ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. Атака и оборона.

Казалось бы, на этом и должен был закончиться митинг. Трудно было бы

придумать лучшее заключение.

Однако, когда шум, наконец, улегся, послышались следующие слова,

произнесенные твердым, суровым голосом:

-- Теперь, когда оратор уделил так много времени области фантазии, не

угодно ли ему будет вернуться к основной теме? Нельзя ли поменьше вдаваться

в теории и прямо перейти к обсуждению технической стороны путешествия?

Все взгляды обратились на говорившего. Это был худощавый, сухой

человек, с энергичным лицом, с бородой, подбритой по-американски с боков и

густой под подбородком.

Пользуясь движением в толпе, он мало-помалу пробрался в первый ряд

слушателей. Скрестив руки, он устремил сверкающий, смелый взгляд на героя

митинга. Высказавшись, он умолк. По-видимому, его ничуть не смущали ни

тысячи обратившихся на него взглядов, ни ропот порицания, которым собрание

встретило его заявление. Не получив сразу ответа, он повторил свои слова тем

же суровым голосом, добавив:

-- Мы собрались сюда, чтобы говорить о Луне, а не о Земле.

-- Вы совершенно правы, милостивый государь! -- ответил Ардан.-- Прения

уклонились в сторону. Вернемся к Луне.

-- Милостивый государь,-- продолжал незнакомец,-- вы утверждаете, что

спутник Земли обитаем. Допустим. Но если жители Луны существуют, то они

живут не дыша, так как -- я прошу вас принять это во внимание ради вашей же

пользы -- на поверхности Луны нет ни единой молекулы воздуха.

Мишель Ардан встряхнул своей львиной гривой. Он сразу почуял, что имеет

дело с сильным противником. Он смерил незнакомца твердым взглядом и сказал:

-- Вот как! По-вашему, на Луне нет воздуха? А позвольте вас спросить:

кто это утверждает?

-- Ученые.

-- В самом деле?

-- В самом деле.

-- Милостивый государь,-- возразил Ардан,-- шутки в сторону. Я питаю

глубокое уважение к ученым, которые знают свое дело, и глубокое презрение к

тем, которые его не знают.

-- А вам известны и такого рода ученые?

-- Известны. Во Франции, например, есть сейчас один "ученый", который

утверждает на основании "математических вычислений", что птицы не могут

летать; есть и такой, который доказывает, что рыбы не приспособлены к жизни

в воде.

-- Милостивый государь, я не таких ученых имею в виду. В подтверждение

своих слов я готов привести имена, которые вы не можете не признавать.

-- В таком случае, милостивый государь, вы поставите в большое

затруднение такого профана, как я. Впрочем, я всегда рад узнать что-нибудь

новое!

-- Зачем же вы вмешиваетесь в ученые вопросы, если вы их не изучали? --

довольно грубо спросил незнакомец.

-- Зачем? -- отвечал Ардан.-- Тот и смел, кто не подозревает опасности!

Я ничего не знаю, это правда, но именно в этой слабости моя сила!

-- Ваша слабость граничит с безумием! -- с раздражением в голосе

крикнул незнакомец.

-- Э, тем лучше,-- возразил француз,-- если мое безумие доведет меня до

Луны!

Барбикен и его товарищи пожирали глазами непрошеного гостя, который так

дерзко возражал Мишелю Ардану. Никто его не знал, и председатель "Пушечного

клуба", несколько смущенный тем оборотом, какой принимали прения, не без

тревоги поглядывал на своего нового друга. Все собрание прислушивалось

внимательно и настороженно, понимая, что сейчас будут выявлены все опасности

или даже полная-неосуществимость предполагаемого путешествия.

-- Милостивый государь,-- снова начал противник Ардана,-- Есть много

доказательств полного отсутствия атмосферы на Луне, и они до сих пор не

опровергнуты. Я мог бы сказать а рriori, что если и существовала

когда-нибудь атмосфера на Луне, то ее уже давно притянула бы к себе Земля.

Но я предпочитаю привести вам несколько неопровержимых фактов.

-- Приводите, милостивый государь,-- ответил Ардан с самой любезной

улыбкой.-- Сколько угодно! -- Вы знаете,-- продолжал незнакомец,-- что,

когда лучи света вступают в такую среду, как воздух, они отклоняются от

прямолинейного направления, другими словами, преломляются. Ну так вот, когда

Луна своим диском затмевает для нас некоторые звезды, то лучи этих звезд

никогда не отклоняются от своего направления, то есть не испытывают ни

малейшего преломления. Отсюда неизбежный вывод: на Луне нет никакой

атмосферы.

Все взоры устремились на француза: как опровергнет он это положение, из

которого вытекают столь важные следствия?

-- В самом деле,-- ответил Ардан.-- Это -- ваш самый сильный аргумент и

почти единственный. Ученый, быть может, затруднился бы дать на него прямой

ответ, но для меня этот довод не имеет решающего значения. Он стал бы

решающим, если бы был точно измерен угловой диаметр Луны, однако точного

измерения до сих пор не существует. Но оставим это. Скажите мне, сударь,

допускаете ли вы существование вулканов на поверхности Луны?

-- Потухших вулканов -- да, действующих -- нет.

-- Но в таком случае ведь можно, не выходя за пределы логики,

допустить, что некогда вулканы были действующими?

-- Разумеется, но они сами могли выделять необходимый для горения

кислород, и, следовательно, происходившие на Луне вулканические извержения

еще не доказывают присутствия на ней атмосферы.

-- Пойдем дальше,-- ответил Ардан,-- и вообще оставим косвенные

доказательства. Перейдем к фактам, к непосредственным наблюдениям. Но

предупреждаю: мне придется ссылаться на ученые авторитеты.

-- Что ж, ссылайтесь.

-- И сошлюсь. Третьего мая тысяча семьсот пятнадцатого года астрономы

Лувиль и Галлей, наблюдая затмение, отметили необычные световые явления на

Луне. Эти поблескивания, очень кратковременные и часто повторяющиеся, они

приписали действию грозы, разразившейся в атмосфере Луны.

-- В тысяча семьсот пятнадцатом году,-- возразил незнакомец,--

астрономы Лувиль и Галлей приняли за лунные явления феномены, происходившие

в слоях земной атмосферы и вызванные болидами и метеорами. Вот что ответили

ученые на сообщение об этих фактах и что теперь я вам повторяю!

-- Пусть так! -- нисколько не смущаясь, отвечал Ардан.-- Теперь сошлюсь

на Гершеля, который в тысяча семьсот восемьдесят седьмом году наблюдал

множество светящихся точек на поверхности Луны.

-- Не отрицаю, но он оставил этот факт без объяснения. Сам Гершель не

решился на основании его доказывать существование лунной атмосферы.

-- Превосходный ответ! -- воскликнул с увлечением Мишель Ардан.-- Вы, я

вижу, очень сильны в селенографии.

-- Весьма силен, милостивый государь, и добавлю вам, что первоклассные

астрономы. Бэр и Мэдлер, которые подробнее всех исследовали ночное светило,

пришли к выводу о полном отсутствии на нем атмосферы.

По рядам аудитории пробежал трепет. Доводы странного незнакомца начали,

по-видимому, влиять на общее мнение.

-- Пойдем дальше,-- хладнокровно продолжал Мишель Ардан.-- Что вы

ответите на следующий весьма веский довод? Известный французский астроном

Лосседа, наблюдая затмение восемнадцатого июля тысяча восемьсот

шестидесятого года, констатировал, что края закрытого Луной солнечного диска

казались закругленными и усеченными. Такое явление могло произойти

вследствие преломления солнечных лучей в лунной атмосфере. Другого

объяснения быть не может!

-- Но достоверен ли этот факт? -- с живостью переспросил незнакомец.

-- Абсолютно достоверен!

Новое движение в аудитории, обрадованной успехом своего любимца.

Незнакомец молчал. Не кичась победой над противником, Ардан продолжал свою

речь самым простодушным тоном:

-- Вы видите, уважаемый сударь, что нельзя решительно отрицать

существование лунной атмосферы. Вероятно, эта атмосфера очень разрежена,

обладает чрезвычайно малой плотностью, но с научной точки зрения приходится

признать ее существование...

-- Только не на лунных горах, с вашего разрешения! -- возразил

незнакомец, который еще не думал сдаваться.

-- Быть может, но в долинах она есть, даже если ее высота не превышает

несколько сот футов.

-- Во всяком случае, советую вам принять меры предосторожности, потому

что ваш лунный воздух окажется невероятно разреженным.

-- О, дорогой мой, на одного человека хватит! К тому же, добравшись

туда, я буду соблюдать возможную экономию воздуха и постараюсь дышать лишь в

редких, особых случаях.

Разразился оглушительный взрыв хохота. Незнакомец гордо, с вызывающим

видом оглядел собрание.

-- Итак,-- непринужденно продолжал Мишель Ардан,-- вы со мной

согласились, что на Луне есть некоторая атмосфера. А если так, то должно

быть хоть "некоторое" количество воды. Это обстоятельство лично меня весьма

радует. Кроме того, любезный мой оппонент, позвольте вам сообщить еще одно

соображение. Ведь мы знаем одну только сторону лунного шара, которая

обращена к Земле,-- и если на этой стороне очень мало воздуха, то, быть

может, на другой его вполне достаточно.

-- Это почему?

-- А потому, что Луна под влиянием земного притяжения приняла форму

яйца, которое обращено к нам своим более острым концом. С этим

предположением согласуются и вычисления Гагзена, доказывающие, что центр

тяжести Луны лежит в ее заднем полушарии. А отсюда, в свою очередь, следует,

что главная масса лунного воздуха и воды должна была устремиться на

противоположную сторону земного спутника еще в первые дни творения.

-- Чистейшая фантазия! -- воскликнул незнакомец.

-- Напротив! Чистейшая теория, опирающаяся на основные законы механики,

и я не вижу возможности ее опровергнуть. А .потому обращаюсь ко всем

слушателям и прошу поставить на голосование вопрос: возможна ли на Луне

жизнь, подобная той, которая существует на Земле?

Долго не смолкавшие рукоплескания трехсот тысяч слушателей встретили

это предложение. Противник Мишеля Ардана хотел еще говорить, но его никто не

слушал. Градом посыпались на него крики и угрозы.

-- Довольно! Довольно! -- кричали одни.

-- Гоните его в шею! -- вопили другие.

-- Вон! вон! -- ревела разъяренная толпа. Но незнакомец стоял

неподвижно -- только схватился за перила эстрады -- и с вызывающим видом

ждал, пока буря утихнет. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы

Мишель Ардан жестом не успокоил расходившиеся страсти.

Он был слишком великодушен, чтобы оставить своего соперника беззащитным

перед толпой.

-- Быть может, вы желаете сказать еще несколько слов? -- обратился он к

незнакомцу самым любезным тоном.

-- Да! Сто, тысячу слов! -- ответил незнакомец запальчиво.-- Или нет,

только одно! Упорствовать в таком намерении может только человек...

-- Неосторожный? Неужели вы считаете меня неосмотрительным, ведь я

потребовал от моего друга Варбикена заменить круглую бомбу

цилиндро-коническим снарядом, чтобы в пути не вертеться, как белка в колесе?

-- Но вы забываете, несчастный, что толчок при вылете ядра разнесет вас

в клочья!

-- Дорогой мой оппонент, вот теперь вы попали в цель: это самая

настоящая и даже единственная опасность. Однако я верю в изобретательный

гений американцев и убежден, что они что-нибудь да придумают.

-- Ну а жар, который разовьется при страшной скорости снаряда от

сопротивления атмосферы?

-- О, стенки снаряда достаточно толсты! К тому же я мигом перелечу

через атмосферу!

-- Ну а съестные припасы? Вода?

-- Я рассчитал, что могу захватить припасов на целый год, а в пути я

буду находиться лишь четверо суток.

-- А чем дышать в пути?

-- Можно химически очищать воздух!

-- А удар при падении на Луну, если только ядро до нее долетит?

-- О, этот удар будет в шесть раз менее силен, 'чем при падении на

Землю, потому что лунное притяжение в шесть раз слабее земного.

-- Но и этого удара хватит, чтобы разбить вас вдребезги, как стекло!

-- А что мне помешает ослабить силу падения при помощи ракет, которые я

буду пускать в нужное время?

-- Но, наконец, допустим даже, что вы преодолеете все опасности и все

сложится так невероятно удачно, что вы долетите до Луны здоровым и

невредимым,-- каким образом вы оттуда вернетесь на Землю?

-- А я совсем не вернусь!

При этом ответе, простота которого еще резче подчеркивала героизм

Мишеля Ардана, все собрание точно онемело. Это молчание было красноречивее

всяких криков восторга. Незнакомец воспользовался тишиной, чтобы высказать

последний протест.

-- Но вы неизбежно убьете себя,-- выкрикнул он во весь голос,-- и ваша

смерть будет смертью безумца! Она даже ничего не даст науке!

-- Продолжайте, великодушный незнакомец. Признаться, у вас довольно

приятная манера предсказывать.

-- О, это уже слишком! -- воскликнул противник Мишеля Ардана. -- Не

знаю, зачем я продолжаю такой несерьезный спор. Летите себе куда хотите! Вы

просто невменяемы...

-- Продолжайте. Не стесняйтесь.

-- Нет! Не на вас падет ответственность за это безумное дело!

-- На кого же? Говорите! -- Голос Ардана стал сразу повелительным.

-- На того невежду, который выдумал эту дикую, нелепую затею!

Было ясно, в кого метил незнакомец. Барбикен уже давно делал страшные

усилия,-- "пережигая свой дым", как говорят машинисты,-- чтобы сдержать

себя, однако, получив такое оскорбление, вскочил и устремился было на

незнакомца, который бросал ему вызов в лицо, как вдруг между ними встала

преграда.

Толпа ринулась к эстраде. Сотни дюжих рук сорвали ее, подняли на плечи

я: торжественно понесли Барбикена и Мишеля Ардана. Подмостки были очень

тяжелы, но носильщики непрерывно сменялись. Всякий спорил, толкался, боролся

за честь подставить свои плечи под эту новую триумфальную колесницу.

Незнакомец не пожелал воспользоваться происшедшим беспорядком, чтобы

скрыться. Да и удалось ли бы ему пробиться через такую густую толпу?

Конечно, нет. Во всяком случае, он по-прежнему стоял в первом ряду, скрестив

руки, пожирая глазами председателя Барбикена.

Барбикен также не терял его из виду. Взгляды этих двух людей

скрещивались, как сверкающие клинки противников в смертельном поединке.

Восторженные крики толпы не смолкали в продолжение этого триумфального

шествия. Мишель Ардан предоставил себя воле толпы с очевидным удовольствием.

Его лицо так и сияло от радости. По временам эстрада покачивалась то взад и

вперед, то с боку на бок -- как корабль на морских волнах. Но герои митинга

не боялись морской качки: они твердо держались на ногах, и их судно

добралось без аварий до гавани Тампа.

Тут Мишелю Ардану удалось выскользнуть из могучих объятий своих

страстных поклонников; добежав до гостиницы, он заперся у себя в номере и

тотчас же лег в постель, а многотысячная толпа долго еще гудела под его

окнами.

В то же самое время краткий, но серьезный и решительный разговор

произошел между таинственным незнакомцем и председателем "Пушечного клуба".

Как только Барбикен освободился, он прямо направился к своему

противнику.

-- Идите за мной! -- отрывисто сказал он. Незнакомец последовал за ним

по направлению к набережной. Скоро они очутились одни на пристани, перед

верфью, на улице Джонс Фолла.

Тут враги взглянули друг другу в глаза.

-- Кто вы такой? -- спросил Барбикен.

-- Капитан Николь.

-- Я так и знал. До сих пор случай еще не ставил вас на моем пути.

-- Поэтому я сам встал вам поперек дороги.

-- Вы меня оскорбили.

-- Оскорбил публично.

-- И вы ответите за оскорбление!

-- Хоть сейчас.

-- Нет. Я хочу, чтобы это осталось тайной между вами. В трех милях от

города есть лес Скерсно. Вы его знаете?

-- Знаю.

-- Не угодно ли вам пойти в этот лес с любой стороны в пять часов утра?

-- Да, если только вы в тот же час войдете в лес с другой стороны.

-- И вы не забудете захватить ружье? -- добавил Барбикен.

-- Надеюсь, что и вы тоже,-- ответил Николь.

После этих фраз, произнесенных ледяным тоном, председатель "Пушечного

клуба" и Николь расстались. Барбикен вернулся домой, но, вместо того чтобы

отдохнуть хоть несколько часов, он провел всю ночь над решением трудного

вопроса, поставленного на митинге Мишелем Арданом,-- каким способом ослабить

отдачу снаряда при выстреле?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: