Командир штурмового корпуса 4 глава

— Неважная была погода. Облачность, дожди, снег... А летать летали.

— Днем?

— Днем.

И Харченко рассказал, как на бомбардировщике штурмовая врага под Тулой, у Ясной Поляны ж Косой горы.

Потом Барашев говорил с Паращенко и Красновым. О тех же полетах. Задумчиво ходил по стоянке, думал. В такую погоду можно скрытно подойти к цели, уйти, незамеченным проскользнуть перед носом вражеского истребителя... Воздушные корабли не могут под чехлами стоять на земле. Надо летать. Он твердо верил в то, что погода эта может стать союзником, если умело ее использовать. И он знал, что с Сенько он найдет любую цель — как бы ни бесилась погода и как бы, ни лютовал враг.

Барашев идет к командиру полка.

— Разрешите на задание?

— Да разве сейчас пройдешь? [355]

— Пройдем на бреющем.

Он стал доказывать, что при полете на высоте 15 — 20 метров самолет не обледеневает. Земля поглощает шум моторов, и противник не сможет сразу определить курс самолета. Зенитчики не успеют открыть огонь или будут стрелять под большим углом неприцельно...

Это был дерзкий налет. Не могли взлететь в небо ни истребители, ни штурмовики. Ни один самолет, экипаж которого не владел слепым полетом, не мог подняться в воздух. Облака давили землю, снежные метели слепили глаза.

На малой высоте даже в солнечный день нелегко определить место самолета. Внизу все сливается в сплошную мчащуюся назад ленту. С калейдоскопической быстротой меняются ориентиры, и можно проскочить цель.

А сейчас все утонуло в непроницаемой снежной мгле, и штурман только время от времени угадывал местность. Выручал опыт, добытый во всех прошлых полетах. Сенько и в этих условиях безошибочно вывел дальний бомбардировщик на вражеский аэродром и, как всегда, метко сбросил бомбы. Потом зашли на цель еще раз. Проштурмовали самолетные стоянки из пулеметов. В результате удара уничтожили три самолета, подожгли склад боеприпасов, а на обратном маршруте экипаж рассеял три больших обоза противника.

В тот же день Сенько положил точную серию бомб по железнодорожной станции. Огонь бортовых пулеметов завершил атаку эшелона с живой силой. А вскоре взлетел в воздух и другой эшелон, так и не успевший прибыть на фронт.

Погоды не было, а удары с воздуха продолжались. Горели танки, автомашины, заправщики. Когда наши войска выбили противника из этих мест, они увидели, что овраги завалены вражескими трупами, разбитыми танками и орудиями. Такой урон врагу нанесли экипажи тяжелых кораблей в дневных полетах.

Однажды Барашеву подали центральную газету.

— Дмитрий, прочти.

Примененный им новый тактический прием был расценен как пример выдающегося летного мастерства. О летчике-новаторе теперь знала вся дальняя авиация. Знала она теперь и о штурмане Василии Сенько.

Памятен весенний день 27 марта. Полку было присвоено наименование «гвардейский». Сенько и его командир Барашев награждены «Золотыми Звездами» Героя Советского Союза. [356]

В те дни газета авиации дальнего действия «Красный сокол» писала о штурмане Сенько: «Когда товарищи поздравляли его с высокой правительственной наградой, с присвоением звания Героя Советского Союза, он краснел и терялся в ответах. И все знали, что Василий Сенько растерялся впервые.

Кажется, что по натуре ему больше подходила его первая гражданская специальность: учить детей основам химии и зоологии. Но скрытый в его душе темперамент героя, энергия боевика заставили покинуть стены спокойной школы, своих внимательных учеников. Другое требовала душа: и он пошел в авиацию».

Сражаться с врагом Сенько начал под Ленинградом. Это его бомбы разрушили вражеский мост через водный рубеж. Он еще был в воздухе, когда в полк пришла благодарность от наземного командования. Сенько совершал посадку на партизанском аэродроме, доставляя оружие. Сбрасывал боеприпасы частям, находившимся во вражеском тылу. На Дону и под Сталинградом совершенствовалось его штурманское мастерство. Теперь у него было уже 200 боевых вылетов. Его самолет ни разу не сбивался с маршрута, а бомбы всегда поражали цель. Летая с Барашевым, Сенько проявил новые штурманские качества. Он стал лучшим фоторазведчиком в полку.

В ночь на 28 марта полк сделал три боевых вылета. Неутомимые Сенько и Барашев совершили четыре.

Раз Сенько с Барашевым пришли к самолету, а техник доложил:

— Ресурс кончился, товарищ командир, — выждав немного, добавил, — уже четвертый ресурс.

Четвертый. Как быстро бежит время. Глядя на механиков и мотористов, Сенько с командиром думали, какую же тяжесть вынесли они, земные труженики. С распухшими и растрескавшимися на студеном ветру руками, которые не заживали всю зиму, они готовили самолеты в бой. По четыре вылета в ночь!

— До получения нового самолета полетаем еще на этом красавце. Моторчики-то работают, — сказал Барашев. И экипаж летал еще несколько ночей.

Потом получили другой корабль. Командир полка не мог им отказать. Они ни разу не возвращались домой, не выполнив задания. За осень и зиму в полку никто не летал больше их. Никто не поднимал больше бомбовой нагрузки. Никто не сделал больше боевых вылетов. В славной когорте полка экипаж командира Барашева и штурмана Сенько задавал тон в боевой работе, и его примеру следовали все. [357]

Весной гвардейцы опять начали летать в глубокие тылы врага. Наносили удары по военно-промышленным центрам и крупным железнодорожным узлам. Опять вся страна, весь мир следили за этими героическими полетами, за мощными ударами экипажей дальней авиации.

Сенько склеил полетную карту, разложил ее на столе и удивился. Длинная, как простыня. На одном конце — свой аэродром, на другом — Германия. Обычная масштабная линейка казалась теперь игрушечной. Сколько надо было их, чтобы плотной линией соединить две точки, как бы олицетворяющие собой жизнь и смерть. Сенько обвел цель кружками и, как всегда, перекрестил ее красным карандашом. Черная, с редкими изломами линия упрямо шла на запад. Она пересекала десятки рек, множество городов и сел. Проходила над крупными лесными массивами и безлесьем, над безлюдным краем болот. Сначала — наша земля, потом — вражья.

Барашев посмотрел на ровные столбики цифр, что стояли справа от линии пути:

— Сколько?

— Восемь часов, — ответил Сенько.

Ему еще никогда не приходилось летать по такому маршруту.

Восемь часов зенитки и истребители врага будут подстерегать их корабль. Восемь часов Барашев будет держать в руках штурвал. Восемь часов Сенько, не видя земли, будет рассчитывать курс и скорость, чтобы не сбиться с пути и нанести бомбовый удар в заданное время. Восемь часов радист Подчуфаров будет вслушиваться в эфир и, не смыкая глаз, оберегать экипаж от истребителей врага.

И погода все восемь часов будет показывать свой коварный характер. Где-то на маршруте встретишь мощнокучевую, пронизанную молниями облачность и будешь искать «коридорчик». Где-то попадешь под ливневый дождь, а еще опаснее — обледенение.

Но на цель надо прибыть минута в минуту.

В таких полетах работа у штурмана самая напряженная. Чтобы своевременно выйти на цель, находящуюся в самой Германии, поразить ее и вернуться домой, он учитывает секунды, градусы и даже метры. Он ведет тончайшие расчеты полета, находясь в тумане, дождевых тучах и снежных зарядах. Он считает во вражеском огне и в те долгие минуты, а порой и часы напряженного беспокойства, когда экипаж скрытно и с коварной неотступностью преследуют ночные истребители врага. У штурмана все перегрузки в полете идут на мозг. Расчеты... [358] Расчеты... Расчеты... Успех всего полета — в точности работы штурмана и в согласованных действиях всего экипажа.

Едва ли где так прочно сходятся люди, как в экипаже дальнего бомбардировщика. Длительный полет над станом врага, вечный шанс быть сбитым огнем или разломанным свирепыми грозовыми тучами рождает в людях презрительное отношение ко всякого рода опасностям. На борту тяжелого корабля утверждается та необходимая здесь атмосфера, в которой нет места мучительным сомнениям, внезапному отчаянию и тревоге за жизнь, здесь властвует неколебимая вера друг в друга и в то, что ты победишь.

Корабль идет в густой дымке. Часто то там, то здесь бьют зенитки. Город, на который они летели, лежит внизу черным пауком. Притаился, молчит. И только когда посыпались первые бомбы, начал изрыгать огонь. Рыскающие по небу прожекторы создавали сплошные световые поля. Казалось, небо горело. Но ни зенитный заслон, ни слепящие прожекторы не могли остановить корабли. Подходя к цели, Сенько с огромной высоты увидел внизу всплески огня. Они разрастались в пожар большой силы. Вблизи загорелось что-то еще, потом он увидел взрыв и новые пожары. Это уже его бомбы.

Дальние маршруты... Путь от Волги до Вислы, Одера, Шпрее и обратно. Где-то в России, отстаивая в смертельных схватках с врагом каждую улицу и дом, каждый метр родной земли, бились сверстники Сенько. И до чего же им казалась далекой в то время немецкая сторона. А он вторгся в самое вражье логово. Частицей Родины был для него воздушный корабль.

И вот уже почти весь маршрут проходит над территорией противника. Усталость берет свое. Ноет спина, отекают ноги. Хочется хоть на минутку закрыть глаза и под монотонный рокот моторов немного вздремнуть. Но этого допускать нельзя. Враг где-то рядом, ищет тебя. И три пары глаз сверлят темноту.

В дальнем полете на учете каждый грамм горючего. Топливо ставило экипаж в строгие режимы. Малейшая ошибка, отклонение от маршрута — и уже нет гарантии, что вернешься на свою базу. Но штурман Сенько и по дальним маршрутам безукоризненно водил тяжелый бомбардировщик. С ним Барашеву было по плечу любое задание. Сенько, человек высокой культуры, пришелся Барашеву по душе — достойная замена Травину. Полеты в сложных метеорологических условиях закалили его. Он всегда с большой ответственностью относился к заданию. Сенько ни разу не ошибся в отыскивании цели, метко бомбил, [359] фотографировал. Авторитет его был высок. В полетах с Барашевым его штурманское искусство совершенствовалось, и он стал мастером самолетовождения.

Тысяча километров непроглядной ночи. Начиненное порохом небо. Ощетинившийся зенитными орудиями вражеский край. Летит он час, другой, не видя земли и звезд, обходя грозу и крупные города. Где-то на третьем или четвертом часу полета он должен безошибочно вырвать из темноты вражеский объект, по которому надо нанести бомбовый удар.

На этот раз цель — крупный железнодорожный узел в глубоком тылу врага. Сенько припал лицом к стеклу фонаря. Внизу расплывчатые, ни на что не похожие ориентиры. На дальних маршрутах даже при точных расчетах возможны отклонения от линии пути. Но он, лидер, должен в любом случае выходить на цель точно. Сенько уверен в расчетах. Наступил тот момент, когда землю он должен увидеть своими глазами. Позади него, совсем близко, идут полки, дивизии, корпуса. Каждый экипаж летит самостоятельно, и каждый штурман напряженно смотрит вперед, ждет сигнала Сенько. Лидер им должен указать цель.

Да, штурман уверен в расчетах, но дымка, съедающая очертания объекта, все же тревожит его. Исподволь закрадываются сомнения. Но верх берет вера в себя, в свои расчеты, в свой экипаж. Все же он решается сбросить пока только одну светящую бомбу. Она раскалывает темноту, и сквозь тонкие, словно проржавевшие облака Сенько видит сходящиеся линии железнодорожных путей. Расчеты подтвердились.

И вот накатывается на цель волна первых самолетов. Когда тяжелые корабли вставали на боевой курс, узел уже был освещен, как днем. Прожекторы рассекли небо, замерцали зенитные разрывы, тротиловая гарь проникла за обшивку корабля. Но вражеские зенитки и прожекторы были бессильны. Внизу фонтанировал огонь плотных серий тяжелых бомб.

Радостно возбужденный, Сенько видел, как рос, усиливался в небе наш крылатый плацдарм. Еще много раз Совинформбюро сообщало о действиях нашей дальней авиации по военно-промышленным центрам фашистской Германии. И часто лидером ходил двадцатидвухлетний лейтенант Василий Сенько.

В этих трудных полетах раскрылся весь боевой талант и мастерство штурмана. Барашев не ошибся в Сенько. Один из самых сильных летчиков АДД Дмитрий Барашев летал теперь с одним из самых сильных штурманов АДД. Потом Сенько выполнял задания с другим экипажем. Но лидером оставался до конца войны. [360] Василий Сенько — единственный в Военно-воздушных Силах штурман, дважды удостоенный звания Героя Советского Союза.

Он не может объяснить, когда в нем пробудился зов к небу, откуда взялась эта неукротимая страсть летать. Но одно, самое главное в жизни, для него всегда было ясно: он летал в бой за Советскую Родину. Гвардии полковник Сенько и поныне служит Отчизне в боевом строю.

М. Голышев

Курс на цель

СИВКОВ ГРИГОРИЙ ФЛЕГОНТОВИЧ

Григорий Флегонтович Сивков родился в 1921 году в деревне Мартынове Кунгурского района Пермской области. По национальности русский. Член КПСС с 1943 года. В Советской Армии с 1939 года. В 1940 году окончил военную авиационную школу.

В годы Великой Отечественной войны Г. Ф. Сивков сражался на Южном, Северо-Кавказском, Закавказском, 3-м Украинском фронтах. Был командиром звена, эскадрильи, штурманом полка. Произвел более 240 боевых вылетов и уничтожил большое количество танков, бронетранспортеров, полевых и зенитных орудий, железнодорожной техники, а также живой силы противника. 4 февраля 1944 года Г. Ф. Сивкову присвоено звание Героя Советского Союза. 18 августа 1945 года он удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами и медалями.

После Великой Отечественной войны Г. Ф. Сивков окончил Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского, затем адъюнктуру, стал кандидатом технических наук, доцентом. Работая в этой же академии, обучает и воспитывает офицеров Военно-Воздушных ч Сил Советской Армии.

Летом 1943 года гитлеровцы удирали с пресловутой «Голубой линии». Эскадрилья штурмовиков, ведомая капитаном Г. Ф. Сивковым, выполняла боевые задания по штурмовке вражеских колонн. Вот опять Сивков повел группу штурмовиков во вражеский тыл бомбить железнодорожную станцию, где находились эшелоны противника.

Сильным зенитным огнем встретил враг советских штурмовиков. Четверка «илов» упрямо прорвалась через огневую завесу противника. Бомбы посыпались на вражеские эшелоны. Разворот — и еще одна атака.

Вдруг самолет Сивкова резко тряхнуло. Машина «клюнула». Стало трудно удерживать ее в горизонтальном полете. Мотор натужно заревел, словно раненый, и вот совсем заглох. Самолет пошел резко вниз. Сивков посмотрел на землю, потом на карту.

«До линии фронта километров пятнадцать. Не дотянуть...»

Слева — камыш, прямо — небольшая площадка в тылу врага. Выбора нет, и Григорий посадил машину на эту площадку.

«Где свои?» — тревожно подумал он и, глянув вверх, обрадовался: два штурмовика заходили на посадку на ту же площадку. Но что это? У первого самолета не выпустились шасси, и он ушел в сторону. Второй снизился, потом взмыл вверх, развернулся вдали, зашел на посадку и подрулил к самолету Сивкова.

— Товарищ капитан, скорее! — кричал летчик, младший лейтенант Калинин.

Когда фашисты начали стрелять из минометов, Сивков сидел в кабине машины своего верного боевого товарища и вел штурмовик на взлет. Внизу, на полянке, он оставил свой разбитый, горящий самолет. [363]

— Вот я и безлошадный, — сказал он, вернувшись в часть, командиру полка.

— Война есть война, — успокоил его командир. — Машину дадим. Отдыхайте, капитан. Завтра опять в бой. Готовы? Нервы не шалят?

— Все в порядке, к вылету готов.

И вновь ведущий малых и больших групп штурмовиков капитан Сивков стал водить своих летчиков на штурмовку врага. Он летал в самую тяжелую погоду, умело отыскивал цели и метко поражал их.

Летчик-штурмовик Сивков в полку слыл мастером ударов. Он был зрелым, опытным штурмовиком. Войну Сивков начал еще на самолете СУ-2 — легком бомбардировщике — ив первые же месяцы боев с гитлеровцами отличился стойкостью, мужеством и мастерством. Не раз он попадал в трудные ситуации и всегда выходил победителем.

В один из весенних дней 1942 года, когда в степи еще лежал снег, с фронтового аэродрома, находившегося под Луганском, поднялась эскадрилья легких бомбардировщиков СУ-2. Крайним слева летел Григорий Сивков, молодой летчик-комсомолец, сын колхозника из-под Перми. Он уже успел побывать в боях, и потому командир поставил его крайним ведомым — замыкать строй. Это одно из самых тяжелых и ответственных поручений в боевом порядке группы. У линии фронта бомбардировщиков встретила и стала сопровождать четверка наших истребителей.

Внизу, под плоскостями, проплывала заснеженная донецкая земля. Вот и линия фронта. Заговорили фашистские зенитные пушки и пулеметы. Эскадрилья смело вошла в зону зенитного огня и стала сбрасывать бомбы. Они ложились точно вдоль шоссейной дороги, по обочине которой растянулась колонна вражеских танков, тягачей с пушками, бронетранспортеров с пехотой. Черные клубы дыма окутали вражескую колонну, а самолеты вновь и вновь повторяли заходы на цель.

— «Мессершмитты», — услышал Сивков голос своего штурмана Петра Землякова.

Вражеских истребителей было более двух десятков. Одна группа «мессершмиттов» сделала попытку связать боем наших истребителей, а вторая устремилась на бомбардировщиков. На стороне фашистов было трехкратное численное превосходство. Эскадрилья сомкнула строй, летчики быстро приготовились к отражению атаки и, когда несколько «мессершмиттов» зашли в хвост, встретили их дружным огнем пулеметов. Отбита вторая, третья и четвертая вражеские атаки. [364]

Тогда гитлеровцы решили изменить тактику: они попытались отколоть от строя крайний самолет и уничтожить его. Это был самолет Сивкова. Григорий знал, что удержаться в строю — это значит победить. Несколько вражеских пулеметных очередей прошили фюзеляж и плоскости его машины. Рули стали тяжелыми в управлении, но Сивков не нарушил строя. А его боевой друг штурман Земляков посылал в фашистских стервятников одну за другой короткие пулеметные очереди. Так, отбиваясь от врага, и возвратилась эскадрилья на свой аэродром.

— Молодец, Сивков, стойко замыкал строй! — похвалил молодого летчика командир.

Похвала радовала, но обстановка на фронте была трудной: враг, оправившись после поражений под Москвой, Ростовом и Тихвином, вновь развертывал наступление.

«Крепче надо бить фашистов, — думал Григорий, — да вот самолет-то у меня не очень силен. На таком многого не сделаешь. Вот бы на «ил» пересесть...»

Об «илах» мечтал не один Сивков. Вскоре эта мечта сбылась: из далекого тыла прибыла партия самолетов-штурмовиков ИЛ-2.

В полку объявили приказ: сдать старые, видавшие виды самолеты, получить новые и в кратчайший срок пройти курс переучивания.

Эту весть встретили с нескрываемой радостью: все уже знали, какими замечательными качествами обладает новая машина. Летчики были довольны ее скоростью, радиусом действия, бомбовой нагрузкой, пушками и пулеметами, броневой защитой.

Изучив машину, летчики опробовали мотор, рулили по аэродрому, усваивая особенности поведения самолета, на котором вскоре предстояло подниматься в воздух каждому самостоятельно.

Изучая новую машину, Григорий Сивков много думал об изменении тактики штурмовых действий. Как-то во время очередного учебного полета Сивков снизился на высоту, меньше рекомендуемой. По поводу этого случая у него произошел серьезный разговор с командиром полка.

— Я не оправдываюсь, товарищ майор, — горячо говорил Сивков. — Только мне необходимо уяснить основы тактики наших боевых действий. Да и не только мне. Разрешите высказаться!

— Я вас слушаю, — согласился командир.

— В тактике штурмовиков основой успеха является принцип внезапности, — убежденно стал доказывать [365] Григорий. — Средством для достижения тактической внезапности служит так называемый бреющий полет. Но ведь по инструкции бреющий полет выполняется на высоте от 5 до 25 метров. Нам рекомендуют летать на высоте не ниже 25 метров. Мое мнение — полной внезапности на такой высоте мы не достигнем. Мы должны бороться за каждый метр, летать так, чтобы как можно теснее прижиматься к земле.

— А безопасность полета, — возразил майор, — какая гарантия безопасности?

— Безупречная техника пилотирования, — ответил Сивков.

И, подумав, добавил:

— Конечно, летать на высоте 5 — 10 метров — это риск. Но что такое риск? И можно ли обойтись без него на войне? Только риск должен быть не безрассудным, а осмысленным, грамотным.

Они долго беседовали в тот вечер. В результате пришли к выводу, что штурмовикам необходимо всемерно использовать рельеф местности, летать на минимальных высотах, что обеспечит внезапность атаки.

— Ну что ж, скоро в бой, — сказал в заключение командир, — постараюсь назначить вас ведущим группы. Увидим, каковы будут успехи.

— Дело покажет, — уверенно ответил Григорий.

Ведущий! Равняясь на него, группа преодолевает зону зенитного огня, выходит на цель и по его команде начинает и ведет штурмовку наземного противника. А если встречается воздушный враг, то ведущий должен оценить обстановку, принять решение и вести бой. Григорий понимал, какая ответственность легла на его плечи. И это его по-настоящему радовало.

Летом 1942 года разгорелись жаркие бои. Днем и ночью в воздухе не смолкал гул сотен моторов. Помогая нашей пехоте, советские штурмовики успешно громили укрепления, технику и живую силу врага. Летчик Сивков в те дни по нескольку раз в день поднимался в воздух и водил группы штурмовиков на задание.

— С высоты «175,0» ведет огонь вражеская дальнобойная артиллерийская батарея. Ее огонь мешает нашей пехоте. Точных координат батареи нет — она замаскирована. Вы должны найти батарею и уничтожить! — таково было очередное задание, полученное Сивковым.

Четверка тяжело нагруженных бомбами штурмовиков поднялась над аэродромом и полетела в сторону фронта. Сивков предварительно изучил район цели по карте и пришел к. выводу, что вражеские орудия находятся на западном склоне высоты. [366] Для того чтобы удар был внезапным, следовало подойти с тыла и на самой малой высоте. Это решение оказалось верным. Ведущий первым обрушил бомбовый груз на фашистских артиллеристов. Вскоре наземные войска сообщили: наши штурмовики на высоте «175,0» уничтожили вражескую батарею и наблюдательный пункт. Все, казалось, просто. Но сколько для этого потребовалось мастерства, умения действовать согласованно, точно, организованно!

С каждым вылетом крепло боевое мастерство Григория Сивкова. Ему поручались все более ответственные задания. В начале ноября 1942 года, когда фашисты рвались в глубь Кавказа, создалась очень трудная обстановка на одном из участков Южного фронта: вражеские танки прошли к важному пункту, где наших наземных войск почти не было.

Как остановить врага? В штабе командующего искали решения. Кто-то предложил поручить это штурмовикам. Командующий сначала поддержал идею, но, выйдя из блиндажа, сразу помрачнел: низко, над самой землей, скрывая цепи гор, плыли темно-серые облака. Ни единого разрыва, ни просвета. Моросящий дождь скрывал очертания даже недалеких строений. Да, полеты, безусловно, невозможны.

Командир штурмового авиационного полка собрал подчиненных.

— Приказа на вылет нет, — сказал он, — есть только просьба командующего сделать боевой вылет. Район цели вам известен. Там погода, пожалуй, еще хуже. А обстановка на фронте вам тоже известна. Словом, вам ясно, для чего нужен вылет.

— Лететь можно, товарищ подполковник, — твердо сказал Сивков. — Прошу поручить это задание мне.

...Через десять минут группа Сивкова поднялась с аэродрома и скрылась в темно-серой пелене дождя и тумана. Ведущий повел группу над узкой долиной, ориентируясь по вьющейся змейке дороги, что жалась к каменной гряде. Облака то снижались почти до самой земли, то расступались, и Сивков, оглядывая строй своих штурмовиков, с облегчением убеждался, что все самолеты целы.

На шоссе, что вилось в долине, показалась колонна автомашин. Сивков пропустил ее. Пролетели еще с десяток километров — показались коробки вражеских танков. Штурмовики атаковали их с ходу, сбросили бомбы и обстреляли реактивными снарядами. Несколько танков неуклюже развернулись и застыли на узкой ленте шоссе, загородив собой дорогу. [367]

Сивков повел группу дальше. В небольшой лощине развернулся и вскоре опять оказался над колонной вражеских танков. Снова штурмовка — и еще несколько стальных громадин загромоздили шоссе. Штурмовали автоколонну до полного израсходования боекомплекта.

Когда сели на свой аэродром, еле видимый в тумане, первое, что передали Сивкову, была благодарность от командующего наземным соединением. И было за что: вражеские танки не дошли до намеченного объекта.

— И на Южном фронте оттепель опять.

Тает снег в Ростове, тает в Таганроге.

Эти дни когда-нибудь мы будем вспоминать...

Так распевали летчики одну из полюбившихся песен в часы передышки между боями. А бои были тяжелые, кровопролитные. Трудно пришлось нашей пехоте, нелегка была служба и боевая работа воздушных бойцов.

Смелым и дерзким броском десантники заняли в тылу врага небольшой плацдарм в районе Новороссийска. Враг яростно обрушился на десантников, которые с безумством храбрых защищали плацдарм, названный «Малой землей». На помощь героям «Малой земли» пришли воздушные бойцы, и среди них — Григорий Сивков. В его наградном листе имеется такая лаконичная запись: «В период с 18 по 24 апреля 1943 года Г. Ф. Сивков восемь раз летал в район Новороссийска ведущим групп от 8 до 32 самолетов, помогая защитникам «Малой земли» отражать атаки вражеских войск. Несмотря на сильный огонь зенитной артиллерии и большую активность истребителей противника, все задания он выполнил отлично».

Разве можно забыть те дни боев за «Малую землю»? Прошли десятки лет с той поры, когда наступила, как пелось в песне, «и на Южном фронте оттепель опять», а Сивков и поныне помнит малейшие детали, любой эпизод той страдной весны. Ну разве забудешь такое?

В те ночи летчики засыпали на короткие часы и снова приступали к новому боевому дню с единственной тревожной мыслью: «Как там, на «Малой земле»? Держатся братки? Чем помочь им?»

21 апреля 1943 года погода обещала быть летной, и это радовало летчиков-штурмовиков 210-го штурмового авиационного полка. Техники, механики еще с вечера подготовили машины к боевому вылету, залатали пробоины, полученные над «Малой землей», подвесили бомбы, зарядили «под завязку» пушки и [368] пулеметы, залили баки горючим, маслом. Летчики быстро проверили состояние машин, и вот уже капитан Сивков доложил командиру полка гвардии майору Галущенко о готовности группы к вылету.

— Занять готовность номер один. Цели найдете на «Малой земле». Вылет — серия красных ракет, — поставил задачу командир полка.

Ждать сигнала долго не пришлось. Видно, с первым проблеском утренней зари на «Малой земле» началась баталия, и помощь «летающих танков» для наших десантников понадобилась немедленно.

Взвились в утренней дымке красные ракеты, и в ту же секунду аэродром наполнился гулом работающих двигателей. Сивков еще раз оглядел строй штурмовиков и повел первую четверку на взлет. За ней в тучах поднявшейся пыли пошла в воздух вторая четверка.

Это раннее утро 21 апреля 1943 года наверняка запомнили и защитники «Малой земли», герои-десантники. На них тогда обрушился шквал артиллерийско-минометного огня, который бушевал почти час, а после него перед траншеями десантников появились десятки фашистских танков. Враг хотел во что бы то ни стало ликвидировать плацдарм. В эти мгновения помощь с воздуха означала очень многое для наших наземных войск.

Еще на подходе к «Малой земле» Григорий Сивков по темным клубам дыма и всполохам взрывов определил, что в районе цели идет бой. Он знал, что объект атаки его восьмерки штурмовиков — вражеские танки, рвущиеся к окопам наших десантников. Быстро принял решение, с какого направления выгоднее всего их атаковать, как лучше угостить вражеских танкистов противотанковыми бомбами, имеющими прекрасное свойство сжигать броню. Построил маневр, стал выводить группу на боевой курс.

И в этот момент... еще раз подтвердилась истина, что нельзя врага считать глупым. Противник, конечно, предусмотрел вариант с вызовом на поле боя наших штурмовиков. В качестве контрмеры он сосредоточил в этом районе немало истребителей.

Сивков вовремя увидел воздушного врага. Он насчитал четыре четверки «мессеров», которые с разных направлений заходили в атаку на восьмерку штурмовиков. Что делать? Можно было встать в оборонительный «круг», построить крепкую защиту своих машин. Но ведь каждая секунда дорога для наших десантников, к окопам которых ползут танки. Сивков уже различал их на земле. И он сделал такой маневр группой, что дал [369] возможность стрелкам вести огонь по «мессерам» и в то же время выполнить главную задачу — нанести удар по танкам врага.

Десять минут восьмерка Сивкова обрабатывала наземные цели, отбиваясь от атак 16 «мессеров». В итоге — четыре сожженных танка врага и три бронемашины. Вражеская атака была сорвана. Восьмерка штурмовиков капитана Сивкова без потерь вернулась на свой аэродром, и летчики .стали готовиться к очередному вылету. Такое не забудешь!

Да, немало трудных заданий выполнил в годы войны Григорий Сивков. В боевой практике этого командира не было случая, чтобы он сбился с маршрута, ошибся в отыскании цели или, не выдержав огня вражеских зениток, отвернул в сторону. Курс на цель — это неумолимый закон, которому твердо следовал ведущий штурмовиков.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: