе.

Сирано де Бержерак пишет письма Роксане вместо Кристиана, и письма эти, в сущности, не находят адресата, т. к. они написаны не тем и не тому, то есть у Мирзоева лакановская проблема, на первый взгляд, снимается — письмо не находит своего адресата. Но на самом деле Роксана любит с самого начала не красавчика Кристиана, а носатого Сирано (ср. носатый клоун), поэтому, как мы увидим, не все так просто.

Лакан принадлежал в культуре до постмодернизма, где проблема истины не стоит вовсе, а Мирзоев — после постмодернизма, где вопрос истины стоит остро (см. раздел 5).

...спрятать что-либо можно лишь в одном измерении — изменении истины. < ...> Скрыть можно лишь то, что относится к разряду истины. Сокрыта именно истина, не письмо (Лакан 2000: 285).

Так в «Евгении Онегине» истина скрыта от обоих главных героев — она скрыта в их письмах. Письма Татьяны, в сущности, не было, оно ей приснилось ей в шизоистерических грезах.

Истерическое начало в пушкинской Татьяне заключается, в первую очередь, в ее плавающей идентичности и примеривании литературных масок.

Воображаясь героиней

Своих возлюбленных творцов,

Клариссой, Юлией, Дельфиной,

Татьяна в тишине лесов

Одна с опасной книгой бродит...

... и себе присвоя

Чужой восторг, чужую грусть,

В волненье шепчет наизусть

Письмо для милого героя

Но наш герой, кто б ни был он,

Уж верно был не Грандисон.

Только истерической экзальтацией можно объяснить совершенно не реалистический факт написания русской девушкой-дворянкой любовного письма мужчине в начале

1820-х годов. Именно попустительское нежелание считаться с этикетом и полное эгоцентризма нежелание хоть как-то разобраться в личностных особенностях, человека, которого она полюбила, побуждает Татьяну к истерическому поступку написания письма, которому предшествует почти истерический припадок.

И вдруг недвижны очи клонит...

Дыханье замерло в устах...

Я плакать, я рыдать готова!..

Если бы Татьяна повела себя обдуманно, ей удалось бы, может быть, соблазнить Онегина и даже женить его на себе. Но ей этого не нужно. Недосягаемость эротического объекта для истерика — самая главная стратегическая цель. (Именно такова тактика поведения Настасьи Филипповны, все время переходящей от одного любовника к другому и в последний момент, «из-под венца», сбегающей от одного к другому, провоцируя тем самым собственную «истерическую смерть».) Содержание письма Татьяны совершенно литературно, оно построено на романтических штампах и по-истерически дихотомично: «Кто ты, мой ангел ли хранитель, Или коварный искуситель» (то есть либо Грандисон, либо Ловелас — истерическая пропорция в данном случае касается примеривания масок к Другому как следствие неопределенности собственной идентичности — она не понимает, кто она сама, какой она персонаж, поэтому не может сориентироваться в характере другого). Девушке не приходит в голову, что может быть нечто среднее — просто порядочный человек, хорошо воспитанный, честный. Когда же он оказался именно таким, Татьяна была крайне разочарована — она заплакала, ее движенья автоматизировались («Как говорится, машинально»), а увидев Онегина в следующий раз, она вообще чуть не упала в обморок. Только когда Онегин уехал, Татьяне пришла в голову первая адекватная мысль — попытаться разобраться, что он за человек. Тогда-то она идет в дом Онегина и читает его книги. Но в конце истеричка в ней все равно побеждает. Когда Онегин появляется в Петербурге

уже влюбленный в нее, она ему отказывает на том основании, что «она другому отдана» (характерна истерическая цветовая характеристика, которая дается Онегиным, когда он видит преображенную Татьяну — «Кто там в малиновом берете / С послом испанским говорит?»). Характер Татьяны закосневает, застывает. В юности она могла написать помимо всех приличий письмо незнакомому мужчине, теперь же она предает свою любовь в угоду светским условностям. Конечно, дело не в том, что Татьяна считает безнравственным изменять мужу, а в том, что для истерической души важно поддерживать режим неосуществления желания (Салецл 1999). Если бы Онегин пошел навстречу Татьяне в юности, она бы придумала что-нибудь для того, что бы сближения не произошло, например, решила бы, что он-таки — «коварный искуситель» или что-нибудь еще в этом духе. Роман Пушкина обрывается, и мы не знаем действительно ли Татьяна останется верна своему генералу или фраза «Но я другому отдана / И буду век ему верна» — лишь истерическая фраза «на публику» — в роли которой выступает фрустрированный Онегин.

Детство Татьяны — детство типичного шизоида:

Дика, печальна, молчалива,

Как лань лесная боязлива,

Она в семье своей родной

Казалась девочкой чужой.

Она ласкаться не умела

К отцу, ни к матери своей;

Дитя сама, в толпе детей

Играть и прыгать не хотела

И часто целый день одна

Сидела молча у окна.

Задумчивость, ее подруга

От самых колыбельных дней,

Теченье сельского досуга

Мечтами украшала ей.

Когда же няня собирала

Для Ольги на широкий луг

Всех маленьких ее подруг,

Она в горелки не играла,

Ей скучен был и звонкий смех,

И шум их ветреных утех.

Что мы здесь видим? Погруженность в себя, замкнутость, отсутствие синтонного тепла: она не хотела ласкаться к родителям, в семье казалась чужой девочкой, сидела молча в одиночестве у окна. Ср.:

Ей рано нравились романы;

Они ей заменяли всё;

Она влюблялася в обманы

И Ричардсона и Руссо.

Вот характерное для Татьяны совмещение шизоидного и истерического поведения. С одной стороны, она все время читает, с другой стороны, примеряет на себя чужие маски:

Татьяна в тишине лесов

Одна с опасной книгой бродит.

Она в ней ищет и находит

Свой тайный жар, свои мечты,

Плоды сердечной полноты,

Вздыхает и, себе присвоя

Чужой восторг, чужую грусть,

В забвенье шепчет наизусть

Письмо для милого героя...

С другой стороны, на протяжении романа Татьяна все время плачет:

Татьяна, милая Татьяна! С тобой теперь я слезы лью; Я плакать, я рыдать готова; Татьяны бледные красы, / И распущенные власы, / И капли слез; Перед тобою слезы лью; Она приветствий двух друзей / Не слышит, слезы из очей / Хотят уж капать; уж готова / Бедняжка в обморок упасть; И между тем душа в ней ныла, / И слез был полон томный взор; И облегченья не находит / Она подавленным слезам; Я плачу... если вашей Тани / Вы не забыли до сих пор; И этим письмам и слезам; И тихо слезы льет рекой, / Опёршись на руку щекой; «Увижу ль вас?..» И слёз ручей / У Тани льется из очей / И долго плакала она.

Однако когда Онегин уезжает, Татьяна берет себя в руки и поступает не как инфантильная истеричка: не застывает в истерической обездвиженности, не носится в истерической фуге. Она идет в дом Онегина и читает его книги. То есть в ней просыпается ее зрелая шизоидная часть:

И в молчаливом кабинете,

Забыв на время все на свете,

Осталась наконец одна,

И долго плакала она.

...Чтенью предалася

Татьяна жадною душой;

И ей открылся мир иной.

Что ж он? Ужели подражанье,

Ничтожный призрак, иль еще

Москвич в Гарольдовом плаще,

Чужих причуд истолкованье,

Слов модных полный лексикон?..

Уж не пародия ли он?

Ужель загадку разрешила?

Ужели слово найдено?

Так же, как и Татьяна, в конце романа Онегин берет себя в руки и начинает читать:

Стал вновь читать он без разбора.

Прочел он Гиббона, Руссо,

Манзони, Гердера, Шамфора,

Madame de Stаёl, Биша, Тиссо,

Прочел скептического Беля,

Прочел творенья Фонтенеля,

Прочел из наших кой-кого,

Не отвергая ничего...

Итак, письмо Татьяны это письмо никого никому. Она его не-пишет не-Онегину, которого как ее псевдокоммуниканта нет, а потом идет в его библиотеку и читает его книги (шизоид побеждает). Она видит помеченную ногтем книгу. Потом Онегин «вочеловечивается», и письмо доходит до своего адресата. Потом уже он пишет не-письмо (он как

в бреду) не = существующее уже Татьяне, и оно опять не доходит и так ad infinitum.

(Здесь начинается тема шизореальности и подлинной реальности. У М. шизореальность это постсоветская реальность, а подлинной нет в принципе и не может быть Нет, «спасение», культура! Но это неправильно, так как это система знаков, а подлинная реальность внезнакова.) (Руднев 2010).

Письмо в смысле Жака Деррида возникает до устной речи («О грамматологии»). Письмо возникает как некие следы (на берегу моря?) зарубки, не дереве (древе познания), на стенах пещеры, которые первобытные люди, во всяком случае, так мы это, быть может, по-своему понимаем.

Пушкин — писатель, и для него это именно так.

«Пока не требует поэта...» Что тут? Когда его лира, не молчит, как народ в БГ (устная речь), он может быть «любезен этому народу», так как он «пробуждает своей лирой (то есть пером, письмом) добрые чувства» (добро, культура, любовь), то есть элементы подлинной реальности. «Не продается вдохновенье» (элемент подлинной реальности; но молчание романтического поэта: от Жуковского и Тютчева, до Витгенштейна — противопоставлено молчанию народа, потому что романтическое молчание — после разговоров («толков» — Хайдеггер), «но можно рукопись (элемент письма, то есть шизореальности) «продать». «Поэт, не дорожи любовию народной» — похвалы (устные народа это не пустой звук — суд глупца, пьяного обывателя в БГ Мирзоева. Поэт — вот кто настоящий царь («Ты царь. Живи один...», а не вся эта цепочка царей. Он Один. «Поэт и толпа, чернь, которой дороже печной горшок («Железная дорога» «Поэт и чернь» Некрасова (элемент шизореальности),

Теперь о «Нулевой степени письма». Пушкин стремился к реализму (реализму, которого не существует. «Вновь я посетил» (Эйхенбаум, Гуковский, Лотман). А по-нашему к постмодернизму. Получается незадача. Постмодернизм — это обогащенная цитатами и реминисценциями шизотипическая шизореальность. Но еще в 1828 г. Пушкин пишет «Я вас

любил», «подлиннореалистическое», а потом опять — «Медный всадник» с его архетипами Бога-отца и жалкого Бога сына (злого Иисуса — Евгений из «Медного Всадника»= Евгений Онегин; так он работал, Пушкин: «Пиковая дама», Каменноостровской цикл, тоже получается ad infinitum. Иначе, видимо, и не может быть.

А при чем здесь письмо? Но это же и есть проблема нулевой степени письма —

Но в начале «Хлестакова» читается письмо Городничего (=Горбачева?), который дрожит от страха, но оно читается шиворот навыворот, это донос, антиписьмо. Почему не находят его полицейские? Потому что они вообще не знают, что такое письмо. Они не умеют писать — это может только Пушкин.

5. Тема смерти: Лестница — окно — зеркало — глаз

В фильме есть эпизод, в котором инок Григорий, будущий Самозванец (мотив Григория Распутина) стоит перед окном в келье, только что пробудившись перед сном, в котором ему видится, что он карабкается вверх по лестнице:

Мне снилося, что лестница крутая

Меня вела на башню; с высоты

Мне виделась Москва, что муравейник;

Внизу народ на площади кипел

И на меня указывал со смехом,

Лестница в психоанализе означает половой акт:

Всякого рода лестницы, стремянки и подъем по ним — несомненный символ полового акта. Вдумавшись, мы обратим внимание на ритмичность этого подъема, которая, как и, возможно, возрастание возбуждения, одышка по мере подъема, является общей основой (Фрейд 1989:185).

Ну, а башня, понятное дело, это фаллос. Москва — символ вагины. Овладение городом как женщиной — известный символ еще с античных времен. Например, Цезарю накануне переворота, приснилось, что он овладел своей матерью, что было истолковано как хорошее предзнаменование, то есть что он овладеет Римом (Светоний 1991: 193)

С другой стороны, подъем по лестнице в психологии Альфреда Адлера, первого из отколовшихся (отпавших) учеников Фрейда, создателя так называемой индивидуальной психологии, это несомненно символ власти.

Наконец тот факт, что народ смеется, глумится над Самозванцем это несомненно бахтинский карнавал, так называемый «редуцированный смех».

После первого свидания с Порфирием и появления таинственного мещанина со словом «убивец!» Раскольников видит сон, в котором он снова совершает убийство старухи. Приведем конец этого сна:

«Он постоял над ней: «боится!» — подумал он, тихонько, высвободил из петли топор и ударил старуху по темени, раз и другой. Но странно: она даже и не шевельнулась от ударов, точно деревянная. Он испугался, нагнулся ближе и стал ее разглядывать; но и она еще ниже нагнула голову. Он пригнулся тогда совсем к полу и заглянул ей снизу в лицо, заглянул и помертвел: старушонка сидела и смеялась, — так и заливалась тихим, неслышным смехом, из всех сил крепясь, чтоб он ее не услышал. Вдруг ему показалось, что дверь из спальни чуть-чуть приотворилась, и что там тоже как будто засмеялись и шепчутся. Бешенство одолело его: изо всей силы начал он бить старуху по голове, но с каждым ударом топора смех и шепот из спальни раздавались все слышнее и слышнее, а старушонка так вся и колыхалась от хохота. Он бросился бежать, но вся прихожая уже полна людей, двери на лестнице отворены настежь, и на площадке, на лестнице и туда вниз — все люди, голова с головой, все смотрят — но все притаились и ждут, молчат!.. Сердце его стеснилось, ноги не движутся, приросли... Он хотел вскрикнуть и — проснулся» (V, 288)

Здесь нас интересуют несколько моментов.

1. Первый момент нам уже знаком: это фантастическая логика сна, использованная Достоевским. Напомним его слова: «...перескакиваешь через пространство и время и через законы бытия и рассудка и останавливаешься лишь на точках, о которых грезит сердце» («Сон смешного человека»). Эта логика сна и позволила здесь создать образ смеющейся убитой старухи,

г

сочетать смех со смертью и убийством. Но это же позволяет сделать и амбивалентная логика карнавала. Перед нами типичное карнавальное сочетание.

Образ смеющейся старухи у Достоевского созвучен с пушкинским образом подмигивающей в гробу старухи графини и подмигивающей пиковой дамы на карте (кстати, пиковая дама — это карнавального типа двойник старой графини). Перед нами существенное созвучие двух образов, а не случайное внешнее сходство, ибо оно дано на фоне общего созвучия этих двух произведений («Пиковой дамы» и «Преступления и наказания»), созвучия и по всей атмосфере образов и по основному идейному содержанию: «наполеонизм» на специфической почве молодого русского капитализма; и там и тут это конкретно-историческое явление получает второй, убегающий в бесконечную смысловую даль карнавальный план. И мотивировка этих двух созвучных фантастических образов (смеющихся мертвых старух) сходная: у Пушкина — безумие, у Достоевского — бредовый сон.

2. В сне Раскольникова смеется не только убитая старуха (во сне, правда, ее убить оказывается невозможным), но смеются люди где-то там, в спальне, и смеются все слышнее и слышнее. Далее появляется толпа, множество людей и на лестнице и внизу, по отношению к этой толпе, идущей снизу, он находится на верху лестницы. Перед нами образ развенчивающего всенародного осмеяния на площади карнавального короля-самозванца. Площадь — это символ всенародности и в конце романа Раскольников, перед тем как идти с повинною в полицейскую контору, приходит на площадь и отдает земной поклон народу. Этому всенародному развенчанию, которое «пригрезилось сердцу» Раскольникова во сне нет полного созвучия в «Пиковой даме», но отдаленное созвучие все же есть: обморок Германа в присутствии народа у гроба графини. Более полное созвучие сну Раскольникова мы находим в другом произведении Пушкина, в «Борисе Годунове».

Мы имеем в виду троекратный пророческий сон Самозванца (сцена в келье Чудова монастыря):

Мне снилося, что лестница крутая

Меня вела на башню; с высоты

Мне виделась Москва, что муравейник;

Внизу народ на площади кипел

И на меня указывал со смехом;

И стыдно мне и страшно становилось —

И, падая стремглав, я пробуждался...10

Здесь та же самая карнавальная логика самозванного возвышения, всенародного смехового развенчания на площади и падения вниз.

3. В приведенном сне Раскольникова пространство получает дополнительное осмысление в духе карнавальной символики. Верх, низ, лестница, порог, прихожая, площадка получают значение «точки», где совершается кризис, радикальная смена, неожиданный перелом судьбы, где принимаются решения, переступают запретную черту, обновляются или гибнут (Бахтин 1963: 278-279) (разрядка М. М. Бахтина. - В. Р.).

Здесь можно только добавить мотив Раскольникова-убийцы и Николки, невинного «юродивого» — двойника Гришки Отрепьева.

Итак, лестница также и экзистенциальный символ. На лестнице, перед дверью или окном, ведутся «последние разговоры».

И последнее. Пушкин всю жизнь интересовался «Словом о полку Игореве». Не сыграл ли тут же роль знаменитый сон Святослава?

А Святъславъ мутенъ сонъ видҍ въ Киевҍ на горахъ. «Си ночь съ вечера одҍвахуть мя, — рече, — чръною паполомою на кроваты тисовҍ; чръпахуть ми синее вино, съ тружомъ смешено; сыпахуть ми тъщими тулы поганыхъ тълковинъ великый жен-чугъ на лоно и нъгують мя. Уже дьскы безъ кнҍса в моемъ теремҍ златовръсҍмъ. Всю нощь с вечера бусови врани възграяху у Плҍсеньска, на болони бҍша дебрь Кияня и несошася къ синему морю».

10 Вот так работает бессознательное. Мне казалось, что я дошел до этой идеи своим умом. А бессознательное просто запомнило когда-то в юности прочитанную книгу Бахтина (подробнее об этом механизме памяти — ср. фильм Тарковского «Зеркало» — см. главу « Микроанализ»).

Святослав беспокоился о своих племянниках, которые пошли в сомнительный поход. Элементы его тревоги вошли в сон почти без изменений. Во сне он лежит на смертном одре и его отпевают поганые кочевники. Князь понимает, что поход Игоря не удается, и это бьет по его престижу и престижу всего русского государства. Жемчуг символизирует слезы. Поганые толковины выливают из своих колчанов плач Ярославны. Что за сани несут князя к синему морю. Конечно, это погребальные сани. Сон князя это сон о его собственной смерти, экзистенциальная проработка ее, смерти от позора в результате неудачи похода Игоря на половцев. Можно сказать, что в этом сне Святослав отождествил себя с Игорем, это его, Игоря, «негуют» половцы соблазняя, переманивая на свою сторону. Это он, Игорь, предпочитает позорному бегству смерть на погребальных санях. Это у него, Игоря, «поехала крыша» (уже доски без князька в моем тереме златоверхом) от неудачного похода, позорного поражения и пленения.

Сон Святослава имеет отчетливый сексуальный подтекст. Князь лежит на кровати, причем лежит на спине, и ему на лоно, то есть на грудь, сыплют из колчанов (фаллических предметов) мелкий жемчуг, то есть нечто вроде спермы. Причем это делают «поганые толковины», то есть враги, иноземцы. Сексуальный аспект подчеркнут словами, что они «негуют», то есть нежат его. Странно, что князь здесь явственно выступает в роли женщины: он пассивно лежит в женской позе и иноземцы извергают на него свое семя, как бы насилуют его. Или можно сказать даже более сильно — они его дефлорируют. Об этом косвенно говорит фраза «Уже дьскы безъ кнҍса в терҍме моем златовърсҍм», то есть поперечная скрепляющая балка (князек) на тереме князя слетает и он, вероятно, лежа в такой позе, видит небо. Князек на тереме — символ его целостности, поэтому тот факт, что иноземцы ломают князек, ассоциируется с тем, что они дефлорируют дом и тем самым его хозяина. Вспомним теперь, что князь лежит на самом высоком месте Киева, столицы русского государства, то есть, верша сексуальное насилие

над ним, враги совершают то же самое с городом, они насилуют и оскверняют его. А Город, как мы помним, всегда женский символ (ср. выражение «Киев — мать городов русских). Князь — олицетворение столицы, ее центра, поэтому в сновидении по закону смещения и сгущения именно он становится женщиной-городом, непосредственным предметом насилия со стороны врагов-иноземцев. Иными словами это пророческий сон о захвате Киева «погаными толковинами». Но кто же эти иноземцы? Ясно, что это не половцы, которые никогда не добирались до Киева. Князю Святославу приснился сон о татарах, которые действительно взяли Киев под руководством Батыя в 1240 году, то есть более чем через полсотни лет после похода Игоря на половцев и после того, как это приснилось Святославу в «Слове о полку Игореве».

Окно в славянской мифологии символизирует смерть (будущую смерть Гришки и Бориса): через окно выносят покойника. В том числе окно символизируется зеркалом, что замыкает мотив «Зеркала» Тарковского: смерть героя с отлетевшей душой птицей. — В последних эпизодах фильма Годунов бегает за сыном: то бежит, то лежит, как мертвый (царевич Димитрий — сын Дмитрий, но в то же время и живой — он по преданию оживал (см. Скрынников 1978 ): мотив безумия Борисовых детей (ср. в «Золотом веке» героиня (Леа Лиз) в безумном экстатическом полубреду говорит герою (Гастон Модо): «Как хорошо убить своего ребенка!» — то есть и сына и угличского царевича Димитрия. Абсурд ситуации: то бежит, то лежит; и вообще абсурдность показанной реальности и у М., и у П.,: смутное время. Почему он бежит? Он старается преодолеть убийство сына и его двойника царевича Димитрия (оба царевичи, только угличский Дмитрий — сын Ивана Грозного), он хочет убить сына, потому что не хочет умирать сам и отдавать ему царство; Романовы! это он предчувствует в смерти только что рождающейся династии (травма рождения Ранк 2004 <1929>), его смерть — это одновременно рождение и смерть династии Романовых, династии, закончившейся мученической

смертью Николая Второго, отсюда вся цепочка царей Романовых. Когда Борис лежит на смертном одре (в фильме на современной больничной койке) показывается огромный глаз, — ср. киноглаз Вертова и знаменитый кадр с разрезанным глазом в «Андалузском псе» Бунюэля. Отсюда мотив вуаеризма — подсматривания и подслушивания, как в «Тельце» Арабова — Сокурова, где все время через дверь (тоже символ смерти: покойника выносят из дома через дверь) подсматривают и подслушивают за умирающим Лениным. Отсюда мотив смерти Ленина (и Сталина), фактического убийцы Николая Второго и прерывателя всей династии Романовых. Вот почему так страшна смерть Бориса Годунова.

6. Спасение?

Главное отличие поэтики Владимира Мирзоева от постмодернистской заключается, по-моему, в следующем. Мирзоев постмодернист лишь по форме, — поэтика цитат и реминисценций. Возможно, от этой формы ему предстоит, в конце концов, отказаться, и прийти к божественной простоте, такой, например, как в «Шуме и ярости» Фолкнера — «он пришел» «она сказала».

Через забор, в просветы густых завитков, мне было видно, как они бьют. Идут к флажку, и я пошел забором. Ластер ищет в траве под деревом в цвету. Вытащили флжок, бьют. Вставили назад флажок, пошли на гладкое, один ударил, и другой ударил. Пошли дальше, и я пошел. Ластер подошел от дерева, и мы идем вдоль забора, они стали, и мы тоже, и я смотрю через забор, а Ластер в траве ищет. — Подай клюшки, кэдди! — Ударил. Пошли от нас лугом. Я держусь за забор и смотрю, как уходят. — Опять занюнил, — говорит Ластер. — Хорош младенец, тридцать три годочка. (Фолкнер 1998:13).

Фильм заканчивается тем, что под титры поется песня на слова знаменитого стихотворении Пушкина:

Ура! в Россию скачет

Кочующий деспот.

Спаситель горько плачет,

А с ним и весь народ.

Мария в хлопотах Спасителя стращает:

«Не плачь, дитя, не плачь, сударь:

Вот бука, бука — русский царь!»

Царь входит и вещает:

<...>

А мать ему: «Бай-бай! закрой свои ты глазки;

Пора уснуть уж наконец,

Послушавши как царь-отец

Рассказывает сказки.

Проведем эскизный мотивный анализ первых двух и последнего четверостишия.

Кочующий деспот — это и Гришка Самозванец, и Борис, его инверсированное альтер эго.

Спаситель громко плачет — тема Спасения России — злой Иисус — Кто, ты мой ангел ли, хранитель / Или коварный искуситель? — связь с темой письма Татьяны — Марина (Мария, мать Иисуса и Мария Магдалина — Марина Мнишек («блудница») — Самозванец (Мнимый спаситель России) — в БГ все время кто-то плачет — Татьяна в ЕО все время плачет —

А с ним (с Самозванцем) и весь народ (за Борисом) безмолвствует, т. е. — не громко плачет.

Мария в хлопотах Спасителя стращает (Марина Мнишек уговаривает Самозванца идти царствовать в Россию — «стращает» его.)

«Не плачь, дитя, не плачь, сударь: Иисус в колыбели. Он бессознательно уже боится царя Ирода, который приказал уничтожить всех детей — тема убитого царевича. Борис — царь Ирод, (го)сударь.

Вот бука, бука — русский царь!» — почти дословная цитата из фильма и из БГ.

Баба (с ребенком)

Агу! не плачь, не плачь; вот бука, бука —

Тебя возьмет! агу, агу!.. не плачь!

Царь входит и вещает: Борис объявляет, что будет царствовать.

А мать ему: «Бай-бай! закрой свои ты глазки;

Пора уснуть уж наконец», Пора, мой друг, пора... — Гамлет — умереть-уснуть и видеть сны быть может — сон Гришки, как он поднимается по лестнице — По лестнице, как головокруженье — по Фрейду лестница половой акт = по лестнице власти — Альфред Адлер: его теория власти как комплекса неполноценности.

Послушавши как царь-отец Бог Отец — Борис — оба Бориса — Медведев с Путиным — Пушкин («Сказка о царе Салтане») — Режиссер — писатель — зритель — читатель.

Рассказывает сказки. Путин-Медведев рассказывают народу сказки о будущей прекрасной жизни, о Спасении России — в то же время, режиссер наверняка читал книгу

В. Я. Проппа «Морфология сказки», в которой все сказки рассматриваются как инвариант одной сказки — все фильмы и спектакли Владимира Мирзоева — один гипертекст — Пушкин как предтеча (Иоанн Грозный предтеча Бориса Годунова) постмодернизма и его преодоления.

Я предлагаю читателю просмотреть эту главу еще раз. Сюжет романа <«Шум и ярость» — В. Р> так запутан, что многие критики и читатели пеняли на это Фолкнеру, на что он отвечал предложением еще и еще раз перечитать роман. Американский исследователь Эдуард Уолпи даже составил хронологию основных событий романа, но это, по всей видимости, ничего не дает, так как, по справедливому замечанию Жан-Поля Сартра, когда читатель поддается искушению восстановить для себя последовательность событий («У Джейсона и Кэролайн Компсон было трое сыновей и дочь Кэдди. Кэдди сошлась с Долтоном Эймсом, забеременела от него и была вынуждена срочно искать мужа...»), он немедленно замечает, что рассказывает совершенно другую историю (Руднев 2009: 448).

Здесь мы возвращаемся к стихотворению Пушкина «Странник».

I

Однажды странствуя среди долины дикой,

Незапно был объят я скорбию великой

И тяжким бременем подавлен и согбен,

Как тот, кто на суде в убийстве уличен.

Потупя голову, в тоске ломая руки,

Я изливал души пронзенной муки

И горько повторял, метаясь как больной:

«Что делать буду я? Что станется со мной?»

II

И так я сетуя в свой дом пришел обратно.

Уныние мое всем было непонятно.

При детях и жене сначала я был тих

И мысли мрачные хотел таить от них;

Но скорбь час от часу меня стесняла боле;

И сердце наконец раскрыл я по неволе.

«О горе, горе нам! Вы, дети, ты жена! –

Сказал я, — ведайте: моя душа полна

Тоской и ужасом, мучительное бремя

Тягчит меня. Идет! уж близко, близко время:

Наш город пламени и ветрам обречен;

Он в угли и золу вдруг будет обращен,

И мы погибнем все, коль не успеем вскоре

Обресть убежище; а где? о горе, горе!»

III

Мои домашние в смущение пришли

И здравый ум во мне расстроенным почли.

Но думали, что ночь и сна покой целебный

Охолодят во мне болезни жар враждебный.

Я лег, но во всю ночь всё плакал и вздыхал

И ни на миг очей тяжелых не смыкал.

Поутру я один сидел, оставя ложе.

Они пришли ко мне; на их вопрос, я то же,

Что прежде, говорил. Тут ближние мои,

Не доверяя мне, за должное почли

Прибегнуть к строгости. Они с ожесточеньем

Меня на правый путь и бранью и презреньем

Старались обратить. Но я, не внемля им,

Всё плакал и вздыхал, унынием тесним.

И наконец, они от крика утомились

И от меня, махнув рукою, отступились

Как от безумного, чья речь и дикий плач

Докучны, и кому суровый нужен врач.

IV

Пошел я вновь бродить — уныньем изнывая

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: