Пророческое служение и пророческий дар

Как уже было сказано, очень важно различать дар пророчества и служение пророка. Не различение этих двух понятий — это на сегодняшний день фактически наша самая грубая ошибка в данном вопросе. Мы называем "пророком" любого и любую, кто лишь движется в пророческом даре, но не обязательно призван к пророческому служению. Поскольку пророческий дар дан нам по благодати через Новый Завет, мы полагаем, будто и пророческому служению следует на этом основании дать новое определение, и в этом кроется первопричина указанной ошибки. Но если допустить, что определение это дано нам раз и навсегда (хоть и немного у нас на свежей памяти примеров, которые бы ему соответствовали), то для поиска нового не будет никаких оснований. У Духа Божьего множество даров, которые Он может дать в одночасье каждому, ибо Он "дышит, где хочет". Но постоянное и определяющее свойство пророка не может сводиться к одному только этому дару. Дух Божий может сойти на каждого из нас, и тогда каждый из нас сможет пророчествовать. Дух Божий руководит нами через дар пророчества. Этот дар есть то, что Дух дает по воле Его, и он может претворяться в любом и в любой из нас. Но это не имеет никакого отношения к его или ее призванию, служению, готовности или подготовке к этому служению. Посредством этого дара он или она могут получать знание, повеление или ободрение, но пророческое служение — это нечто совсем иное.

Служение пророка отличается от пророческого дара тем, что оно — навсегда. Оно рождается вместе с самим человеком. Это его призвание, и вполне может быть, что люди, призванные к пророческому служению, могут пройти в этом служении всю свою жизнь, не обладая пророческим даром. Сегодня церковь много страдает от невежественного не различения двух этих понятий. Часто мы принимаем за пророков не тех, кто действительно призван к пророческому служению, а тех, кто пользуется пророческим даром, и даже во многих случаях не пророческим даром, а неким весьма иллюзорным ясновиденьем.

Пророческое служение — явление исключительное. Оно требует огромной ответственности. В этом служении возрастают Божьи оракулы. Пророк говорит от лица и со властью Самого Бога. Он уведомляет Божий народ о намереньях сердца Божия; он имеет дело с такими Божьими взглядами на настоящее, которые остаются действительными для будущего и для вечности. Именно пророка Бог предупреждает об опасности - и затем через пророка предупреждает нас.

Человек, называющий себя пророком лишь на том основании, что 70-80 из 100 его предсказаний сбываются, вовсе не соответствует роли, характеру и назначению истинного пророка. На самом деле невозможно отличить истинного пророка от лжепророка лишь на основании того, насколько точны его предсказания. Такое "статистическое" мышление сразу ставит нас на ложное основание. Лжепророк может явиться с таким "посланием", которое будет безупречно соответствовать Писанию, но на деле являть собой банальность, общее место, то, что мог бы сказать любой другой. Вы не уличите его в искажении учения, но, если только вдумаетесь, и "оракулом" уж никак не назовете. Это не то послание, которое имеет вес, силу, серьезность и требование пророчества. Оракульское послание можно определить по тому, какой новый способ восприятия действительности и Бога оно нам несет. Оно открывает нам взгляд Самого Бога, который совершенно непохож на наш!

Позволяя называть себя "пророком" любому, кто пытается предсказывать будущее или даже на самом деле одарен его знанием или, как это часто называют, ясновиденьем, мы и становимся на путь обольщения. Такие "пророчества" всегда имеют некий предварительный характер, они говорят об ожидаемых "действиях" — а в это же самое время эти "действия" уже происходят, и именно те самые, о которых так озабоченно, так убежденно предупреждают нас "пророки" с единственной целью — сорвать аплодисменты. И вопрос вовсе не в том, как часто они точны в своих "пророчествах", а в том, пророки ли они на самом деле! Они лишь укрепляют церковь в ее нынешнем легкомыслии — а это то же самое, что делали лжепророки ветхозаветных времен, укрепляя Израиль в его грехе. Но рано или поздно нам придется задать себе вопрос: "Так в чем же их откровение? В чем оракульство? Не то же ли самое они проповедуют, что и все остальные, не претендующие на звание пророка2 Да, они умело пользуются пророческим даром, они научились срывать аплодисменты, они неумеренно восторгаются друг другом — и это все, почему мы решили, что они пророки?

Функции пророка

Иеремии в отправной точке его служения дано определение функции пророка:

И простер Господь руку Свою, и коснулся уст моих, и сказал мне Господь: вот, Я вложил слова Мои в уста твои. Смотри, я поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтоб искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать. — Иер. 1:9-10

Согласно этому определению, пророческое призвание прежде всего выражается в том, что пророку вменяется в обязанность судить. И если у нас для этого кишка тонка, нам не будет дано право "созидать и насаждать". Обратите внимание на порядок слов: то, что труднее, названо первым. Сначала мы обращаемся к людям с тем, что болезненно для плоти, с тем, за что люди будут нас не любить. Пророк призван губить и разрушать то, что людям дорого. Это и их религиозные традиции, и те ложные ценности, что бережно передавались из поколения в поколение, корни, которыми люди цепляются за землю: идентичность, достоинство, попросту говоря — кто кем привык себя считать. За это люди убивают. Люди скажут:"Руки прочь!" Но пророк все равно протянет свои руки — и разрушит. И гневно осудит то, что он считает ложью! Слово его, таким образом, прежде разрушительное, а затем уж созидательное. Мы не будем использованы для созидания, доколе не научимся говорить разрушительное слово. И лишь тем пророкам, что хранили верность Господу в суровом слове о грядущем суде и изгнании, Он предоставил честь произнести созидательное слово о восстановлении и возвращении.

Пророк безошибочно определяет ложь и безжалостно ее искореняет. Слово его подобно огню. Ему дано искоренять и разорять, губить и разрушать, прежде, нежели созидать и насаждать. Кто захочет слушать таких людей? Они ведь не просто сомневаются в очевидном, но и расправляются с вашими ценностями прямо у вас на глазах. Они не просто не оставляют от всего вашего мироздания камня на камне, но еще и смешивают обломки с грязью, в которой вам же потом ковыряться, чтобы поставить все на прежнее место. Они проникли до самого основания лжи — фундамента вашего мироздания. Их слово вас убило, уничтожило. Надо ли удивляться, что там, где люди отнюдь не собираются менять свой образ жизни, они отнюдь и не приветствуют истинных пророков.

Пророк критикует, бесстрашно и беспощадно обнажает ложь или "полуправду", т.е. ложные, бездумно принимаемые, мертвящие предпосылки нашего существования. Со свистом и улюлюканьем он выгоняет ложь из ее берлоги. Причем этой изгоняемой ложью вполне могут оказаться и "пророчества"; лжепророков. Весь мир, сам того не подозревая, покоится на лжи, но вот является истинный пророк и объявляет миру о ложности самого его основания. И если такое слово все же приходит в мир, оно приходит лишь от того, кто полностью лишен страха перед людьми. Все мы знаем, что в жизни Божьих служителей именно страх перед людьми играет самую страшную разрушительную роль. Между тем для того, чтобы действительно служить Богу, мы должны быть свободны от страха перед людьми и провозглашать истину, не думая о том, понравится ли она людям. Но мы рождаемся со страхом перед людьми и живем с оглядкой на людей, в ожидании признания и аплодисментов. Люди обожают признание людей, особенно людей авторитетных, но нам придется избавиться от этой вредной привычки искать человеческого признания. Избавление — это длительный процесс, оно не приходит в одночасье. И каждый раз, когда Бог приводит нас в место избавления, мы обязаны подчиниться. Мы должны дойти до такого состояния, когда нам уже будут безразличны не только аплодисменты, но и критика, и гонения. Пророк должен обладать аналитическими способностями и критической проницательностью, отточенными Святым Духом.

И то, как сам пророк живет, тоже, в свою очередь, должно быть изобличением лжи. Будучи сами привязаны к ложным ценностям, мы не сумеем их изобличить. Бедность — это нечто большее, чем просто следствие невезения или превратности судьбы. Она напрямую соотносится с истинностью союза с Богом. Одежда из верблюжьего волоса и трапеза из акридов являются символом подлинности пророческой жизни. Недаром Иоанн Креститель находился в пустыне, а не в Иерусалиме, хотя и был сыном священника. Не мог он обитать на паперти лжи, не мог называть ложь ложью и в то же самое время кормиться из ее руки. Мы не можем своею собственной жизнью освящать то, что обличаем в других. Итак, образ жизни и его соответствие или несоответствие провозглашаемому слову — вот что чрезвычайно важно для пророка, и ничто так не отличает истинного пророка от лжепророка, как это соответствие или несоответствие. Лжепророки питались со стола Иезавели, а Илия спал под можжевеловым кустом, и ангел Господень в безлюдной пустыне кормил его лепешками и поил водою (см. 3 Цар. 19:5-6). Дело не в том, чтобы искусственно напяливать на себя верблюжью шкуру, потому что это так романтично, и не в том, что пророк обязательно должен как-то так одеваться, чтобы внешне отличаться от всех остальных. Но дело в том, чтобы ложные ценности не имели в нас места. Пророк призван обличить ложь, призван самое ее основание сделать видимым в свете Божьих ценностей, Божьей правды о жизни и ее целях. А это значит, что и сам наш образ жизни должен изобличать эту ложь, даже если общество и плотская церковь ее санкционирует. Пророческое слово не просто выявляет ложь, но обличает и судит ее. Слово пророка, как и сама его жизнь, есть Божий разрушительный смерч.

"В сии годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по моему слову",— сказал Илия (3 Цар. 17:1), и при этом речь не шла лишь о некоторых изменениях в израильском климате. Его слова означали, что не будет всходов, не будет еды, будет голод, будет Божий суд, и этот суд явлен в слове Илии. Каким бы странным ни показалось то "фактическое сообщение" и то "личное мнение", что прозвучало в этом слове Илии, но на самом деле оно не было ни тем и ни другим: оно было деянием суда. И оно на самом деле оказало влияние на жизнь и судьбу всего народа. Вот какое слово должно быть пробуждено и восставлено сегодня.

Задача пророка — наглядно представить апостольскую и небесную альтернативу лжи, альтернативу столь могучую и весомую, чтобы до основанья сокрушить ложь. Он говорит о еще не существующем, в каждом пункте противоречащем тому, что мыслится "реальным", говорит о том, чего слушатель просто не может себе представить, ибо не имеет в своем опыте ни прецедентов, ни образцов — ничего подобного тому, о чем говорит ему пророк. Слово его приносит с собой тот взгляд на вещи, что полностью перечеркивает все, что этот мир считает правильным, все, что он одобряет, все те ценности, которые до сих пор имели власть над теми, к кому обращено слово пророка. Если бы он не явился, то они так и продолжали бы думать, что все то, чему они поклонялись, существует на самом деле. Но вот он явился, и он не только освистал все то, что ложно, он еще и принес с собой образ истины, вечной истины. Он принес с собой образ самой вечности и ввел слушателя в эту вечность. И как раз то, что его слушатели считали "ложным", оказалось истинным. Он позвал их за собой и привел на те высоты, с которых открылась истинная панорама, и стало видно, наконец, где истина и где ложь. Слово его, став здесь уже созидательным, объявило во всеуслышание то, чего раньше никто не понимал: последние и вечные истины. Это сверхъестественное слово, продираясь сквозь чащи лжи, закладывает новые нормы, закладывает истинное основание жизни.

И вдобавок тот, кто сможет охватить взглядом эти открываемые пророком новые головокружительные перспективы и отказаться от прежней лжи, сам обречет себя на участь пилигрима, бесприютного странника в этом мире. Приняв такое пророческое слово, люди почувствуют себя призванными к тому самому небесному видению, в котором ходил по земле Авраам, и оно самым реальным, если не коренным образом изменит их жизни. Таким образом, слово, исходящее из уст пророка, должно звучать с такой силой, властью и убедительностью, чтобы всякий принимающий его знал, что, принимая его в свою жизнь, он подписывает свой смертный приговор. Никто не подпишется легко и легковесно под такими словами, если не будет полностью убежден в истинности слова, требующего такого уровня посвящения. Такое слово может понести лишь пророк — человек, полагающий основание. Только он вправе потребовать от своего слушателя, чтобы тот посвятил себя до последнего предела — предела жизни и смерти. Вот почему лжепророкам всегда оказывается больше почета и внимания, чем пророкам истинным. Утверждая своих слушателей в их нынешнем образе жизни, лжепророки ведь при этом еще и уверяют их, что этот их образ жизни "приятен" очам Господа!

По сути, задача пророка сводится к одному: ревностно исполнить волю Отца. Он восстанавливает утраченные перспективы, он вдохновляет народ Божий, особенно в годину испытаний, когда так важно обнадежить отчаявшихся,— но не прежде, чем сам же до конца искоренит все ложные надежды. Он сурово обличает и лишь затем утешает. Словом, миссия пророка — нести "момент истины". Будучи всегда в Божьем совете, он способен, избегая ошибок, смело и непоколебимо отстаивать истину, не ища человеческой терпимости и не оказывая ее внешних проявлений.

Задача пророка — восстановить библейское мышление у тех, кто его утратил, дать библейский взгляд на вещи тем, кто никогда его не имел. Это тот Божий взгляд, который всегда остается неизменным, как вечен и неизменен Сам Господь. Пророк прямо высказывает мнение Бога, адресуя его в особенности и прежде всего тем, кто отказывается его слушать. Если же и слово пророка не в состоянии привести Божий народ в соответствие с Божьей волей, то это слово, по сути, становится ультиматумом. А в это же самое время, совсем рядом с гонимым пророком Божьим, ходит множество лжепророков, несущих лживое слово утешения и повторяющих "мир, мир" там, где нет и не может быть мира.

Воистину ревнуя о славе Божьей, пророк объявляет наивысшие цели Бога таким образом, что слушатель видит реальную достижимость этих целей — ценой реальных жертв со своей стороны. Для истинного пророка недостаточно просто объяснить, в чем состоит Божий замысел, но он должен объяснить это таким образом, чтобы возбудить в сердцах слушателей горячее желание стать участником этих наивысших, вечных целей — ценою жертвы! Пророческое слово доносит весть о вечном замысле Божьем таким образом, чтобы подвигнуть своих слушателей на жертву, необходимую для воплощения этого замысла.

А значит мало просто объяснить; И пророк не просто объясняет — он сам представляет собой эту жертву, сам является этим олицетворенным страданием. Так что те, кто готовы принять представленную им Божью точку зрения, становятся открыты и для страдания. И пророк, таким образом, требуя жертвы и страдания от них, должен в каком-то смысле показывать пример, наглядно убеждая, что путь страданий - это и есть Божий путь и что Крест — это центр нашей веры. Видя пример его жизни, слушатели ясно отдают себе отчет в том, что такая вера неизбежно сопряжена с гонениями, если не мученичеством. И, ясно убеждая в этом слушателей, он все-таки завоевывает их желание идти таким путем. Как видим, подобное завоевание есть сверхъестественное действие, требующее Его власти и Его помазания от носителя Его слова. Он несет в этом слове призыв к наивысшему жертвенному призванию, и вот почему это слово всегда будет встречать сопротивление.

Пророк объявляет и предсказывает неотвратимый конец мира во гневе апокалиптического суда. Сам исполнившись гнева, он рождает в слушателях жажду по новому небу и новой земле, где воцарится праведность. Он не только ясно убеждает слушателей в том, что этот мир, который они славят и к которому прилеплены их сердца, подлежит суду и уничтожению. Но он рождает в них жажду по новому миру, который будет явлен свыше, придя на смену веку сему.

Пророк — человек Слова. Он не терпит легкомысленного отношения к языку, глубоко уважая и преданно храня его святость, оберегая слова от измельчания и превратного употребения. Так что вряд ли он станет поддерживать вашу приятную светскую беседу. Он слишком дорожит святостью слов, чтобы предаться тем обычным разговорам, в которых обесцениваются значения слов. История его жизни — это, по большей части, история ожидания и молчания.

Пророк отвергает чины и почести, уважаемые людьми, все, что несет в себе ауру престижа, значения, веса, но для пророка — ничто; пророк, храня верность одному лишь Богу, часто удаляется "в пустыню". Речь идет не о физической изоляции, а о сознательном и добровольном отказе от всего, что может привести к компромиссу с этим миром. Чтобы нести свое служение, пророку не требуется как-то по-особому "выглядеть". Все показное, крикливое, бьющее на сенсацию глубоко чуждо пророку. Он пришел, чтобы обратить людей к Богу, а вовсе не к себе самому.

Пророческое призвание дается свыше. Мы не можем по собственной воле и собственными силами "вызвать" или "развить" его в себе. Но уж если оно нам дано, мы обязаны знать, что Бог будет нас бить и колотить до тех пор, пока не убедится, что мы готовы провозглашать Его слово, а не нести отсебятину.

Пророческое воззвание

В искупительной истории веры Божьи пророки всегда играли роль оракулов. Их слово предопределяло их призвание. Пророческое слово настолько весомо, что его невозможно спутать ни с каким другим. Оно требует от нас оставить все, слушать только Бога и послушаться только Ему. И лишь страшным обесцениванием церкви (как института) и слова — говоримого и слышимого — можно объяснить то, что происходит сейчас, когда слово, не обращающее нас к Богу, объявляется пророческим.

Тем насущнее необходимость истинно пророческого воззвания. Пророк говорит с настоятельностью. И если вы еще способны в его речах услышать Божью речь и быть ей послушны, то будете спасены от того, против чего предостерегает пророк. Чтобы пояснить эту мысль, следует сказать, что, слушая пророка, вы запросто можете почувствовать себя обиженными, и тогда вам захочется любой ценой снять с себя обиду, т.е. дискредитировать пророка и его слово. Но то, что вам кажется "обидой", на самом деле и есть та настоятельность пророческого воззвания, что отличает слово пророка от слова учителя, евангелиста или пастыря. Иисус так сказал о Себе:

Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе своем.— Ин. 15:22

Иными словами: "После того, как Я пришел и говорил, у вас не может оставаться никаких отговорок. В лице Моем явилась истина, и теперь вся ответственность лежит на вас самих. До моего прихода вы еще могли оправдывать свою поверхностность, свое тупое следование религиозным ритуалам тем, что добросовестно заблуждались, полагая, что так угодно Мне. Но теперь, когда Я уже Сам пришел и Сам сказал, что Мне угодно, у вас не остается оправдания. Божья норма дана вам свыше. Истина Божья, откровение о замысле Его были явлены, и теперь вы отвечаете за все и не можете продолжать жить так, как жили раньше. А если вы отвергнете откровение, то и тогда ни в коем случае не сможете жить так, как жили раньше. У вас есть только два пути: или пасть гораздо ниже того, где вы были раньше, или подняться на такие высоты, где ваша жизнь полностью обновится".

Истинный пророк не только постигает, но и сам в себе воплощает и прошлое, и будущее. Духом своим он обитает в будущей вечной жизни и в то же время живет в мире, в очевидной преемственности со священной историей, с библейским прошлым. Все то, какой он и как он живет, ясно свидетельствует о том, какое Слово он в себе хранит. Он не от мира сего. Имеется в виду, конечно, не то, что он существо с крылышками, но его способность в сегодняшнем дне слышать отголосок глубокой древности. Для него это такой же реально воспринимаемый и переживаемый опыт, как и реальность сегодняшнего дня, и даже если он не говорит об этом опыте прямо, то невольно передает его ауру. Он приносит с собой чувство непрерывного опыта веры от ее начала. Он пребывает в Сыне, Вечном и Неизменном. Он приходит к людям, запертым в своем времени и культуре, к рабским копиям века сего — и дает им увидеть и почувствовать единую, вечную и неизменную истину Божию для всех прошедших и будущих веков. Более, чем кто-либо иной, пророк возвышается над условными понятиями времени. В вечности видит он начала и концы всех временных явлений и неуклонно свидетельствует об этом всем тем, кто его слышит здесь и сейчас.

Неотъемлемая черта пророческого призвания — способность почувствовать и выразить "разум Божий".

Противостояние между мирским умом и разумом Божьим, нашими мыслями и Его мыслями, будет всегда, доколе будет существовать этот мир. Вот почему пророк всегда приходит в мир, где его ожидают поношения и гонения, ибо Божьи мысли не только совершенно чисты, не только прямо противоположны нашим мыслям, но и требуют от нас изменить наши мысли. Ежедневно открывая Библию, мы сами не можем не прийти к этому простому умозаключению. Ведь если мы, христиане, объединившись вокруг изучения Слова Божьего, не слышим Божьих требований к себе всякий раз, как открываем Библию, то это значит, что на самом деле мы не слышим Бога. Мы просто используем Его Слово "для общего образования", как могли бы пользоваться любым другим текстом.

Когда говорит Бог, что-то должно быть отдано. И если мы не хотим отдавать это что-то, то неминуемо будем сопротивляться слову и отвергать его. А если люди почему-либо считают для себя невозможным прямо отвергнуть Божьи требования, гоня от себя слово, они отвергнут их косвенно — гонениями на человека.

А Бог всегда оставляет нам выбор, предоставляя людям не ту, так иную возможность уклониться от указаний и требований, заключенных в Его же слове. Но в то же время это не может служить оправданием для человека, который предпочтет воспользоваться этой возможностью уклониться; он не может сказать: "Ну, так это же Сам Бог предоставил мне эту возможность". И пророк, который принес это Божье слово, обязан гневно осудить любой грех и любое уклонение от Божьих требований. Он должен в каждом случае искать способ исправить человека, быть в этом безупречным перед Богом и перед человеком. Но как бы честен ни был пророк, люди все равно усмотрят в нем и "лукавство" перед Богом, и "обиду" для самих себя. Если они усматривали все это в Иисусе, то наверняка усмотрят и в нас. Но "блажен, кто не соблазнится о Мне" (Лук. 7:23).

Голос пророка

Бог возлагает большие надежды на голос пророков. Ведь не только их слова, но и их голос призван выражать Божью настойчивость и неуклонность. А если вы попробуете это изменить и перейти на будничную скороговорку, то упустите и смысл сказанного. Божьим эхом, звучащим в голосе пророка, доносится до нас не только смысл Его послания, но и отношение Его сердца, то, что Он чувствует по поводу того, о чем говорится. Пророк не волен "выбрать" ту или иную интонацию. Наступает время, когда он только кусок глины в Божьих руках и сам ничего поделать с собой не может. Ему самому неловко говорить так, как приходится говорить, он и хотел бы по собственной воле придать своему слову иную расцветку и окраску. Но форма выражения связана Богом настолько же прочно, насколько и содержание его речей. Наступит иное время, и этот же самый человек будет вести себя как невменяемый, не сможет сдержать себя, в момент наивысшего напряжения он вообще может просто свалиться со сцены. Но в обоих случаях не он решает, как ему себя вести, но Бог.

Но если мы "не приклонили уха своего" к голосу пророков, которых Он посылал к нам "всякий день с раннего утра" (Иер. 7:26,25), то следующее и последнее для нас — суд. Вот, оказывается, почему так настойчив голос пророка, вот почему он стремится не столько просветить, сколько потрясти нас. Вот почему уже сам вид пророка часто суров и ужасен. "Неприятный человек" — вот самое расхожее мнение о пророке. Таким мы его слышим и таким мы его видим, но многие ли из нас способны понять, что суровое слово есть наивысшее проявление любви?

Для пророка самым "неприятным" проявлением нелюбви к нам было бы молчание — в то самое время, когда его слово есть настоятельное требование момента. Это не значит, что он должен без умолку сыпать суровыми словами, но именно в ту минуту, когда Бог призывает его говорить, слово не должно быть удерживаемо.

Часто атмосфера, которую создает "группа прославления" вступает в жестокое противоречие с настроением пророка. Вы не представляете себе, сколько у нас было конфликтов с группами прославления и их лидерами. Порой кажется, что они имеют независимое назначение, сами по себе, и несмотря ни на что устанавливают определенное настроение, зачастую противоречащее Божьему. Вместо того, чтобы действовать во взаимосвязи со словом, которое будет произнесено, вместо того, чтобы улавливать настроение и сердце Бога, они уже заготовили порядок и перечень псалмов которые предстоит пропеть. У них есть музыкальное мастерство, талант и усилители и они готовы выполнить "свою часть" — а там уже делайте, что хотите. В тех церквах, где служение прославления существует как искусство для искусства, оно заглушает множество пророческих посланий или ослабляет их силу, притупляет их остроту, открыто или молчаливо противопоставляя этим посланиям свои собственные цели и амбиции. Видно, пора уже перекрыть ток всем прожекторам и всем усилителям! Лучше уж мы будем, запинаясь и заикаясь, пропуская полслова тут и полслова там, постепенно сами входить в дух Божьего прославления, чем нас поведут в него с песнями, и опять с песнями, и еще с песнями. Так и кажется, что поющие просто поднимают настроение себе и друг другу, а вовсе не пытаются достичь сердца Божьего, т.е. сделать то единственное, что может подготовить всех собравшихся к слышанью святого слова.

Пророк часто отправляет людей домой растерянными и несчастными, со многими нерешенными вопросами. Он не принадлежит к тем, кто полагает, будто к концу каждого служения следует аккуратно сложить в один пакетик милые и приятные истины, перевязать все бантиком и отправить людей домой счастливыми. Нет, он вполне может дать им уйти с отчаянием и болью в сердце. Он поставит вопросы, на которые и сам не знает точных ответов, и им придется самим продираться и пробиваться к этим ответам, прокладывая путь к более правильному положению перед Богом, нежели то, в каком они находились до сих пор. Найдется очень мало пастырей, может быть один на сотню, которые по собственной воле позволили бы своей церкви пережить подобный стресс и подобные страдания. "Пусть идут домой счастливые" — вотнеписаное правило современной религии, и в это правило никак не вписываются пророки, ибо с ними "счастливым" домой никого не пошлешь. Они склонны посылать своих слушателей домой с ворохом неразрешенных вопросов, от которых будет невозможно отмахнуться и которые невозможно поставить и решить за одно служение.

Пророк сразу же ставит под подозрение все то, что бьет на внешний эффект, тешит глаза и уши скучающей публике, ищущей в церкви развлечения. Тот, кто говорит о грядущем суде, подкрепляет слово только словом. Он вовсе не обязан пытаться навязать такое слово при помощи каких-то внешних средств воздействия. Такое слово говорит само за себя. Всякий внешний элемент, искусственно привносимый за счет неких "незаурядных" свойств личности или манеры речи, ставит под подозрение истинность самого пророка и пророчества. Так что пророк не слишком озабочен тем, как себя подать. Если он будет слишком много думать о самом себе, если он попытается сорвать аплодисменты или своими собственными путями добиваться своих собственных целей, то быстро перестанет быть пророком.

Провозглашение слова, которе "дано" Пророческий дух подвластен пророку. Пока не настал Божий момент, мы должны удерживать его. Такое удержание до времени своего собственного духа — тоже огромное событие внутренней пророческой жизни. Великая радость — выпустить дух на свободу, но удерживать его до той самой минуты, для которой он и предназначен,— вот то, что радует нас. Это то, что прославляет Бога. Если же мы выбалтываем что-то прежде времени, то прославляем лишь себя. Мы должны достичь той высоты, где уже не будет собственных интересов, собственных неудовлетворенных амбиций. Где нам будет безразлично, будем или не будем мы говорить, увидят нас люди или не увидят, использует нас Бог или не использует, будем ли мы играть в основном составе или сидеть на скамейке запасных. Вот только тогда нас можно будет использовать.

Божья цель — не облегчить наше напряжение, а высвободить Свою славу. Пока мы думаем об облегчении, а не о славе, Бог не может использовать нас для служения Его Жизни. У нас есть вопрос, поэтому мы ожидаем ответа. Возможно, это хороший, интересный вопрос, так почему бы не спросить и не получить ответ? У нас есть потребность, и мы жаждем ее удовлетворения. Но эта потребность наша, этот интерес — наш, они не вызваны Святым Духом. Истинный же пророк руководствуется отнюдь не собственным любопытством. Ваши мысли могут быть правильными и хорошо обоснованными, но это еще не повод их высказывать. Единственный повод — это то, чего в данный момент требует от вас Бог.

У пророка нет свободы говорить обо всем, что он видит. Он может говорить лишь о том, что велит ему видеть Бог. Он не руководствуется собственным виденьем и слышаньем, своим мнением и впечатлением. Он Господень, и вот почему, наверное, Бог более ревнует о пророке, чем о ком-либо из людей. Пророк — это тот, через кого Бог сообщает Свое собственное слово. Это не слово самого пророка. Пророк умер. Он не — существует, пока через него говорит Бог, а Бог говорит только ради Своих целей и Своей славы. Даже видя, что от силы данного через него слова люди как снопы валятся, пророк и в такую минуту почти никаких чувств не испытывает. Он непроницаем, он совершенно невозмутимо, как бы со стороны, слышит все то, от чего другие падают ниц. Он самоустраняется, ибо это не его слово. Он не может превозноситься в нем. Это не его работа. Самое странное чувство — когда вы каким-то образом отстраняетесь от силы и воздействия слова, которое сами произносите, но при этом вам ни в коем случае не позволяется даже касаться его или извлекать из него какое бы то ни было самоудовлетворение.

Порой пророк входит в собрание, где, казалось бы, "все на месте", все усердно славят Бога, но пророк печалится. Он почти в отчаянии, дух его будто завязан в узел, душа исходит в страшных муках, в то время как все вокруг в прекрасном настроении. Подумать только, один "урод" портит настроение большой и дружной семье! Все остальные так бодро "движутся в Господе" и на все лады толкуют о "присутствии Божьем", и только один не ощущает никакого присутствия, не чувствует на этом месте никакого помазания и никакого благословения. Он не видит ничего, кроме моря похоти и людей, полностью отдавшихся самообману, выпячивающих и раздувающих собственные "Я". Само его присутствие в этом помещении полностью противоречит всему, что там происходит. И в довершение всего он не просто пришел посмотреть — он намерен говорить! Но что говорить? Укрепить этих людей в их заблуждении, что то, чему они служат,— духовная реальность? Или вынуть из кармана свисток и громко освистать их, а затем прокричать:
— Ложь! Туфта! Притворство! Самообман! Суррогат! Чувственность! Душевность!

Бывают случаи, когда вы просто не знаете, что вам сделать и что сказать. Такие затруднительные положения доставляют немалые страдания, и даже когда уже все позади, нас продолжает преследовать мысль о том, что, наверное, мы пропустили момент, когда должны были что-то сделать, но не сделали. Да, это страдание, но такое страдание в самом сердце церкви. Это то страдание, которым должно наполняться Тело. Страдания такого рода неизбежны, часты и длительны. Многие из нас изнывают в нынешнем состоянии церкви, и Господь это знает. В этом есть определенная неизбежность, мука незнания. Мы всегда будем сомневаться в том, правильно ли мы поступили. Мы должны стойко переносить эти страдания, и Господь нам воздаст. И когда придет спасительный ответ, он придет через эту готовность переживать подобное страдание, через эту волю к страданию как неотъемлемую составляющую пророческой сущности.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: