Первый рассказ, написанный мисс Клак, племянницей покойного сэра Джона Вериндера 10 глава

— Экая дешевка! — промолвил сыщик с тяжелым вздохом.

Он взвесил ящичек на руке. Мне послышался мотив «Последней летней розы», когда он глядел на ящичек. Не было никакого сомнения: он открыл что-то новое во вред Розанне Спирман, открыл в таком именно месте, где, как я был убежден, репутация ее в безопасности, — и все через меня!

Предоставляю вам судить о моих чувствах и о том, как искренно я раскаялся, что помог знакомству мистера Каффа с миссис Йолланд.

— Довольно, — сказал я, — нам, право, пора идти.

Не обращая на меня ни малейшего внимания, миссис Йолланд опять засунула руку в хлам и на этот раз вытащила оттуда цепочку.

— Взвесьте на руке, сэр, — сказала она сыщику. — У нас было три таких цепочки, и Розанна взяла две. «Зачем вам, душечка, нужны такие цепочки?» — говорю я. «Я сцеплю их вместе и обвяжу ими чемодан», — говорит она.

«Веревка будет дешевле», — говорю я. «А цепь надежнее», — говорит она.

«Разве чемоданы обвязывают цепью?» — говорю я. «О, миссис Йолланд, не возражайте, — говорит она, — уступите мне цепочки!» Странная девушка, мистер Кафф, чистое золото; она любит мою Люси, как родная сестра, но всегда была со странностями. Ну, я отдала их ей. Три шиллинга и шесть пенсов!

— За каждую? — спросил сыщик.

— За обе, — ответила миссис Йолланд. — Три шиллинга шесть пенсов за обе.

— Даром отдали, сударыня, — покачал сыщик головой, — даром отдали!

— Вот они, деньги, — сказала миссис Йолланд, возвращаясь к кучке серебра, лежавшей на столе и как будто против ее воли притягивавшей ее. — Розанна только и купила, что этот оловянный ящичек и цепочки. Один шиллинг девять пенсов и три шиллинга шесть пенсов — всего-навсего пять шиллингов и три пенса. Кланяйтесь ей и скажите, что совесть не позволяет мне брать у бедной девушки накопленные ею деньги, когда они могут понадобиться ей самой.

— А мне, сударыня, совесть не позволяет возвращать деньги, — сказал сыщик Кафф. — Вы и так, можно сказать, подарили ей эти вещи, — право, подарили.

— Это ваше искреннее мнение, сэр? — спросила миссис Йолланд, вдруг просияв.

— Не может быть ни малейшего сомнения в этом, — ответил сыщик. — Спросите мистера Беттереджа.

Не к чему было спрашивать меня . Они добились от меня только одного слова:

— Прощайте!

— Да ну, пропади они совсем, эти деньги! — вдруг вскрикнула миссис Йолланд.

С этими словами она, словно потеряв всякую власть над собою, схватила кучку серебра и быстро спрятала ее в карман.

— Видеть не могу, когда деньги валяются и никто их не берет! — несносная женщина вдруг шлепнулась на стул, глядя на сыщика Каффа с таким выражением, словно говорила: «Деньги опять у меня в кармане, попробуйте-ка их оттуда вытянуть!»

На этот раз я не только подошел к порогу, но и перешагнул его, твердо решив идти домой. Объясняйте, как можете, но я чувствовал, что кто-то из них, или оба они вместе, смертельно оскорбили меня. Прежде чем сделать несколько шагов, я услышал, как сыщик догоняет меня.

— Благодарю вас за это знакомство, мистер Беттередж, — сказал он. — Я обязан жене рыбака совершенно новым ощущением. Миссис Йолланд озадачила меня.

У меня вертелся на языке колкий ответ, — дело в том, что я был рассержен на него, так как сердился на самого себя. Но когда он признался, что озадачен, я усомнился, действительно ли я причинил большой вред. Я ждал, скромно, молча, что он еще скажет.

— Да, — проговорил сыщик, как будто читая мои мысли. — Вместо того чтобы навести меня на след, вы, мистер Беттередж, — при вашем участии к Розанне, вам, может быть, утешительно будет это узнать, — вы привели меня к тому, что озадачили меня. Действия этой девушки сегодня, разумеется, довольно ясны. Она прикрепила обе цепи к кольцу оловянного ящичка; она засунула этот ящичек в воду или в песок; другой конец цепи она прикрепила к какому-нибудь месту под скалой, известному только ей. Она оставит ящичек там до тех пор, покуда кончится производимое сейчас следствие, а потом, на свободе, сможет опять вынуть его из тайника, когда ей заблагорассудится.

До сих пор вое совершенно ясно. Но, — прибавил сыщик с впервые замеченным мною за все это время оттенком нетерпения в голосе, — вопрос состоит в тем, какого черта спрятала она в этом оловянном ящике?

Я подумал про себя: «Лунный камень!» Но сыщик сказал только одно:

— Неужели вы не догадываетесь?

— Это не алмаз, — продолжал он. — Весь опыт моей жизни ничего не стоит, если Розанна Спирман взяла алмаз.

Когда я услышал эти слова, меня снова начала трясти сыскная лихорадка, и я до того забылся, заинтересованный этой новой загадкой, что воскликнул опрометчиво:

— Запачканная одежда!

Сыщик Кафф вдруг остановился в темноте и положил свою руку на мою.

— Когда что-нибудь бросают в ваши Зыбучие пески, выходит ли это опять на поверхность? — спросил он.

— Никогда, — ответил я, — будь это легкая или тяжелая вещь, а уж Зыбучие пески втянут в себя все и навсегда.

— Розанна Спирман это знает?

— Она это знает так же хорошо, как и я.

— Значит, ей стоило только привязать камень к запачканной одежде и попросту бросить его в Зыбучие пески, — сказал сыщик. — Нет ни малейшей надобности в том, чтобы прятать ее, — а между тем она несомненно спрятала.

Вопрос состоит в том, — прибавил он, продолжая идти, — являются ли запачканная юбка или кофточка или другой предмет чем-то таким, что необходимо сохранить во что бы то ни стало? Мистер Беттередж, если не случится никакой помехи, я должен завтра поехать во Фризинголл и узнать, что именно купила она в городе, когда доставала тайно материал, чтобы сшить новую одежду вместо запачканной. При настоящем положении дел выезжать из дому — риск, но еще больший риск продолжать действовать вслепую. Извините, что я не в духе; я потерял к себе уважение, — я позволил Розанне Спирман поставить меня в тупик.

Когда мы вернулись, слуги сидели за ужином. Первый, кого мы встретили на дворе, был полисмен, которого инспектор Сигрэв оставил в распоряжение сыщика. Мистер Кафф спросил его, вернулась ли Розанна Спирман. Да. Когда?

Почти час назад. Что она сделала? Она поднялась наверх, чтобы снять шляпку и плащ, а сейчас спокойно ужинает с остальными слугами.

Не сделав никакого замечания, сыщик Кафф направился к черному ходу, все более и более теряя к себе уважение. Пройдя в темноте мимо входа, он все шел и шел, хотя я и звал его, пока не остановился у ивовой калитки, которая вела в сад. Когда я подошел к нему, чтобы вернуть его назад, я увидел, что он внимательно смотрит на окно в том этаже, где были спальни, с другой стороны дома.

В свою очередь подняв глаза, я обнаружил, что предметом его созерцания было окно комнаты мисс Рэчель и что огонь в этом окне мелькал взад и вперед, как будто в комнате происходило что-то необычное.

— Это, кажется, спальня мисс Вериндер? — спросил сыщик Кафф.

Я ответил утвердительно и пригласил его ужинать ко мне.

Сыщик не тронулся с места, пробормотав, что он любит по вечерам дышать свежим воздухом. Я оставил его наслаждаться природой. Когда я возвращался, я услышал «Последнюю летнюю розу» у ивовой калитки. Сыщик Кафф сделал новое открытие! И на этот раз ему помогло окно барышни!

Последняя мысль заставила меня опять вернуться к сыщику с вежливым замечанием, что у меня не хватает духу оставить его одного.

— Вам что-нибудь тут непонятно? — прибавил я, указывая на окно мисс Рэчель.

Судя по голосу, сыщик Кафф опять ощутил надлежащее уважение к своей собственной особе.

— Вы в Йоркшире, кажется, охотники держать пари? — спросил он.

— Ну так что ж из этого? Положим, что и так.

— Будь я йоркширец, — продолжал сыщик, взяв меня за руку, — я прозакладывал бы вам целый соверен, мистер Беттередж, что ваша молодая барышня решилась уехать из дома. Если я выиграю это пари, я готов прозакладывать вам другой соверен, что мысль об отъезде пришла к ней не прежде, чем час тому назад.

Первая догадка сыщика испугала меня. Вторая как-то перепуталась у меня в голове с донесением полисмена, что Розанна Спирман вернулась с Зыбучих песков час тому назад. Обе эти догадки произвели на меня странное впечатление. Когда мы пошли ужинать, я выдернул свою руку из руки сыщика Каффа и, забыв всякое приличие, прошел прежде него в дверь, чтобы самому навести справки.

Лакей Самюэль был первым человеком, встреченным мною в передней.

— Миледи ждет вас и мистера Каффа, — сказал он, прежде чем я успел задать ему вопрос.

— Давно ли она ждет? — раздался позади меня голос сыщика.

— Уже с час, сэр.

Опять! Розанна вернулась час тому назад, мисс Рэчель приняла какое-то необыкновенное решение, и миледи ждала сыщика — в течение последнего часа!

Неприятно было видеть, как столь различные люди и предметы связывались таким образом между собою. Я пошел наверх, не глядя на сыщика Каффа и не говоря с ним. Рука моя внезапно задрожала, когда я поднял ее, чтобы постучаться в дверь комнаты моей госпожи.

— Меня не удивит, — шепнул сыщик за моей спиной, — если у вас в доме разразится сегодня какой-нибудь скандал. Не пугайтесь. Я в своей жизни выдерживал и не такие семейные сцепы.

Не успел он произнести эти слова, как я услышал голос госпожи моей, приказывавшей нам войти.

Глава 16

Мы не нашли другого огня в комнате миледи, кроме лампы, при которой она обычно читала. Абажур был опущен так низко, что закрывал ее лицо. Вместо того чтобы поднять на нас глаза со своей обычной прямотой, она сидела возле стола и упорно не отрывала глаз от раскрытой книги.

— Мистер Кафф, — сказала она, — важно ли вам знать заранее для следствия, которое вы теперь ведете, не пожелает ли кто покинуть этот дом?

— Чрезвычайно важно, миледи.

— Стало быть, я должна сказать вам, что мисс Вериндер намерена переехать во Фризинголл, к своей тетке, миссис Эбльуайт. Она покидает нас завтра рано утром.

Сыщик Кафф взглянул на меня. Я шагнул было вперед, чтобы заговорить с моей госпожой, но, признаюсь вам, почувствовал, что у меня не хватает духу на это, и опять шагнул назад, так и не сказав ни слова.

— Могу я спросить, ваше сиятельство, когда мисс Вериндер надумала поехать к своей тетке? — осведомился сыщик.

— Около часу тому назад, — ответила моя госпожа.

Сыщик Кафф опять взглянул на меня. Говорят, сердце у старых людей не может биться быстро. Мое сердце не могло бы забиться сильнее, чем оно билось сейчас, если б даже мне снова сделалось двадцать пять лет!

— Я не имею никакого права, — сказал сыщик, — контролировать поступки мисс Вериндер. Я только покорнейше прошу вас отложить ее отъезд, если возможно. Мне самому необходимо съездить во Фризинголл завтра утром и вернуться к двум часам дня, если не раньше. Если б мисс Вериндер смогла задержаться здесь до этого времени, я желал бы сказать ей два слова, неожиданно, перед самым ее отъездом.

Миледи тотчас приказала мне передать кучеру ее распоряжение, чтобы карета была подана для мисс Рэчель не ранее двух часов дня.

— Имеете ли вы сказать еще что-нибудь? — спросила она затем сыщика.

— Только одно, ваше сиятельство. Если мисс Вериндер удивится этой перемене в распоряжении, пожалуйста, не упоминайте, что я причиною замедления ее путешествия.

Госпожа моя вдруг подняла голову от книги, как будто хотела сказать что-то, удержалась с большим усилием и, опять опустив глаза на раскрытую страницу, движением руки отпустила нас.

— Удивительная женщина, — сказал сыщик Кафф, когда мы вышли в переднюю, — если б не ее самообладание, тайна, озадачивающая вас, мистер Беттередж, раскрылась бы сегодня.

При этих словах истина наконец промелькнула в моей глупой старой голове. На минуту я, должно быть, совсем лишился рассудка. Я схватил сыщика за ворот и припер его к стене.

— Черт вас возьми! — закричал я. — С мисс Рэчель что-то неладно, а вы скрывали это от меня все время!

Припертый к стене сыщик не пошевелил ни рукою, ни единым мускулом на своем меланхолическом лице и только взглянул на меня.

— Ага! — произнес он. — Вы отгадали наконец.

Я выпустил воротник его сюртука, и голова моя опустилась на грудь.

Вспомните, пожалуйста, в оправдание моей вспышки, что я служил этому семейству пятьдесят лет. Я попросил у сыщика Каффа извинения, но боюсь, что сделал это с влажными глазами и не весьма приличным образом.

— Не сокрушайтесь, мистер Беттередж, — сказал сыщик с большей добротой, чем я имел право ожидать от него. — Если бы мы, при нашей профессии, были обидчивы, мы не стоили бы ничего. Если это может служить для вас хоть каким-нибудь утешением, схватите меня опять за шиворот. Вы не имеете ни малейшего понятия, как это делать, но я извиню вашу неловкость, принимая во внимание ваши чувства.

Он скривил углы губ, по-видимому, воображая, что отпустил удачную шуточку. Я провел его в свой маленький кабинет и запер дверь.

— Скажите мне правду, мистер Кафф, — начал я, — что именно вы подозреваете? Было бы жестоко скрывать это от меня теперь.

— Я не подозреваю, — ответил сыщик Кафф, — я знаю.

Мой горячий характер снова заявил о себе.

— Вы, кажется, просто хотите меня уверить, — воскликнул я, — что мисс Рэчель украла свой собственный алмаз!

— Да, — ответил сыщик, — я именно это хотел вам сказать. Мисс Вериндер прятала у себя, втайне от всех, Лунный камень с начала и до конца и доверилась в этом только Розанне Спирман, потому что она была уверена, что мы будем подозревать Розанну Спирман в воровстве. Вот вам все дело как на ладони. Схватите меня опять за шиворот, мистер Беттередж. Если вы таким образом облегчите ваши чувства, схватите меня опять за шиворот!

Помоги мне господь! Моим чувствам это не принесло бы облегчения.

— Приведите мне свои доводы, — вот все, что я мог ему сказать.

— Бы услышите мои доводы завтра, — ответил сыщик, — если мисс Вериндер откажется отложить поездку к своей тетке, — а вы увидите, что она откажется, — я буду принужден завтра изложить все дело перед вашей госпожою. А так как я не знаю, что может из этого выйти, прошу вас находиться при этом и быть свидетелем того, что произойдет. Пока же оставим это дело. Больше, мистер Беттередж, вы ни слова не услышите от меня о Лунном камне. Ваш стол накрыт для ужина. Это одна из многих человеческих слабостей, с которыми я всегда обращаюсь нежно. Пока вы позвоните слугам, я прочту молитву. Что касается до того, что нам подадут…

— Желаю вам хорошего аппетита, мистер Кафф, — сказал я. — Мой аппетит пропал. Я подожду и присмотрю, чтобы вам все было подано как следует, а потом, уж извините меня, я уйду и постараюсь наедине совладать с собою.

Я видел, что ему подали все самое лучшее, и ничуть не пожалел бы, если б он подавился всем этим.

Будучи встревожен и несчастен и не имея комнаты, где я мог бы уединиться, я пошел прогуляться по террасе и подумать обо всем в тишине и спокойствии.

Размышления мои были прерваны Самюэлем, он принес мне записку от моей госпожи.

В то время как я направился домой, чтобы прочитать эту записку при свете, Самюэль заметил, что будет перемена погоды. Мое встревоженное состояние помешало мне заметить это самому. Но сейчас, когда он обратил на это мое внимание, я услышал, что собаки беспокойны и ветер тихо воет.

Подняв глаза к небу, я увидел, что тучи становятся все чернее и чернее и все быстрее и быстрее затягивают бледную луну. Близилась буря, Самюэль был прав, близилась буря.

Миледи уведомляла меня в записке, что фризинголлский судья написал ей о трех индусах. В начале будущей недели мошенников надо будет выпустить на волю, — следовательно, дать свободу их действиям. Если мы намереваемся задать им еще какие-нибудь вопросы, то времени терять нельзя. Забыв упомянуть об этом при встрече с сыщиком Каффом, госпожа моя приказывала мне теперь же исправить ее забывчивость. Индусы совсем выскочили у меня из головы (как, без сомнения, выскочили они из вашей). Я не видел большой пользы в том, чтобы опять возвращаться к этому предмету. Но, разумеется, тотчас же повиновался отданному мне приказу.

Сыщика Каффа я нашел сидящим за бутылкой шотландского виски и положил записку миледи перед ним на стол.

В то время я уже почти ненавидел сыщика. Но в интересах истины должен сознаться, что в смысле находчивости это был все-таки удивительный человек.

Спустя полминуты после того, как он прочитал записку, он уже вспомнил то место в донесении инспектора Сигрэва, где говорилось об индусах, и ответ его был готов. В донесении инспектора Сигрэва сказано об одном знаменитом индийском путешественнике, хорошо знавшем индусов и их язык, не так ли? Очень хорошо. Не знаю ли я имя и адрес этого джентльмена? Опять очень хорошо. Не напишу ли их на обороте записки миледи? Очень обязан.

Сыщик Кафф сам заедет к этому джентльмену, когда отправится во Фризинголл.

— Вы надеетесь, что из этого выйдет что-нибудь? — спросил я. — Инспектор Сигрэв считает, что индусы так же невинны, как младенцы.

— До сих пор все предположения инспектора Сигрэва оказывались неверными, — ответил сыщик. — Не худо бы проверить завтра, но ошибся ли инспектор Сигрэв и насчет индусов.

В коридоре я встретил Пенелопу и спросил, чего она ждет.

Она ждала звонка своей барышни, чтобы укладываться для завтрашнего путешествия. Из дальнейших расспросов выяснилось, что причиной желания мисс Рэчель переехать к тетке во Фризинголл было то, что дом сделался для нее нестерпим и что она не может больше переносить гнусного присутствия полицейского под одной крышей с нею. Узнав полчаса назад, что ее отъезд отложен до двух часов дня, она ужасно рассердилась. Миледи, бывшая при этом, сделала ей строгий выговор, а потом (желая, по-видимому, сказать что-то дочери наедине) выслала Пенелопу из комнаты. Дочь моя чрезвычайно приуныла от перемены обстоятельств в нашем доме.

— Все идет не так, как следует, батюшка, все идет не так, как прежде. Я чувствую, что нам всем угрожает какое-то ужасное несчастье.

Я сам это чувствовал, но при Пенелопе старался придать всему благополучный вид. Пока мы говорили, раздался звонок мисс Рэчель. Пенелопа побежала наверх укладываться. Я пошел другой дорогой в переднюю — посмотреть, что говорит барометр о перемене погоды.

Когда я приблизился к двери, которая затворялась сама собою, на пружинах, и вела в нижнюю залу из людской, она распахнулась мне навстречу, и Розанна Спирман пробежала мимо меня с выражением ужасного страдания на лице, крепко прижимая руку к сердцу, как будто оно у нее болело.

— Что с вами, милая моя? — спросил я, останавливая ее. — Не больны ли вы?

— Ради бога, не говорите со мною, — ответила она и, вырвавшись из моих рук, побежала на черную лестницу.

Я попросил кухарку (которая была недалеко) пойти вслед за бедной девушкой. Два другие лица оказались так же недалеко, как и кухарка. Сыщик Кафф тихо вышел из моей комнаты и спросил, что случилось. Я ответил, что ничего. Мистер Фрэнклин с другой стороны отворил дверь и, выглянув в переднюю, спросил, не видел ли я Розанны Спирман.

— Она сейчас пробежала мимо меня, сэр, с весьма расстроенным лицом и сказала что-то весьма странное.

— Я боюсь, что я сам — невольная причина этого расстройства, Беттередж.

— Вы, сэр?

— Не могу себе этого объяснить, — но если девушка замешана в пропаже алмаза, я, право, думаю, что она готова была признаться во всем, избрав почему-то для этого меня, не долее как две минуты тому назад.

Когда он произносил последние слова, я случайно взглянул на дверь, и мне показалось, будто она немножко приотворилась с внутренней стороны.

Неужели там кто-то подслушивал? Дверь была снова плотно притворена, когда я подошел к ней; выглянув в коридор, я увидел, как мне показалось, фалды черного фрака сыщика Каффа, исчезавшие за углом. Он знал так же хорошо, как и я, что уже не может рассчитывать на мою помощь при том обороте, какой приняло его следствие. В подобных обстоятельствах от него можно было ожидать, что он сам придет себе на помощь, и притом именно таким тайным способом.

Не будучи вполне уверен, что видел сыщика, и не желая натворить беды там, где беды уже и так было достаточно, я сказал мистеру Фрэнклину, что, должно быть, одна из собак вошла в дом, и просил его передать мне, что именно произошло между ним и Розанной.

Мистер Фрэнклин указал на бильярд.

— Я катал шары, — сказал он, — и пытался выбросить из головы это несчастное дело об алмазе; поднял случайно глаза — и возле меня, как привидение, стоит Розанна Спирман! Она прокралась в комнату так незаметно, что сначала я просто не знал, как поступить. Увидя, что она сильно перепугана, я спросил, не хочет ли она сообщить мне что-нибудь. Она ответила: «Да, если я смею». Зная, в чем ее подозревают, я мог только в одном смысле истолковать эти слова. Признаюсь, мне стало неловко. Я не желал вызывать откровенности этой девушки. В то же время, при тех трудностях, какие сейчас окружают нас, я был бы просто не вправе отказаться выслушать ее, если она действительно желала что-то сказать мне.

Положение было неудобное, и, кажется, я вышел из него довольно неловко. Я сказал ей: «Я не совсем понимаю вас. Чем могу вам служить?» Имейте в виду, Беттередж, что я говорил с ней отнюдь не сурово; бедная девушка не виновата в том, что она некрасива. Кий еще был в моих руках, и я продолжал катать шары, чтобы скрыть свою неловкость. Между тем, этим я еще более ухудшил дело. Кажется, я оскорбил ее, не имея ни малейшего намерения. Она вдруг отвернулась, и я услышал, как она сказала: «Он смотрит на бильярдные шары, ему приятнее смотреть на что угодно, только не на меня !» И прежде чем я успел удержать ее, она выбежала из залы. У меня неспокойно на душе, Беттередж, не возьметесь ли вы передать Розанне, что я не хотел быть неласковым с нею. Может быть, в мыслях своих я был немного жесток к ней, — я чуть ли не надеялся, что пропажу алмаза можно приписать ей. Не из недоброжелательства к бедной девушке, но…

Тут он замолк и, вернувшись к бильярду, принялся опять катать шары.

После того, что произошло между сыщиком и мною, я знал, что именно не договорил мистер Фрэнклин, не хуже его самого.

Только открытие, что Лунный камень был украден нашей второй служанкой, могло теперь избавить мисс Рэчель от подозрений, поселившихся против нее в душе сыщика Каффа. Вопрос шел уже не о том, чтобы успокоить нервное раздражение моей барышни; вопрос шел о том, чтобы доказать ее невиновность. Если бы Розанна ничем не скомпрометировала себя, надежда, которую испытывал мистер Фрэнклин, была бы, как сам он признался, по совести говоря, жестокою в отношении нее. Но дело было не так. Она притворилась больною и тайно ходила во Фризинголл. Она не спала всю ночь или уничтожала что-то такое секретно. И она ходила к Зыбучим пескам в этот вечер при обстоятельствах чрезвычайно подозрительных, чтобы не сказать больше. По всем этим причинам (как ни жаль мне было Розанны) я не мог не думать, что взгляд мистера Фрэнклина на это дело был естествен и не безрассуден.

Я сказал ему об этом.

— Да, да, — ответил он. — Но есть еще надежда, — конечно, очень слабая, — что поведение Розанны может иметь какое-то объяснение, которого мы сейчас еще не видим. Я терпеть не могу оскорблять чувства женщины, Беттередж. Передайте бедной девушке то, о чем я просил вас. Если она пожелает говорить со мною, — все равно, попаду я через это в беду или нет, — пришлите ее ко мне в библиотеку.

С этими добрыми словами он положил кий и оставил меня.

Наведя справки в людской, я узнал, что Розанна ушла в свою комнату, отклонивши всякую помощь кухарки и прося только об одном: чтобы ее оставили в покое. Вопрос об ее исповеди кому бы то ни было отпал на сегодня. Я передал это мистеру Фрэнклину, который покинул тотчас же библиотеку и пошел спать.

Я гасил огни и запирал окна, когда Самюэль пришел ко мне с известием о сыщике Каффе, — его нигде нельзя было отыскать в нижнем этаже дома. Я заглянул в свою комнату. Совершенно справедливо, там никого не было; я нашел только пустой стакан и сильный запах горячего грога. Может быть, сыщик сам ушел в спальню, приготовленную для него? Я пошел наверх посмотреть.

Когда я добрался до второй площадки, мне послышался слева звук тихого и мерного дыхания. Левая сторона площадки вела в коридор, сообщавшийся с комнатой мисс Рэчель. Я заглянул туда, и там, свернувшись на трех стульях, поставленных поперек коридора, с красным носовым платком, обвязанным вокруг седовласой головы, со свернутым черным фраком у изголовья, лежал и спал сыщик Кафф!

Он проснулся тотчас, тихо, как собака, как только я подошел к нему.

— Спокойной ночи, мистер Беттередж, — сказал он.

— Что вы тут делаете? — спросил я. — Почему вы не легли в постель?

— Я не лег в постель, — ответил сыщик, — потому, что принадлежу к числу тех многих людей на этом жалком свете, которые не могут зарабатывать свои деньги зараз — быстро, легко и честно. Сегодня вечером произошел ряд странных событий в отрезок времени между возвращением Розанны Спирман с Зыбучих песков и решением мисс Вериндер оставить дом. Что бы ни спрятала Розанна, мне ясно, что ваша молодая барышня не сможет уехать, пока не узнает, что это спрятано. Обе они должны сегодня же ночью секретно снестись друг с другом, когда в доме все стихнет, и я хочу этому помешать.

Браните не меня за то, что я нарушил ваши распоряжения насчет спальни, мистер Беттередж, браните алмаз.

— Желал бы я, чтобы этот алмаз никогда не попадал в наш дом! — вырвалось у меня.

Сыщик Кафф с плачевной миной взглянул на три стула, к которым он сам себя приговорил в эту ночь, и ответил серьезно:

— И я также.

Глава 17

Ночью ничего не произошло, и (я счастлив добавить!) мисс Рэчель и Розанна не делали никаких попыток к свиданию, — бдительность сыщика Каффа осталась невознагражденной.

Я ожидал, что сыщик Кафф тотчас же, утром, отправится во Фризинголл.

Однако он задержался, словно хотел проделать прежде что-то другое. Я предоставил Каффа его собственным замыслам и, выйдя вскоре из дома, встретил мистера Фрэнклина в его любимой аллее у кустарника.

Прежде чем мы успели обменяться двумя словами, сыщик неожиданно подошел к нам. Должен признаться, мистер Фрэнклин принял его довольно надменно.

— Вы хотите что-нибудь сказать мне? — вот все, что Кафф получил в ответ на свое вежливое пожелание мистеру Фрэнклину доброго утра.

— Да, я хочу кое-что сказать вам, сэр, — ответил сыщик, — по поводу следствия, которое здесь произвожу. Вчера вы узнали, какой оборот принимает это следствие. Весьма естественно, что, в вашем положении, вы оскорбились и огорчились. Весьма естественно также, что вы вымещаете на мне свой гнев, возбужденный семейным скандалом.

— Что вам нужно? — перебил мистер Фрэнклин довольно резко.

— Мне нужно напомнить вам, сэр, что до сих пор обстоятельства не подтвердили, что я ошибаюсь. Имея это в виду, вспомните также, что я полицейский чиновник и действую здесь по поручению хозяйки дома. При настоящем положении дела, скажите, обязаны вы или нет, как добрый гражданин, помочь мне особенными сведениями, которыми вы, весьма возможно, располагаете?

— Я не имею никаких особенных сведений, — ответил мистер Фрэнклин.

Сыщик Кафф отклонил этот ответ, как если бы мистер Фрэнклин не ответил вовсе.

— Вы сможете сберечь мне время, сэр, — продолжал он, — если захотите понять и высказаться откровенно.

— Я вас не понимаю, — ответил мистер Фрэнклин, — и мне не о чем высказываться.

Стоя молча возле них, я вспомнил о приотворенной накануне двери и о фалдах фрака, исчезнувших в коридоре. Сыщик Кафф, без всякого сомнения, слышал достаточно до той минуты, как я помешал ему, — чтобы возыметь подозрение, что Розанна облегчила свою душу, признавшись в чем-то мистеру Фрэнклину Блэку.

Не успела эта мысль прийти мне в голову, как в конце дорожки у кустарника появилась сама Розанна Спирман. За нею шла Пенелопа, старавшаяся, по-видимому, заставить ее вернуться назад в дом. Видя, что мистер Фрэнклин не один, Розанна остановилась, как бы в большом недоумении — что ей делать? Пенелопа ждала позади нее. Мистер Фрэнклин заметил девушек в одно время со мной. Сыщик со своей дьявольской хитростью сделал вид, будто совсем не заметил их. Все это случилось в одно мгновение.

Прежде чем мистер Фрэнклин и я успели сказать хоть слово, сыщик Кафф как ни в чем не бывало, будто продолжая начатый разговор, проговорил громким голосом так, чтобы Розанна могла его услышать:

— Вам нечего бояться причинить кому-либо вред, сэр! Напротив, я прошу вас удостоить меня своим доверием, если вы принимаете участие в Розанне Спирман.

Мистер Фрэнклин тотчас же сделал вид, будто и он тоже не заметил девушки. Он ответил так же громко:

— Я не принимаю никакого участия в Розанне Спирман.

Взглянув на другой конец дорожки, я увидел издали, как Розанна вдруг повернула обратно, едва только мистер Фрэнклин проговорил эти слова.

Вместо того чтобы сопротивляться Пенелопе, как это она делала за минуту перед тем, она позволила теперь моей дочери взять ее за руку и отвести в дом.

Раздался звонок к первому завтраку, и сыщик Кафф был теперь вынужден отказаться от дальнейших попыток узнать что-либо. Он сказал мне спокойно:

— Я поеду во Фризинголл, мистер Беттередж, и вернусь до двух часов дня.

Не сказав более ни слова, он пошел своей дорогой, и мы освободились от него на несколько часов.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: