Симфония-кантата «Песнь о Земле»

1907 год стал переломным для Малера. Весной ему пришлось оставить пост директора Венского Королевского театра, который он занимал до того десять лет: он узнал о своей тяжелой болезни — его сердце было в таком состоянии, что всякая физическая нагрузка становилась опасной. Но семью надо было обеспечивать, особенно предвидя, что, возможно, вскоре она останется вовсе без поддержки. И Малер принял материально выгодное предложение — стать директором Метрополитен-опера в Нью- Йорке.

Еще более глубоким потрясением стала смерть маленькой дочери. В это время ему в руки и попал сборник древней китайской поэзии «Ки­тайская флейта» в переводе Ганса Бетге. В старинных изысканных сти­хах композитор нашел то, что ему стало наиболее близким в последние тяжелейшие дни: «...исключительно тонко выраженную, проникнутую тихой печалью гармонию осеннего и зимнего пейзажа и — человеческой старости, заката солнца и — ухода человека из жизни» (И. Барсова).

«Китайская флейта» и вдохновила композитора на одно из величайших его творений — вокально-симфоническую симфонию «Песнь о Земле», ставшую трагической исповедью художника. Летом 1907 года, поселив­шись в Тироле, в курортном местечке Шлудербах, Малер отбирал сти­хи для частей цикла, набрасывал первые эскизы. Следующим летом, 1908 года, композитор продолжал работу надвсе разрастающейся формой — связывал музыкой отдельные стихи, набрасывал интермедии и все уве­реннее приходил к тому, что создается именно симфония. Осенью 1908 года Малер писал Бруно Вальтеру: «Еще не знаю, как можно будет на­звать все в целом. Судьба подарила мне прекрасное время; по-моему это самое личное из всего, что я до сих пор написал».

Исследователи по-разному определяют жанр этого произведения. Некоторые считают его циклом оркестровых песен, другие — неким про­межуточным жанром. Однако сам композитор определил «Песнь о Зем­ле» как «симфонию в песнях» и, по свидетельству Бруно Вальтера, лишь суеверный страх перед цифрой 9, ставшей роковой для Бетховена и Брук­нера, помешал дать ей девятый номер.

О том, что «Песнь о Земле» — именно симфония, свидетельствует про­блематика сочинения, тесно связанная с предшествующим симфоничес­ким творчеством Малера. Только вопросы, ранее волновавшие компози­тора в философском плане, — жизни и смерти, смысла бытия, — теперь стали страшно, неотвратимо актуальными для него самого (то же про­изойдет несколько десятилетий спустя с другим великим симфонистом, во многом последователем Малера — Шостаковичем в его Четырнадца­той симфонии!). И сама структура «Песни» сходна со структурой Второй, Пятой, Седьмой и, в особенности, Третьей симфоний. За бурной первой частью, играющей роль сонатного аллегро, следует медленная, затем груп­па трех скерцозных и финал, сходный с финалом Третьей симфонии. Исполнительский состав «Песни о Земле» также чисто симфонический — большой оркестр с тройным (частично — четверным) составом.

В основу сочинения легли вольные переводы немецким поэтом сти­хов китайских поэтов VIII и IX веков. Обратившись к, казалось бы, экзо­тическим текстам, Малер создал глубоко современное произведение, одну из выразительнейших в мире партитур.

Первое исполнение «Песни о Земле» состоялось уже после смерти компо­зитора, 20 ноября 1911 года в Мюнхене под управлением Бруно Вальтера.

Музыка

Первая часть — «Застольная песнь о горестях земли» на стихи Ли Бо — посвящена бренности и скоротечности человеческого существования. Открывается часть пронзительными фанфарами. Создается впечатление, что внезапно разорвалась завеса, и слушатели стали свидетелями дей­ствия, давно за ней происходящего. Возгласы скрипок и деревянных ду­ховых предваряют вступление голоса:

Вот и вино в злаченых бокалах,
Но пить постой, пока песню спою.

Мелодия взволнованна. Она часто прерывается паузами, во время ко­торых звучат столь же выразительные темы солирующих инструмен­тов. Их партии равноправны с голосом и, сплетаясь, создают вырази­тельную музыкальную ткань. Первая строфа заканчивается скорбным рефреном:

Мрачно в этой жизни,
Ждет нас смерть.

Следующая строфа еще более напряженна, а в третьей достигается тра­гическая кульминация. Появляется жуткий образ обезьяны, воющей на могилах. Обостренные хроматизмы и высокий регистр вокальной партии, исступленные пассажи скрипок, пронзительные восклицания медных, тремоло деревянных духовых инструментов. И снова скорбно звучат слова, заключающие первую часть:

от час настал, чтоб взять вина бокалы
И осушить их разом до дна.
Мрачно в этой жизни,
Ждет нас смерть.

Вторая часть — «Одинокий осенью» на стихи Чжан Цзи — медленная, «усталая» (определение самого Малера). Скрипки с сурдинами начина­ют монотонное мерное движение. С грустной мелодией вступает гобой, ему подпевает кларнет... Как бы продолжая мелодическую инструмен­тальную линию, вступает контральто, а у скрипок все разворачивается бесконечная лента восьмых. В центральном разделе характер музыки меняется: мелодия становится более взволнованной, смятенной. Но по­рыв быстро угасает.

Устало сердце, даже лампа — друг мой —
Трещит и гаснет... Все мне кажется как сон...
Иду к тебе, пристань всех волнений!
О, дай мне мир! Давно покоя жду...

В части четыре поэтико-музыкальные строфы, каждая из которых имеет сложное двух-трехчастное строение с постепенным нарастанием эмо­ционального напряжения, доходящим до экстатичности.

Третья часть — «О юности» на стихи Ли Бо — открывает интермедий­ный раздел цикла. Здесь явственно проступают черты стилизации. Изящ­ная миниатюра напоминает безделушку из китайского фарфора. Содержание ее традиционно для китайского искусства. Это описание классического китайского сада с прудом в виде овала, с искусственным островком, со­единяющимся с берегом горбатым мостиком. Вода в пруду должна быть прозрачна, чтобы в ней отражались и мостик, и островок, и поставленная на нем беседка, и прибрежные ивы. Беззаботно и светло звучит музыка. В основе ее короткие попевки в бесполутоновом китайском (пентатонном) ладу. Мягкий юмор соседствует с любованием стилизованной красотой чужой культуры. В среднем эпизоде ориентальный колорит отходит на второй план, давая место европейской танцевальной ритмике. Но реприза возвращает условные восточные образы, причем композитор музыкаль­ными средствами рисует отражение в воде — «отражая» первоначальную мелодию флейты в более низком регистре и тембре фагота.

Четвертая часть — «О красоте» на стихи Ли Бо — своеобразный мед­ленный менуэт. В ритме старинного европейского танца звучит прелест­ная стилизованная мелодия. Контральто начинает свой рассказ. Мело­дия, гибкая и выразительная, сопровождается другой — архаичной, продолжающей впечатление «живописи по фарфору», вызванное предшествующей частью. Внезапно резко меняется характер музыки. Звуча­ние прорезается взвивающимися пассажами струнных, пронзительными фанфарами. Непрерывные глиссандо арф передают нарастающее волне­ние. Появляется ритм скачки, быстрого неистового марша. Вновь воз­вращается музыка первого раздела. Закончилось и это интермеццо.

Пятая часть — «Пьяница весною» на стихи Ли Бо — последняя среди интермедийных, трагический монолог пьяницы, обращенный к птичке (неточная строфическая форма, подчиненная структуре стиха). На фоне оркестровой партии, словно наполненной птичьим щебетом, всеми зву­ками весны — трелями деревянных инструментов, легкими флажолетами скрипок, их дрожащими тремоло, глиссандо арф, обрывками мелодий, — звучит этот монолог в исполнении тенора. Он все время прерывается, будто человек не может овладеть ни своими мыслями, ни своей речью и дыханием. Это центр цикла, в котором господствует скепсис — красо­та природы, вечное обновление земли уступают место опьянению, сну. Горький его смысл — в строках:

Что мне до весны?
Оставьте мне мое опьянение!

Финал — «Прощание» (Abschied) — составлен из двух стихотворений разных поэтов — «В ожидании друга» Мэн Хаожаня и «Прощание с другом» Ван Вея. Он знаменует собою возвращение к основным обра­зам симфонии — одиночеству, смерти. Начало — как траурный коло­кольный звон. Скорбная речитация контральто начинается в почти полной тишине. Ее сопровождают лишь выдержанный тон виолончели и холодная, словно завороженная, мелодия флейты. Новая строфа воз­никает, как первая, таким же сдержанным речитативом. Он прерывает­ся. У флейты словно пытается установиться и бессильно сникает робкая мелодия. Перед последней, третьей строфой — большая оркестровая пре­людия. Это медленный марш, который в дальнейшем, после вступления голоса, становится фоном дляего речитации. Музыкальный поток раз­вивается вслед за текстом и солирующими инструментами оркестра, словно поток сознания, организованный, однако в стройную форму, близ­кую излюбленной композитором сложной двойной трехчастной. Про­светленная кода финала — итог всего симфонического цикла. Он — в сопоставлении краткой человеческой жизни с Вечностью:

Земля родная
Всегда, везде
Цветет весной
Из года в год.
И вечно дали
Там лучезарны.
Вечно...

Все тише и тише становятся звуки, затухающие, истаивающие в бескра­сочном, словно призрачном до мажоре. В последний раз проходит флей­товая мелодия, символизирующая любимую землю. Еле слышны послед­ние прозрачные аккорды симфонии.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: