А. Сицкий - П. Б. Аксельроду

[Ницца, 25 февраля 1893 г.]

Дорогой г. Аксельрод!

С часу на часожидаю, не явится ли какой-нибудь благодатель от Вашего имени и не принесет ли каких-либо известий или ответа подробного от Вас. Не дождавшись, снова берусь за перо и постараюсь окончить выписки из писем моих знакомых в Петербурге интеллигентов[376], а также насколько сумею изложу и свой взгляд на положение дела в России и выскажу свое мнение относительно способа борьбы с правительством. Прошу Вас извинить меня, если некоторые места из Петербургских писем я повторю: я не помню наверно, некоторые места переписал Вам в предыдущем моем письме[377], или нет. Тогда я выбирал самые яркие и характерные места, но по зрелом обсуждении пришел к заключению, что необходимо все подробно переписать. Возвращаюсь к речам медиков на домашнем собрании в годовщину almae matris.

«На собрании участвовали: Н. М. Ядринцев[378], Н. К. Михайловский - любимец молодежи и Засодимский[379]. Ядринцев указывал на значение ученых - медицинских обществ, советовал нам поступать в эти общества, дабы под защитой их заниматься общими вопросами, в роде изучения санитарных условий рабочих, их жилищ, питания, равным образом, под прикрытием ученого общества удобнее изучить и быт деревни. Твой знакомый[380], соглашаясь с предыдущим оратором, доказывал... (Это, помню, я уже выписал Вам)[381]. Один студент развивал ту мысль, что на всякий данный исторический момент смотрят двояко: одни, ссылаясь на то, что он есть продукт известных исторических условий, требуют невмешательства в ход вещей; другие же, наоборот, призывают к энергическому действию, приводя то мнение, что существующие условия поддерживаются современными порядками, учреждениями, а потому де улучшение последних само собой и устранит общественное зло. Другой убеждал в необходимости для медика всестороннего развития, ссылаясь на то, что мы прежде всего люди и потом уже медики. Четвертый полагал, что самое лучшее, что мы можем сделать, это идти в народ, причем не разъяснил, что нужно делать в народе, - лечить ли, отдавать ли деньги в процент и т. д. Вообще речи, как я сказал, отличались неопределенностью. Нельзя, конечно, и требовать подробных разглагольствованний в подобной обстановке. Засодимский говорил, что занятия наукой

- 199 -

должны иметь нравственно-общественную подкладку, иначе наука, как вера без дел, мертва, а в заключение хвалил медиков. Михайловский только изливался в комплиментах пред студентами. Вообще, должен сказать, что писатели говорили ничуть не лучше студентов. Во всяком случае, двумя указанными типами не исчерпывается характеристика современной молодежи. Вспомни героев Зоологического сада, те совсем другие люди, а таких господ, к сожалению, порядочно-таки. Нельзя увлечься и лучшими представителями молодого поколения. Они отличаются честностью мысли, готовностью поработать на пользу массы, но, к несчастию, нет у них основательных знаний по общественным вопросам, не достает им также и твердости убеждений. Многие из них в своих взглядах положительно наивны. Встреча с двумя-тремя толковыми мужиками порождает в них надежды на скорое улучшение крестьянской среды. Другие, напр[имер], самое могущественное средство для поднятия благосостояния народа видят в книжках, издаваемых комитетами грамотности и интеллигентными лицами, в роде баронессы Икскуль[382]. Подобная же тенденция проглядывает и в публичной лекции профессора политической экономии в Московском университете А. И. Чупрова[383] - любимца студентов, читанной им в пользу Московского Комитета Грамотности».

Далее мнение автора письма ко мне: «Никто, конечно, не станет отрицать громадного значения знаний, но, во-первых, знание знанию рознь, - с книжками Московского Комитета Грамотности не далеко уйдешь; а во-вторых, бывают условия, которые не дают возможности как учить, так равным образом и учиться. Московский же профессор, судя по отчету газеты, не указал, какие знания наиболее полезны русскому простолюдину, и не поведал, каким путем предоставить ему возможность думать и познавать вместо того, чтобы постоянно выпрашивать и вымаливать для себя кусок черного хлеба. Другие через край хватают в своем преклонении перед К. Марксом и забыли совершенно мужика и нашу русскую действительность. В их глазах вполне безумно кормить умирающего с голоду крестьянина, заботиться о развитии и поддержке кустарной промышленности, так как эти и подобные мероприятия задерживают только развитие на нашей почве капитализма. Я лично не сторонник общины в том виде, как она есть. Думаю я также, что капитал-греховодник возьмет в плен и Россию. Но отсюда еще далеко до того, чтобы помогать кулаку обделывать мужика. Между тем подобные воззрения мне не раз доводилось слышать от узколобых марксистов. Все они забывают одно, очень важное, по моему, обстоятельство. Можно быть марксистом и в то же время стремиться к поддержанию крестьянского хозяйства. Помогая последнему, некоторые отнюдь не рассчитывают этим способом побить капитализм, они спасают только от голодной смерти мужика. Пусть эти теоретики настроят раньше побольше фабрик около деревень, где могли бы деревенские семьи приложить свой труд. Вот тогда они вправе громить русскую общину и ее защитников, утверждая, что община служит опорой реакционизма. Голодного же человека сытый обязан накормить, хотя бы первый был и крестьянин общинник, ждущий себе утешения на небе, или мелкий ремесленник, кустарь павловец[384], задыхающийся под гнетом скупщиков. С этой точки зрения я совершенно оправдываю

- 200 -

и вполне сочувствую обществам для содействия русской кустарной промышленности, устройству складов для кустарных изделий, организациям поистине дешевого кредита для крестьянина и т. д. Наш мужик не потому держится за неблагодарную землю и остается в поработившей его деревенской общине, что он до нельзя глуп и консервативен, а потому, что ему некуда идти. Он ищет, где лучше, но не находит. Что заставляет русского крестьянина тянуться тысячи верст на развалившейся телеге? Ярые русские марксисты из молодежи - противники помощи переселенцам, так как крестьянин собственник неспособен усвоить что-нибудь путное. Ясно тебе, я думаю, и то, что я не во всем соглашаюсь с твоими знакомыми[385], которых, благодаря тебе, я узнал. Я никак не могу понять их вражды к тем образованным деятелям, которые стараются внести свет в крестьянскую среду и помочь материальной нищете ее представителей. Наше государство по преимуществу земледельческое, почему бросить на произвол судьбы земледельца я считаю крайне нежелательным, да и невозможным. Твои знакомые (это Вы) не ведают, к кому они обращаются. Значительнейшая часть интеллигентов силою вещей вынуждена жить рядом с мужиком, а отнюдь не в промышленных центрах. Нельзя всех юристов, учителей, докторов и т. д. расселить по городам, где половина их, при таких условиях, должна помереть. Они, по-видимому, не допускают, что для большинства интеллигенции также неизбежно жить в деревне, как неизбежна в России капиталистическая форма производства. Утверждать противное значит идти против рожна. С удовольствием я послушал бы их, если бы они рассказали, как и что делать в деревне, чему надо учить провинцию. А провинции-то очень уж жутко становится. В 14 губерниях официально признан недород. Газеты снова полны ужасных картин. Там за 1 р. и за 1,5 р. распродали почти всех лошадей, в другом месте (в Вятской губернии), читаешь, люди на себе пашут и боронят; тут половина озимых полей осталась незасеянной, здесь с сентября уже нет своего хлеба, в третьем месте на каждую душу приходится до 30 р. недоимки, в 5-м выбившиеся из сил крестьяне чуть не даром отдают свои наделы своим более состоятельным односельчанам. Подобные корреспонденции и известия читаешь в каждом номере газеты. Земские кассы без денег. Многие земские собрания снова ходатайствуют о выдаче ссуды на продовольствие и обсеменение полей. Об общественных работах пока что-то не слыхать. Общество русское в течение одного года как бы истощило свою энергию и не думает предпринимать что-либо в пользу голодающих. Несмотря на это, новый министр финансов не унывает (г. Витте). Роспись государственных доходов и расходов, как передают в виде слуха газеты, дает 17 миллионов излишка первых над вторыми. Уж подлинно, устами бы министра да мед пить! Вдаваться в подробности, в суждения о рекомендованных тобой книгах, я не стану (о Ваших книгах, которые я переслал ему). Статья, написанная по поводу недавней смерти Великого русского мыслителя, лучше всех других[386]. К сожалению, некоторые главы, например, о капитале, страдают излишней краткостью. Можно было также обойтись и без того рабского поклонения гению немецкого ученого, которым проникнута вся упомянутая статья. Не могу признать удачной манеру критики:

- 201 -

выставив сначала положение немецкого мыслителя, затем уже сравнивать с ним учение русского. Интересны и не без пользы прочтутся отчеты о развитии учения на Западе[387]. Хороши также указывающие на ошибки передовой части нашего общества[388]. Из самых мелких работ я придаю значение только той, в которой выясняется смысл требования восьмичасового рабочего дня и какие отсюда вытекают последствия[389]. Ума не приложу, каким образом помещена заметка, ликующая по случаю запрещения принимать в гимназию детей прачек, дворников и вообще тех, доход и жалованье которых невелики[390]. Сильные мира сего от такого распоряжения нисколько не пострадали, напротив, выиграли, избавившись от конкуренции; слабые же лишились возможности узнать, где корень зла, и как от него отделаться.

Денег у меня всего только 4 р. 40 коп., собранные за чтение и вырученные за мелкоту, ничего не дающую ни уму, ни сердцу. Тащить за безделицы много я просто совестился. Товарищ мой обиделся, что ты прислал ему пустяки, от которых он и отказался. Вина моя, пожалуй, вот в чем. Дело в том, что все более или менее ценное из предназначавшегося не мне, я отдал одному интеллигентному пролетарию в Нижнем, где, по его словам, не услышишь и не прочитаешь живого слова. Вот уже 4 месяца прошло, как я расстался с ним, а я до сих пор не получил оттуда ни копейки, нет и вещей».

Вот все, что относится не к одному мне, а и к Вам, многоуважаемый г. Аксельрод. Вскоре за сим посланием я получил оттуда небольшую записку, в которой мой приятель просил передать его отзывы о Ваших сочинениях и просит Вас, т. е., Вашу группу, воспроизвести эти письма, а также печатно и ответить на них. Он говорит: «Мне очень хотелось поговорить с ними по поводу наших разсогласий». Я послал ему свое послание, от него на малюсенькой записке получил ответ о получении и, между прочим, уведомление, что во Владимирской губернии случилась точно такая же история, как в Казани, только не знаю, арест ли учащейся молодежи, или побоище крестьянок каким-н[ибудь] земским благодетелем[391]. В скором времени он обещал выслать подробности.

Из всего, что я сообщил Вам, дорогой г. Аксельрод, Вы видите, как тяжело положение и вообще жизнь русского народа. Тяжело и так тяжело, что невозможно хладнокровно даже вспомнить о тех событиях, какие произошли и происходят в русской земле. Чудовищный, варварский до самозабвения деспотизм давит сотни и тысячи бедных тружеников и учащееся молодое поколение. В последнем случае, нельзя не сознаться, русский царь помощью своих опричников действует в высшей степени умно в интересах своего самодержавия. Он уничтожает нарождающуюся оппозицию на корню. Оставшиеся и уцелевшие смирятся, затихнут, а по выходе в жизнь и, получив теплые места, успокоятся страсти, все благородные порывы и стремления в них уснут непробудным сном, да так и не воскреснут. Правда, из оставшихся воспитанников выделятся твердые характеры; они всей душой возненавидят деспота и, «может быть», будут искать средств для борьбы, но только может быть. Притом же, благодаря своей молодости и кипучей ненависти, могут скоро также быть арестованы и отправлены в места не столь и

- 202 -

столь. Остаются родные и знакомые потерпевших. Но все эти папеньки и маменьки в большинстве старого закала и потому будут видеть в поступках правительства законность и справедливость. Каждый день здесь, заграницей, по получении подобных известий от моего приятеля, я все рассуждал и придумывал средства защиты против свирепствующих опричников. Какие же средства могут быть? Где тот святой выход, где двери, через которые можно было бы выйти из этой инквизиторской тюрьмы? Вот когда тысячу раз прав Некрасов: «укажи мне такую обитель... где бы русский не стонал». Ужели ожидать, наблюдать, пропагандировать и предоставить естественному ходу все и вся? Значит, пусть сажают в тюрьму, пусть ссылают, пусть казнят десятки и сотни тысяч молодых, талантливых, честных, благородных, с горячим отзычивым на все доброе сердцем людей? Пусть, значит, гибнут крестьяне сотнями тысяч по дороге в Сибирь с детьми и скарбом на тачках? Итак, выходит, нужно спокойно ожидать восстания, ожидать революции? Но революцию подавят, уничтожат войска. Ужели и нам придется идти путем Франции, ужели и нам придется за свободу и существование в материальном отношении залить всю равнину Российской империи своей собственной кровью? Я и то понимаю, что подобные события, все эти зверства сами собой приближают к развязке. Но к какой, в каком направлении и в чью пользу она произойдет? По моему мнению, в высшей степени подло радоваться и ликовать по поводу беспрерывных арестов и заключений в тюрьму учащихся то в одной, то в другой губерниях. Что же? Продолжать распространять знания и постепенно, осторожно организовать рабочую партию, приводить постепенно частные требования раб. класса и вообще пролетариата в одно целое-неразрывное, имеющее быть связанным единством идеи, - это уничтожение монархии и капитализма? А до той поры, когда рабочий класс окрепнет, соединится в большинстве и заявит или предъявит свои требования, когда и армия поймет свое родство с рабочим классом, до тех пор государь-царь батюшка будет пить свежую кровушку и пить будет строго систематически? И учащиеся из года в год ужели, как теперь, будут подвергаться десятками и сотнями сортировке в «места не столь и столь»? Признаюсь, я в настоящее время остановился на мысли, что нужно убить Александра Ш-го возможно скорее. Нужно его убить с меньшими жертвами, чем II-го убили. В настоящее время могли бы составить партию, наученные опытом до 81-го года, гораздо разумнее, и можно было бы сразу кончить. Народ истощен, измучен, еле дышит, еле таскает ноги. Трудно рассчитывать, что при подобной развязке народ, земледельцы, поднимутся с вилами и будут искать виновников смерти царя-деспота. Вернее, мужики в своих лачугах погалдят и успокоятся, зная, что царский дом велик, и будет новый царь. Да захотят ли, наконец, Романовы народного восстания? А покончив с Ш-м, как дважды два, можно получить конституцию и большую свободу печати и многие другие привилегии. А до тех пор? Пиши пропало. Во время освобождения крестьян доктора некоторым интеллигентам прописывали, как лекарство, удирать заграницу и не слышать никаких известий из России. Тогда многие интеллигенты видели грубые ошибки правительства в устройстве быта освобожденных крестьян, имеющие впоследствии

- 203 -

произвести (и произведшие) неисчислимые народные бедствия. Но теперь и заграницей не скроешься от вопиющего зла: раз уж получил такую весть, как арест казанской молодежи без всяких доказательств их преступности, вот эта весть и засела вам в голову, сверлит и водоворотом там крутит, душу вымотает на кулак. Я лично постоянно нахожусь под гнетом, уже 9-й год терплю за свое существование все притеснения, несправедливости, тяжелые, бессмысленные, никому ненужные работы, грубость начальства и пр. и пр. А между тем, при получении подробностей этого зверства синей команды, я забыл все свое горе и нужду. Во всей картинности мне представились арестованные в тюрьме ни за что, ни про что. О, в тюрьме побыть, по рассказам бывавших там, стоит неделя одного года службы на пароходе «Русского О-ва и Т-ли» матросом и еще под командой первоклассного негодяя-капитана.

В России земледельческая община действительно быстро разлагается. Неурожаи особенно сильно тому помогают. Земля все более и более быстро сосредотачивается в руках крупных землевладельцев, в большинстве, кулаков. Наш мужик превращается в пролетария, но способного только к черной работе и земледельческому труду. Хорошо ли это? Не следует ли идти в земледельческой стране на помощь земледельцу, гибнущему под гнетом царя, чиновника и кулака? Не следует ли интеллигентам сосредочить свои силы на переустройстве сельской общины и на устройстве общественных сельских мастерских и ремесленных школ рядом с научными школами?... Так, по моему мнению, народ быстро пойдет вперед. Молодой деревенский парень дома научится ремеслу и в город на фабрики и мастерские придет опытным мастеровым и окрепший в деревне не развратится в городе, - туда он придет взрослым, довольно развитым умственно и нравственно и устоит против попыток развратных городских мастерских привести первого к уравнению с ними. Первый иногда, пожалуй, может внести еще обновление в среду развращенной фабричной молодежи. Не пора ли также двинуться в большие промышленные села с пропагандой социал-демократии? А оставлять разлагающуюся общину, оставлять без помощи миллионы голодных и холодных невозможно. Я согласен с моим приятелем.

А в Европе какие теперь крупные события происходят? Панама во всех государствах вызвала панамы. Это блистательное первое поражение капиталистов народом-рабочим. А в России втихомолку продолжают сажать в тюрьму и отправлять в места не столь и столь. Ах, как мне нужно поговорить с Вами, получить от Вас ответ. Что же, Эльсница нет или не припомните адреса? Это невыносимо. Я не найду способа получить от Вас ответ. Простоим мы, самое меньшее, до 1 марта или может быть больше. 2 м[арта] (18 февраля) здесь будет гонка парусных небольших яхт, и Кузнецов купил в Гавре м[аленькую] яхту, привезут жел[езной] дорогой, и будет она участв[овать] в гонке.

Крепко, сердечно жму Вам, дорогой г. Аксельрод, руку. Будьте здоровы.

- 204 -

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: