Вступление к рассказам о сессиях

Во время каждой из сессий с ДМТ я подробно записывал каждый аспект событий того дня: что сказали и сделали добровольцы; как они выглядели, как говорили и какое впечатление произвели на меня; состояние отделения, погоду и мировые политические события; поведение и эмоциональный настрой других людей, находящихся вместе с нами в палате, включая медсестру, семью и друзей добровольца или его посетителей; свои собственные мысли и чувства.

После того, как я возвращался к себе в кабинет, я диктовал эти заметки своему секретарю, а она преобразовывала их в текстовый файл. В распечатанном виде эти заметки составляют свыше одной тысячи страниц, напечатанных с одним интервалом.

Завершив определенный эксперимент с ДМТ, я отправлял добровольцу экземпляр этих заметок. Я просил добровольцев отредактировать их с точки зрения ясности, точности и полноты, а также добавить мысли, появившиеся у них после проведения исследования. Некоторые добровольцы дополняли мои записи дневниковыми записями, письмами, рисунками и стихами, связанными с их встречами с молекулой духа.

Хотя во время большинства сессий мы работали с психоделическим количеством ДМТ, у нас также было много дней, в которые мы работали с малыми дозами и плацебо. Эти дни были спокойнее, что давало нам возможность обсудить и проработать предыдущие сессии с большими дозами. Добровольцам было полезно делать это в менее измененном, или даже в совершенно нормальном состоянии сознания. Шоковые волны, вызванные приемом большой дозы ДМТ, распространялись далеко за пределы одной единственной сессии, продолжая влиять на все аспекты чьей-либо жизни в течение дней, месяцев или лет.

ДМТ очень много делает для нашего осознания, но он не делает всего. Если мы сможем ограничить количество типичных ощущений, вызванных ДМТ, мы сможем начать концентрироваться на приемлемом количестве гипотез, помогающих понять их. Разработка связной и рациональной классификации помогает нам найти смысл в удивительно разнообразных историях, которые мы сейчас услышим.

Еще одной причиной классификации этого опыта является попытка доказать гипотезу о том, что посторонний ДМТ вызывает состояние измененного сознания, похожее на то, о котором говорят люди, испытавшие спонтанный психоделический опыт: околосмертный и мистический опыт, и то явление, которое мы называем похищением инопланетянами. Если нативные и вызванные приемом вещества состояния в значительной степени схожи, это еще раз говорит о роли эндогенного ДМТ в возникновении спонтанного психоделического опыта. Это откроет нам большие возможности для изучения, понимания и применения этих открытий для пользы человечества.

Почти все случаи приема ДМТ, описанные ниже, можно распределить по трем основным категориям. Несмотря на то, что опыт, полученный добровольцем во время каждой сессии, попадает как минимум в две категории, одна категория, как правило, доминирует.

Эти три категории называются персональный, невидимый и трансперсональный опыт.

Персональный опыт с ДМТ был ограничен психическими и физическими процессами в организме добровольца. ДМТ помогал открыть путь к его или ее личной психологии и взаимоотношению с собственным организмом. В главе 11, «Ощущения и Мысли», представлено несколько примеров подобной реакции. Как только добровольцы приближались к самой дальней границе этой категории, они начинали испытывать околосмертельные и духовные ощущения. В этот момент персональный опыт становился трансперсональным.

Отличительной чертой невидимого опыта являлась встреча с ощутимой и независимой реальностью, существующей бок о бок с нашей. Когда наши добровольцы выходили на этот план бытия, контакты, которые они устанавливали с живущими там «существами» составляли наиболее тревожную и неожиданную часть наших сессий с ДМТ. Эти причудливые истории представлены в 13 и 14 главе.

Наиболее ценными и пользующимися успехом сессиями были трансперсональные. Они включали в себя околосмертный и духовно-мистический опыт. Я описал эти сессии в главе 15, «Смерть и умирание» и в главе 16, «Мистические состояния».

В последней главе, описывающей сессии, «Боль и страх», говорится о негативном, пугающем и потенциально вредном воздействии ДМТ на наших добровольцев. В этой главе мы столкнемся с негативными аспектами всех трех видов опыта: персонального, невидимого и трансперсонального.

В этом вступлении было бы уместно рассказать о том, как мы реагировали на то, что говорили и делали добровольцы во время сессий с ДМТ. В главе 7 я рассказал о том, как мы с медсестрой тихо сидели по обе стороны кровати добровольца после инъекции ДМТ. Мы позволяли добровольцу получить свой собственный опыт, с наименьшим количеством «подготовки». Но мы не могли оставаться в нейтральном и пассивном состоянии в тех случаях, когда доброволец начинал говорить о путанных или пугающих ощущениях. Если добровольцу была нужна наша помощь и поддержка, мы предоставляли ее.

Оказание поддержки человеку, и объяснение ему того, что с ним только что произошло, разделено очень тонкой линией. После приема большой дозы ДМТ добровольцы были удивительно внушаемы, открыты и ранимы. Это требовало особого внимания к межличностным отношениям, установившемся в палате на тот момент. Размышление, поддержка, обучение, совет и интерпретация очень сильно отличаются от критики, спора, убеждения и промывания мозгов.

Ощущения и мысли

По большей части, персональный опыт с ДМТ оставался в рамках разума и тела человека – в областях ощущений и мыслей. Как таковые, явления, с которыми мы сталкивались, не очень сильно отличались от того, что может услышать любой терапевт во время сеанса у себя в кабинете: ощущения, основанные на телесных чувствах, и мысли, основанные на работе разума.

Большинство наших добровольцев более или менее осознанно надеялись на духовный прорыв с помощью ДМТ – на обретение ответа на вопрос о том, для чего они родились, или единение с Божественным, в котором заканчивались все конфликты и появлялось чувство непоколебимой уверенности. Но ДМТ, как истинная молекула духа, давал нашим добровольцам тот трип, который был им нужен, а не тот, которого им хотелось.

Некоторые объекты исследования решили для себя сложные личные проблемы во время сессий. Впоследствии они осознавали, что очень позитивно проработали определенный вопрос, и им становилось лучше. Казалось, что задействованы основные процессы психотерапии: размышление, вспоминание, ощущение, связывание эмоций с мыслями. Большинству из нас трудно признавать чувства боли, а ДМТ может облегчить столкновение с подобными ощущениями. Например, сессии Стена с ДМТ помогли ему войти в контакт с чувствами, которые были слишком болезненными для ежедневного осознания.

Сны являются основным инструментом личностного роста и понимания, а ДМТ может генерировать очень символические образы, напоминающие сны. Сессии Марши с большой дозой вещества являются прекрасным примером того, как молекула духа может показать нам то, что нам надо знать, при помощи определенной грани своего воздействия.

Для многих из нас травматические переживания создают условия для болезненного и слепого воспроизведения ситуации, в которой нам раз за разом приходится сталкиваться с одними и теми же чувствами. Прием большой дозы ДМТ очень похож на физическую или психологическую травму. История Кассандры покажет нам, как можно обратить эти аспекты во благо.

Я рассчитывал на то, что во время исследования многие добровольцы проработают эмоциональные и психологические конфликты. Сессии подобного рода могут способствовать возникновению психотерапии с использованием психоделических веществ. Мы собирались записывать потенциально благотворное воздействие ДМТ на добровольцев, а затем, на основе этих записей, формировать протоколы последующей психологической работы.

Первое поколение ученых, работавших с психоделическими веществами, сделало подобную терапию главным видом деятельности многих исследовательских центров. По сути дела, мы собирались всего лишь пройти по пройденному ими пути в ожидании того момента, когда их работу можно будет возобновить в контексте современного общества.

Я был готов к подобным сессиям. Я считал, что при помощи психоделиков добровольцы могут получить очень ценные указания по разрешению личностных конфликтов, трудностей и психосоматической симптоматики. Помимо этого, годы проведения, изучения и обучения психоаналитической психотерапии подготовили меня к работе со сложными эмоциями, которые должны были выйти на поверхность во время некоторых сессий с ДМТ.

Стену было 42 года когда мы познакомились и он начал участвовать в изучении ДМТ. Его жена, на которой он был женат 14 лет, была дыхательным терапевтом, работавшим со многими пациентами в Исследовательском Центре. Она подумала, что ему было бы интересно поучаствовать в проекте, и он мне позвонил.

Среди наших добровольцев он обладал наиболее обширным опытом употребления психоделиков. Он принимал ЛСД «свыше 400 раз». «Оно не просто так называется кислотой», пошутил он во время нашей первой встречи. Он принимал ЛСД или грибы раз в несколько месяцев вместе со своими друзьями, которые так же, как и он, верили в их благотворное воздействие.

Стен был женат, у него была дочь, он занимал ответственную должность в местной администрации. Он был среднего роста и телосложения, хорошо выглядел и уделял много внимания своей внешности. Он не очень любил говорить о своем внутреннем опыте, и объяснил свой интерес к ДМТ в типичной для него лаконичной манере: «для способствования легальному исследованию и для личностного исследования».

Прием маленькой пробной дозы ДМТ прошел у Стена спокойно. Подобно многим другим, в начале сессии ему очень хотелось улыбаться.

На следующий день Стен должен был принять большую дозу. Держа свой набор игл, шприцов и дезинфицирующих тампонов, я зашел в палату, и увидел, что Стен сидит скрестив ноги на подушке для медитаций, а спинка кровати поднята под прямым углом. Он был одним из немногих, кому больше нравилось сидеть, а не лежать.

Стен не очень много рассказал об опыте, полученном им тем утром. В основном он был впечатлен силой наката. Он даже подумал, что ему бы понравилась доза больше 0,4 мг./кг.

Он также не был уверен в том, что ДМТ обладает положительным воздействием.

Он не настолько полезен, как ЛСД или псилоцибин. Он действует слишком быстро. С ним нельзя как следует поработать. Ты полностью теряешь контроль. Это не было духовным опытом. В этом было слишком мало эмоций.

В отношении того, что он видел, единственное, о чем сказал Стен, было то, что «там было множество калейдоскопических синих и фиолетовых пятен».

Стен успешно справился с изучением кривой доза-эффект, но на него это не произвело особенного впечатления. Как бы то ни было, ему понравилось участвовать в исследовании и он попросил, чтобы я сказал ему, когда начнется изучение толерантности.

Около года спустя Стен записался на участие в исследовании толерантности к ДМТ. За этот год у него многое произошло. С его женой случился рецидив серьезного психиатрического заболевания, и она подала на развод. У них шел очень сложный спор об опеке над ребенком, и их восьмилетняя дочь жила с ним.

Мне было интересно, предоставит ли ему ДМТ необходимую ясность эмоций для прохождения через это трудное время. Хотя цели исследования остались прежними, Стен был человеком, только что испытавшем сильную утрату, и если мы могли помочь ему в контексте проекта, тем лучше.

Как оказалось, в его первый дважды слепой день ему пришлось принять активное вещество – четыре последовательных больших инъекции ДМТ. Первые две дозы помогли ему прояснить стресс, от которого он страдал.

Ммм. Вот и обычные цвета... наверное, я приму следующие дозы, несмотря на беспокойство.

Мягко подтрунивая над ним, чтобы воззвать к его «психоделическому мужеству», а также для того, чтобы поощрить его продвинуться немного глубже, я сказал: «я и не думал, что ты скажешь что-нибудь другое».

Он тихо лежал в глазной повязке.

Мне нравятся глазные повязки.

«Они оказались очень полезными… У тебя были какие-либо мысли или ощущения?».

Я немного волновался. Я не помню, чтобы я испытывал это в прошлый раз.

Я выдвинул предложение: «сейчас очень многое происходит в твоей жизни. Может быть, беспокойство связано с неопределенностью и потерей чувства контроля над твоей жизнью? Это вещество вызывает потерю контроля. Это может быть не очень приятно».

Через 5 минут после третьей инъекции:

Меня совсем чуть-чуть тошнит.

Я заметил, что в измененном состоянии сознания тошнота часто служит нам способом отвлечься от беспокойства и грусти. Во время медитации или сеанса гипноза, под воздействием психоделического вещества или хотя бы марихуаны, гораздо легче испытывать тошноту, чем грусть.

Меня не вырвет. Не переживайте. Возможно, это влияние беспокойства. Я беспокоюсь о том, как моя дочь пойдет в школу на следующий год. Она сейчас в пятом классе. Сегодня утром мне надо принять решение. Мне сейчас тяжело, но моей дочери тяжелее.

«Я уверен, что твоей жене тоже тяжело. Это ужасная ситуация».

Да. Я даже хотел бы, чтобы доза была повыше. Я бы прорвался сквозь нее.

«Разобрался бы?»

Да, разобрался. «Как насчет еще двух доз?»

Он улыбнулся.

Я испытываю два очень противоречивых чувства: страх и ожидание удовольствия.

Возможно, если бы Стен прилег, ему было бы легче отказаться от чувства контроля, «вырваться», если бы ему действительно понадобилось вытолкнуть из себя внутренние токсины. Я спросил: «ты не хочешь опустить голову?».

Я не думаю, что от этого что-то изменится, но ладно, я попробую. Если меня вырвет, у вас найдется какая-нибудь емкость?

«Да, у нас есть мусорное ведро. Оно не очень красивое, но широкое, и в него все поместится».

После третьей дозы он взял руку Лоры в правую руку, а мою руку – в левую.

Я не уверен насчет четвертой дозы. Я не знаю, выдержу ли еще одну.

«Прошло только 3 минуты. Давай посмотрим, как ты будешь себя чувствовать через некоторое время».

Через пять минут он сказал шутливым голосом:

Я приму четвертую дозу для тебя, Рик.

«Третья доза самая тяжелая». Ты это просто так говоришь.

«Нет, правда. Люди плохо выглядят после третьей дозы, и хорошо выглядят после четвертой».

Наверное, у меня много эмоций, насчет которых я не уверен.

«Это звучит здраво».

Тебе легко говорить.

«Я знаю. Извини, если это звучало легкомысленно. Как ты думаешь, почему ты не уверен насчет этих чувств?»

Это очень сильные эмоции. Они есть во мне, но мне кажется, я закрываюсь от них, чтобы справиться с разводом, который не очень приятен. Хотя это преуменьшение. Эмоции становятся все сильнее, но сейчас я чувствую себя наиболее умиротворенным. Чувство неуверенности прошло. Возможно, что-то было сделано. Возможно, через 15 минут мне не будет так казаться.

Через 10 минут после четвертой и последней инъекции Стен выдохнул через сжатые губы, и сказал:

В этот раз все гораздо интереснее. Это как три волны, которые ты ловишь, катаясь на волне без доски. Они сбивают тебя с ног, готовя к четвертой, и это здорово. Я хочу сделать это еще раз!

Мы все рассмеялись, радуясь, что ему лучше. Для этого человека, который был настолько сдержан, признание беспокойства говорило о наличии необычайно мощных чувств.

В следующие несколько минут он тихо лежал, расслаблялся и наслаждался вновь обретенным чувством внутреннего умиротворения.

После четвертой дозы Стен выглядел свежим и радостным. Он пообедал и быстро уехал.

Через пару дней мы со Стенном созвонились.

Он сказал: «я чувствую себя прекрасно. Вчера и сегодня я испытывал легкую эйфорию, возможно, связанную с веществом. Я не был уверен в том, что смогу принять все четыре дозы. Потом что-то щелкнуло, и разрешилось. Возможно, я сдался. Это меня на самом деле изменило. Первая доза вызвала смешанные ощущения. Вторая и третья просто сбили меня с ног. Было очень много беспокойства, с которым я не мог справиться. Четвертая доза действительно сделала это».

Я спросил: «в твоих сессиях был какой-нибудь смысл?»

«Очень мало. Это как уничтожение нервной системы. Это очень сильное очищение. Это было чисто энергетическим опытом. Есть и кумулятивные эффекты. Что-то произошло, что-то поменялось между третьей и четвертой дозой. После третьей дозы я просто сдался».

Стен не очень доверял собственным чувствам. Ему, как и многим из наших добровольцев, психоделики нравились своей эмоциональной напряженностью. Приняв высокую дозу ЛСД он мог чувствовать что-то – возможно, эти ощущения не были приятными, но это было больше, чем ничего. Когда мы застреваем в жизни, это каждый раз происходит из-за того, что мы не можем связать себя с чувствами, вызываемыми этой ситуацией. Хотя в случае со Стеном было «уничтожение», постепенное сломившее его психологическое сопротивление, ему так же помогло осознанное осмысление. Он волновался и испытывал неуверенность. Хотя на определенном уровне он «знал», с чем это связано, у него просто не было внутреннего эмоционального контакта. Его «свободно парящее» беспокойство ни в коем случае не было смутным. Его жизнь была в беспорядке, и то, что он просто правильно все истолковал, помогло ему начать процесс выправления. Потом эмоциональная сила ДМТ привела его к определенному решению.

Шутка Стена о том, что они принимает последнюю дозу ДМТ для меня, а не для себя, указала на интересный конфликт. Нам были нужны данные, но мы также были обеспокоены нуждами добровольцев. Если бы нам показалось, что Стен получает очень травмирующий опыт, и поэтому декомпенсирует, мы бы отменили эксперимент. Но ему самому хотелось продолжать, и поэтому мы не рассматривали серьезно возможность преждевременного прекращения эксперимента. Тем не менее, он звучал очень правдоподобно.

Визуальные образы, с которыми добровольцы сталкивались под воздействием ДМТ, иногда напоминали им сны. А как сказал Фрейд, сны – это самый легкий путь к бессознательному. Рассмотрение, обдумывание и обсуждение снов может помочь нам познать тайные эмоции, проявляющие себя в состоянии бодрствования лишь болезненной симптоматикой.

Давайте представим себе, что у одного человека парализовало правую руку, а многочисленные медицинские анализы не выявили физической патологии. Его направили к психиатру, который попросил его вспомнить свои сны. В ту ночь нашему гипотетическому пациенту приснилось, что он избивает начальника у себя на работе. Психиатр выдвигает предположение о том, что его парализованная рука представляет собой сильный гнев на его начальника, ярость, о наличии которой он даже не подозревал. Возможно, он боялся испытывать эти чувства, потому что не знал, что могло бы произойти, если бы он позволил себе это. В мозге пациента загорается огонек, и его рука восстанавливается!

Этот пример немного напоминает воскресный мультик, но отражает суть процесса, при помощи которого сны могут принести нам пользу. Симптомы не всегда бывают настолько очевидными, как паралич; они включают в себя беспокойство, депрессию или проблемы во взаимоотношениях.

Наш подход к наблюдению за сессиями ДМТ был настолько клинически нейтрален, насколько это было возможно, но игнорирование психологических вопросов, возникших у добровольцев после сессии, было бы халатностью. Иногда мне приходилось быстро решать, поддерживать ли личностный психологический разговор, начатый объектом исследования, подталкивать ли этого добровольца к избавлению от смущения или неопределенности. Мне также приходилось принимать в расчет риск того, что подобные комментарии или толкования могут оказать дестабилизирующее воздействие на его или ее жизнь. Марша, например, не могла разобраться со своим браком.

Во время начала участия в изучении ДМТ Марше было 45 лет. Она была дважды разведена, а со своим мужем на тот момент прожила шесть лет. Она была африкано-американского происхождения, а ее муж был белым. Марша обладала чудесным чувством юмора и открытостью. В течение этого года ее настроение было гораздо лучше, чем раньше. Она чувствовала облегчение после того, как бросила аспирантуру, в которой, как ей казалось, ее лишали личностной составляющей и негативно относились к ее расовым и этническим корням. Но у нее были постоянные проблемы в семье, потому что ее муж «страдал от депрессий больше, чем я», и она думала о том, чтобы уйти от него.

Марша принимала психоделики около 30 раз, и находила их «открывающими разум». Она вызвалась участвовать в этом исследовании, чтобы «помочь своим друзьям», «из любопытства попробовать это новое вещество», чтобы «почувствовать, что ей бросили вызов», и потому что «мой муж не может – но он может разделить это со мной». У ее мужа было немного завышенное кровяное давление, из-за чего он не мог участвовать в проекте.

Марша хорошо справилась с приемом маленькой дозы. На следующий день, после приема большой дозы, ее полностью вынесло из тела. К своему удивлению, она обнаружила, что находится в прекрасном здании с куполом, в виртуальном Тадж-Махале.

Мне казалось, что я умерла, и что я могу не вернуться. Я не знаю, что произошло. Вдруг – бум! – я была там. Это было самое красивое, что я когда-либо видела.

Марша очень подробно описала то, что увидела и то, как она поменялась во время сессии. Это было очень приятное утро. Мы выслушали ее рассказ, к которому ничего не надо было дополнять. Ей понравилось. Конфликтов почти не было, и мы разделили с ней ее счастье.

Позднее Марша участвовала в изучении ципрогептадина. Когда пришло время ее четвертой дважды слепой сессии, учитывая то, как на нее подействовали предыдущие сессии, мы были почти уверены в том, что последняя доза составит 0,4 мг./кг. чистого ДМТ.

В самом начале она сказала: «Я надеюсь, что сегодня встречу своих предков, которые мне помогут справиться со стрессами в моей жизни».

Она заговорила о своем браке; ее муж проходил терапию, и его терапевт посоветовал ему быть более честным с ней. В результате, муж сказал ей, что ему не нравится то, что она «толстела», что это отталкивало его в сексуальном плане. Она спросила, считаю ли я ее толстой.

Я уклонился от этого вопроса, и сказал: «может быть, дело не только в том, сколько ты весишь». Она кивнула, и мы начали готовиться к инъекции.

Через несколько минут после того, как я сделал Марше инъекцию ДМТ, в палату вошел ее муж, готовый присоединиться к нам в проведении сессии. Атмосфера в палате была немного грустной, но исполненной надежды.

Спустя 15 минут после инъекции она начала говорить.

Я не могла бы и подумать, что все будет так. Перехода не было. Не было вселенной со звездами и светящимися точками, как в прошлый раз. Вы знаете, что произошло? Я была на карусели!

Там были куклы в костюмах 1890-ых, мужчины и женщины в полный рост. Женщины были в корсетах. У них были большие груди и большие задницы, и крошечные тоненькие талии. Они все кружились вокруг меня на цыпочках. Мужчины были в цилиндрах, и они ехали на двухместных велосипедах. Один круг на карусели за другим. На щеках женщин были нарисованы красные круги, а на заднем плане играла каллиопа. И там были клоуны, они появлялись и исчезали, они не были главными действующими лицами, но они видели меня отчетливей, чем манекены.

Это было очень похоже на сон. Это так же было еще одной встречей с клоунами или шутами. Я часто слышал об этом от других добровольцев. Но шуты казались менее важными, чем карусель и то, что она чувствовала по этому поводу.

До инъекции мы вели «терапевтический» разговор. Я решил выступить в роли терапевта и посмотреть, что будет. Когда во время терапевтической сессии мне кто-нибудь рассказывает свой сон, я спрашиваю то, что спросил и в этот раз: «и какие чувства ты испытала по этому поводу?».

Это плохой вопрос, попробуй задать другой.

В этот момент Марша не была готова «работать» со сном, поэтому я спросил о более поверхностном аспекте ее опыта, карнавальной атмосфере.

«Тебе было весело?»

Да.

Могли ли мы пойти дальше? «Тебе было действительно весело?»

Да, но это был не Тадж-Махал. Я надеялась увидеть своих предков, храм, или высоких африканцев в древних нарядах.

«Вместо этого ты оказалась на ярмарочном карнавале».

Подумаешь! Я была там единственным человеком. На их лицах были нарисованы улыбки, но выражение их лиц не менялось. Я подумала: эй! Что происходит?

Она добавила:

Я почувствовала сексуальную энергию, чувство стимуляции, чувство того, что я хотела еще. Я никогда так не чувствовала себя под ДМТ. Наверное, манекены были такими красивыми, что меня это возбудило.

Она сняла свою глазную повязку, посмотрела на своего мужа, и выпалила:

Давай трахаться!

Я рассмеялся. «Извини, с этим придется подождать, пока не приедешь домой».

Ее муж повернулся ко мне и спросил: «Люди испытывают сексуальные ощущения под воздействием ДМТ?».

Хотя это был вполне резонный вопрос, он не очень вписывался в личностные и эмоциональные темы, которые мы обсуждали. Я должен был ответить, но я ответил кратко, надеясь снова вернуть разговор в нужное русло.

«В этот момент присутствует сексуальная энергия, но, как правило, нет желания сексуального контакта».

Я знал, что мне надо действовать быстро, если я хотел истолковать ту часть сессии Марши, которая напоминала сон. Что нам хотела рассказать молекула духа?

«Манекены были белыми? Они были англо-саксонской расы?»

Да, они все были белыми. В том, что было похоже на веселые 90-ые, не было цветных.

«Это интересно. Кажется, что у ДМТ была собственная повестка дня. Что ты думаешь об этом?»

Я не могу ничего понять. Я устала и хочу есть.

Я продолжал: «то, что ты описываешь, похоже на преувеличение или на карикатуру на англо-саксонскую красоту. Это интересно в контексте того, о чем ты говорила – твоего беспокойства по поводу веса».

Это правда, может быть, мне стоит порадоваться своей фигуре.

Она посмотрела на своего мужа и сказала:

Я рассказала Рику о том, что ты считаешь меня толстой, и что это часть твоей терапии.

Он смутился.

Когда я была молодой, я была достаточно худой. Когда мы с мужем познакомились, я весила на 20 фунтов меньше, чем сейчас. Я была похожа на фигурку из палочек. Это совсем не свойственно моей культуре. Скорее, у нас больше ценится крупная и полная фигура, большие груди, широкая талия и большой зад. Для людей моей культуры было ужасно быть тощей. Они использовали сленговое слово, означавшее «тощая», но когда они его употребляли, я не знала, что оно значит. Казалось, что они говорили о безобразной, больной, нездоровой.

Муж Марши извинился и вышел в туалет. Вернувшись, он почувствовал, что Марше необходимо обсудить эти вопросы без него, и вернулся на работу. Мы с ней еще какое-то время обсуждали это, а потом перешли на другие темы.

Обычно я не так сильно направлял добровольцев, как я направлял Маршу в тот день. Но видение, пришедшее к ней под воздействием ДМТ, было настолько тесно связано с разворачивающимся в ее жизни конфликтом, что я не мог проигнорировать послание молекулы духа. Муж Марши сравнивал ее со своим образом идеальной женщины, и она не соответствовала ему. Ее фигура была «неправильной». Но «манекены» англо-саксонских мужчин и женщин были безжизненными, раскрашенными образами, бессмысленно ходящими по кругу. Марша помнила гордость, с которой ее семья смотрела на полную фигуру женщины, и старалась признаться в этом сама себе. Она чувствовала, что присущая ей сексуальность была достаточно хороша. Она хотела заняться сексом со своим мужем, восстановить связь между ними на этом основном уровне. Она была в удивлении и замешательстве, и ее мужу было трудно достучаться до ее эмоций. Это было миниатюрной версией ее проблем.

Еще один способ, посредством которого ДМТ оказывает потенциально благотворное воздействие на разум и тело, это создание контролируемого и поддерживаемого травмирующего опыта. Слово «травма» происходит от греческого слова, означающего «рана». Мой словарь определяет травму как «сильный эмоциональный шок, оказавший глубокое и зачастую длительное воздействие на личность».

Травматический опыт, как правило, не поддается контролю. Например, мы сами не выбираем трудное детство, попадание в природную или вызванную человеком катастрофу, или угрозу нашей жизни. Как только мы переживаем подобные события, наш рассудок возводит стену, отгораживающую нас от чувств страха, беспомощности и беспокойства, которые грозят захватить нас с головой.

Но тем не менее, непроработанные травматические ощущения проникают в нашу жизнь. Мы можем оказаться в ситуациях, в которых мы снова и снова сталкиваемся с тенями или призраками этих травмирующих ощущений. Как будто мы вынуждены повторять определенные виды взаимоотношений, которые вызывают чувства, которые мы не могли контролировать в момент их зарождения, особенно если мы были беспомощными детьми. Например, жестокий супруг воссоздает чувства, вызванные жестоким родителем. Мы можем заметить, что нам сложно устанавливать твердые эмоциональные взаимоотношения, потому что близость означает опасную степень ранимости.

Если мы собираемся справиться с последствиями травмы, с ними необходимо столкнуться лицом к лицу. Как правило, для этого необходимо добровольное повторное переживание ощущений, вызванных травмой, в безопасной и спокойной обстановке. Первоочередная проблема заключается в том, чтобы открыть в себе эти чувства.

Прием большой дозы ДМТ по многим параметрам можно назвать травмирующим опытом, ведущим к потере контроля и уничтожению личностной идентификации. Шок – это слово, которое мы много раз слышали во время проведения исследования ДМТ. Я даже начал использовать этот термин в подготовке людей к первой дозе 0,4 мг./кг. Некоторые добровольцы советовали мне заказать футболки с надписью «Я пережил 0,4», и выдавать их тем, кто успешно прошел испытание этой дозой.

Я убежден в том, что на определенном уровне многие из наших добровольцев стремились участвовать в проекте потому, что он обещал им мощный, но структурированный добровольный травмирующий опыт. Столкнувшись с полной потерей контроля в безопасной ситуации, будет легче войти в полный контакт с определенными болезненными чувствами, признать их и отпустить. Кассандра была одним из добровольцев, чьи непроработанные и непрочувствованные ощущения от травматических событий в прошлом являлись препятствием в настоящей жизни.

Когда Кассандра записалась на проект по ДМТ, ей было 22 года. Она была почти самой молодой участницей. Ее манеры и внешний вид вызывали противоречивые чувства у большинства людей, с которыми ей приходилось сталкиваться, и я не был исключением. Она одевалась и вела себя немного по-мужски и была бисексуалкой. Как мужчины, так и женщины считали ее приятное лицо и гибкое тело привлекательными. Ее тщательно продуманное небрежное отношение к своей внешности и к уходу за собой придавало ей вид беспризорницы, и по отношению к ней было легко испытывать чувство материнской заботы – медсестры постарше хотели ее искупать и накормить. У нее был острый интеллект, лаконичное чувство юмора и прямолинейная манера разговора. Кассандра была сложной молодой женщиной, и в ее случае требовалось усилие чтобы разобраться, с кем ты действительно имеешь дело.

У Кассандры были проблемы с взаимоотношениями. Ее родители развелись до того, как ей исполнился год, а ее мать уделяла ей очень мало внимания. Все стало еще хуже, когда ей исполнилось 16 лет, и мать оставила ее одну с отчимом на неделю. Он постоянно насиловал ее в течение этого времени, что укрепило двойственность ее отношения как к мужчинам, так и к женщинам: с одной стороны, она не доверяла им и ненавидела их, с другой стороны, ей была нужна любовь и защита.

После этого у нее появились симптомы посттравматического расстройства. Во время своих первых длительных сексуальных отношений она страдала от воспоминаний о насилии. Когда ей исполнилось 20, она решила, что не хочет иметь детей и сделала перевязку маточных труб.

Кассандра прошла через серию коротких отношений с терапевтами и любовниками. Сначала она идеализировала терапевта или любовника. Потом она испытывала разочарование или презрение из-за его или ее неспособности предоставить ту степень сопереживания, в которой она нуждалась. Она дружила с одним из наших мужчин-добровольцев, и вскоре после завершения изучения толерантности у них начался роман. Вскоре после этого она уехала из страны, не оставив адреса.

Я включаю рассказ Кассандры в эту главу, хотя он также может быть включен в главы о контактах с сущностями или о мистическом опыте. Ее сессии включали встречи с «клоунами» и привели к ощущению глубокого спокойствия и умиротворения, которых она никогда не знала. Но основное влияние существ на нее заключалось в том, что она почувствовала себя любимой и счастливой, а мистическое разрешение ее конфликтов наступило только после мучительного психологического процесса. Сессии Кассандры, как и многие другие сессии, которые я опишу, являлись гибридом нескольких видов.

К тому же, у меня было ощущение того, что я занимаюсь терапией с Кассандрой, а не даю ей духовные советы и не анализирую «трансдименсионные» явления. То, что я поместил ее сессии в категорию ощущений и мыслей, в персональную категорию, относится к тому типу реакций, который ее сессии вызвали как у меня, так и у нее.

Она мало чего ожидала от своего участия в исследовании: «я хочу узнать, на что похож ДМТ». Она также попросила нас не задавать ей слишком много вопросов, чтобы она «могла просто насладиться воздействием».

Мы не были так спокойны по поводу способности Кассандры справиться с большой дозой ДМТ. Мы знали, что она может быть непостоянной, и поэтому мы прикладывали массу усилий к тому, чтобы она не подумала, что мы заставляем ее что-либо делать. Мы не хотели проигрывать тематику насилия в палате 531.

Сессия Кассандры с маленькой дозой ДМТ была легкой и приятной. На следующий день мы встретились для того, чтобы ввести ей не-слепую дозу 0,4 мг./кг.

Когда ее начало отпускать, она сказала:

Что-то взяло меня за руку и сильно дернуло. Казалось, что мне говорят: «Пойдем!». Потом я начала лететь через пространство, напоминавшее цирк. Я никогда еще настолько не выходила из тела. Сначала у меня немного чесалось там, где вы вводили вещество. Мы прошли лабиринт с совершенно невероятной скоростью. Я говорю «мы», потому что казалось, что со мной кто-то был.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: