Командир штурмового корпуса 3 глава

Этот смелый десант, поддержанный кораблями и авиацией, нанес большой урон горноегерским дивизиям немецко-фашистской армии, сорвал в самом зародыше очередную — уже которую по счету! — попытку наступления на Мурманск.

Распростившись навсегда с надеждой захватить морские ворота Заполярья — Мурманский порт, гитлеровцы с наступлением весны усилили воздушные налеты. «Юнкерсы» обрушивали бомбы на причалы и склады порта, засыпали «зажигалками» жилые кварталы, атаковали гидростанцию, снабжавшую электроэнергией Мурманск и прилегающие к нему поселки.

Множество воронок от бомб зияло вдоль Кировской железной дороги, по которой на юг от Мурманска шли эшелоны с военными грузами. И, конечно, страдали от вражеской авиации транспортные суда, доставлявшие эти военные грузы в Мурманск из портов Англии и Америки. [339]

Однажды, после похода на эсминце навстречу кораблям союзников, я заехал к Сафонову и рассказал ему свои впечатления о воздушном бое, который наблюдал над морем.

— Наши дрались, — кивнул Борис Феоктистович и усмехнулся с сожалением, — только без меня. Меня теперь командование пускает в воздух не так уж часто. Даже скучновато становится порой.

Продолжая делиться впечатлениями, я высказал зависть к операторам кинохроники. Какие интересные эпизоды удалось им запечатлеть в море! А вот мы, радиорепортеры на флоте, не имеем пока такой портативной аппаратуры, чтобы вести звукозапись вне студии.

Борис Феоктистович хитро улыбнулся:

— А может, оно и лучше так-то... А то нашему брату и воевать станет некогда.

Смех смехом, но он заинтересовался моими планами: вот скоро у нас в радиостудии Дома флота смонтируют передвижной шоринофон, и тогда уж мы обязательно запишем радиорепортаж прямо тут, на аэродроме гвардейского полка.

— Вот шуму-то, треску-то будет в эфире! — рассмеялся Борис Феоктистович.

Наконец передвижная аппаратура была готова, мы с техником собрались на аэродром к Сафонову. Но в этот день в Кольский залив шел большой караван. Как всегда, его встречали и охраняли от вражеской авиации истребители-гвардейцы. В этот день радисты Северного флота в последний раз услышали в эфире голос Сафонова.

Втроем со своими однополчанами Покровским и Орловым Борис Феоктистович вылетел в море. Вдали показался караван, и одновременно с запада, со стороны Норвегии, — большая группа «юнкерсов». Ждать подкрепления означало рисковать потерей транспортов с ценным снаряжением, так необходимым фронту. И Сафонов, верный суворовскому правилу «врага не считают, а бьют», устремился в атаку.

Нырнул в пучину, подняв столб воды, «юнкерс», сбитый меткими очередями Покровского. Яростно атаковал врага Орлов. Сафонов поджег сначала один, потом второй «юнкерс».

— Подбил третьего, — вскоре радировал он на командный пункт. Через несколько минут там услышали его команду: «Прикройте с хвоста!»

Это фашистский истребитель, скрывавшийся в облаках, напал на Сафонова сзади. Верные друзья Покровский и Орлов вели в это время бой вдалеке и не слышали голоса командира. [340]

Весь боезапас Сафонова был израсходован. И тут сказались его бесстрашие, его самоотверженный рыцарский характер. Вместо того, чтобы отбиваться от истребителя, он отдал последние силы бою с бомбардировщиком и этим спас корабль, которому угрожали бомбы «юнкерса».

«Иду на вынужденную посадку», — после этого сообщения, принятого от Сафонова, связь с ним оборвалась...

30 мая 1942 года Борис Феоктистович не вернулся на свой аэродром. Гвардейцы-истребители отомстили за гибель своего командира. Обломки сотен «юнкерсов», «мессершмиттов», «хейнкелей», «фокке-вульфов» усеяли сопки Заполярья, берега бухт, аэродромы гитлеровцев в Финляндии и Норвегии. Следующей весной, в апреле 1943 года, ученик Сафонова — Николаи Вокий, впоследствии также Герой Советского Союза, сбил под Мурманском фашистского аса, который на допросе признал, что это он атаковал над морем Сафонова.

Герой Советского Союза гвардии подполковник Борис Феоктистович Сафонов, уничтоживший лично и в групповых воздушных боях 41 самолет противника, посмертно награжден второй «Золотой Звездой».

Бронзовый бюст установлен на родине дважды Героя, в тихой деревеньке Синявино, что под Плавском Тульской области. Там и сегодня немало односельчан помнят вихрастого паренька — коновода всей окрестной детворы Борю Сафонова.

Величественный памятник герою воздвигнут и там, где молодой туляк защищал от врага заполярные рубежи советской земли. Его именем назван один из ближайших к Мурманску поселков.

Мимо памятника, который возвышается над скалами, идут на промысел рыбачьи траулеры, возвращаются из Арктики ледоколы, а высоко в небе гудят двигатели реактивной авиации.

Слава Бориса Сафонова, первого дважды Героя Советского Союза среди морских летчиков, не ограничена только Заполярьем.

За смерть его мстили врагу и северяне, и балтийцы, и черноморцы: топили вражеские корабли, сбивали самолеты, уничтожали живую силу и технику — месяц за месяцем, год за годом, вплоть до великого Дня Победы.

А. Карпов, Герой Советского Союза

Герои не умирают

СЕМЕЙКО НИКОЛАЙ ИЛЛАРИОНОВИЧ

Николай Илларионович Семейко родился в 1923 году в городе Славянске Донецкой области. По национальности украинец. Член КПСС с 1943 года. В Советской Армии с 1940 года. В 1942 году окончил Ворошиловградскую военную авиационную школу пилотов.

Свой боевой путь Николай Семейко начал совсем юным офицером. Был командиром звена, эскадрильи, штурманом полка. Участвуя в боях, он совершил 227 успешных боевых вылетов, в результате которых лично уничтожил и повредил 7 танков, 10 артиллерийских орудий, 5 самолетов на вражеских аэродромах, 19 автомашин с войсками и грузами, паровоз, взорвал 2 склада с боеприпасами, подавил 17 огневых точек зенитной артиллерии и уничтожил много другой боевой техники и живой силы противника. 19 апреля 1945 года Н. И. Семейко присвоено звание Героя Советского Союза.

20 апреля 1945 года гвардии капитан Н. И. Семейко геройски погиб, выполняя важное боевое задание. 29 июня 1945 года он посмертно удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами.

На одной из площадей города Славянска стоит на постаменте бронзовый бюст, под ним начертано золотом: «Николай Илларионович Семейко, 1923 — 1945 гг.».

В дни торжеств застывает у постамента пионерский караул. Как изваяние, стоит неподвижно у памятника и мать героя. Во взгляде женщины, в ее фигуре неутешное горе, безграничная любовь к сыну.

Чуть более 20 лет прожил воин, но он много успел сделать. Чтобы стать настоящим воздушным бойцом, надо было много приложить сил и энергии. И молодой коммунист не жалел их для этого.

Николай был человеком незаурядным. Его пытливый характер, влюбленность в небо, откровенность и смелость суждений нравились товарищам. Он быстро завоевал авторитет среди авиаторов и для многих стал примером, всегда настраивал только на победу, укреплял у каждого летчика веру в свои силы.

Недюжинные способности летчика обнаружились в боях за Левобережную Украину, под Мелитополем, когда немецко-фашистские полчища все еще пытались не допустить наши войска к Днепру.

Стремясь спасти свои войска от полного разгрома, гитлеровское командование спешно укрепляло свою оборону по реке Молочной. Над этой безвестной речушкой постоянно барражировали «мессершмитты» и «фокке-вульфы». Сплошная стена зенитных разрывов вставала перед нашими штурмовиками. И тогда все зависело от летчиков, их смекалки, выучки. [343] В один из дней Семейко повел группу штурмовиков для атаки артиллерийских батарей противника, мешавших нашим войскам при наступлении. Группу прикрывали истребители сопровождения.

Штурмовики летели на малой высоте. Под крылом уже промелькнула извилистая речушка, сполохом артиллерийского огня и веерами разрывов возвестила о себе линия фронта. И вдруг неожиданно из-за облаков вывалилось около десятка «мессеров». Фашисты пытались с ходу атаковать наши «илы», но истребители сопровождения были начеку. Завертелась, закружилась бешеная карусель. Не унимались и зенитки. Совсем непросто было атаковать врага. Семейко делает резкие развороты влево, вправо. Наконец ведущий находит вражескую артиллерийскую батарею. Палец левой руки на кнопке бомбосбрасывателя. Шесть «соток» посыпались вниз.

Примеру ведущего последовали ведомые летчики. Затем ведущий пошел на второй заход. Семейко учел обстановку и изменил первоначальный план. Сделав правый разворот, он повел свою шестерку в атаку с северо-востока, одновременно снизившись на предельно малую высоту.

Расчет оказался правильным. Зенитчики не успели открыть огонь по низко летящим штурмовикам.

Атака была стремительной, разящей. Пули и снаряды ложились точно в цель.

Заход следовал за заходом: шесть раз шестерка «илов» штурмовала артиллерийские батареи гитлеровцев. «Ильюшины» с ревом проносились у самой земли, нагоняя страх на гитлеровских солдат.

Тактический прием и манера атаки не могли быть не замеченными авиационным начальником. Комдин Токарев, находясь на передовом командном пункте, восхищался действиями летчиков:

— Молодец, Семейко!

На аэродром группа вернулась без потерь. Летчики были довольны своей работой: они подавили две батареи полевой артиллерии противника, сожгли несколько автомашин, уничтожили много гитлеровцев.

В результате ряда успешных операций наши войска освободили Левобережную Украину. Донбасс, близкий и родной Николаю Семейко шахтерский край, залечивал тяжелые раны. Был освобожден и родной город Николая — Славянск. [344]

Трудно передать словами, что думал Николай, какие чувства испытывал, когда узнал, что освобождена его Родина! Он вспоминал плачущую мать, провожавшую его в армию летом 1941 года. Жива ли она? Скоро он об этом узнает. Родной город освобожден! Это придавало летчику дополнительные силы.

Есть суровое очарование в скупом пейзаже фронтового полевого аэродрома, в его напряженной повседневной жизни. Сегодня над ним стоит низкий предрассветный туман. Сквозь него пробиваются желтые огоньки от работающих моторов. Штурмовики готовятся к вылету. С КП взвивается зеленая ракета. «Ильюшины», оставляя на росистой траве след колес, со стоянок устремляются к старту.

В воздух поднимается боевая шестерка. Ведет ее старший лейтенант Семейко, недавно назначенный комэском. Не каждому летчику можно доверить взлетать в такую погоду. Для этого полета отобраны лучшие летчики — Жабинский, Тараканов и другие.

Группе штурмовиков предстояло рано утром нанести удар по переправе врага, которая, по докладу разведчика, находилась севернее Каховки.

Фашисты обычно на день эту переправу разбирали, а понтоны маскировали. На этот раз переправа не разбиралась. Гитлеровцы, видимо, надеялись на нелетную погоду.

Опытный глаз ведущего быстро определил переправу. По ней шли автомашины. У Семейко появилось желание как можно быстрее совместить метки прицела с этой узенькой полоской, которая пересекала Днепр, побыстрее освободить бомбоотсеки, точно сбросить стокилограммовые фугасные бомбы.

В воздухе появилось много шапок зенитных разрывов. Самолеты ИЛ-2 хорошо защищены броней от осколков зенитных снарядов. И все же зенитки врага были серьезной угрозой для «илов». Об этом Семейко не забывал ни на секунду.

Подойдя ближе к переправе, группа перешла в атаку. Сброшены бомбы. Вывод из атаки и резкий разворот влево. Все внимание переправе. И какая радость охватила Семейко, когда он увидел, что она разрушена и разошлась на две части. Все, что было на ней, скрылось в кипучей пене Днепра.

Задание выполнено. Можно следовать на свой аэродром. В этот момент Николай почувствовал удар. Потемнело в глазах, онемела левая рука, она больше не подчинялась воле летчика. Но он нашел в себе силы, сумел вывести самолет из крена, собрал группу и взял курс на восток. [345]

При подходе к аэродрому Семейко приказал группе рассредоточиться и первым пошел на снижение. Он предупредил командира полка Ляховского, находившегося на земле: «Сажусь левее «Т», самолет поврежден».

Даже в этот момент Семейко не думал о себе, его больше волновали ведомые: если он сядет правее посадочного знака, то, развернувшись, загородит посадочную полосу для других, тем самым осложнит положение ведомых.

После приземления летчик сразу же выключил двигатель. В конце полосы машина остановилась, но летчик не открывал фонарь кабины. Воздушный стрелок Павел Кудрин тотчас бросился на помощь комэску. Командир был недвижим. Голова его беспомощно уткнулась в переднее бронестекло кабины.

Вытащив из кабины своего командира, стрелок позвал санитарную машину, на которой летчик и был отправлен в госпиталь.

К счастью, ранение оказалось не очень серьезным, и через несколько дней Николай вернулся в родной полк.

После освобождения Украины от фашистов Семейко принимал активное участие в освобождении Белоруссии.

Боец-коммунист, он предъявлял врагу обвинение за страдания и жертвы советского народа, которые принес фашизм. Каждым своим боевым вылетом увеличивал счет уничтоженных фашистов, умножал славу эскадрильи.

Шестерка «илов», взревев моторами, пошла на взлет. Это комэск Николай Семейко повел свою группу для выполнения штурмового удара по железнодорожной станции Толочин. К этому времени за плечами у молодого летчика было уже более сотни успешных боевых вылетов, грудь украсили четыре боевых ордена.

Полет к цели проходил на малой высоте. Когда показалась станция, ведущий прибавил газ. На путях стояли два эшелона вагонов по пятьдесят, паровозы под парами. Чуть набрав высоту, вся шестерка устремилась в атаку.

Вначале были применены реактивные снаряды, пушки и пулеметы. При выходе из атаки сбросили бомбы.

Опыт не подвел. С первого захода взорван паровоз, загорелось несколько цистерн. Белые клубы пара, перемешиваясь с черным, смоляным дымом горящих цистерн, заволокли небо.

Семейко сделал энергичный разворот и повел группу на повторную атаку. Ярким пламенем заполыхали оба железнодорожных [346] состава. Взорван второй паровоз. Все шесть самолетов встали в «круг», и каждый выбирал себе цель.

Николаю казалось, что он впервые с такой силой нажимал на гашетки пушек и пулеметов. Волнения не было, оно пришло позже, когда он совершил посадку на своем аэродроме и друзья поздравляли его с успешным выполнением боевого задания.

После освобождения Советской Белоруссии начались бои на территории Восточной Пруссии. Советские танкисты неудержимой стальной лавиной двигались вперед. Они стремились молниеносным ударом рассечь восточнопрусскую группировку фашистских войск и, выйдя к берегам Балтийского моря, севернее Эльбинга, отрезать им пути отхода на Померанию.

Фактор времени имел решающее значение. На помощь танкистам пришли летчики-гвардейцы штурмовой авиационной дивизии полковника Токарева. Поддержи они с воздуха танкистов, танки захватят Эльбинг, выйдут к морю; в противном случае враг успеет подбросить резервы, постарается удержать за собой прибрежную магистраль, тогда нашей пехоте потребуется много усилий, чтобы выбить гитлеровцев.

К решающим боям с врагом готовились летчики всех эскадрилий дивизий. Их возглавляли опытные командиры Герои Советского Союза А. Я. Брандыс, Л. И. Беда, А. К. Недбайло, Д. Жабинский. К этому времени молодой, энергичный Николай Семейко был назначен штурманом полка. Он получил задачу в качестве ведущего группы нанести удар по подходящим резервам противника.

Подготовив летчиков к полету, он четко отдал команду: «По самолетам!»

Через полчаса полета штурман обнаружил колонну автомашин противника с пушками. Он развернул свою группу на цель, и все шесть самолетов устремились в атаку. Понеслись вниз реактивные снаряды. Ведущий расстреливал фашистов из пушек и пулеметов. Сбрасывались бомбы. В результате внезапного удара было уничтожено много живой силы и техники врага.

Вслед за группой Семейко пришли штурмовики эскадрильи Жабинского, а затем — летчики Недбайло. И так продолжалось до позднего вечера.

Наши войска продвигались на Запад. Противник нес большие потери.

В боях за Восточную Пруссию с целью непрерывного воздействия на противника штурмовики часто дежурили в воздухе, [347] обычно шестерками. 20 апреля 1945 года Герой Советского Союза капитан Семейко во главе группы штурмовиков выполнял свой 227 боевой вылет.

Воздушная обстановка казалась спокойной: истребителей противника в воздухе не было.

Делая разворот, летчики снижались до 300 метров, все внимание уделяли береговой черте. Семейко внимательно просматривал каждый участок западнее Кенигсберга, стремясь обнаружить расположение зенитных батарей.

Время от времени до него доносился негромкий голос воздушного стрелка:

— Разрывы справа, ниже, — но откуда бьет зенитка, стрелок не видел.

— Разрывы слева, — торопливо передает он.

Семейко делает разворот, пристально смотрит на песчаную отмель залива, выводит самолет в горизонтальный полет и видит, как впереди самолета мелькают огоньки, в воздухе появляется несколько шапок зенитных разрывов. Летчик запоминает это место и пытается обнаружить зенитную артиллерию. Но как лучше построить боевой порядок группы? Построиться парами — значит создать лучшие условия для вражеских зенитчиков. Командир перестраивает группу в боевой порядок «круг одиночных самолетов», тем самым дает возможность прицеливаться каждому.

Внимание Семейко привлекает площадка недалеко от берега. Оттуда мелькают зловещие блики. Нет, это не фары автомашин.

В воздухе появляются разрывы. Развернувшись, ведущий вводит самолет в пикирование.

Перед глазами вновь мелькают знакомые блики. Ясно, что это зенитная батарея ведет огонь.

«Теперь от возмездия не уйдут», — решает Семейко, увеличивая угол пикирования. Еще несколько секунд, и ведущий откроет ураганный огонь из пушек и пулеметов.

В этот момент с земли передали разрешение на уход. Группа штурмовиков Анатолия Недбайло готова была сменить эскадрилью Семейко.

Казалось бы, штурману полка можно теперь уходить на свой аэродром, но не таков Николай Семейко. Его шестерка идет в атаку, ведя огонь из пушек и пулеметов.

Анатолий Недбайло, подошедший со своей группой, видел огонь зениток и стремительное пикирование штурмовика. Он спешил помочь товарищам быстрее подавить обнаруженную зенитную [348] батарею, ни на секунду не выпускал из виду пикирующий самолет.

— Выводи, врежешься в землю! — крикнул он в микрофон.

У ведущих групп штурмовиков было установлено такое правило: если увидел зенитку, немедленно подави ее, только тогда можешь считать, что совесть твоя чиста. И самолет Семейко пикировал на площадку, откуда продолжали бить зенитки. Были ясно видны стволы зенитных орудий, от них разбегались в стороны солдаты, которые, видимо, поняли, что подбитый штурмовик врежется в расположение батареи. Еще мгновение — и на земле взметнулся взрыв.

Летчик не воспользовался парашютом, не покинул боевой машины, до последнего дыхания продолжал борьбу с врагом, выполняя свой священный долг перед Родиной, оставив о себе бессмертную память.

И возвышается среди памятников, навеки поставленных нашим народом, бронзовый бюст прославленному сыну Советской Родины Николаю Семейко, коммунисту-воину, дважды Герою Советского Союза.

С. Андрианов

По дальним маршрутам

СЕНЬКО ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

Василий Васильевич Сенько родился в 1921 году в селе Семеновка Черниговской области. По национальности украинец. Член КПСС с 1942 года. В Советской Армии с 1940 года. В 1941 году окончил военную авиационную школу.

Во время Великой Отечественной войны сражался на Сталинградском, Ленинградском и других фронтах. В период с ноября 1941 года по январь 1943 года успешно совершил 154 боевых вылета, из них 144 — ночью, а всего за годы войны — 430 боевых вылетов.

Звание Героя Советского Союза В. В. Сенько присвоено 25 марта 1943 года. 29 июня 1945 года он удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами и медалями.

В 1952 году окончил Краснознаменную Военно-воздушную академию. В настоящее время полковник В. В. Сенько продолжает службу в Военно-Воздушных Силах Советской Армии.

— Вашим новым штурманом будет младший лейтенант Сенько, — сказал командир полка лейтенанту Барашеву. И чтобы не бередить раны пилота, вдруг прервал разговор: — Идите, знакомьтесь с ним.

Едва ли что бывает тягостнее для летчика, нежели возвращение в полк без самолета, а еще горше — без экипажа. Кажется, только вчера сплелись в один узел шесть сильных, молодых рук, и трое поклялись друг другу сражаться вместе до последней минуты войны. И вот уже нет штурмана Травина, стрелка-радиста Андриевского и нет воздушного корабля. Дмитрий Барашев сам его сжег по ту сторону линии фронта.

Они летели восемь часов, а не хватило всего четырех минут. Из подбитого тяжелого бомбардировщика тонкой струйкой, как кровь, сочился бензин, а ветер предательски изменил свое направление. Спутал, сбил все расчеты штурмана и оказался коварнее врага. Кусочек непройденного маршрута вместил всю трагедию последнего полета. Оставшись после перестрелки с врагом один, Барашев преодолевал этот кусочек почти три педели. Бежал, полз, переплывал холодные сентябрьские реки, отстреливался и все же пробился к своим. Один из трех.

Встреча с врагом всегда разжигает ненависть к нему. На предложение командира полка отдохнуть Барашев ответил отказом. Он просил экипаж и корабль. Он рвался снова в полет.

Что же будет теперь? Новый штурман младший лейтенант Сенько не водил корабль по дальним маршрутам. Боевой опыт у него есть, но он с легкомоторной авиации. Сможет ли он заменить Травина?

Первые же полеты осенью 1942 года были не к берегам Шпрее и Дуная, как раньше, а к родной Волге. Это время — самое [351] трудное, самое напряженное за всю боевую историю полка. Начались тяжелые оборонительные бои в Сталинграде. Вражеские бомбардировки и артиллерийские обстрелы не прекращались и ночью. Весь город в огне. Был брошен клич, ставший девизом: «Выстоять!» Этот клич принял и полк дальних бомбардировщиков.

Первый вылет нового экипажа. К самолету шли молча, каждый переживал это событие про себя. Василий Сенько тихий, застенчивый и худенький, почти как Травин. Только лицо его белее и волосы — чистый лен. А глаза такие же светлые, разве только голубоватости больше. Радист Н. Подчуфаров смуглолицый, рослый, плотный, как Барашев.

Взлетели и вскоре увидели — впереди в полнеба пылало зарево. Подчуфаров спросил:

— Что это?

— Сталинград, — ответил Сенько.

На борту тишина. Внизу смутно проплывали извилистые берега Волги, черные пятна островов. Чем ближе подлетали они, тем явственнее видели потрясающую картину битвы.

После полетов во вражеский тыл резко изменились масштабы боевых действий тяжелых бомбардировщиков. Наши наземные войска местами стояли в нескольких десятках метров от гитлеровских войск. Экипажи сразу ощутили тесноту в небе. Была ночь, но на земле и в воздухе кипел бой. Мерцали зенитки, вспыхивали и гасли прожекторы, с левого берега беспрерывно била наша артиллерия. Вперехлест летели горящие трассы и целые снопы огня. Порой он смерчем ввинчивался в небо, и тогда, казалось, горели облака. А среди этого моря огня штурману надо отыскать световое «Т». Оно укажет на скопление вражеской пехоты и танков в одном из районов города.

Барашеву хотелось подбодрить Сенько, снять напряжение. Молчит — значит еще не видит «Т».

— Ну, смотри, штурман, смотри! Цель где-то близко...

Сенько чувствует уверенный лет корабля. Его радует искреннее желание Барашева помочь ему. Глаза его острее обшаривают с высоты пылающие кварталы города. Цели он еще не видит, но готовится к сбросу бомб. Уверен — курс взят правильно, и короткое «так держать!» он произносит спокойно и твердо...

На земле Сенько молча вышел из самолета. Барашев доволен новым штурманом, смотрит на него и думает: тихий, застенчивый, первый вылет, а бомбил здорово, и в такой сложной обстановке...

— Видел, куда упали бомбы? [352]

— В цель, штурман, в цель!

Потом Барашев перехватывает задумчивый взгляд Сенько:

— Ты что, штурман?

— О Сталинграде думаю. Тяжело там нашим.

Барашев думал о том же, о тяжелом единоборстве на берегах Волги.

— Друзья, не будем отдыхать. Подвесят бомбы — и на задание...

Предложение командира принято — экипаж отказался от отдыха. Подлетая к Сталинграду второй раз, Барашев спросил:

— Видели пулеметный огонь с воздуха в первом полете?

— Видели, — ответили Сенько и Подчуфаров.

— И нам бы надо к бомбам прибавить огоньку.

Сбросив бомбы, экипаж атаковал зенитные батареи врага, ударил по прожекторам. Это было дерзкое и неожиданное для гитлеровцев нападение. Воспользовавшись этим, другие экипажи наносили меткие бомбовые удары. Так в новой обстановке Барашев и Сенько стали использовать пулеметы как наступательное средство.

Уже после первой ночи Барашеву казалось, что они давно вместе летают. Ему нравилась точная работа Сенько. Минуты зря не потратит — как по ниточке проведет корабль.

На следующий день командир и штурман снова вели разговор:

— Вася, а сели-то мы еще в темноте...

— Да, рассвет едва-едва пробивался.

— А если пораньше взлететь?

— Выиграем время...

— Догадываешься — что это значит?

— Третий вылет?

— Да, третий...

— Подвеска бомб много времени отбирает.

— А мы их так, без лебедки, — Барашев двинул плечом, показывая, как он будет подвешивать бомбы. — Приказано изматывать врага — будем изматывать.

В очередную ночь они взлетели первыми. Вернувшись, шли к люкам, руками подвешивали «сотки». Заходили на посадку последние экипажи, а они уже снова взлетали. Так до самого утра. Выкроив время, в эту ночь они совершили три боевых вылета.

По примеру их экипажа группа летчиков и штурманов заявила командиру о своем желании летать трижды в ночь. Мощь бомбовых ударов полка возросла. [353] С быстротой молнии облетела весть о начале наступления Советской Армии под Сталинградом. В штабе на огромной карте каждый день отмечали флажками передний край. Летчики видели, как загибались фланги наземных войск. Где-то на Дону должно замкнуться кольцо окружения. Много было разговоров: скоро немцы попадут в мышеловку — много ли их там? Глубок ли снег? Пройдут ли по целине наши танки? И главное — куда теперь будут летать тяжелые бомбардировщики?

Отступая, гитлеровцы судорожно цеплялись за каждый клочок земли, переходили в контратаки, пытались остановить продвижение советских войск. Боевое напряжение полка росло. Экипажи летали с вечера до рассвета, громили зажатую в стальное кольцо вражескую группировку.

Как-то, вернувшись с третьего полета, Барашев подошел к Сенько.

— Штурман, смотри, — сказал он, указывая на тару от бомб. — А что если столько же свезем за два вылета. Пусть враги знают, что наши арсеналы полны, народ дает нам боеприпасов сколько нужно.

— Взлетим?

Уловив в светлых глазах Сенько поддержку, Барашев хлопнул крагами:

— Взлетим, Вася! Взлетим!

Так, в самый разгар сталинградского сражения Барашев и Сенько стали в полку зачинателями полетов с повышенной бомбовой нагрузкой. За одну ночь они сбрасывали на врага столько бомб, сколько совсем недавно возили пять воздушных кораблей.

И этот почин с энтузиазмом был воспринят однополчанами. Командир полка И. К. Бровко всячески поощрял экипажи, которые делали по три вылета в ночь, возили повышенную бомбовую нагрузку. Но это еще не все. Главная забота — точно бомбить, причинять врагу как можно больший урон. А тут особенно важно умение штурмана. И Сенько обладал им. Нанося удар, он засекал другие объекты в районе цели. В очередном полете метко обрушивал на них груз бомб.

Надо было летать и летать. Но, как назло, испортилась погода. Сперва легкая дымка растворила контуры самолетов. Потом плотная кисея закрыла аэродром. В небе, не успев появиться, пропадали первые звезды. А тут разведка сообщила: на одном из аэродромов скопилось много вражеских самолетов. Оттуда они прикрывали отступление своих войск. Разве можно ждать?! Опыта дневных полетов не было. Бровко задумался — кого послать? [354]

— Пробьетесь к аэродрому? — спросил он Барашева.

— Пробьемся! — твердо ответил летчик. — А Сенько не промажет.

Барашев не ошибся — Сенько даже в такую коварную погоду уверенно ориентировался в воздухе, вел корабль на цель. За Доном показались наши наступающие войска. Бесконечным потоком шли пехотинцы, тянулись танки, орудия. Потом увидели немцев. Они лежали у обочины дороги, уткнувшись в снег, чернели по всему полю. Самолет летел под облаками, то и дело прячась в них. Вот и аэродром. Немцы бросились к зенитным установкам. Сенько и Подчуфаров обстреляли их из пулеметов. Было хорошо видно, как метались и падали враги. Когда Сенько сбросил бомбы, возникли огромные взрывы, полетели в воздух обломки фашистских машин. Четыре гитлеровских самолета было уничтожено в тот раз.

А погода все портилась. Не только ночью, но и днем не прекращались метели и снегопады. Видимость 50 — 100 метров. Низкая облачность, туман и обледенение приковали авиацию к земле. Барашев и Сенько не могли спокойно сидеть без полетов. Не могли жить, чтобы не бить врага. Теперь Барашев понял, что с Сенько можно идти на любое задание. Это он на земле тих, а в небе точен и смел.

В один из дней Барашев подошел к летчику С. А. Харченко.

— Степан, а когда осенью в сорок первом летали, ведь тоже погоды не было?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: