Отрезок №8. Ради такого стоит жить

Ад, должно быть, клевое место, раз малые, что придумали религию,

так хотели, чтобы туда, кроме них, никто не попал.

Всё прошло хорошо. И интервью, и презентация. Синяк удалось загримировать, что никто ничего и не понял. Я стал мега крутой сенсацией. Мои песни крутили по радио, клип по всем музыкальным программам. На мой сайт (я, кстати, и не знал, что он есть у меня) приходили тысячи сообщений от поклонников. Кто-то видел в моих строчках скрытый смысл, кто-то говорил, что они банальны и не интересны, но и те и другие слушали мои песни, покупали мой альбом, за обложку которого мне даже присудили какую-то премию. Снимок был очень качественный и живой. Кадр был сделан после первого удара Влада. Боль, обида, недоумение: всё это читалось в моих глазах, наполненных слезами. Смотреть на фото я не мог, меня точило что-то изнутри, но ведь меня и не заставляли.

Мустафа и его свита делали всё очень чётко. Везде было проплачено, не было и дня, чтобы обо мне где-нибудь не говорили. Реклама была сумасшедшей. Если раньше я радовался популярности, то теперь просто не мог выйти на улицу. И это всего за пару недель. Я и не знал, что так можно. Так быстро, так профессионально.

Апогеем всего стало моё выступление на очередной музыкальной премии. Я шёл сразу за единственными рокнрольщиками в нашей стране. Мандраж, охвативший меня, когда я вышел на сцену и увидел эти несколько тысяч человек, сковал меня. С трудом сделав пару шагов к микрофону, я вцепился в него, как в спасательный круг. Когда заиграла музыка, я думал, что не смогу выдавить из себя и слова, но неожиданно страх куда-то исчез. Остался я и наэлектризованная толпа. Жаждущая, жадная, охотная. Я запел. Тихо, немного жалобно, но от всего сердца. Это была песня про смерть. О том, что нам не избежать её, как ни стараться. Зачем тогда всё это? Этим вопросом я и задавался. Слова были простые, переделанные под широкую публику, не было моих «дилемм», «аллегорий», поэтому я немного путался, но пел, старательно выводя окончания, как учили. Когда я закончил, в зале стояла оглушающая тишина. Это было страшно. Огромный, живой монстр. Толпа могла меня уничтожить. А могла и вознести до небес, что она и сделала. От криков заложило уши, от визга чуть не лопнули барабанные перепонки, а грохот аплодисментов напоминал раскаты грома.

Я робко поклонился и скрылся за кулисами. С меня лил пот градом и кто-то, видя это, протянул мне полотенце. Лан стоял, открыв рот, а вот Влад с недовольной гримасой. Он на меня и накинулся, уничтожая эйфорию, охватившую меня:

- Ты, блять, три слова запомнить не можешь?

Он толкнул меня в грудь. Меня, ошарашенного и ничего не понимающего.

- Влада, да ладно, всё же прошло, - встрял Лан, но Влад лишь поднял руку. Этого хватило, чтобы Лан отступил.

- Ещё раз ты забудешь текст, я вытутаирую каждое слово у тебя на лбу! Понял?

Киваю. Всё, что я хочу сейчас – оказаться как можно дальше от него. Плевать, что все смотрят. Осветители, звукорежиссёры, следующие за мной артисты. Я бегу в гримёрку и скручиваюсь там на диване в тугой клубочек. Меня трясёт. Но не от Влада, а от произошедшего на сцене. Лицо горит и вообще ощущение такое, будто через меня пропустили ток. Никогда ещё я не испытывал такого, хотя на моём счету было достаточно выступлений. Ради такого стоит жить.

Отрезок №9. Бухгалтер

Совесть — это роскошь, а мы люди бедные.

Ко мне подослали бухгалтера. Молодой человек в стильных очках и костюме. Я развалился на диване и курил, пока он знакомил меня с моими финансами. Относился он ко мне с уважением и даже каким-то особым почтением. Под конец сказал, что ему очень нравится моя музыка и что я гений. Но мне лучше не хранить деньги на счету в банке, а вложить их в активы и фонды. Прибыль будет только увеличиваться.

В сущности, мне было всё равно. Я расписался везде, где он указал, а затем сыграл бухгалтеру одну из своих новых песен. Кажется, он проникся.

Отрезок №10. Гонка

Все люди приносят счастье.

Некоторые — своим присутствием,

но большинство — своим отсутствием, конечно же.

Мне кажется, моя жизнь стала напоминать гонку. Ни одной свободной минуты, всё расписано: встречи, интервью, выступления, работа с имеджмейкерами, работа с преподавателями вокала, с композиторами и просто с поклонниками. Я дал столько автографов, что стоило об этом подумать, как рука сразу же начинала ныть.

Мустафа был доволен мной. Мы виделись редко, он человек крайне занятой, но когда виделись, я слышал от него лишь похвалу.

Чего не скажешь о Владе.

Его я видел каждый день. И он всегда всем был недоволен. А если это сопровождалось его плохим настроением, то можно было сразу вешаться. Ему не нравилось, как я разговариваю с журналистами, не нравилось моё творчество, не нравился мой новый имидж под мальчика-эмо. Его бесило, когда я дёргал головой, откидывая фигурно выстриженную чёлку. Его бесили мои подведённые глаза, мои чёрные ногти, моё вечно предпочтение тёмного цвета в одежде. Мне кажется, его бесил сам факт моего рождения.

Я старался не замечать язвительных замечаний, его колкостей, сжимал зубы, руки, но этот ублюдок всегда знал, куда бить. Обидней всего, что почти всегда он был прав. С точки зрения добывания с помощью меня денег. Выбранный им рваный пиджак тут же стал хитом продаж в местных лавочках. Небрежно брошенное замечание намекнуть в телеэфире, что я би – да это обсуждали месяц, не меньше. Но находиться с ним в одной комнате было невозможно. Кажется, он делал всё, чтобы вогнать меня в депрессию. Я постоянно был под гнётом, но и это приносило свои плоды – я творил. Всю несправедливость жизни я выбрасывал на невинную бумагу. Такого творческого подъёма у меня не было никогда. Я терпел все унижения от него, лишь бы иметь возможность выходить к людям и петь. Это стало для меня всем.

Отрезок №11. Второй клип

Вы такие красивые вещи говорите.

Вам, наверное, очень трахаться хочется?

Через полгода, когда все сливки были собраны, Мустафа отдал приказ срочно записывать новый альбом. Материала у меня было полно. Влад выбрал самое достойное и приказал действовать. Опять я не спал, не ел, только работал и работал. В альбоме было всего десять песен, зато каких. Они затрагивали вопросы смерти, несовершенства человеческого тела, отсутствия настоящей любви в жизни и присутствия предательства в ней.

Фотосессию мне не устраивали. Выбрали одну из прошлых фотографий, обработали в фотошопе и будто новая. Жалко, что так нельзя было поступить с клипом. Его пришлось снимать.

Мустафа придумал нечто грандиозное. Будто я в аду и черти мучают меня, а я взываю к ангелам, которые глухи к моим молитвам.

Часа три меня гримировали и причёсывали. Волосы склеили гелем, чуть накрутили. Тон кожи выровняли почти до белоснежного, подумав, и мой торс запудрили тоже. Глаза подвели так, что они стали казаться огромными. В кадре я смотрелся ахуительно без ложной скромности. Меня привязали к алтарю, на котором я должен был извиваться, дали «фанеру» и… Мы работали двенадцать часов без передыху, но всё было не то. Как орали Мустафа и Влад, я опущу. Я закоченел уже лежать на этой мраморной плите, а им всё было не так.

Когда все уже вымотались, они разрешили перерыв на час. Я собирался было в свою гримёрку, но Мустафа позвал меня к себе в кабинет. Он закрыл дверь, плеснул виски в стакан себе и Владу, затем повернулся:

- Что такое? Почему ты не можешь сыграть? Представь всё это! Что это из тебя достают душу!

Молчу.

Влад берёт свой стакан и выпивает залпом, потом шипит:

- Как он меня достал.

А я снова молчу, словно это и не обо мне. Мустафа достаёт пакетик с белым порошком, платиновую кредитку, делает белую дорожку из порошка на стеклянном столе. Влад и не отказывается от наркотика и следует его примеру.

- Может ему дать? – они переглядываются.

- Нет, он будет как замороженный.

- Что делать с ним? Я и не думал, что он такая бездарность!

Что я тут стою?

- Не знаю! – это Влад, снова наливает себе виски.

Мустафа барабанит по столу.

- Блять… Ну поёт он ещё ничего, но актёр из него ужасный…

- Знаешь, - вдруг говорит Влад, смотрит на меня и делает пару глотком прямо из бутылки, - у меня есть идея. Убери всех. Оставим только Лана.

- А как же мои ассистенты?

- Лучше им этого не видеть, - нехорошо усмехается Влад. – Сам всё снимешь.

Мне происходящее совсем не понравилось, но разве меня спрашивали? Что могло прийти в голову этому подвыпившему и обдолбавшемуся придурку?

Влад зовёт Лана, отдаёт несколько приказов и через минуту съёмочная площадка пустеет. Все устали и хотят домой, они с радостью воспользовались возможностью уйти, пока режиссёр не передумал. У меня испуганно стучит сердце, когда Влад подзывает меня к алтарю и укладывает на него. Затем он долго настраивает свет, а Мустафа подбирает ракурсы. Лан в это время делает вид, что он тоже очень значим, стоит столбом.

Лежать на каменой плите жутко неприятно, а особенно тогда, когда не знаешь, чего ожидать. Ну что он может сделать? Побьёт меня? Ну пусть, лишь бы клип сняли. Ну что я за лох такой?

- Лан, ты закрыл двери? – тихий голос Влада пробирает до позвоночника.

- Конечно, закрыл, всё проверил. На площадке только мы.

- Отлично. Будешь помогать Мустафе. Включай фонограмму.

Когда заиграла моя песня, немного отпустило. Он ничего не сделает, да? По лицу Влада было невозможно что-либо понять. Он просто стоял рядом и смотрел на меня. Вдруг его руки потянулись ко мне, прошлись по моей груди, вызывая россыпь мурашек. Я замер. Это что ещё такое? Влад легко запрыгнул на мой алтарь и оттянул мою голову за волосы, открывая доступ к шее. Я дёрнулся, но оковы прочно меня держали.

- Что ты делаешь? – кричу я, стараясь переорать музыку.

Он не отвечает. Скидывает свой свитер, странно улыбается. Меня затрясло. В одно мгновение мне стало дико страшно. Он придавливает меня своим весом, и пытается поцеловать. Я кусаюсь, за что тут же получаю несильный удар.

Его руки тянутся к моим кожаным штанам, висящим на бёдрах. Я ору что есть мочи, но мне не перекричать фонограмму. Я бросаю взгляд на Мустафу и Лана, они спокойны, снимают.

Он ничего не сделает, не сделает…

Меня лихорадит. Я извиваюсь именно так, как они хотели, только бы скинуть этого ублюдка, уже раздевшего меня. Ему нравится происходящее, моя беспомощность, мои беззвучные крики, мои расширенные глаза.

Это не случится. Не случится.

Наверное, я понимал, что Влад сделает это, но не мог поверить. Мне было так страшно, что, не смотря на окружающий шум, я слышал биение своего сердца.

Он снова и снова пытается меня поцеловать. Я не сдаюсь. Я просто замираю. Меня охватывает омерзение, телом завладела паника, отдающаяся дрожью во всех конечностях.

Я закрываю глаза, но получаю звонкую пощёчину. Закрывать глаза нельзя, камера снимает, она должна видеть всё.

Я умоляю его не делать это. Умоляю до самого конца. Вплоть до того момента, как чувствую его член, давящий на сжатые мышцы анального отверстия. Если бы он остановился сейчас, я бы никогда этого не вспомнил. Простил бы, забыл. Но он и не думал останавливаться. Он проникал в меня медленно, не слыша, но понимая мои вскрики. Это было не так больно, как это было унизительно. Там, за пеленой белого света прожекторов, безразличные Мустафа и Лан, которые хотят одного – лучшего кадра. А тут расчленяют мою душу и им абсолютно нет до этого дела.

Когда я хотел петь и стать известным, ожидал ли я такого?

Нет. Даже в самых страшных снах я не мог представить, что меня будет трахать на камеру какой-то сволочной ублюдок, чтобы завершить съёмки моего второго клипа и поиметь на этом хорошие деньги.

Моя голова дёргалась, а тело скользило по гладкой плите. Я видел пальцы Влада на моих бёдрах, но не видел его глаз из-за упавших ему на лицо волос.

Господи, когда он уже кончит?

Господи, почему ты так жесток?

Ну почему?

Эта плата за популярность и успех? Это слишком большая цена.

Влад отставляет меня. Музыка затихает. Тишина оглушает. Первый вопрос заданный хриплым баритоном:

- Всё снял?

И Мустафа кивает. Его режиссёрские амбиции перевешивают. Счастье заливает его лицо. Господи… Лан освобождает меня от оков, собирается обнять, но я отталкиваю его. Руки дрожат. Ощущение странное, будто не со мной это только что было. Будто этого вообще не было. Мустафа с Владом уходят смотреть отснятый материал, окликают Лана на полпути, и он как верная собачка бежит за ними. Я тихо сползаю вниз и обхватываю колени. Хочется забыться, обколоться и напиться. Только вот сил нет. Совсем-совсем. Как я буду смотреть им в глаза? Как? Я не смогу… Господи, и это будут крутить по всем каналам?..

Рядом садится кто-то, я, думая, что это Лан, не дёргаюсь, но это Влад. Он протягивает мне свою сигарету. Непослушные пальцы не удерживают её, тогда он сам даёт мне затянуться.

- Глубже, - просто говорит он, и я неожиданно чётко понимаю, что ни хрена ещё не кончено. Это только начало.

Влад помогает мне одеться и ведёт к своей машине. Я закрываю глаза, мечтая оказаться далеко-далеко, согласный даже на могилу. Дорога по ночным улицам безобразно коротка, и вот я уже у подъезда. Неуклюже выхожу, Влад за мной. Я в лифт, он тоже. Не могу попасть на кнопку своего этажа, тогда он делает это за меня. Ну пожалуйста… Только не снова… Я не могу открыть дверь, и он открывает за меня. Пропускает вперёд, щёлкает замками. Закрываю глаза… Беззвучно шепчу молитву. А Влад безразлично стягивает с меня футболку, расстёгивает ремень на джинсах, отправляет в душ. Потом идёт сам. Я не сплю. Лежу с незакрывающимися глазами на своей кровати. Замираю, когда он ложится рядом, стискивает меня в своих руках и находит мои губы. Не отвечаю, но ему, наверное, и не нужно.

Отрезок №12. Опустошение.

Смерть одного - это трагедия,

смерти многих - это статистика.

Утро серое, промозглое. Непривычный запах кофе и присутствие чужого человека в моей квартире. Слышу приближающиеся шаги и затаиваюсь. Но его ведь не обманешь. Я чувствую его циничную усмешку даже с закрытыми глазами.

- Сегодня можешь остаться дома. А завтра у тебя встреча с фанатами.

- Я не пойду, - едва слышно заявляю я.

Молчание пугает просто до дрожи.

- Хорошо. Отдыхай до конца недели.

Целых три дня. Это просто райский подарок.

- Только не нужно трагедию устраивать. Ничего ужасного не произошло. В клипе будет только твоё лицо. Никто и не узнает.

Естественно, его волнует только клип. А как быть с тем, что я сам знаю?

- Жду тебя в понедельник в студии.

Он касается моего плеча, мимолётно, но у меня ощущение, будто в меня ткнули раскалённым железом.

Ненавижу его.

Квартира уже не моё тайное убежище. Она пропахла им. Везде его след. В ванной в капельках воды на зеркале, на кухне в невымытой чашке, в прихожей остался его светлый волос на расчёске. Меня ломает изнутри. Лично я знаю лишь одно средство.

Уже через час я пьян, накачиваюсь до отказа, в кожаном плаще нахожу таблетку экстази, глотаю её. Мир привычно не расцветает объёмными красками. Он всё так же хмур. Врубаю свой диск на всю. Блин, это хрень написал я? Кошмар. Беру ручку в руку и альбом. В голову идёт лишь набор слов, из которых никак не составить что-то стоящее. Горько, очень горько и пугающая беспомощность охватывает изнутри.

Голова кружится, я кое-как добираюу что сь на кухню, выпиваю литровую бутылку воды, зная, что это нужно, затем ползу в спальню и вырубаюсь.

***

Утро такое же хмурое, как и вчера. Ничего не изменилось. Даже я всё такой же. Набираю ледяную ванну, опускаюсь туда и закуриваю. С удовольствием выпускаю дым и позволяю воде накрыть меня с головой. Такие вот дела, Димка. Ты всё-таки стал звездой. Что важнее, что тебя уже нет или что ты добился своей цели, пусть и таким способом?

Входная дверь хлопает. Только не…

Но это Лан. Смотрит на меня странно, сочувствующе даже.

- Привет, дружок, - смеюсь я.

- Ты под кайфом? – осторожно спрашивает «друг».

- Нет, - выпускаю облачко дыма. – А ты припёрся по его поручению проверить, не сдох ли я?

Молчание красноречивее слов. Лан мнётся в дверях.

- Что ж ты ничего не сделал, а, дружок? – Я беру ещё сигарету.

- А что я мог сделать? – взвинчивает парень.

- Ну, хотя бы вызвать ментов, - начинаю перечислять я.

- Ментов? – он невесело хмыкает. – Меня бы первым закопали.

- Ну да. Слушай, вали отсюда. Жив я, не под кайфом, не пьян. Ванну принимаю, а ты вломился, как к себе домой.

- Ты… точно в порядке?

Интересно, а могут ли люди, пережившие такое, быть в порядке?

- Да, - я улыбаюсь.

Этот придурок уходит, а я включаю горячую воду. Нужно расслабиться. Отвлечься как-то… Может, встреча с фанатами не была такой уж плохой идеей? Согревшись, выхожу из ванной, закуривая очередную сигарету. Наверное, нужно назначить новую встречу. С кухни раздается шум, и я раздражаюсь. Просил же Лана свалить! Врываюсь туда и роняю сигарету на пол. Это не Лан, это Влад. По спине - мурашки. На мне лишь полотенце на бёдрах и нет даже возможности нацепить пренебрежительную маску на лицо. Зачем он здесь? Ну зачем?.. Влад подходит ко мне, тушит сигарету на полу носком тапка, не отрывая взгляда:

- Опять ты куришь эту хрень.

- Что ты здесь делаешь? – мой голос как-то сразу осип.

Он не отвечает, отворачивается и продолжает резать овощи. Словно меня и нет. Как он говорил, пустое место? Так и есть.

Я ускользаю переодеться. Натягиваю джинсы, футболку, толстовку. Вообще, искушение напялить на себя весь гардероб велико. Глубоко вздыхаю и выдыхаю, чтобы успокоиться. Не нужно на всё так реагировать. Он уйдёт. Рано или поздно… Где-то была моя тетрадь… Я могу попытаться написать что-нибудь… Попытаться… Ручка в руках дрожит. Ненавижу ручки. Где все карандаши? Но я даже пошевелиться боюсь.

- Ты обедал? – я подскакиваю. Отрицательно качаю головой. – И не завтракал, наверное? На кухне салат.

- Не хочу.

Он не настаивает. Сидит рядом. А у меня кружится голова только от одной его близости. Мгновения растягиваются в бесконечность. Скрип кровати, его горячие губы на шее. Я крепко закрываю глаза, пытаясь убедить себя, что это сон.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: