Как жил простой советский инженер

Миф о вековечной бедности простого русского народа

Простые русские люди на протяжении всей тысячелетней истории России жили бедно - не то что в просвещённой Европе - таков ещё один весьма популярный миф. Однако сами иностранцы, побывавшие в России, свидетельствуют об обратном.

Весьма распространено мнение, что простой народ в России всегда жил тяжело, постоянно голодал, и терпел всяческие притеснения от бояр и помещиков. Однако, так ли было на самом деле? Конечно, в силу объективных причин, у нас сейчас почти нет статистических данных по дореволюционной России, как-то ВВП на душу населения, стоимость потребительской корзины, прожиточный минимум и т.д.

В качестве материала для данной статьи мы будем использовать цитаты из воспоминаний иностранцев об их посещении России в разное время. Они тем более для нас ценны, так как иностранцам нет нужды заниматься приукрашением действительности чужой для них страны.

Интересные записки оставил Юрий Крижанич, хорватский богослов и философ, в 1659 году прибывший в Россию. В 1661 он был отправлен в ссылку в Тобольск - его воззрения на единую, независимую от земных споров церковь Христову были неприемлемы как для защитников православия, так и для католиков. В ссылке он провел 16 лет, где написал трактат «Разговоры о владетельстве», также известный как "Политика", в котором тщательно проанализировал экономическое и политическое положение России.

Люди даже низшего сословия подбивают соболями целые шапки и целые шубы..., а что можно выдумать нелепее того, что даже черные люди и крестьяне носят рубахи, шитые золотом и жемчугом?... Шапки, однорядки и воротники украшают нашивками и твезами, шариками, завязками, шнурами из жемчуга, золота и шелка…

Следовало бы запретить простым людям употреблять шелк, золотую пряжу и дорогие алые ткани, чтобы боярское сословие отличалось от простых людей. Ибо никуда не гоже, чтобы ничтожный писец ходил в одинаковом платье со знатным боярином... Такого безобразия нет нигде в Европе. Наигоршие черные люди носят шелковые платья. Их жен не отличить от первейших боярынь.

Необходимо отметить, что только в 20 веке мир пришёл к тому, что фасон одежды перестал определять достаток человека. Пиджаки носят и министры, и профессора, а джинсы может надеть как миллиардер, так и простой рабочий.

А вот что пишет Крижанич про еду: «Русская земля по сравнению с Польской, Литовской и Шведской землями и Белой Русью гораздо плодороднее и урожайнее. Растут на Руси большие и хорошие огородные овощи, капуста, редька, свекла, лук, репа и иное. Индейские и домашние куры и яйца в Москве крупнее и вкуснее, нежели в упомянутых выше странах. Хлеб, действительно, на Руси сельские и прочие простые люди едят намного лучший и больше, нежели в Литве, в Польской да Шведской землях. Рыба также добывается в изобилии.» А вот каким было, по данным В.Ключевского, в 1630 году, типичное малоземельное (засевавшее поле размером в одну десятину, то есть 1.09 га ) крестьянское хозяйство Муромского уезда: «3-4 улья пчел, 2-3 лошади с жеребятами, 1-3 коровы с подтелками, 3-6 овец, 3-4 свиньи и в клетях 6-10 четвертей (1,26-2,1 куб.м) всякого хлеба».

Многие иностранные путешественники отмечают дешевизну продуктов в России. Вот что пишет Адам Олеарий, который, будучи секретарём посольства, посланного шлезвиг-голштинским герцогом Фридрихом III к персидскому шаху, побывал в России в 1634 и 1636-1639 гг.«Вообще по всей России, вследствие плодородной почвы, провиант очень дешев, 2 копейки за курицу, 9 яиц получали мы за копейку.» А вот другая цитата из него же: «Так как пернатой дичи у них имеется громадное количество, то ее не считают такой редкостью и не ценят так, как у нас: глухарей, тетеревов и рябчиков разных пород, диких гусей и уток можно получать у крестьян за небольшую сумму денег».

Персиянин Орудж-бек Баят (Урух-бек), который в конце 16 века был в составе персидского посольства в Испанию, где обратился в христианство и стал именоваться Дон Хуан Персидский, даёт аналогичные свидетельства относительно дешевизны еды в России: «Мы пробыли в городе[Казани] восемь дней, причем нас так обильно угощали, что кушанья приходилось выбрасывать за окно. В этой стране нет бедняков, потому что съестные припасы столь дешевы, что люди выходят на дорогу отыскивать, кому бы их отдать».

А вот что пишет венецианский торговец и дипломат Барбаро Иосафат, в 1479 году побывавший в Москве: «Изобилие хлеба и мяса здесь так велико, что говядину продают не на вес, а по глазомеру. За один марк вы можете получить 4 фунта мяса, 70 куриц стоят червонец, и гусь не более 3 марок. Зимою привозят в Москву такое множество быков, свиней и других животных, совсем уже ободранных и замороженных, что за один раз можно купить до двухсот штук». Секретарь австрийского посла в России Гвариента Иоанн Корб, бывший в России в 1699 году, также отмечает дешевизну мяса: «Куропатки, утки и другие дикие птицы, которые составляют предмет удовольствия для многих народов и очень дороги у них, продаются здесь за небольшую цену, например, можно купить куропатку за две или за три копейки, да и прочие породы птиц приобретаются не за большую сумму». Соотечественник Корба, Адольф Лизек, состоявший секретарем при австрийских послах, бывших в Москве в 1675-м году, и вовсе отмечает, что «птиц так много, что жаворонков, скворцов и дроздов не едят».

В том же 17-веке в Германии проблему с мясом решали по-другому. Там за время Тридцатилетней войны(1618–1648) было уничтожено около сорока процентов населения. В результате дело дошло до того, что в Ганновере власти официально разрешили торговлю мясом людей, умерших от голода, а в некоторых областях Германии (христианской, между прочим, страны) было разрешено многоженство для восполнения людских потерь.

Однако, всё вышеописанное относится к периоду до 18 века, т.е. Московского царства. Посмотрим, что было в период Российской империи. Интересны записки Шарля-Жильбера Ромма, активного участника Великой французской революции. С 1779 по 1786 год он жил в России, в Санкт-Петербурге, где работал учителем и воспитателем графа Павла Александровича Строганова. Совершил три путешествия по России. Вот что он писал в 1781 году в своём письме Г. Дюбрёлю: (к сожалению, он не уточняет, о крестьянах какой именно области идёт речь).

«Крестьянин считается рабом, поскольку господин может его продать, обменять по своему усмотрению, но в целом их рабство предпочтительнее той свободы, коей пользуются наши земледельцы. Здесь каждый имеет земли больше, чем может обработать. Русский крестьянин, далекий от городской жизни, трудолюбив, весьма смекалист, гостеприимен, человечен и, как правило, живет в достатке. Когда он завершит заготовку на зиму всего необходимого для себя и своей скотины, он предается отдыху в избе (isba), если не приписан к какой-либо фабрике, каковых в этой области много, благодаря богатым рудникам, или если не отправляется в путешествие по своим делам или по делам господина. Если бы здесь были лучше известны ремесла, у крестьян было бы меньше времени для досуга в тот период, когда они не заняты сельским трудом. И господин, и раб получили бы себе от этого пользу, но ни те, ни другие не умеют рассчитывать свою выгоду, поскольку еще не достаточно прочувствовали необходимость ремесел. Здесь царит простота нравов и довольный вид никогда бы не покидал людей, если бы мелкие чинуши или крупные собственники не проявляли жадности и рвачества. Малочисленное население области во многом является причиной изобилия всего, что необходимо для жизни. Продовольствие стоит так дешево, что, получая два луидора, крестьянин живет весьма зажиточно».

Обратим внимание, что о том, русское «рабство» крестьян более предпочтительным, чем «свобода» французских пишет не кто-нибудь, а будущий активный участник Великой Французской революции, прошедшей под лозунгом «Свобода, равенство и братство». То есть у нас нет причин подозревать его в необъективности и пропаганде крепостного права.

Вот что он писал в одном из своих писем по поводу положения французских крестьян ещё до своего отъезда в Россию:

Повсюду, мой дорогой друг, и у стен Версаля, и за сто лье от него с крестьянами обращаются столь варварски, что это переворачивает всю душу чувствительному человеку. Можно даже сказать с полным на то основанием, что здесь их тиранят больше, чем в отдаленных провинциях. Считается, что присутствие сеньора должно способствовать уменьшению их бедствий, что, увидев их несчастья, эти господа должны постараться помочь с теми справиться. Таково мнение всех, у кого благородное сердце, но не придворных. Они ищут развлечения в охоте с таким пылом, что готовы пожертвовать для этого всем на свете. Все окрестности Парижа превращены в охотничьи заповедники, из-за чего несчастным [крестьянам] запрещается выпалывать на своих полях сорняки, которые душат их хлеб. Им разве что разрешено бодрствовать ночи напролет, выгоняя из своих виноградников разоряющих их оленей, но не дозволено ударить никого из этих оленей. Работник, согбенный в рабской покорности, часто понапрасну тратит свое время и умение, служа напудренным и вызолоченным идолам, которые безжалостно гонят его, если только он вздумает попросить плату за свой труд.

Речь идёт как раз про тех самых «свободных» французских крестьян, «свобода» которых, по мнению Ромма, хуже «рабства» русских крепостных.

А. С. Пушкин, обладавший глубоким умом и хорошо знавший русскую деревню, отмечал: «Фонвизин в конце XVIII в. путешествовавший по Франции, говорит, что, по чистой совести, судьба русского крестьянина показалась ему счастливее судьбы французского земледельца. Верю… Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен (кроме как в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности усиливает и раздражает корыстолюбие владельцев)… Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак бедности».

Положение русского крепостного крестьянства было лучше не только французского, но и ирландского. Вот что писал в 1824 г. английский капитан Джон Кокрейн. «Безо всяких колебаний... говорю я, что положение здешнего крестьянства куда лучше состояния этого класса в Ирландии. В России изобилие продуктов, они хороши и дешевы, а в Ирландии их недостаток, они скверны и дороги, и лучшая их часть вывозится из второй страны, между тем как местные препятствия в первой приводят к тому, что они не стоят такого расхода. Здесь в каждой деревне можно найти хорошие, удобные бревенчатые дома, огромные стада разбросаны по необъятным пастбищам, и целый лес дров можно приобрести за гроши. Русский крестьянин может разбогатеть обыкновенным усердием и бережливостью, особенно в деревнях, расположенных между столицами». Напомним, что в 1741 г. голод унес в могилу одну пятую часть населения Ирландии — около 500 тыс. человек. Во время голода 1845-1849 гг. в Ирландии погибло от 500 тыс. до 1,5 млн. человек. Значительно увеличилась эмиграция (с 1846 по 1851 выехали 1,5 млн. чел.). В итоге, в 1841—1851 гг. население Ирландии сократилось на 30%. В дальнейшем Ирландия также быстро теряла население: если в 1841 г. численность населения составляла 8 млн 178 тыс. человек, то в 1901 г. — всего 4 млн 459 тыс.

Отдельно хотелось бы осветить жилищный вопрос:

«Те, чьи дома погибли от пожара, легко могут обзавестись новыми домами: за Белой стеной на особом рынке стоит много домов, частью сложенных, частью разобранных. Их можно купить и задешево доставить на место и сложить», - Адам Олеарий.

«Подле Скородума простирается обширнейшая площадь, на которой продается невероятное количество всякого леса: балок, досок, даже мостов и башен, срубленных уже и отделанных домов, которые без всякого затруднения после покупки и разборки их перевозятся куда угодно», - Яков Рейтенфельс, курляндский дворянин, пребывал в Москве с 1670 по 1673 год.

«Рынок этот находится на большой площади и представляет собой целую массу готовых деревянных домов самого разнообразного вида. Покупатель, являясь на рынок, объявляет, сколько хочет иметь комнат, присматривается к лесу и платит деньги. Со стороны покажется невероятным, каким образом можно купить дом, перевезти и поставить его в одну неделю, но не следует забывать, что здесь дома продаются совершенно готовыми срубами, так что ничего не стоит перевезти их и собрать вновь», - писал Уильям Кокс, английский путешественник и историк, дважды посетил Россию (в 1778-м и 1785 гг.). Другой английский путешественник, Роберт Бремнер, в своей книге «Экскурсии по России», изданной в 1839 г., писал, что «Есть области Шотландии, где народ ютится в домах, которые русский крестьянин сочтёт негодными для своей скотины».

А вот что писал русский путешественник и учёный Владимир Арсеньев про жилище крестьянина в своей книге «По Уссурийскому краю», в основу которой легли события его экспедиции по уссурийской тайге в 1906 году:

Внутри избы были две комнаты. В одной из них находились большая русская печь и около нее разные полки с посудой, закрытые занавесками, и начищенный медный рукомойник. Вдоль стен стояли две длинные скамьи; в углу деревянный стол, покрытый белой скатертью, а над столом божница со старинными образами, изображающими святых с большими головами, темными лицами и тонкими длинными руками.

Другая комната была просторнее. Тут у стены стояла большая кровать, завешенная ситцевым пологом. Под окнами опять тянулись скамьи. В углу, так же как и в первой комнате, стоял стол, покрытый самодельной скатертью. В простенке между окнами висели часы, а рядом с ними полка с большими старинными книгами в кожаных переплетах. В другом углу стояла ручная машина Зингера, около дверей на гвозде висела малокалиберная винтовка Маузера и бинокль Цейса. Во всем доме полы были чисто вымыты, потолки хорошо выструганы, стены как следует проконопачены.

Из всего вышеперечисленного видно, что, по свидетельству самих иностранцев, которые могли сравнивать быт простого народа как в России, так и в своих странах, и которым нет надобности приукрашивать российскую действительность, во время допетровской Руси, и во время Российской империи простой народ жил в целом не беднее, а зачастую и богаче, чем другие народы Европы.

Литература:

1. «Россия - это сама жизнь. Заметки иностранцев о России с XIV по XX век»

Издательство Сретенского монастыря, 2004 г.

2. А. Горянин. Мифы о России и дух нации, М., Pentagraphic, 2002

3. В. Мединский. О русском пьянстве, лени и жестокости. М. Олма, 2008

4. А.В. Чудинов О путешествии Жильбера Ромма в «Сибирь» (1781 г.): гипотезы и факты

5. Ричард Пайпс. Россия при старом режиме.

6. В.К.Арсеньев. По Уссурийскому краю. Дерсу Узала. М., Правда, 1983.

Источник

По теме:

Со слов ХРИСТИАНИНА епископа Оттона Бамбергского, дважды посетившего земли Руси в 1124 и 1127 годах:

«Изобилие рыбы в море, реках, озёрах и прудах настолько велико, что кажется просто невероятным. На один денарий можно купить целый воз свежих сельдей, которые настолько хороши, что если бы я стал рассказывать всё, что знаю об их запахе и толщине, то рисковал бы быть обвинённым в чревоугодии. По всей стране множество оленей и ланей, диких лошадей, медведей, свиней и кабанов, разной другой дичи. В избытке имеется коровье масло, овечье молоко, баранье и козье сало, мёд, пшеница, конопля, мак, всякого рода овощи и фруктовые деревья, и, будь там ещё виноградные лозы, оливковые деревья и смоковницы, можно было бы принять эту страну за обетованную, до того в ней много плодовых деревьев...

Честность же и товарищество среди них таковы, что они, совершенно не зная ни кражи, ни обмана, не запирают своих сундуков и ящиков. Мы там не видели ни замка, ни ключа, а сами жители были очень удивлены, заметив, что вьючные ящики и сундуки епископа запирались на замок. Платья свои, деньги и разные драгоценности они содержат в покрытых чанах и бочках, не боясь никакого обмана, потому что его не испытывали. И что удивительно, их стол никогда не стоит пустым, никогда не остаётся без яств. Каждый отец семейства имеет отдельную избу, чистую и нарядную, предназначенную только для еды. Здесь всегда стоит стол с различными напитками и яствами, который никогда не пустует: кончается одно – тотчас несут другое. Ни мышей, ни мышат туда не пускают. Блюда, ожидающие участников трапезы, покрыты наичистейшей скатертью. В какое время кто ни захотел бы поесть, гость ли, домочадцы ли, они идут к столу, на котором всё уже готово...».

"СКАЗАНИЯ ОБ ОТТОНЕ БАМБЕРГСКОМ В ОТНОШЕНИИ СЛАВЯНСКОЙ ИСТОРИИ И ДРЕВНОСТИ"

Как жил простой советский инженер

Жизнь советского студента вопреки побрехушкам профессиональных разоблачителей тоталитаризма была бесконечно далека от их черных измышлений.

«Но то житие вьюноши, занятого в основном процессом познания и не обремененного семейными и прочими житейскими проблемами» – бухтят хулители совдепии. А вот после учебы и начиналась серость будней, скука гарантированных уравнительных 140 рублей в месяц.

Отчасти можно согласиться, что стабильность приедается и несколько напрягает необходимость каждый день, невзирая на погоду, точно в восемь часов утра являться на службу и заниматься часто рутинной работой. Но подавляющее число людей не эстрадные звездуны, не чутконосые историки, не вольные борцы за демократию и прочие представители творческих профессий, не связанных с производством материальных благ, посему должны добывать хлеб насущный в поте лица своего систематическим производительным трудом. А труд, да простят меня мажоры-мироеды, – естественное проявление человека.

Конечно, жизнь простого советского инженера не походила на безответственное времяпрепровождение, например, участников «рок-гуртка» «Машина времени», описанное Петром Подгородецким в автобиографичной книге «Машина с евреями». Нешто за осадомевшими народными артистами угонишься… Да и нужно ли переводить свою жизнь на беспробудное занятие сексом, наркотиками, пьянством и рок-н-роллом (это называется муками творчества)? Однако не соглашусь с тем, что труд инженера был скучен и задавлен беспросветной уравниловкой. Конечно, у каждого свой опыт жизни, однако мой был вполне типичным.

Через месяц после защиты диплома у меня родилась дочь, и надо было думать о том, как получше прикрывать попку подрастающему поколению. Распределение получил на один из очень крупных машиностроительных заводов Подмосковья. В отделе кадров попросил направить в цех мастером участка. Выбор был связан с тем, что я уже был наслышан о том, что «цеховики» зарабатывают больше инженеров из технических отделов завода. Возражений у отдела кадров не имелось. Так, в 1978 году я стал на три года сменным мастером на участке чистовой обработки валков прокатных станов.

И сытно, и вкусно

Должностной оклад мастера равнялся 140 рублям. К нему надо присовокупить червонец в виде обязательной надбавки к окладу за работу в ночное время, плюс систематическая премия за выполнение плановых показателей в размере 40 % от оклада, плюс разовые премии за победы в соцсоревновании, за внедрение новой техники и прочие случайные премиальные покосы – итого на круг в тучные месяцы набегало до 250 рублей.

Не буду сюда набавлять совсем нерегулярные 10-20-рублевые приработки от решения курсовых заданий, что носили мне учащиеся-заушники, и которые обычно оформлял в ночную смену, чтобы ненароком не закемарить и не лишиться премии, нарвавшись на проверку бдительного начальства.

В 1985 году средняя зарплата в СССР по народному хозяйству равнялась 195,8 рубля (без учета отнюдь не мифических т.н. фондов общественного потребления). По РСФСР – 207,8 руб., по Украине – и того больше, т.к. старший брат имел привычку в ущерб себе изрядно приплачивать братским республикам. Факт железобетонный.

Средняя зарплата станочников моей смены колебалась в районе 280 рублей. Эта цифра врезалась в память потому, что я, как мастер, ежемесячно заполнял таблицу экономических показателей вверенного мне трудового коллектива. В смене работало два токаря-виртуоза, чья зарплата не выходила за пределы 450-500 рублей. Имелось несколько лодырей, довольствующихся 150 рублями, а в основном рабочие держали зарплату (оплата труда была сдельной) на уровне 300 рублей.

Чтобы понять, много ли я получал, надо напомнить стоимость важнейших продуктов питания из продовольственной корзины 1985 года, утвержденной коммунистическим режимом. Согласимся, что еда всему голова. С пустым брюхом или набитым всякой прогрессивной дрянью трудно работать и мечтать о светлом будущем.

Мяса и мясных продуктов «коммуняки» отвалили в корзину, конечно, с превеликим перебором – почти в два раза больше, чем в свободной от оков тоталитаризма Украине. Но что с них взять – кровопивцы, одним словом!

Остроглазые критики социализма не преминут меня уколоть – «в магазинах мяса не было».

Не буду отливать пули: мясо в обычных магазинах Подмосковья, равно и в магазинах других регионов страны (кроме Москвы, столиц республик и крупных городов) далеко не всегда выкладывали на прилавки. Впрочем, так же как и сейчас. Для того, чтобы его купить, иногда в выходные дни ходил на рынок и там без проблем отоваривался говяжьей вырезкой по 4 рубля за килограмм. Свинина стоила на полтинник (50 коп.) дороже.

Как бы там ни было со снабжением городов мясными продуктами, морозилка моей «Оки» всегда была плотно упакована свининой, курятиной и рыбой. Нет сомнений, что в советское время заметно больше потреблялось качественной белковой пищи. Подчеркну – КАЧЕСТВЕННОЙ отечественной, а не нынешней заморской, мороженой-перемороженной, взращенной на генно-модифицированной сое.

Помнится даже анекдот из «раньшего» времени: «Парадоксы социализма. Прилавки пусты, но домашние холодильники забиты под завязку. Народ ропщет, но голосует «за».

Разговоры ренегатов с плюрализмом взглядов в одной голове о том, что население жило впроголодь, я отношу на счет их бесноватого воображения. Мясопустия уж точно не наблюдалась.

Нелишне напомнить, что «коммуналка» в то проклятое время отсутствия свободы слова стоила оскорбительно мало. В сумме за коммунальные услуги, например, трехкомнатной квартиры, «гомосоветикус» платил 12 рублей.

Пойдем дальше. Минимальная зарплата в стране, рассчитанная Совмином и утвержденная ВЦСПС (Всесоюзным центральным советом профессиональных союзов), равнялась 70 рублям. И попробуй заплати меньше. Могу подтвердить незыблемость «минималки» из собственного производственного опыта. Мой коллега-приятель с соседнего участка однажды по неопытности в воспитательных целях закрыл одному своему сачку-работяге нарядов на сумму менее этой пороговой величины. За этот просчет его затаскали по профкомам и парткомам, не считая нахлобучки от старшего мастера и начальника цеха. И зарплату лентяю заставили довести до законного минимума.

Сравнение с прожиточным минимумом строителя капитализма в суверенной Украине не входит в тему статьи. Кому не в облом, может самостоятельно сопоставить потребкорзины и сделать вывод, когда отвешивали больше прав на жизнь.

Однако в помощь несколько строк. Согласно нормативному документу «Постановление Кабинета Министров Украины от 14 апреля 2000 р. № 656, норма «продуктів харчування» среднестатистического украинца по ряду важнейших продуктов или уступает или примерно равна тому, что определяли в пайку немецкого военнопленного в сталинских лагерях.

Месячная норма потребления свободного украинца:

мяса – 2,1 кг (1,82);

рыба – 0,91 кг (3,1);

сахара – 2,0 кг (0,6);

хлеба – 4,9 кг (18,18);

масло растительное – 0,58 кг (0,61);

сало – 0,166 кг (сало или комбижир – 0,61);

картофеля и овощей – 14,3 кг (15,15);

молока – 5 кг (7,5).

В скобках указанна норма потребления военнопленного в соответствии с постановлением СНК СССР 1782-79сс от 30 июня и 4732рс от 6 августа 1941 г.

Но так жили ИТР (инженерно-технические работники). А ведь имелась в СССР и многочисленная трудовая элита. Например, шахтеры, количество коих в Украине было около 400 тысяч человек.

Роковая глупость гегемона

Сих подземных тружеников я в упор понять не в состоянии. Жили в СССР, окруженные почетом и уважением, колупали отбойниками зарплаты от 500 до 1000 рублей (столько получали министры), летали на уик-энд в Сочи и вдруг стали стучать касками об асфальт.

Чего им не хватало, что они стали одними из главных инициаторов свертывания социалистического проекта? Читая требования бастующих горняков 1989 года, диву даешься размаху их желаний. Например, «установить 70 % пенсий от общего заработка, но не менее 300 рублей (шахтерам)», «установить продолжительность отпусков шахтерам – 60 дней» и даже «предлагаем Верховному Совету СССР пригласить в страну экономиста Леонтьева В. В. для разработки конкретной экономической модели выхода страны из экономического кризиса».

Василий Леонтьев приехал из Америки, похлопал по плечам местных реформаторов-коновалов, и через два года кердык Союзу, а вместе с ним престижности работы шахтером – как, впрочем, и всех других трудовых специальностей.

Советская власть была чрезмерно чуткой к мнению трудящихся, потому и наскучила. Наверное, так случается в отношениях с хорошими домовитыми и безотказными женщинами. Пролетариату захотелось изысков и разнообразия. И они получили в избытке экстрим капиталистического труда. Теперь бастуй не бастуй, всё равно получишь хрен по копейке. Капитал не склонен цацкаться с рабочим классом. За всё приходится платить, а за собственную дурь – по двойному тарифу.

Но продолжим отделять овнов от козлищ.

Между молотом и наковальней

Работа мастером почти ничего не дала мне с точки зрения инженерного творчества. Продукция цеха по технологическим параметрам не являлась сложной. Шла она десятилетиями, не меняясь конструктивно, техпроцесс рационализировали до совершенства. Да и сама работа мастера была отлита в лозунг «Забудь индукцию, давай продукцию».

Правда, разок от избытка опыта предложил упростить технологию изготовления одного серийного изделия, исключив шлифовку на круглошлифовальном станке, а доводку детали совместить с чистовой токарной обработкой. Но старший мастер, сам из станочников, посоветовал не страдать муками творчества и не лишать шлифовщиков калымной (то бишь очень выгодной по расценкам) работы. На том мои рационализаторские потуги уснули до времени.

Довелось мне несколько раз выигрывать заводской конкурс на звание «Лучшего мастера». Но лауреатства удостаивался скорее от умения толково заполнить пространные конкурсные формы, чем от умения по-настоящему руководить коллективом, состоящим из матерых работяг, обуреваемых не желанием выполнять плановые задания, а элементарным рвачеством.

В Советском Союзе рабочий класс занимал нишу гегемона (по крайней мере, официально за ним застолбили это место), и дисциплинировать нерадивых работников было очень сложно. За три года работы цеховым мастером мне удалось освободить свою смену только от одного забулдыги – и то не по статье КЗОТа, а потому что замордовал его обоснованными придирками и регулярно отстранял от работы, учуяв малейший запах перегара.

Лютовал не по причине злобности, а в основном из инстинкта самосохранения. Производство у нас являлось травмоопасным, ибо обработка велась на станках, на которые приходилось взбираться по лесенке. На тот свет можно было загреметь даже от отскочившей стружки весом с кувалду. Если станочник, будучи под хмельком (умудрится, гад, втихую принять на грудь!), решит побыть в роли Стаханова и травмируется, мне почти автоматически обрезали премию по самое не могу.

Более того, если травма случится опасной для жизни, то мастера могли запросто привлечь к уголовной ответственности. В мою бытность мастер термического участка из нашего цеха огрёб один год условного срока за то, что его термист случайно нанес серьезную травму контролёру – вышиб тому глаз. Рабочий болгаркой зачищал место замера твердости детали после термообработки, круг разорвался, и осколок, минуя защитный кожух, угодил в око контролёра, крутившегося рядом. Человек – инвалид, а мастера чуток на нары не сопроводили. Администрации цеха удалось отстоять его перед правосудием только потому, что отсутствовали прямые признаки нарушения техники безопасности.

Одним словом, эта собачья должность быстро перестала греть меня – снизу гегемон хайло открывает, сверху начальство рот на тебя поднимает, а быть в гармонии с тем и другим – это уже из области Метафизики Верхнего мира. Хотя определенный жизненный опыт приобрел. В довесок к нему неплохо овладел многофункциональными матюками, научился виртуозно забивать козла в домино и постоять за себя, вплоть до рукосуйства. И на том спасибо. Потому как только подвернулась по-настоящему инженерная работёнка, я тут же встал на лыжи.

В одном из городов Луганской области, откуда был родом, Союзное Министерство электронной промышленности начало организовывать машиностроительный завод для выпуска спецоборудования. Туда я и устроился технологом механосборочного цеха.

Кайф от инженерного труда

В один из первых рабочих дней увидел на доске заводских объявлений лист ватмана, на котором художник красивым крупным шрифтом расстарался перечислить к сведению рационализаторов и изобретателей пять устройств и приспособлений, необходимых для технологического процесса.

Сходил к главному технологу за разъяснениями по каждому пункту, затем спустился в цех, уточнил параметры оснастки, которую должны были эксплуатировать её заявители. И где-то через пару недель положил на стол главного технолога все пять предложений с чертежами общего вида устройств, выполненных для наглядности в аксонометрической проекции. А для установки размагничивания стальных деталей и заготовок переменным магнитным полем с затухающей амплитудой не поленился рассчитать параметры катушки индуктивности – основного элемента демагнетизатора.

Главный технолог удивленно полистал при мне мои рацухи, задал несколько контрольных вопросов (сам ли я автор сих решений) и посоветовал для быстрого их внедрения взять в соавторы начальников производственных участков, где должна была эксплуатироваться оснастка. Я не стал возражать. В течение двух месяцев всю оснастку изготовили и внедрили в производство, а в моём расчетном листе возникла графа «вознаграждение за рационализаторское предложение».

Эта строка стала настолько постоянной, что в трудовой книжке очень скоро появилось несколько вкладышей, т.к. не хватало места для внесения отметок о денежных вознаграждениях. Нельзя сказать, что они были велики. На размер гонорара влиял экономический эффект от внедренного изобретения или рацпредложения. Завод выпускал сложную технику с элементами точной механики в единичных экземплярах, а часто даже в опытных образцах. Даже мелкие партии случались очень редко. Потому экономическому эффекту просто негде было разгуляться.

Тем не менее, «мелким огнем» мне почти ежемесячно удавалось (пока работал цеховым технологом) накашивать до 50 рублей. Это была существенная прибавка к 140 рублям моего оклада и 63 рублям регулярной премии (45 % от оклада).

К тому же я не ленился постоянно вести платные курсы повышения квалификации для рабочих. Читал несколько дисциплин, среди которых, хорошо помню, были: техническое черчение, основы материаловедения (марки стали, виды термической обработки стальных заготовок) и основы взаимозаменяемости (системы допусков и посадок).

Моему профессиональному росту помогало то обстоятельство, что завод находился в стадии стремительного роста. К нам приходили далеко не асы своих профессий, да и я сам ещё не был классным специалистом, хотя добротная техническая подготовка и навыки к самостоятельной работе, полученные в университете, здорово помогали. И пока в цехе отсутствовало специальное станочное оборудование, приходилось ломать голову, например, над тем, как качественно проводить координатно-расточные работы на обычных универсальных фрезерных станках (даже не повышенной точности). Или при отсутствии установок для поверхностного закаливания деталей токами высокой частоты осуществлять сквозную закалку в электрических печах с минимальной поводкой заготовок. Или разъяснять фрезеровщику, никогда толком не работавшему на зубофрезерном станке, что такое корригированные зубчатые колеса. И почему лишний зуб в нарезанном колесе через несколько циклов приводит к сбою шага укладочного механизма автомата упаковки резисторов в перфоленту.

По мере поступления на завод нового, а зачастую уникального станочного оборудования, по долгу службы приходилось участвовать в его освоении. Это была отличная производственная школа. Мои скромные способности находить оригинальные решения в нестандартных ситуациях заметило начальство и дало ход моей карьере.

Через шесть лет я из рядового цехового технолога дорос до кресла главного инженера. И было весьма лестно, черт побери, когда в Москве главный инженер четвертого Главка Министерства электронной промышленности СССР представлял меня как самого молодого главного инженера предприятий отрасли.

Но я, собственно, не о своей стремительной карьере, а о том, что труд инженера несет в себе огромный заряд творчества. И от решения технических задач, можно ловить кайф, наверное, не меньший, чем ловил Ричи Блэкмор, когда нащупывал культовый гитарный рефрен «Smoke On The Water».

Трудно не согласиться с тем, что труд хорошего инженера увлекательнее работы виртуоза-разливщика пива, рекламного агента, втюхивающего потреблянам всякий непотреб, или реализатора на блошином рынке.

В 1991 году с нашего быдлячего согласия прикончили «Союз нерушимый», прельстившись высокохудожественным свистом про 30 сортов колбасы на прилавках. И через пару лет почти все малые и крупные предприятия нашего «наукоемкого» града (за исключением химкомбината, который сейчас тлеет в половину своих промышленных кондиций) были превращены в прах розбудовы. На улицы одномоментно выбросили 30 тысяч человек, занимавшихся созданием материальных ценностей.

Отдельная песня о том, как выживал советский инженер в рукотворном хаосе грабежа великой страны, затеянного компартийной сволочью, вмиг сменившей окраску. Одно скажу: вопрос в 90-е годы стоял о физическом выживании. И выжить удалось, в отличие от миллионов украинцев, которых в могилу преждевременно спровадили самостийные братки-реформаторы.

Антон Дальский

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: