Мужество, отвага, мастерство

ВОРОБЬЕВ ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ

Иван Алексеевич Воробьев родился в 1921 году в деревне Горбачево Одоевского района Тульской области в крестьянской семье. По национальности русский. Член КПСС с 1944 года. С 1938 года работал электромонтером на заводе синтетического каучука в Ефремове, а в 1939 году был принят в Тамбовскую военно-авиационную школу пилотов. Здесь и застала его Великая Отечественная война.

В августе 1942 года прибыл на фронт. Сражался в районе Волги, под Севастополем, в Белоруссии. Литве, Восточной Пруссии. Всего за годы Отечественной войны И. А. Воробьев совершил около 400 боевых вылетов.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 августа 1944 года Ивану Алексеевичу Воробьеву присвоено звание Героя Советского Союза, 29 июня 1945 года за новые боевые подвиги на фронте он был удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами и медалями.

После войны окончил Краснознаменную Военно-воздушную академию. Многие годы был на преподавательской работе. С 1973 года полковник И. А. Воробьев в запасе, живет в городе Ворошиловграде.

Полевой аэродром, на котором базировалась одна из авиационных частей Сталинградского фронта, окутывали сумерки. Медленно спускалась тихая летняя ночь. В потемневшем небе мерцали крупные звезды, и только изредка лениво плывущие облака, словно нехотя, заволакивали бледно-желтый лунный диск. Летное поле, бугры землянок, маленькие двукрылые самолеты У-2 — все было залито призрачным светом. От Волги тянуло влажным теплом. Все окружающее, погруженное в волны лунного света, казалось спящим.

Несколько ночных бомбардировщиков — так называли в войну эти удивительные юркие машины, — готовых в любую минуту вылететь на выполнение боевого задания, выстроились на взлетной полосе. Иван Воробьев, молодой летчик, недавно прибывший на фронт из школы первоначального обучения, стоял около своего самолета, прислушиваясь к тревожным голосам ночи.

До аэродрома доносились раскаты взрывов, трескотня пулеметов, глухие причудливые звуки. Временами раскаты и взрывы учащались, а край неба озарялся ярким заревом. Война где-то близко... Через несколько минут и он, Воробьев, будет участником событий, которые происходят там, в обороняющемся городе.

И хотя все, кто был в то время на аэродроме, знали, что скоро вылет, команда прозвучала как-то неожиданно. Все пришло в движение. Ночную тишину аэродрома нарушили первые выхлопы моторов. Самолеты один за другим уходили в черное небо.

Летели на небольшой высоте, каждый по своему маршруту. Над расположением противника ночные бомбардировщики [211] пролетали с приглушенными моторами. Сбросив бомбовый груз, они так же неожиданно, как и появились, исчезали в ночной мгле, оставляя позади себя взорванные склады, разбитые переправы, беспорядочную стрельбу, зарево пожарищ... Много неприятностей доставляли фашистам советские ночные «тихоходы».

Но с каждым разом летать становилось все труднее и труднее. Фашисты начали усиленно применять меры предосторожности. Нашим летчикам все время приходилось менять тактику: приближаться к цели то с разных сторон, то на разной высоте. Особенно донимали прожекторы. Они вонзали в самолет снопы ослепительного света и «парализовали» его.

Но и в таких случаях советские летчики научились обманывать врага.

...В этом ночном вылете в район Волги Воробьев должен был идти лидером-осветителем. За ним с интервалом в пять минут летели остальные машины. Задача лидера трудная: надо отыскать цель, осветить ее специальными бомбами и, что, пожалуй, самое главное, отвлечь на себя внимание зениток и прожекторов противника.

На высоте 500 — 600 метров самолет прошел над траншеями врага и углубился в тыл. Поначалу все шло, как было задумано. Непроглядная тьма надежно скрывала самолеты. Но вот в стороне вспыхнул длинный и узкий луч прожектора. Прорезав темноту, он медленно пополз куда-то вниз, потом метнулся в сторону и стал беспорядочно рыскать по черному небу.

«Только бы не нащупал раньше времени», — подумал Воробьев и, приглушив мотор, стал планировать.

Луч пошарил, поискал и погас. Летчик облегченно вздохнул: пронесло. Прибавил газ. Но вот снова вспыхнул яркий свет, на этот раз совсем рядом. Воробьев спросил штурмана, скоро ли они начнут «работу». Не успел он получить ответ, как небо засветилось. Пронизывая темноту острыми ножами лучей, один за другим включились еще несколько вражеских прожекторов. Лучи скрещивались, описывали круги, двигались змейкой, резко падали к горизонту и снова возвращались вверх, собираясь в одну точку.

— Еще немного, командир, — сказал штурман.

Воробьев следил за бегающими лучами, затаив дыхание: «Неужели засекут?»

Световой сноп двинулся в сторону его самолета, и через какую-то долю секунды летчика ослепил невыносимо яркий свет. От неожиданности и боли в глазах он чуть не вскрикнул. Закрыл глаза, потом хотел приоткрыть их, но так и не смог. Луч [212] прожектора, казалось, был направлен ему прямо в лицо. По самолету начали стрелять зенитки.

Одна из трасс прошила крыло, полоснула по фюзеляжу. Воробьев положил машину в правый крен и резко пошел вниз, затем стал маневрировать — делать все возможное, чтобы не быть мишенью для вражеских зенитчиков. Не отрывая взгляда от приборов, летчик еще раз резко бросил машину вниз и устремился в темноту. Огненные трассы остались в стороне. Прожекторы кинулись за ним, но нащупать не смогли: самолет летел почти над самой землей.

Прожекторные лучи продолжали метаться и искать, наугад строчили пулеметы, а экипаж ночного бомбардировщика тем временем осветил нужную цель. Когда вражеский объект оказался выхваченным из темноты и стал виден как на ладони, над ним появились наши машины с бомбовым грузом. А Воробьев со своим штурманом, сбросив еще несколько «светильников», дали по фашистам пулеметную очередь.

Ночные полеты стали обычным делом. Днем летчики отдыхали, а с наступлением темноты готовились к ночным рейдам. Летали почти каждую ночь, бомбили позиции и объекты врага, вели разведку, корректировали огонь артиллеристов, сбрасывали продовольствие нашим отрезанным или окруженным частям. Воробьев любил свой «тихоход», с радостью летал на рискованные ночные задания, но мысль о боевой, скоростной машине не оставляла его.

В полку ночных бомбардировщиков Иван Воробьев воевал до января 1943 года. За этот период он совершил 171 ночной боевой вылет. Уже в этих боях молодой летчик проявил себя волевым и храбрым воздушным бойцом.

Однажды, когда экипаж Воробьева возвращался с очередного задания, при пересечении линии фронта самолет попал под сильный зенитный огонь. Фашисты стреляли разрывными снарядами. Перкалевое покрытие плоскостей рвалось от ударов многочисленных осколков. Один из них задел летчика. На некоторое время Воробьев потерял сознание, а когда пришел в себя, то увидел: самолет летит с креном и так низко над землей, что, казалось, задевает верхушки деревьев. Взяв ручку управления на себя и до упора выжав сектор газа, Воробьев окликнул штурмана. Ответа не последовало.

— Коля, что с тобой? Ранен?

Сердце летчика сжалось: неужели погиб товарищ, с которым он привык делить и радость побед, и горечь неудач? Не зная, что предпринять, Воробьев взглянул за борт. Внизу по [213] белому заснеженному полю тянулась черная змейка дороги. Прямо под самолетом стояли немецкие пушки, стволы которых уже были подняты для стрельбы. Надо было уходить, но силы оставляли летчика. Протянув немного в восточном направлении, он решил садиться. Горючее было на исходе. Превозмогая боль, Воробьев выровнял накренившуюся машину и повел ее на снижение. Неожиданно чихнул и заглох мотор, но сейчас он уже был не нужен. Линия фронта осталась позади. Секунда... другая... И после короткого пробега самолет увяз в снегу.

Через несколько часов Воробьев лежал на операционном столе фронтового госпиталя. Первое, о чем спросил летчик, когда к нему вернулось сознание, — жив ли штурман? Что с ним? Цела ли машина? Узнав, что товарищ погиб, Воробьев снова впал в беспамятство.

31 января в госпиталь сообщили, что за успешное выполнение заданий командования в районе Волги младший лейтенант Иван Алексеевич Воробьев награжден медалью «За отвагу». Это была его первая правительственная награда.

После госпиталя Иван Воробьев получил назначение в 76-й штурмовой гвардейский полк. Сбылась мечта летчика: теперь он повоюет на настоящей боевой машине. Быстро пролетели дни учебы в запасном полку, откуда Воробьев вновь прибыл на фронт и сел за штурвал «ила».

Летать на штурмовике Воробьеву нравилось: здесь сразу был виден результат работы. Скоростные возможности и огневая мощь «ила» были по душе молодому отважному летчику, хотя риска здесь было, конечно, гораздо больше, чем на тихоходном У-2.

И вот первый боевой вылет на новой машине. Не было еще у Воробьева отточенного мастерства, которое приобретается месяцами летной боевой работы, но с первых атак командир, который вел группу штурмовиков, увидел, что у этого летчика намечается свой воздушный почерк.

Надолго запомнился Ивану Воробьеву один разговор с командиром.

...Штурмовики вернулись с задания. Летчик еще не успел, как говорят, остыть после первого боя, а тут снова сигнальные ракеты возвестили о взлете. Маршрут уточняли на ходу. Вышли в район цели.

Для фашистов появление «илов» было неожиданным. Зенитки молчали. Ничто не препятствовало первому заходу. Это, наверное, и притупило бдительность летчика. Воробьев прижимал [214] свой штурмовик к земле и в упор расстреливал позиции врага из всех стволов.

И вдруг ощетинилась земля. Небо наполнилось шапками разрывов. Враг ожесточенно отбивался. Гвардейцы продолжали атаковать. Оторвавшись от группы и позабыв об опасности, Воробьев пошел на третий заход, еще в атаку...

На свой аэродром возвращался последним. Ни единого снаряда не осталось. Все расстрелял.

Когда Иван зарулил на стоянку, встретил суровый взгляд командира:

— Лихачишь?!

Воробьев не знал, что ответить.

Техник доложил:

— Одиннадцать пробоин насчитал, товарищ командир.

— На чем полетишь в следующий раз? — строго спросил командир растерянного летчика. — Воевать — это не значит рисковать всем: и собой, и машиной. У нас на счету каждый летчик и каждый самолет. А искусство штурмовика, настоящего штурмовика (эти слова командир выделил особо), в том, чтобы громить врага без потерь. Понял?

Молодому человеку, сердце которого переполнено ненавистью к врагу, не так-то легко было понять «теоретические» истины воздушного боя. Но понимать надо. Таков закон войны.

Мастерство штурмовика Воробьев познавал в жестоких боях. Фашистские истребители (количественное превосходство их еще чувствовалось на отдельных участках фронта) непрерывно охотились за штурмовиками. Гитлеровское командование установило награду своим летчикам: две тысячи марок за каждый сбитый штурмовик.

Немцы атаковали сразу большими группами, подстерегали «илы» во время взлета и посадки, перехватывали одиночные самолеты. Тогда впервые штурмовики применили работу «с круга». Самолеты выстраивались один за другим, образуя замкнутый круг. Бортовые стрелки имели возможность создать сплошной заградительный огонь и противостоять фашистским истребителям.

Одно время полк, в котором служил Воробьев, вел боевые действия против частей гитлеровской дивизии СС «Мертвая голова». Как-то вечером, когда летный состав уже собирался на отдых, из штаба дивизии поступило приказание поднять в воздух группу штурмовиков. В районе фланга одной из наземных частей прорвались танки противника и начали энергично теснить наши войска. Нужно было во что бы то ни стало сорвать эту контратаку.

В назначенное время три шестерки, в одной из которых был и Воробьев, поднялись в воздух. Противник встретил их ураганным огнем, но, снизившись до минимальной высоты, «илы» пошли в атаку. Оторвалась и полетела вниз первая бомба, за ней вторая, третья... На земле сначала появились серые столбы дыма, затем разрывы потрясли воздух.

Шестерки развернулись, и снова заход на фашистские танки и батареи. Самолеты шли так низко, что казалось, вот-вот они врежутся в землю. Стремительный полет грозных машин заставлял гитлеровцев зарываться в окопах. Атакуя, «илы» действовали не только бомбами и снарядами, бесперебойно работали пушки и пулеметы. Извергая яркие языки пламени, они производили устрашающий эффект одним своим видом. Создавалось впечатление, что горят плоскости самолетов.

Группы сменяли друг друга. Летчики переводили машины в пикирование. Бомбы отделялись почти одновременно от всех самолетов. Противник на некоторое время замолк, остановился, а потом стал отступать. Теперь дело было за пехотой...

Много их было, таких штурмовок! Однажды в составе трех небольших групп Воробьев вылетел на бомбежку фашистского аэродрома, расположенного в районе Ново-Григорьевкй. Во время одной из атак был подбит самолет ведущего, и летчику М. Т. Степанищеву, который вел эту машину, с большим трудом, удалось посадить штурмовик, не выпуская шасси. Но до линии фронта не дотянул, оставалось километров сорок пять. Увидев подбитую советскую машину, немцы попытались захватить ее. Воробьев вместе со своими товарищами, находящимися в воздухе, стал в круг. Поочередно пикируя на врага, они не дали ему подойти к подбитому самолету и оттеснили в сторону. Тогда младший лейтенант В. Павлов посадил свой штурмовик рядом с машиной Степанищева, взял к себе на борт стрелка и пилота и взлетел. А чтобы подбитый самолет не достался противнику, его подожгли с воздуха.

В августе 1943 года, когда была прорвана линия обороны на реке Молочной, Воробьев часто вылетал на «свободную охоту». Основными целями были танки и переправы. Однажды пятерка «илов» под прикрытием четырех истребителей вылетела на очередной поиск. Воробьев шел ведущим. Под крыльями проплывали родные поля и реки, леса и деревеньки — с детства знакомый пейзаж. Ближе к линии фронта видимость стала ухудшаться. Летчики знали, что это обычная дымка, возникающая в результате [216] пожаров в прифронтовой полосе. Когда вышли на ленту реки, навстречу самолетам потянулись нити трассирующих снарядов.

Воробьев стал всматриваться в берега реки. В наиболее узком месте, где лента делала крутой изгиб, летчик заметил большое скопление войск. Здесь были пехота, автомашины, повозки, танки. Переправа сильно охранялась. Зенитные пулеметы и пушки создавали сплошную завесу огня. Кроме того, немцы стреляли из винтовок, автоматов и другого оружия. Небольшой кусочек земли напоминал в этот момент ощетинившегося ежа, которого не схватишь — колется. Нелегко атаковать такую цель!

Воробьев покачал штурмовик с крыла на крыло и передал по радио сигнал:

— Внимание, цель под нами. Атакуем!

Его «ил» тотчас перешел в пикирование. Содрогаясь от выстрелов своих пушек и пулеметов, машина ринулась к земле. Над самой переправой Воробьев сбросил бомбу. Берега окутались дымом. Стрельба несколько утихла. Этим минутным замешательством он воспользовался, чтобы сбросить еще одну бомбу. Второй заход был тоже удачен. Когда Воробьев заходил третий раз, в наушниках прозвучало предостережение:

— Будьте внимательны: в воздухе истребители противника!

Появление истребителей в районе цели могло сорвать атаку по переправе. Связались по радио с прикрытием. В ответ на запрос в наушниках послышался тот же спокойный голос:

— Не робейте, прикроем!

Пятерка штурмовиков снова принялась за работу. «Илы» пикировали на переправу, уходили на разворот и снова пикировали. Черный дым горящего бензина и мазута поднимался высокими клубящимися столбами; то здесь, то там видны были шапки разрывов.

В разгар боя в наушниках прозвучал второй предупредительный сигнал. Воробьев сделал резкий разворот взмыл вверх. И тут он увидел группу фашистских самолетов, летевших в направлении линии фронта. Насчитав около тридцати Ю-87 и свыше десятка «мессеров», штурмовики решили атаковать противника.

Истребители прикрытия тоже развернулись в сторону немцев.

Через несколько минут разгорелась жестокая воздушная схватка. В то время как наши «ястребки» связывали боем «мессеров», штурмовики атаковали бомбардировщиков. Воробьев [217] выбрал себе цель. Когда зеленая громада с желтыми крестами попала в перекрестие прицела, он нажал на гашетку и дал очередь. «Юнкерс» задымил, продолжая лететь в строю, потом сдвинулся в сторону и через секунду, вспыхнув ярким пламенем, пошел к земле. Вскоре из вражеского строя выбыла вторая машина, за ней третья. В этом бою были подбиты еще три бомбардировщика. Фашистский налет сорвался.

Убедившись, что строй неприятельских самолетов распался и они поворачивают обратно, Воробьев сделал еще один заход на переправу, выпустив по врагу последние снаряды.

Когда штурмовики возвращались на свой аэродром, станция наведения передала, что группа работала отлично и что командующий благодарит за успешную операцию.

К началу мая 1944 года на боевом счету гвардии лейтенанта Воробьева было уже 117 успешных боевых вылетов на самолете ИЛ-2. Только при освобождении Севастополя он 23 раза вылетал на выполнение ответственных заданий и каждый раз возвращался с победой.

О выдающихся боевых заслугах И. А. Воробьева говорит и то, что с ноября 1943 года по май 1944 года он был награжден командованием двумя орденами Красного Знамени и орденом Отечественной войны. За шесть месяцев — три ордена! Щедрая, но заслуженная награда! А спустя еще три месяца Ивану Алексеевичу Воробьеву было присвоено звание Героя Советского Союза.

...После разгрома гитлеровцев в Крыму экипаж Воробьева перебросили под Оршу, в состав авиации 3-го Белорусского фронта. К этому времени он уже был командиром авиаэскадрильи, прошедшей с боями через всю Белоруссию, Литву, Восточную Пруссию, сражавшейся под Кенигсбергом. И всегда эскадрилья Воробьева действовала на главном направлении.

Участники наступления на Кенигсберг знают, какой мощной крепостью, оснащенной первоклассной техникой, была эта бывшая столица Восточной Пруссии. 27 января 1945 года перед эскадрильей Воробьева поставили задачу: штурмовыми и бомбовыми ударами содействовать наземным войскам в прорыве обороны противника и в овладении городом и крепостью Кенигсбергом. Изучив планировку города, группа, возглавляемая Воробьевым, буквально висела над ним, выискивая и уничтожая зенитные и полевые орудия, укрепления и форты. По четыре-пять вылетов в день делали советские летчики, расчищая проходы для пехоты. Пленные фашисты говорили, что наша авиация не давала им поднять головы. [218] После взятия Кенигсберга Воробьев летал на Фишгаузен, Пиллау, штурмовал позиции врага на Курляндском полуострове. Война подходила к завершающему этапу.

...В ночь с 8 на 9 мая Воробьева разбудила сильная стрельба. Накинув на плечи летную куртку, он вышел из землянки. По темно-синему куполу неба плыли низкие рваные облака. То здесь, то там их вспарывали тонкие ленточки трассирующих пуль. Где-то в стороне бухало тяжелое орудие. Присмотревшись, Воробьев увидел множество народу. Все отчаянно жестикулировали, кричали, обнимались. Война кончилась.

Ему в ту пору шел двадцать четвертый год. Возраст не так уж велик, а вот пережито было столько, что хватило бы на две полных жизни. 400 боевых вылетов, 400 встреч с врагом, 400 наступлений и ни одного шага назад, ни одного проигранного сражения...

Судьба? Нет, у военных летчиков это называется иначе: мужество, отвага, мастерство.

М. Ребров

Истребитель

ВОРОЖЕЙКИН АРСЕНИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ

Арсений Васильевич Ворожейкин родился в 1912 году в деревне Прокофьеве Городецкого района Горьковской области. По национальности русский. Член КПСС с 1932 года.

В 1931 году был призван в Советскую Армию. Участвовал в боях с японскими интервентами у Халхин-Гола. В 1937 году окончил военно-авиационную школу летчиков, а в 1942 году — ускоренный курс Военной академии командно-штурмового состава ВВС.

В годы Великой Отечественной войны сражался на Калининском, Воронежском, 1-м Украинском и других фронтах. Совершил более 240 боевых вылетов, сбил 52 самолета противника.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 февраля 1944 года Арсению Васильевичу Ворожейкину присвоено звание Героя Советского Союза. 19 августа 1944 года за новые боевые подвиги он удостоен второй медали «Золотая Звезда». Награжден также многими орденами и медалями.

После Великой Отечественной войны до 1957 года находился в рядах Советской Армии, В 1952 году окончил Академию Генерального штаба. С 1957 года по состоянию здоровья генерал-майор авиации А. В. Ворожейкин находится в запасе, живет и работает в Москве. Его перу принадлежат книги «Истребители», «Над Курской дугой», «Рассвет над Киевом», «Под нами Берлин», «Рядовой авиации».

День был нелетный. Растянувшись на свежем сене у входа КП, молодые летчики, только что прибывшие в полк, оживленно спорили об огневом мастерстве: что это — врожденный талант или искусство, которое приходит после длительных тренировок?

Называли фамилии известных асов, обсуждали их воздушные бои, сравнивали результаты, но к общему мнению прийти не могли.

— Вот, к примеру, наш командир эскадрильи майор Ворожейкин, — сказал кто-то. — Он как охотник: вскинул ружье — птица наземь падает. Это врожденная способность, ну, вроде самородка, что ли...

Возразить на это никто не смог.

В самом деле, Арсений Васильевич Ворожейкин отличался безукоризненной техникой пилотирования. Естественность его поведения в воздухе, стиль его полетов создали ему репутацию мастера-виртуоза, обладающего необыкновенной выдержкой, умением разить врага с первой атаки. В Ворожейкине, по словам его боевых товарищей, удачно сочетались горячий темперамент воздушного бойца и холодная рассудительность командира, трезво оценивающего обстановку, творчески осмысливающего каждый свой шаг.

Десять — пятнадцать патронов тратил майор на вражескую машину. Бил не куда попало, а знал все уязвимые места. Короткая очередь его пулемета прошивала фашистские самолеты именно в этих местах. Подвиги командира эскадрильи вызывали затаенную зависть у молодых и почтительное уважение у бывалых летчиков.

О нем говорили как о легендарном воздушном охотнике, который уничтожает самолеты врага с поразительной точностью. Слава о майоре шла по всему фронту. [221]

...Спор начинал стихать. Многие уже были склонны считать, что врожденное мастерство отрицать нельзя. Но тут в разговор вмешался сам Ворожейкин, стоявший в темном проеме землянки. К удивлению присутствующих, он сказал:

— Должен вам признаться честно, года четыре назад я был сущий профан в воздушной стрельбе. Стрелял как бог на душу положит. Ну, а сейчас как будто получается нормально. И никакой я не самородок.

Задумавшись на секунду, Ворожейкин стал рассказывать, как он стал мастером воздушной стрельбы. Не сразу пришла к нему слава истребителя, без промаха сбивающего самолеты противника. Для этого надо было пройти тернистым путем — через бои в степях Халхин-Гола, через горечь испытаний первого периода войны...

Случилось так, что до июля 1943 года Ворожейкииу не довелось участвовать в активных воздушных боях. Однако, где бы ни находился Арсений Васильевич, какая бы обстановка ни была на участке, он не терял времени даром, используя каждую свободную минуту для тренировки в воздушной стрельбе.

Незадолго до генерального наступления немцев на Белгородском направлении часть, в которой служил Ворожейкин, получила новые истребители конструкции А. С. Яковлева — ЯК-7Б. Летчики по-разному осваивали эту машину: одни быстрее, другие медленнее. После первых же полетов Ворожейкин удивил всех мастерством пилотирования нового самолета.

Спустя несколько дней на КП зашел разговор о воздушной стрельбе. Командир полка выдвинул довольно скромные условия для отличной оценки результатов стрельбы по конусу. Совершенно неожиданным прозвучало заявление Ворожейкина, что он даст 50 процентов попаданий.

— Да этого не может быть! — говорили товарищи.

Арсений настаивал на своем. Полетел. Из 40 пуль в конус попали 33. Это был поразительный результат. Многие считали это чистой случайностью. Однако и в следующих полетах Ворожейкин легко давал 97 — 98 процентов попаданий. А однажды ночью из 60 пуль в конус попала 51. Об этом случае долго вспоминали в полку. (Для отличной оценки воздушной стрельбы ночью достаточно пяти попаданий из 60 возможных.) Но, даже достигнув таких результатов, Ворожейкин упорно продолжал тренироваться. И всякий раз, когда среди летчиков заходила речь о его изумительной меткости, Арсений отвечал:

— Тут, братцы, простое дело: тренировка. Летчика можно сравнить с пианистом. Если пианист три-четыре месяца не садится [222] за инструмент, у него, как говорят музыканты, пальцы становятся деревянными...

Началась Белгородская операция. Для Ворожейкина это было первое боевое крещение в Отечественной войне. Все дни, пока длилось ставшее историческим сражение, истребителям приходилось буквально висеть в воздухе, вылетая по нескольку раз в день. Отдыхали только в короткие перерывы между вылетами.

В первые же дни боев на Белгородском направлении Арсению удалось открыть счет сбитым самолетам.

Ранним утром 14 июля шестерка «яков» шла на прикрытие наземных войск. Внизу то и дело вздымались столбы дыма. Гонимый ветром, он стелился над землей, закрывал передний край черно-желтой пеленой, в которой мерцали огненные вспышки взрывов. Над линией фронта, в районе Богородецкое — Велени-хино — Шахово, шестерка Ворожейкина встретила несколько групп «юнкерсов-87», шедших под прикрытием МЕ-109, — всего более 40 вражеских самолетов.

Погода была подходящей как для «свободной охоты», так и для нанесения внезапных бомбовых ударов. Местами облачность опускалась почти до самой земли. По приказу ведущего летчики быстро набрали высоту и скрылись за верхней кромкой облаков.

Вот они, фашистские стервятники с черными крестами на крыльях! Ворожейкин сразу поймал в прицел Ю-87, но гашетки не нажимал, выжидая момента, когда огонь можно открыть наверняка. Атака была неожиданной. 10 патронов, выпущенных по мотору с расстояния 25 — 30 метров, решили судьбу «юнкерса». Боевой счет открыт!

Внезапность нападения ошеломила противника. Строй вражеских самолетов рассыпался. Потеряв управление, противник стал беспорядочно отстреливаться, сбрасывать бомбы, стараясь уйти от преследования. Воспользовавшись замешательством вражеских летчиков, наши истребители продолжали наносить удар за ударом и подожгли еще три самолета. В этом бою Ворожейкин сбил два «юнкерса».

Когда шестерка «яков» вернулась с задания, на аэродроме завязалось оживленное обсуждение итогов воздушной схватки. Летчики с нескрываемым удивлением отмечали одну деталь: сбив два самолета, Ворожейкин израсходовал только треть боекомплекта. А его ведомый летчик Выборнов истратил все патроны на один фашистский самолет. [223] Некоторые товарищи сомневались, может ли «юнкерс» «рассыпаться» после одной очереди, даже если пули попали в самое уязвимое место.

— Это дело случая, — раздавались голоса.

Но буквально вслед за этим разгорелся еще один воздушный бой. Снова шестерка «яков» шла на задание. Противник численно превосходил группу Ворожейкина в три раза. В этом бою Арсений опять сбил два Ю-87 да еще один МЕ-109, израсходовав на каждый самолет десяток-другой патронов. Скептикам, заявлявшим, что сбить самолет одной очередью можно лишь случайно, пришлось сдать свои позиции.

За короткий промежуток — с 20 июля по 20 сентября 1943 года — эскадрилья, которой командовал майор Ворожейкин, совершила 254 боевых вылета. Сам командир эскадрильи участвовал в 32 воздушных боях с численно превосходящими группами противника и сбил 19 вражеских самолетов.

Летчики-истребители, летавшие с ним на боевые задания, утверждали, что в бою Арсений — страшный человек. Они видели, с каким стремительным напором наседал он на фашистские самолеты и прошивал их метким огнем. Сам Ворожейкин об одном из своих правил говорил так:

— Есть один закон, обязательный для истребителя: всегда атакуй первым. Первым примечай врага, первым наноси удар. Тогда бой будет протекать так, как ты хочешь. Эффективность первой очереди решает успех всей атаки.

У него была «своя» наука воздушного боя. Лежа под плоскостью самолета в перерыве между боевыми вылетами, он «проигрывал» в воображении все детали воздушного боя.

— Шахматист анализирует отложенную партию, — шутили товарищи.

В этой шутке была своя правда. Летчик действительно анализировал. Он старался воскресить в памяти последнюю схватку с врагом, поэтапно представить, что и за чем следовало, как вел себя противник, как тот строил свои атаки, как он противодействовал врагу, как атаковал сам...

— Не надо упускать инициативу. Иди первым, тогда ты — хозяин неба, — говорил Ворожейкин ведомым Емельяну Чернышеву и Георгию Колиниченко.

Это была слаженная группа. Они хорошо понимали друг друга в воздухе, знали, в какой момент и какой маневр предпримет ведущий, знали свое место в бою и свои задачи. О них так и говорили — трио асов. Говорили... Теперь это слово звучит в прошедшем времени. Чернышев и Колиниченко погибли [224] в воздушных боях, погибли как герои. Арсений Ворожейкин продолжал счет сбитым фашистским самолетам за себя и за товарищей.

Он стремился участвовать в каждом боевом вылете эскадрильи. Это был не только азарт летчика. Он изучал врага, методы его нападения, систему защиты, особенности тактики. В нем чувствовался мастер своего дела. За проявленные мужество, отвагу и героизм в боях за Родину Арсению Васильевичу Ворожейкину присвоили звание Героя Советского Союза. Представление к награждению подписал командующий войсками Воронежского фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин.

«Золотая Звезда» № 2043... Арсений держал в руках высокую награду, и к сердцу подступала щемящая радость. Нет, не о своих боевых заслугах думал он тогда. Вспоминались годы первых авиационных подвигов, героическая эпопея по спасению челюскинцев, бесстрашные перелеты В. П. Чкалова и М. М. Громова, боевое мастерство Анатолия Серова... Им страна вручила «Золотые Звезды» с первыми номерами. Война во много крат умножила число отважных.

Ворожейкину приходилось часто сопровождать штурмовиков, что не мешало ему в каждом бою увеличивать счет сбитых самолетов. Это результат тактики храброго летчика. Он не ограничивался отражением атак истребителей противника, а сам переходил в короткие энергичные контратаки и добивался победы. Однако Арсений Ворожейкин никогда не оставлял штурмовиков, которых ему поручали прикрывать, как никогда не оставлял друга в бою.

Нередко после выполнения боевого задания, разбирая полет, Ворожейкин объяснял товарищам:

— Можно было бы сбить больше фрицев, но мы не имели права отрываться от штурмовиков.

И не было случая, когда бы прикрываемые им штурмовики несли потери от истребителей противника.

В те дни, когда Ворожейкин не был связан со штурмовиками и уходил в свободные полеты, качества истребителя, который ищет, находит и уничтожает врага, раскрывались в нем в полную силу. «Хочешь сбить фрица, — говорил Арсений, — знай мой секрет: подойди вплотную к нему, чтобы он прицел закрывал, бей туда, где ему больнее. С такой дистанции легко рассмотреть, куда его стукнуть».

...Шли недели, месяцы. Не прекращались тяжелые бои. Росло число личных побед советского летчика над врагом: 30... 40... 45 сбитых самолетов. [225] Среди многочисленных воздушных побед героя мало таких, которые были бы похожи одна на другую. В каждом бою Ворожейкин находил и применял что-то новое, свое. Он, например, выводил свой истребитель на параллельный с бомбардировщиками курс, соблюдая интервал, который не позволял вражеским стрелкам вести прицельный огонь по его машине. Затем истребитель резко, с большим креном доворачивал в сторону бомбардировщиков. Чтобы не врезаться во вражеский самолет, Ворожейкин давал «обратную крену ногу», и его «як» на мгновение застывал в воздухе... Нос истребителя в этот момент был направлен в ближайший мотор вражеской машины. Казалось, советский самолет непременно столкнется с бомбардировщиком. Но именно в эту секунду раздавалась короткая пулеметная очередь. Преимущество маневра заключалось не только в том, что пули прошивали ближний мотор, кабину и бензобак, но и в том, что из-за стремительности атаки противник не успевал открыть оборонительный огонь.

Особенно запомнился Ворожейкину бой в небе над Киевщиной. Это было в ноябре, в самый канун праздника Великого Октября. Наши войска освободили Киев. Настроение у всех приподнятое, каждый рвался в бой. Командование отобрало восьмерку лучших. Ворожейкину довелось быть ведущим этой группы «яков» с красными капотами.

...Сквозь пелену густой дымки виден Киев, в городе пожары. На западе и юго-западе, куда отступают немецко-фашистские войска, стена огня. Серо-желтым дымом окутана земля, гарью пропитан воздух. Даже солнце потускнело, как будто его заслонили грязным стеклом.

За Киевом видимость улучшилась. Стала просматриваться земля. На юг и запад текут лавины танков, машин, пехоты, артиллерии. Задача восьмерки «яков» — прикрыть их от ударов авиации противника. Но где линия фронта? Ее нет, все в движении. Где наши, где гитлеровцы? Трудно разобраться.

В районе Василькова вражеские зенитки подбили один наш самолет. Поврежденный «як» повернул назад. Семь истребителей продолжали свой путь.

Зенитные разрывы позади. Теперь хорошо видно, как отступают вражеские войска. Впереди Белая Церковь. Вдруг Ворожейкин разглядел в густой синеве темные точки. Их много. Наверняка самолеты. Командир эскадрильи вглядывается: три группы гитлеровских бомбардировщиков Ю-87 идут строем «клин» к фронту. Вражеских самолетов раз в десять больше. Что делать? [226]

Стремясь остаться незамеченными, истребители быстро набирают высоту. Командир принимает решение: воспользовавшись внезапностью, атаковать сначала самолеты прикрытия. После приказа, который отрывисто прозвучал в наушниках, наступила тишина. Красная линия строя продвигается к вражеским машинам все ближе и ближе. «Яки» идут со стороны солнца, маскируясь в его слепящих лучах. Если их обнаружат, противник наверняка сможет своевременно занять оборону, а потом атаковать небольшую группу смельчаков. А главное, «юнкерсы» прорвутся к цели.

Семерка продолжает идти на сближение. Вот уже заметны черные кресты на крыльях.

Самолет Ворожейкина подходит все ближе, почти в упор. Вот чуть приподнимается красный нос «яка». Перекрестие прицела наложено на мотор «фокке-вулъфа-190».

Коротко и тихо звучит команда:

— Огонь!

Самолеты прикрытия, оставив в воздухе два ярких факела, провалились вниз. «Юнкерсы» остались без охраны. И без того маленькая группа «яков» разделилась на две части и стала атаковать.

Первая девятка немцев отхлынула-, ошеломленная дерзостью советских летчиков. Но тут последовал второй удар истребителей майора Ворожейкина, Сам Ворожейкин, перейдя в крутое пикирование, приблизился вплотную к одному из вражеских бомбардировщиков и всадил очередь бронебойных пуль в его кабину. «Юнкерс» взорвался в воздухе.

С земли за воздушным сражением наблюдали сотни танкистов. Около 80 вражеских бомбардировщиков не смогли прорваться сквозь барьер, созданный семеркой советских истребителей, и понесли тяжелые потери. Все восемь вражеских истребителей прикрытия были сбиты и догорали на земле. В этом же бою наши летчики подожгли три бомбардировщика.

«Стреляет, как Ворожейкин», — это была у летчиков-истребителей высшая похвала за меткость в бою. На боевом счету Ворожейкина 52 сбитых самолета противника. Каждая победа — результат умелого сочетания огня и маневра.

Арсений Ворожейкин — воспитатель целой плеяды воздушных бойцов.

— Мы — истребители, — говорит он.

И в эти слова А. В. Ворожейкин вкладывает особый смысл:

умение разить врага с первой атаки.

С. Борзенко, Герой Советского Союза

Первый маршал

ВОРОШИЛОВ КЛИМЕНТ ЕФРЕМОВИЧ

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: