Мастер стремительных рейдов 5 глава

С мая 1942 года на фронте. Сражался на Калининском, Донском, Юго-Западном, Степном, 1 и 3-м Украинских фронтах. Был командиром звена, авиаэскадрильи. За годы войны летчик-истребитель В. И. Попков совершил более 300 боевых вылетов, успешно провел 107 боев, лично сбил 41 вражеский самолет.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 сентября 1943 года В. И. Попкову было присвоено звание Героя Советского Союза. 27 июня 1945 года за новые боевые подвиги он удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами и медалями.

После Великой Отечественной войны окончил Краснознаменную Военно-воздушную академию, а затем Академию Генерального штаба. Ныне генерал-лейтенант авиации В. И. Попков находится на ответственной работе в Министерстве обороны СССР. Он заслуженный военный летчик СССР.

Лет пятнадцать тому назад, а может, и больше, зайдя в мастерскую Л. Е. Кербеля, я увидел скульптурный портрет дважды Героя Советского Союза Виталия Ивановича Попкова. Создалось впечатление, что это добрый душой, открытый человек. А Лев Ефимович усилил это впечатление такими словами: «Интереснейшая личность. Идеальный человек. Думаю, что и вас он тоже покорит своей душой, когда встретитесь».

Но мне долго не приходилось встретиться с В. И. Попковым. Многие годы он служил далеко от Москвы, командовал авиационной частью. Я слышал, что за боевую подготовку, освоение новой техники Попков заслужил орден Ленина и орден Красного Знамени. В мирное время это не часто бывает. Хотел к нему съездить, но не собрался. Наверное, отзыв скульптора удерживал, по его мнению, уж очень идеален облик летчика. Бывают ли такие в жизни? Я боялся разочарования.

Как-то по служебным делам я был у инженер-полковника Николая Григорьевича Ильина. С работы вышли вместе. Он предложил пройтись по улице.

— Вчера гуляли на свадьбе, — сказал Ильин как бы между прочим. — Сын фронтового друга женился. У пас, фронтовиков, такая традиция: зовем друг друга на все семейные праздники. Издалека прилетел Попков. Как был, так и остался прекрасным человеком.

— Попков? — встрепенулся я.

— Да, бывший комэск нашего пятого гвардейского истребительного полка, дважды Герой. Может, видели его бюст на Самотечном бульваре, в Москве? — в свою очередь, спросил он.

— Да, конечно. Давно знаете Попкова? [213]

— С первого дня, как его прислали в наш полк, — ответил Ильин. — А точнее, с марта сорок второго года.

Мне повезло — встретил фронтового друга Попкова. И, как вскоре выяснилось, человека с отличной памятью. Своими воспоминаниями Ильин увел меня в март 1942 года, когда он впервые увидел девятнадцатилетнего летчика Виталия Попкова. Это знакомство состоялось при необычных обстоятельствах.

Он помнит, что день тогда был ненастным, сыпал мокрый снег. Открылась дверь дощатого домика КП эскадрильи, и вошли двое — техник Федор Скородкин и сержант в изрядно поношенной шинели. «Вот какой-то непонятный человек, — сказал техник, показывая на сержанта. — Задержал в кабине самолета комэска».

Первым встал командир эскадрильи Герой Советского Союза Василий Ефремов. «В моем самолете? — удивился он. — Что там делали? И кто вы?» Перед ним стоял худощавый черноволосый паренек, одетый совсем странно — не только в изношенную шинель, но и в большие, явно не по размеру, кирзовые сапоги.

Выяснилось, что это новый летчик эскадрильи. Прибыл из Баку. По дороге — пришлось добираться компанией в товарных вагонах, на цистернах — кто-то подменил обмундирование. После представления командиру полка сержант отправился в эскадрилью. На аэродроме его застал липкий снег, он сел в кабину, закрылся фонарем и мысленно полетел в новом самолете ЛАГТ-3. Самолет очень понравился — на таком еще не поднимался в небо.

Командир эскадрильи, терпеливо выслушав нового летчика, широко улыбнулся. Видно, по душе ему пришелся этот худощавый, с лучистыми глазами юноша.

— Хочешь летать на новом «лагге»? — спросил он. — Тогда будешь моим сменщиком.

— А вы много летаете?

— Порядочно, — ответил Ефремов.

— Что же останется на мою долю?

— Поладим, — с улыбкой похлопал его по плечу командир эскадрильи.

Они не только поладили, но и стали в эскадрилье, по выражению летчиков, «спаренной единицей». Самолет редко стоял на аэродроме — то летал на нем командир эскадрильи, то его сменщик Попков. Доставалось механику Федору Скородкину. Он не знал покоя ни днем, ни ночью — беспрерывно готовил машину к бою. На Попкова поначалу смотрел недоверчиво, ревниво, [214] но скоро привязался к нему, полюбил и потом остался до конца войны механиком его машины.

Летчики любили Ефремова. Особенно он нравился Попкову. Любили за постоянную готовность летать и драться с фашистскими летчиками. А между боевыми вылетами никого не было веселее и остроумнее. И еще — он умел быть строгим, когда нужно, и душевным к подчиненным. Попков светлел, когда видел Ефремова. Почти не отходил от него. В одном из первых вылетов на самолете Попкова забарахлил мотор. Пришлось вернуться обратно. «Попадет», — думал молодой летчик. А Ефремов встретил его словами: «Молодец, что дотянул». Попкову хотелось его обнять.

Потом они стали летать вместе, каждый на своей машине, ведущий и ведомый. Схватились с летчиками знаменитой немецкой эскадры. Советские летчики шли прямо в лоб, били с малых дистанций. Закипел страшный бой. Наших было почти вдвое меньше, но они не отступили перед фашистскими асами. Двух сбили. Одного из них — командир эскадрильи. Увлекся боем, ринулся на третий самолет с разрисованным фюзеляжем. И не заметил, что сзади заходил фашист. Попков увидел, но атаковать не смог — израсходовал боеприпасы. Еще какая-то доля секунды, и произошло бы непоправимое. Но Попков дал газ и оказался между двумя самолетами — нашим и немецким. Он заслонил собой Ефремова. Хотел ударить врага винтом, но не успел. Очередь фашистского летчика продырявила его самолет. Все-таки Попков добрался до аэродрома. Ефремов при всех обнял молодого летчика, поцеловал. «Век буду помнить», — сказал он.

О боевых делах молодого летчика мне рассказали другие однополчане — летчики, с которыми я потом не раз встречался. Все они вспоминали о разведке. Перед наступлением Виталий Попков часто летал на разведку. Сначала один, потом в составе эскадрильи. «Ребята, прикрывайте меня сверху, а я спущусь пониже, посмотрю, сфотографирую», — говорил он товарищам. Под вой вражеских зениток его машина маневрировала вблизи земли. Однажды получила повреждение, но легкое. «Видите, я счастливчик, умею хитрить», — смеялся Попков. Товарищи поняли, что он, рискуя собой, бережет их жизни. Ефремов потрепал его волосы: «Не лезь в пекло раньше батьки».

В августе 1942 года подо Ржевом Попков сбил пятый самолет противника. Но случилось так, что в этом бою молодого летчика и самого подбили. Самолет, объятый пламенем, несся к земле. Пламя жгло руки, лицо летчика, вспыхнул комбинезон. [215] Он пытался спасти машину, по спасти ее было уже нельзя. Тогда, напрягая последние силы, почти без сознания перевалился через борт самолета. Парашют не раскрылся — он прогорел. К счастью, Попков упал в жидкое болото.

Обгоревший, чуть живой, он сам добрел до госпиталя. Почти весь день шел лесом, перебирался через речки, болота. Терял сознание, очнувшись, шатаясь, брел в сторону гремевшего фронта.

Когда пришел в себя на госпитальной койке, первое, что сделал, знаками попросил карандаш, бумагу (говорить не мог, запеклись губы) и написал: «Сообщите в мой полк — я живой. Хочу передать товарищам очень важное». Вскоре в палате появились полковые друзья. Они привезли радостную весть: Виталий Попков награжден орденом Ленина. И тут у него сквозь обгоревшие губы прорвались первые слова: «Спасибо, друзья!» Он передал однополчанам исписанные листки, в которых сообщал о новых приемах немецких летчиков и предлагал свою тактику воздушного боя.

— Как летчик высшего класса Виталий Попков сформировался в сорок втором году, — говорили мне его фронтовые товарищи. — На двадцатом году жизни. Скоро его назначили командиром звена, через полгода — командиром эскадрильи. Необычной эскадрильи — в ней стало одиннадцать Героев Советского Союза. И все-таки среди этого созвездия Попков был самой яркой звездой. К двадцати годам он сбил 24 самолета противника и стал Героем Советского Союза. Он никогда не повышал голос на подчиненных, а слушались его беспрекословно.

И еще отмечали летчики, фронтовые друзья: это была самая дружная, слаженная и самая веселая эскадрилья в полку. И в воздухе, и на земле — вместе. Без слов понимали друг друга. А когда выпадала свободная минута, веселились с упоением, с каким и все делали на фронте. Даже неразговорчивый летчик, впоследствии Герой Советского Союза Александр Пчелкин, теплел, оживлялся в этой компании.

Нередко шуткой Попков подбадривал товарищей и в бою, особенно в те дни, когда по многу раз, едва успев заправиться на аэродроме, снова и снова поднимались они в воздух. Всем памятно небо над Курской дугой. В те дни эскадрилья Попкова прикрывала наши части, штурмовала вражеские позиции, атаковала фашистские бомбардировщики и истребители... Сейчас многие удивляются: как хватало физических сил, как не падали от усталости? Тогда Попков отшучивался: «Это наша стихия — в небе родились». [216]

В один из таких дней, после трех воздушных схваток, эскадрилья встретилась с новой волной вражеских истребителей. «Жуткая была карусель», — вспоминают летчики. На выручку врагу подошла ярко раскрашенная машина. Ее сопровождала четверка самолетов. Кто-то из наших летчиков крикнул Попкову:

— Смотри, это он! Опять он!

Виталий сразу узнал старого знакомого. Как-то они встречались, но тогда разошлись. Потом выяснилось, что это был знаменитый немецкий ас, первый из гитлеровцев получивший дубовые листья к рыцарскому кресту. Он сбил двух летчиков полка.

Попков смело пошел на фашистского аса. Пока товарищи Попкова сражались с четверкой сопровождавших истребителей, развернулся головокружительный поединок двух виртуозов-мастеров. Победил Попков. Разрисованный самолет загорелся и пошел вниз. Летчик выбросился с парашютом. Вскоре его привезли. Он не поверил, что его сбил этот худощавый молодой человек, потом добавил, что его сбили случайно на резком ракурсе. Тут не выдержал командир полка: «Выходит, ваши асы не доросли до такой тактики. А мы уже свыше десятка самолетов сбили на резких ракурсах. От него пошли эти «приемы»», — показал командир на Попкова.

Потом были бои над Польшей и Германией. На счет Виталия Попкова записали уже 40 сбитых фашистских самолетов. И вот последний бой над Берлином. Об этом стоит рассказать, так как он тоже раскрывает облик Попкова. Молодой летчик Евгений Сорокин в одном бою совершил ошибку. Случилось так, что вовремя не сумел помочь товарищам. Погиб опытный летчик. После боя Попков увидел новичка в безутешном горе. Попков успокоил его и привел в столовую, где обедали летчики эскадрильи. Тихо, но так, что все слышали, сказал: «Его не трогать. Сами знаете, все получилось случайно. Претензии предъявим потом, если еще раз оплошает».

Попков взял новичка своим ведомым. И не раскаялся — воевал тот в полную силу, мужественно. Сбил несколько самолетов врага. В последнем бою над Берлином они вместе сбили еще четыре самолета, один из них лично Евгений Сорокин. Поддерживает связь Виталий Попков со своим бывшим ведомым и сейчас. Ныне Евгений Сорокин продолжает служить в авиации, он признанный воспитатель и наставник своих подчиненных.

Фронтовая газета, где описывались подвиги Виталия Попкова, попала к его отцу, Ивану Максимовичу, участнику гражданской [217] войны, бывшему командиру бронепоезда. Удивился отец: «Ну и Виталька... Сам ничего не писал. Только одни приветы да короткие сообщения: жив, здоров...» Отправил он сыну письмо. Сначала немного пожурил, потом выразил свою гордость. А под конец пожелал: «Я бы хотел, чтобы ты всегда был солдатом партии, душой коллектива, другом сослуживцев. Чтобы тебя уважали сначала как человека, товарища, а затем уже как героя-командира». Сын ответил, как всегда, коротко и скромно: «Постараюсь». Пришло письмо отцу от его фронтовых друзей. Они написали: «Можете гордиться, Иван Максимович, ваш сын как раз такой, каким вы желаете его видеть. Он большой человек, герой-командир».

...Я не раз бывал дома у Виталия Ивановича Попкова. И всегда, зайдя к нему, видел: у него — гости. Приходят, приезжают из разных городов фронтовые друзья, товарищи по учебе, службе в авиационных частях. Там, где он жил, воевал, учился, работал, обязательно находил у людей самое хорошее к себе отношение.

Квартира Попкова стала своеобразным штабом ветеранов полка. Если возникает какой-то важный вопрос, приходят сюда бывшие фронтовики, на своем «совете» обсуждают его. Однажды они решили дальнейшую судьбу своего фронтового соседа, летчика-штурмовика Героя Советского Союза Петра Сибиркина. Много лет, с самой войны, страдает Сибиркин — дает себя знать осколок, засевший в позвоночнике. Стало невмоготу летчику. А местные врачи не взялись за операцию — слишком сложная, опасная. Совет ветеранов полка решил обратиться с просьбой в Ленинградскую Военно-медицинскую академию. Попков позвонил туда раз, другой. И наконец получил ответ: берутся за операцию. Много было волнений. Теперь они позади. Петр Сибиркин, возвращаясь домой, навестил Виталия Ивановича, поблагодарил за помощь, моральную поддержку.

На квартире Попкова я застал капитана Алексея Кулагина. Не так давно этот летчик награжден орденом Красного Знамени. А когда-то по ранению его не брали в истребительную авиацию, он летал на ПО-2, развозил почту, газеты, запасные части к самолетам. И все время с завистью смотрел на истребителей. Этот тоскливый взгляд заметил Попков и взял летчика к себе в эскадрилью. Сначала «провозные полеты», потом вылеты в качестве ведомого. Правда, Кулагину немного пришлось повоевать, но зато стал он известным летчиком в мирное время. Учитель и ученик остались большими друзьями. [218]

Виталий Иванович показывает мне свои фронтовые фотографии. Между тем молоденьким худощавым вихрастым фронтовым летчиком и нынешним генерал-лейтенантом авиации разница в возрасте тридцать лет. Да, внешне изменился он — седина тронула когда-то смоляные пышные волосы, на обгоревшем лице прибавляются морщинки, пополнел. Но вот я смотрю, как при разговоре с друзьями он весело смеется, как в его больших добрых глазах лучатся теплые искорки, и мне видится прежний Попков. Нет, не гаснут его глаза, все так же открыта душа людям. И я рад, что мое первое впечатление о нем оказалось верным.

Н. Денисов

В полете «Беркут»

ПОПОВИЧ ПАВЕЛ РОМАНОВИЧ

Павел Романович Попович родился в 1930 году в поселке Узин Киевской области в семье рабочего. По национальности украинец. Член КПСС с 1957 года.

В 1951 году окончил Магнитогорский индустриальный техникум, а затем решил посвятить себя авиации. После окончания военно-авиационного училища с 1954 года служил в авиационных частях Советской Армии. В 1960 году зачислен в отряд космонавтов.

В 1962 году совершил полет на космическом корабле «Восток-4». За проявленные при этом мужество и героизм Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 августа 1962 года Павлу Романовичу Поповичу присвоено звание Героя Советского Союза.

В 1968 году успешно окончил Военно-воздушную инженерную академию имени II. Е. Жуковского. После завершения учебы продолжал трудиться в Центре подготовки космонавтов.

В июле 1974 года на боргу транспортного корабля «Союз-14» и орбитальной научной станции «Салют-3» совершил длительный полет, во время которого проведена обширная программа научно-технических и медико-биологических исследований и экспериментов. За успешное осуществление этого полета и проявленные при этом мужество и героизм П. Р. Попович 20 июля 1974 года был награжден второй медалью «Золотая Звезда».

Один из пионеров освоения космоса полковник Павел Романович Попович активно участвует в общественной работе. Он является заместителем председателя Центрального правления Советско-австрийского общества.

В одной из моих старых журналистских тетрадей, привезенных с Байконура, немало записей, сделанных на заре космического летания. Среди них такая: «Групповой полет «Востока-3» и «Востока-4» продолжается. Настроение у наших космических богатырей — Андрияна Николаева и Павла Поповича — превосходное. Они разговаривают друг с другом в космосе, видят свои корабли на орбите. У всех советских людей настроение чудесное: нашей страной открыта новая страница в славной летописи освоения Вселенной».

Тогда, в августе шестьдесят второго, пресса всего мира отмечала, что советские исследователи космоса, впервые осуществившие групповой полет, успешно решили задачи огромной важности, открыли новые возможности для дальнейшего изучения звездного океана. В частности, были проведены неоднократные эксперименты «свободного плавания» в кабинах кораблей, доказана возможность сохранения полной работоспособности при длительном пребывании в состоянии невесомости. Во время полета «Востока-3» и «Востока-4» впервые по телевизионной сети транслировались изображения космонавтов, находившихся на орбитах, чем было положено начало космовидению — непосредственных телепередач из космоса.

Хорошо помнится, как на следующее утро после ухода в космос «Востока-3» с Андрияном Николаевым на борту космодром стал готовиться к старту «Востока-4». В обусловленное время к стартовой площадке подкатил голубой автобус. Еще издали послышалась песня — звонкий голос Павла Поповича вырывался из окон автобуса: «Меня мое сердце в чудесную даль зовет...» [221]

И вот он, мешковато переступая в космическом облачении по бетону площадки, приблизился к председателю Государственной комиссии. Лицо озарено улыбкой, серые глаза искрятся радостью. Космонавт был бодр, держался молодцевато.

— Здоровеньки булы! — шутливо сказал ему председатель после официального рапорта о готовности к полету.

— До побачення! — в тон ответил Павел Попович.

Все время, оставшееся до старта, из динамика громкой связи отчетливо слышался голос Юрия Гагарина: он давал по радио деловые советы Павлу Поповичу. Ответы «Беркута» — таков был его позывной — звучали восторженно. Чувствовалось, что он весь во власти радостного ожидания приближавшегося старта:

— В кабине все нормально, самочувствие — отличное! Объявили минутную готовность. И затем:

— Подъем!

В вихре пламени, оставляя на земле клубы дыма и пыли, ракета, словно огненный клинок, стремительно врезалась в синее небо. Подобно тысячеорудийному салюту прогрохотали могучие двигатели. Где-то в стратосфере медленно таял инверсионный след. А из репродуктора слышался голос:

— Я «Беркут». Настроение отличное. Перегрузки растут. Все идет хорошо!

Ракета сверкающей звездочкой ушла в зенит, скрылась из виду.

— Лихо взлетел Павло! — одобрительно сказал Сергей Павлович Королев.

Да, с чудесным, солнечным настроением, искрометно поднялся в космос Павел Попович.

«Восток-4», выйдя на орбиту, оказался в 5 километрах от «Востока-3». Командиры кораблей немедленно установили двустороннюю радиосвязь.

Словно солдаты, плечом к плечу, зашагали они по звездной дороге космоса.

В том жарком августе шестьдесят второго на космодроме в мой журналистский блокнот рукой командира «Востока-4» были вписаны такие слова, обращенные к читателям «Правды»: «Я коммунист, i, як наложить члену ленинськой парти, виконаю вшювщальне завдання, покладене на мене радянським народом та урядом».

48 раз облетев земной шар, Павел Попович, секретарь партийной организации летчиков-космонавтов, блестяще выполнил задание. По возвращении в Москву, после торжественной встречи [222] на Красной площади, товарищ Л. И. Брежнев в Большом Кремлевском дворце вручил обоим командирам кораблей ордена Ленина и «Золотые Звезды» Героев Советского Союза.

— В этих наградах, — сказал Леонид Ильич космонавтам, — выражена благодарность нашего народа, его ленинской партии за ваше смелое и талантливое служение делу коммунизма.

А чуть позже московское небо расцветилось огнями салюта в ознаменование выдающегося успеха советской науки и техники — первого в мире группового полета космических кораблей — и в честь Дня Воздушного Флота СССР. Отблески фейерверка ярко вспыхивали на «Золотой Звезде» Павла Поповича и на ордене «Знак Почета», прикрепленном к костюму его жены — Марии Лаврентьевны. Совсем недавно, в 1961-м, «гагаринском» году, она, пилотируя ЯК-18, отличилась на авиационном параде в групповом полете над Тушином. Теперь, в 30-й День Воздушного Флота, высшую награду Родины, и тоже за групповой полет — только не в тропосфере, а в космосе, — заслужил глава семьи пилотов Поповичей — Павел Романович.

Еще в пору босоногого детства испытал сын кочегара сахарного завода Павло Попович восхищение мужеством и бесстрашием советского летчика. Автору этих строк довелось побывать в тихом украинском Узине — родном городке Космонавта Четыре — в крытой соломой хате, где сохранились и люлька, в которой его баюкали, и самодельные игрушки, и впервые прочитанный томик стихов Тараса Шевченко. В этом самом дворе, взобравшись на поросший лебедой погребок, одиннадцатилетний Павло в первое лето Великой Отечественной тревожно следил, как сражаются в небе наши летчики. Отсюда он побежал в тот памятный день к зданию школы, где упал подбитый врагом краснозвездный самолет. Павло видел, как тяжело шел по небу израненный вражьими зенитками «Ильюшин», как атаковывали его несколько фашистских истребителей. Слишком неравны были силы. Когда вытащили из кабины убитого летчика, машина взорвалась, огнем сильно опалило отца Павла. Лечась от ожогов, Роман Порфирьевич говорил сыну:

— А все же летчик — самая храбрая профессия на свете...

И решили тогда отец с сыном: быть Павлу летчиком.

Но еще многое пережилось и повидалось лихим парубком до тех пор, пока он породнился с небом. Тяжелая пора фашистской оккупации, работа угольщиком, Белоцерковское ремесленное училище... У меня сохранились страницы записи одной из давних, самых первых бесед с Павлом Поповичем. Еще до полета [223] на «Востоке-4», придя в редакцию «Правды», он рассказывал о своей юности. Приведу здесь некоторые из тех записей:

« — В сорок седьмом закончил ремесленное по пятому разряду и вечернюю школу-семилетку, — говорил он тогда. — Что же делать? Идти на завод сельхозмашин, как предлагают, или учиться дальше, в техникуме? Но в каком? Места имелись лишь в Магнитогорске, на строительном факультете индустриального техникума. Представляете: где Белая Церковь и где Магнитогорск? За тридевять земель. Одиннадцать суток ехали до того Магнитогорска. «Куда вы, — говорят, — опоздали...» Ну, как тут носы не повесить? Стоим, не знаем, что делать. Вызывают нашу команду до директора. «У нас, — говорит, — перебор. И обмундирования нет». Но все же глянул в документы. А там — похвальные листы. Словом, зачислили. А я-то раньше учился на украинском языке, а тут — русский. Ну, думаю, труба тебе, Павло! Но все же начал заниматься. Усиленно. И пошли, пошли оценки. Удержался, в общем...»

« — ...В сорок девятом записался в планерную школу. Весь теоретический курс прошел. А когда начались полеты — вывихнул ногу, подниматься в воздух не пришлось. Но на следующий год — в аэроклуб. Сначала снова теория. Потом полеты. На УТ-2. В самом первом полете ничегошеньки-то я не увидел и не понял, даже аэродрома не нашел. А инструктор только посмеялся: «Не огорчайся, Павел, у многих так случается». И вправду, дело потом пошло, самостоятельно вылетел одним из первых.

Аэроклуб аэроклубом, а надо и над дипломным проектом работать. Тема практическая: «Реконструкция общежития техникума трудовых резервов». Жили мы тогда в нем по 20 — 30 парней в комнате. Вот и надо было сообразить, как лучше расселить студентов, соединив два соседних дома. Работу рецензировал сам главный архитектор города, и за решение фасада нового здания поставили оценку «отлично»...»

« — ...В сентябре пятьдесят первого укатил из Магнитогорска в авиационное училище. Там и познакомился с Мариной, точнее, Марией Лаврентьевной. Она работала на местном заводе и училась летать в аэроклубе. Познакомились. Но встречаться долго не пришлось: на целых три года разошлись наши учебные пути-дороги. И только в пятьдесят пятом, когда отпуска совпали, встретились у ее родителей, под Великими Луками, и поженились...»

Беспокойная военная служба Павла Поповича проходила на Дальнем Востоке, на Севере, в Московском военном округе; полеты на реактивных, сверхзвуковых самолетах. А дома, на вешалке, [224] две летные куртки — мужа летчика-истребителя, а рядом — жены: летчика-спортсмена, испытателя, рекордсмена.

По-разному складывалась жизнь в авиагарнизонах, где довелось служить Павлу Поповичу. Но в каждом из них летчик Попович по-своему проявлял себя, и не только в воздухе, но и на земле. Помнится, еще в шестьдесят втором году, вскоре после полета «Востока-4», в почте «Правды» среди многих писем, славящих очередное свершение в космосе, было и пришедшее из города Адлера. В письме жены офицера в отставке Л. С. Хохлуновой приводились любопытные подробности, добавляющие новые штрихи к облику Павла Поповича:

«Мне пришлось много поездить с мужем за двадцать лет его воинской службы. Жили мы и на Севере, где в одном полку с мужем служил летчик Павел Романович Попович — ныне космонавт. Случилось так, что мы, женщины, узнали о его музыкальном таланте. Пошли к командиру полка и попросили побеседовать с Поповичем, узнать, не согласится ли тот принять участие в нашей художественной самодеятельности. Павел Романович взялся за дело с энтузиазмом, все свободное время проводил в клубе и организовал такую самодеятельность, что слава о ней пошла за пределы нашего гарнизона. Мы с концертами побывали во многих близлежащих поселках, у лесорубов. Нас встречали с радостью и после выступления просили приезжать чаще. Павел обычно исполнял сольные номера, особенно любил народные украинские песни.

Морозные зимние вечера мы проводили в своем клубе. Как сейчас помню, ставили инсценировку «Ой, хотела меня мать замуж отдать». На сцену вышли семеро женихов, девушка, которую хотели выдать замуж, и мать, в сарафане, повязанная платочком — типичная деревенская женщина. Когда пьеса окончилась и мать сняла платочек, зрители, заполнившие зал, увидели, что перед ними... Павел Попович. Сперва от удивления все замолкли, а потом раздался взрыв смеха и бурные аплодисменты. «Артисты» раскланялись и ушли, а Павла зрители долго не хотели отпускать: так им пришлась по душе его игра...

Недавно мы смотрели передачи Московского телецентра и на «Голубом огоньке» увидели космонавтов, в том числе и Павла Поповича. И мне захотелось рассказать о нем, о том, как нам приятно, что наш бывший однополчанин стоит в одном ряду с героями-космонавтами. Желаем ему здоровья, счастья и долгих лет жизни. Семья Хохлуновых».

Вскоре после завершения службы в северном гарнизоне, о [225] котором шла речь в приведенном письме, Павел Попович стал первым жителем Звездного городка. Его, входившего в число авиаторов, образовавших крепкое ядро первой группы космонавтов, избрали секретарем партийной организации. А это значило: надо во всем быть впереди — на занятиях и тренировках, в спорте и общественной работе, а точнее, в готовности к космическому полету. Первым в космос пошел принятый этой партийной организацией в члены КПСС Юрий Гагарин. На старте его напутствовал по радио от имени товарищей-коммунистов Павел Попович.

Провожал Павел Попович на орбиту и Германа Титова; память о том — красная нарукавная повязка дежурного. А они — Гагарин и Титов, сменяя друг друга, неотрывно находились на пункте управления, пока Космонавт Четыре пребывал в космосе; одними из первых обняли они его после приземления. Говоря о тех днях, Герман Титов в своей книге «Голубая моя планета» припомнил, как Павел Попович однажды сказал друзьям:

— Когда полечу в космос, обязательно возьму с собой вот это, — и, расстегнув китель, достал из внутреннего кармана записную книжечку. В ней лежал квадратик шелка, на котором был вышит портрет Володи Ульянова.

Космонавт Четыре взял на борт корабля портрет Ленина, и кто знает, может, именно поэтому особенно проникновенно звучали насыщенные ленинскими идеями мира и дружбы приветствия народам всех континентов, которые командир «Востока-4» от имени советских людей передавал по радио с высокой орбиты. Сопровождая Павла Поповича в зарубежных поездках, мне довелось трижды пересечь вместе с ним Атлантический океан, не раз слышать его рассказы о Родине. Выступая на берегах Африки перед гвинейскими портовиками, дружески беседуя в Бразилии с «форжадорами» — мастерами горячей штамповки металла, встречаясь с мачетеро и рыбаками революционной Кубы, Павел Романович пламенно, ярко рассказывал, как уверенно идут коммунисты в авангарде человечества.

После первого в мире группового рейса в космосе, блестяще проведенного с Андрияном Николаевым, Павел Попович 16 раз провожал на космические орбиты своих друзей по Звездному городку. Иные из них, как дублер по «Востоку-4» Владимир Комаров или напарник по групповому полету Андриян Николаев, как бортинженер Владислав Волков, поднимались в космос дважды, а Владимир Шаталов и Алексей Елисеев — трижды. Советские исследователи успешно решали новые задачи освоения [226] космического пространства. Кипучему Павлу Поповичу не терпелось снова внести свой вклад в эти исследования. Но он хорошо усвоил совет, высказанный как-то академиком С. П. Королевым: «Космос не терпит торопливости, а поэтому космонавт должен умело ждать своего часа». И Попович старался направить силы и энергию к тому, чтобы все время быть в должной «космической» форме.

Незадолго до памятной для Павла Поповича даты — десятилетия его первого космического полета — в Звездный городок вместе с Генеральным секретарем ЦК КПСС Л. И. Брежневым приезжал Первый секретарь ЦК Компартии Кубы Фидель Кастро и другие кубинские партийные и государственные деятели. В числе тех, кто встречал гостей, был и он, командир «Востока-4». Многие кубинские товарищи хорошо знали его по первому приезду на Кубу — тогда он привез им в подарок пахнущую хвоей русскую елку, а местные рыбаки подарили космонавту розоватую раковину со дна Карибского моря. Приложишь ее к уху — и будто слышишь гул океанского прибоя да шелест пальмовых листьев...

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: