Сделай Сам Свою Работу на 5

Леонид Андреев. Правила добра





I

Кто не любит добра?Случилось так, что некий здоровенный пожилой черт, по тамошнемупрозвищу Носач, вдруг возлюбил добро. В молодости своей, как и все черти,он увлекался пакостничеством, но с годами вступил в разум и почувствовалсвятое недовольство. Хотя по природе он был чертом крепкого здоровья, ноизлишества несколько пошатнули его, и пакостничать уже больше не хотелось;склонность же к порядку - добродетель, весьма распространенная средичертей, - твердый, положительный, хотя несколько и туповатый ум, некаябеспредметная тоска, особенно овладевавшая им по праздникам, и, наконец,неимение опоры в семье и детях, так как Носач остался холостяком, -постепенно поколебали его убеждение, будто ад и адские порядки естьокончательное воплощение разума в бессмертную жизнь. Он с жадностью искалработы, чтобы отвлечься от своих тяжелых сомнений, и перепробовал рядпрофессий, прежде чем надолго и окончательно не устроился при одноймаленькой католической церкви во Флоренции в качестве соблазнителя. Тут он,выражаясь его словами, отдохнул душою; и тут же, по времени, было положеноначало его новой подвижнической жизни. Церковь была маленькая, и работы Носачу представлялось немного. Отмелких пакостей, на которые так склонны юные черти, как-то: задуваниевосковых свечей, подставление ножки псаломщику и нашептывание молящимсястарухам беспричинных гадостей, он уклонялся, чувствуя скуку, серьезное жедело не навертывалось. Молящиеся все были люди скромные, тихие идьявольским наветам поддавались туго: ни золотом, которого они не видали,ни огневой любовью, которой они не знали никогда, ни гордыми мечтаниямивысокого честолюбия, совершенно чуждого их непритязательной жизни, неудавалось Носачу поколебать мир и тишину их неглубоких душ. Пустяковые жегрехи они охотно творили сами, и не было у черта ни надобности, ни охотыдаром тратить воображение на приискивание новых, тем более что кругмаленьких грехов весьма ограничен. Пытался он первоначально ввергнуть вбездну соблазна самого попа, но и тут потерпел естественную неудачу: попбыл старенький, беззубый, наполовину впавший в детство - и, как дитя,невинный. Если черту и удавалось во время богослужения вышибить у попа изпамяти необходимые слова и заменить их неподходящими и дажесоблазнительными; если удавалось обкормить попика кашей или заставитьпроспать утреннюю мессу, - то и в этом был только внешний, формальный грех,а грех настоящий отсутствовал: разницу между тем и другим прекрасночувствовал прирожденный черт. И мало-помалу в свои прямые обязанностисоблазнителя он начал вносить равнодушие и холод формализма: наскорорасскажет старухе неприличный анекдот, плюнет раза два-три в угол, заставитпопика каждый раз в одном и том же месте перепутать слова, и поскорееусядется на свое излюбленное место в тени колонны - по украденномумолитвеннику внимательно следит за службой. Такое времяпровождение, хотя и приятное, было, однако, враждебнодеятельной натуре пожилого черта: и, незаметно для себя, он втянулся вобиход церковный, разделил интересы домоправительства, стал чем-то вродевторого сверхштатного сторожа. По утрам подметал церковь и чистил медныеручки, во время службы поправлял лампады и вместе с верующими гнусавоподтягивал клиру: "Ora pro nobis". И, входя в церковь снаружи, он ужепривычным жестом окунал лапу в кропильницу со святой водой и кропил себя, акогда все шли под благословение, то шел и он, слегка толкаясь, по своейгрубоватой дьявольской привычке. В редкие свои посещения ада, куда онявлялся, как и все черти, с фальшивыми докладами. Носач все больше и большепреисполнялся отвращением к его шуму, гвалту, грязи и дикой неразберихе.Визгливые ведьмы, которым в свое время он отдал полную дань восторга, нынепреисполняли его чувством омерзения; и не одной из них со своею былоюловкостью он прищемил хвост в дверях, радуясь страху и мучениям несчастной. И так как все непрерывно лгали, и каждое слово каждого было ложью, исатана лгал впереди всех и за всех, то начинала, с непривычки, болетьголова, и скорее хотелось на воздух. После одной из таких побывок Носач с особым удовольствием вернулся втихую церковь и двое суток, как убитый, спал за колонной; проснувшись же,принял видимость и решительно направился к попику в исповедальню: былименно тот час, когда верующие исповедывались. Попик очень удивился, что незнакомый пожилой господин с тщательновыбритым, сухим лицом, имевшим постное и даже мрачное выражение благодаряогромному отвислому носу и резким складкам вокруг тонких губ, есть самыйнастоящий черт. Но когда Носач клятвенно подтвердил свое заявление, стал сдетским любопытством расспрашивать его об адских делах. Но черт толькоотмахивался рукой и угрюмо ворчал: - Ах, и не говорите, святой отец, это - не жизнь, а чистый ад. - А где же твои рога? - спрашивал поп. - И где же твои копыта? И тызачем ко мне пришел: соблазнить меня хочешь или покаяться? Если соблазнить,то напрасно, - меня, сударь, соблазнить нельзя. Попик засмеялся и похлопал его по плечу. - А кашу помните? - угрюмо спросил черт. - Какую кашу? - удивился попик. - А на той неделе, в субботу, помните? Вы еще много съели, помните? Попик заволновался: - Так это ты мне? А-й-ай-ай-ай-ай! Поди прочь! Поди прочь отсюда, нехочу тебя и видеть! Надевай свои рога и уходи, а то сторожа позову. - Я покаяться пришел, а вы меня гоните! - уныло сказал черт. - Аще,сказано, одну заблудшую овцу... - Так ты и Евангелие знаешь! - удивился старичок. Черт строго и гордо ответил: - Проэкзаменуйте. - Так, так, так! Ты, значит, серьезно, - а? - Проэкзаменуйте. - Ну, и удивил же ты меня... не знаю, как тебя назвать, ах, удивил.Пойдем же ко мне, я тебя поэкзаменую: тут тебе пока не место. Скажите,пожалуйста, черт, а Евангелие знает!.. Пойдем! Пойдем! И целый вечер у себя на дому попик экзаменовал Носача и восторженноудивлялся: - Да ты богослов! Ей-богу, богослов. Ты занимался, что ли, этимивопросами? - Занимался-таки, - скромно подтвердил черт. Вообще хотя он держался и скромно, но с большим достоинством, нелебезил, не забегал вперед, и сразу видно было, что это - черт строгий иположительный. Своими огромными познаниями он нисколько не кичился и всебольше и больше нравился добродушному старому попику. - Так чего же ты хочешь? - спросил поп. Черт с размаху бухнул на колени и завопи: - Святой отец, разрешите и научите меня творить добрые дела!Стосковался я о добре, святой отец. Жить не могу без добра, а как еготворить, еще не ведаю. От сатаны же и от дел его отрекаюсь вовеки: тьфу,тьфу, тьфу! Когда волнение поулеглось, попик благодушно похлопал черта по плечу,для чего ему пришлось приподняться на цыпочки: Носач чуть не вдвое был вышеростом. От прикосновения черт устранился, - он не любил фамильярногообращения, - и с угрюмостью, составлявшей главную черту его характера,настойчиво спросил: - Так как же, святой отец, научите? - Добру-то? Можно. Это можно? Но только знаешь ли ты творения святыхотцов? В библии ты силен, но этого, дружок, пожалуй, маловато. Да,маловато! Иди-ка погуляй, а я тебе вечерком составлю списочек: что читать. Черт уже выходил, когда попик, с любопытством глядевший на его широкуюспину, остановил его вопросом: - Послушай, милейший: ты всегда это носишь?.. - Одежду? - Нет, все это, - попик неопределенно очертил рукою фигуру дьявола, -вот у тебя нос этакой грушей... у тебя всегда так? И лицо у тебя оченьпостное, как будто ты мало кушаешь, и одежда у тебя черная... Мне этонравится, но всегда у тебя так, или же ты имеешь и другой вид? Если имеешь,то покажи, пожалуйста: я хоть и стар, а чертей еще никогда не видал. Дьявол мрачно солгал: - Другого вида не имею. - Нет? Ну, что ж поделаешь: нет, так и нет. Иди же погуляй, а япоработаю. Хоть я давеча и сказал тебе комплименты, что ты богослов, но тыеще мало... - попик значительно поднял палец, - очень еще мало знаешь. Да! - А про добро узнаю? Мне главное про добро узнать. Попик успокоительно сказал: - Про все узнаешь. Столько книг прочесть, да не узнать: какой ты,брат, мнительный! Два года сидел черт над книгами и мучительно доискивался: что естьдобро и как его делать так, чтобы не вышло зла. С древнееврейским языкомчерт и раньше был хорошо знаком, а теперь изучил еще и греческий: все читалв подлиннике, сверял, отыскивал ошибки, доселе ускользавшие от общеговнимания, не без остроумия и даже убедительности создавал новыебогословские схемы, впадая в несомненную ересь. Совсем измучился и дажепохудел, но ответа на свой вопрос так-таки найти не мог и впал под конец вотчаяние. Два года терпел, ничего, а тут так вдруг загорелось и так страшностало, что пошел к попу среди ночи и разбудил его: помогите! - Ну, говори, несчастный, что такое у тебя случилось? - Да то и случилось, что прочел я все ваши книги, а как допрежде незнал добра, так и теперь не знаю. Жить мне тошно, святой отец, и тьманочная пугает! - Да все ли ты прочел? Ой, не пропустил ли чего? Тороплив ты, сударь. - Сейчас последнюю кончил. Умен я, святой отец, вот в чем мое горе: уму меня дьявольский, тонкий, не терпящий противоречия: и раньше я других напротиворечиях ловил, а теперь вот и сам попался! Попик укоризненно покачал головою. - Мудрствуешь? - То-то и беда, что мудрствую. Вон у добрых людей, рассказывают, голостакой есть внутренний, указующий пути добра, а какой может быть у дьяволаголос? Только от ума и действует дьявол. А как начал я с умом читать этиваши книги, так только одни противоречия и вижу: и то можно и другое можно,и того нельзя и другого нельзя. Вот хочу я для начала земной моей жизнивступить с хорошей женщиной в брак и совместно с нею творить добро, а какначитался ваших книг, так и не знаю теперь: добро есть брак или зло.- Многий вместити... - Вместить-то я много могу, да не знаю, что вмещать. Вот вы, святойотец, безбрачны, и в этом даже ваша святость, а патриархи не хуже вас были,а жен имели даже по несколько. И не будь бы в браке святые отцы Иоаким иАнна, то не было бы у них дщери... Попик даже испугался и замахал рукой отчаянно: - Молчи, молчи, грешник! С тобой и говорить опасно, - того и гляди,сам в ересь впадешь! Уж лучше женись, если не можется. - Да разве это ответ? - А что же тебе надобно, горделивый? - А мне такого ответа надо, чтобы годился он на все времени и длявсяких случаев жизни, и чтобы не было никаких противоречий, и чтобы всегдая знал, как поступить, и чтобы не было никаких ошибок, - вот чего мне надо.Жениться я погожу, а вы пока подумайте. Даю вам семь дней сроку, а выпозовете меня через семь дней, вернусь я в ад, - поминай как звали! Даже рассвирепел черт: вот до чего захотелось ему добра! Понял этодобрейший попик и, не рассердившись нисколько, старательно думал шестьднем, а на седьмой позвал к себе дьявола и сказал: - Черт ты внимательный, а главное-то в книгах и проморгал, да. Читал,что сказано: возлюби ближнего, как самого себя. Ясно ведь, а? -торжествовал попик, - возлюби - вот тебе и все.Но измученный черт нимало не обрадовался и мрачно ответил: - Нет, не ясно. Раз я про себя не знаю, что мне нужно, и желания моинеясны и даже противоречивы, то как же другому буду я благодеянияоказывать? Живым манером в ад его вгоню, опомниться он не успеет. - Экий ты - не знаю, как тебя назвать, - раскоряк! Ну, не можешь ты,как самого себя, то просто возлюби. И когда возлюбишь, то все и увидишь, ивсе поймешь, и добро без усилий сотворишь: узенькая будет у тебя тропочкапо виду, как канат натянутый, и никуда с нее не упадешь и ни в какуютрясину не взвалишься. - Возлюби! - мрачно ухмыльнулся Носач, - возлюбить-то я и не могу.Какой же был бы я черт, если бы мог возлюбить?.. Не черт бы я был, а ангел,и не я тогда у вас, а вы бы у меня учились. Поймите же меня, святой отец,потрудитесь: не могу я по природе своей любить ангельской любовью, но и зладелать не желаю, а хочу творить добро - вот вы этому самому меня и научите. Сказал попик сокрушенно: - Природа твоя гнусная. - На что гнуснее! - согласился черт угрюмо: - вот потому-то и боротьсяс нею хочу, а не камнем ни дно идти. Не для одних же ангелов небо, имею жеи я право стремиться к небесам? - вот вы мне и помогите. Даю вам еще семьдней сроку, а не поможете, - махну на все рукою и провалюсь в тартарары! Прошло еще семь дней, и, позвав мрачного черта, сказал ему попикследующее: - По многом размышлении нашел я для тебя, несчастный, два весьмавразумительных правила: полагаю, что не промахнешься. Сказано: если ктопопросит у тебя рубашку, то ты и последнюю отдай. И спи того лучше сказано:если кто тебя по одной щеке ударит, то ты и другую подставь. Делай так, каксказано вот тебе и будет урок на первый раз, и сотворишь ты добро. Видишь,как просто!Черт подумал и радостно осклабился: - Это другое дело. Не знаю, как и благодарить вас, святой отец: теперья знаю, что такое добро. Но оказывается, что и тут не узнал он добра. Прошло две недели, и ужестал успокаиваться обрадованный попик, как снова явился к нему черт; и былон мрачнее прежнего, на лице же имел кровоподтеки и ссадины, а на плечах,поверх голого и темного тела трепалась совсем новенькая рубашка. - Не выходит, - мрачно заявил он. - Что не выходит? - встревожился попик. - Лицо у тебя такоенеприятное, - ах, боже ты мой, - и над глазом синяк... а нос-то, нос-то!..Что же это ты, милейший, пошел добро творить, а вместо того - подрался.Или, может быть, ты с лестницы упал? - ничего я не понимаю. - Нет, подрался. - Да я же тебе говорил: аще кто ударит тебя по левой щеке, подставьправую. Помнишь? - Помню. Две недели ходил я, святой отец, по городу и все искал, чтобыменя по щеке ударили, и никто меня не ударил, и не мог я, святой отец,выполнить заветы добра. - А драка-то? А это что же такое? - Это совсем другое дело. Заспорил я с одним гражданином, и он меняударил тростью по голове вот по этому месту, - черт указал на темя. - Тогдая его, - так мы и подрались: и скажу вам, не хвастаясь: я ему два ребрасломал. Попик отчаянно замотал головой. - Ах, господи, да ведь сказано же тебе: "Аще кто ударит тебя по левойщеке..." Но черт кричал еще громче: - Говорю же вам: не по щеке, а вот по этому месту! Сам знаю, что когдапо щеке, то нужно другую, а он по этому месту. Вот шишка, - попробуйте. Руки опустились у несчастного попика. Отдышавшись, сколько следовало,сказал он с горечью: - Ну, дурень же ты. Ум у тебя глубокий, человек ты, или, как бы этосказать, высокообразованный, а в отношении добра любая курица больше тебяпонимает. Как же ты не понял, что святые слова сии имеютраспространительное толкование. Дурень ты, дурень!- Вы же сами говорили - толкований никаких не надо. - Да, - горько усмехнулся попик, - толкований никаких не надо, - тытак думаешь! Ну, что я буду с тобой делать, сам ты сообрази, ведь не могуже я с тобой по городу ходить. Сидел бы ты лучше дома. А что это за рубашкау тебя - подарил кто-нибудь? - Сам я хотел ее подарить, да никто так ни разу и не попросил. Двенедели ходил по городу среди самых бедных людей, и чего только у меня нипросили, а рубашки так никто и не догадался попросить, - уныло вздохнулчерт. - Видно, сами они не понимают, что такое добро. - Ах, несчастный, - снова заволновался поп, - вижу я, что наделал тыбольшого зла. Просили тебя, говоришь, о многом? - Просили. - И хлеба, например, просили? - Просили. - А ты ничего и не дал? - Я все ждал, чтобы рубашку попросили. Не ругайте же меня, святойотец, и я сам вижу, что плохо мое дело. Да ведь хочу же я добра, подумайте,недаром же я от сатаны отрекся, недаром же я два года, как студент, сиделнад книгами. Нет, видно, не будет мне спасения. - Ну, ну, погоди, не отчаивайся, я тебя еще поучу. А скажи, за чтотебя гражданин-то этот палкой ударил? Может быть, ты невинно пострадал, заэто много прощается. Черт развел руками. - Уж и не знаю: тогда думал, что невинно, а теперь начинаю и в этомсомневаться. Так было дело. После долгих моих скитаний по городу,утомленный, но по-прежнему пылающий жаждою добра, присел я на берегу Арноотдохнуть, чтобы набрать сил для нового хождения. И вижу: утопает в рекеневедомый человек, закружило его водоворотом, и носится он с необыкновеннойбыстротой. Раз он проплыл мимо меня, и другой, и третий... - И четвертый? - Да и четвертый. И пока я размышлял, отчего он не тонет, приписываяэто чудесное явление силе невиданных подводных течений, собрался на егокрик народ, и тут, - теперь мне стыдно об этом рассказывать, - произошлаэта самая скверная драка. Должен вам пожаловаться, святой отец: меня неодин этот гражданин, - меня и другие били. Стоял черт, опустив длинные руки, бессильные творить добро, и отвислыйнос его, пораненный ударом, выражал уныние и крайнюю тоску. Посмотрел нанего попик искоса и недружелюбно, еще раз взглянул, радостно вздохнулпочему-то и, подойдя близко, наклонил к себе тугую голову дьявола ипоцеловал его в лоб. И тут еще заметил: на темени, у самого корня седыхколос, запеклась кровь. Дьявол покорно принял поцелуй и шепотом сказал: - Страшно мне, святой отец! Видел я в аду крайние ужасы, до последнегостраха касалась моя душа, но не трепетала столь мучительно, как теперь.Есть ли что страшнее: стремиться к добру так неуклонно и жадно и не знатьни облика, ни имени его! Как же люди-то на вашей земле живут?- Так и живут, миленький, как видишь. Одни в грешном сне почивают, акои пробудились, те мучатся и ищут, как и ты, с природой своей борются.мудрые правила сочиняют и по правилам живут.- И спасаются? - недоверчиво спросил черт. - А это уж одному богу известно, и нам с тобой в этот конец даже изаглядывать не годится. Да ты не отчаивайся, миленький, я уж тебя неоставлю, я тебя и еще поучу, у меня много времени свободного. Черт тыстарательный, и все у тебя пойдет по-хорошему, только в уныние не впадай,да ранку на голове промой холодной водой, как бы не разболелась. Так кончили они разговор; и не знали они оба, ни огорченный унылыйдьявол, ни сам попик с благостной душой, когда он лобызанием любви касалсяпротивного дьявольского чела, а дьявол в свою очередь жалел жалостьюлюбовной мечущихся людей, что как раз в эту минуту совершалось то самоедобро, имени и порядка которого тщетно доискивались оба.Так и разошлись, не зная: попик - к себе, приискивать новые правиладобра для поучения, а дьявол - к себе, в темноту запыленных углов, чтобытам зализывать раны и тщетно допрашивать бога об его грозных и непонятныхвелениях.

II



 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.