Сделай Сам Свою Работу на 5

в детской литературе 50—80-х гг.





Проблема рационального и эмоционального

(Н.Н. Носов, В.Ю. Дра­гунский, А.Г. Алексин, В. П. Крапивин)

План:

1.Взрослые и дети в произведениях Н.Н. Носова, В.Ю. Дра­гунского, А.Г. Алексина, В. П. Крапивина

2.«Апология прав детской природы»: «ум» и «сердце» ре­бенка в произведениях Н.Н. Носова, В.Ю. Драгунского, А.Г. Алекси­на, В.П. Крапивина

 

Детская литература в своих достижениях она шла не за педагогической (в данном контек­сте идеологической) критикой, а пыталась постигать мир детства в его самоценности (А. Барто, А. Гайдар, К. Паустовский, А.Н. Тол­стой, В.П. Катаев, Л. Пантелеев и др.). В 30-е годы начинают свой творческий путь Н.Н. Носов, Ю.В. Сотник.

После Великой Отечественной войны в детскую литературу вхо­дит значительное число талантливых писателей: М.П. Прилежаева, А.И. Мусатов, Н.И. Дубов, Л.Ф. Воронкова, В.А. Осеева, Н.Н. Но­сов, Ю.В. Сотник, В.Ю. Драгунский, А.Г. Алексин, Р.П. Погодин, В.В. Голявкин, В.К. Железников, В.П. Крапивин и т.д.

Они были при­знаны как писатели, но не все созданное ими прошло испытание вре­менем. В числе причин, объясняющих такое положение, может быть названа и следующая, отнюдь не единственная, но немаловажная. Культурное пространство, в котором развивалась детская литерату­ра 45—80-х годов, может быть определено двумя полюсами. С одной стороны, в СССР продолжала задавать тон все та же «педагогичес­кая» критика, которая выполняла «государственный» заказ и тща­тельно отбирала «полезные» и «целесообразные» «воспитательные» произведения для детского чтения. С другой стороны, в мире, побе­дившем фашизм, имели место процессы гуманизации, связанные с осознанием самоценности детства.



В 1953 г. при ЮНЕСКО был со­здан Международный совет по проблемам детской, юношеской лите­ратуры, чтения — IBBI (Ай-Би-Би-Ай), в котором с течением време­ни стали работать и наши писатели.

Национальная секция Совета была официально оформлена только в 1978 г. 20 ноября 1959 г. была принята «Декларация прав ребенка», в которой помимо правовых был прописан под №6 очень простой и мудрый (почти биб­лейский) принцип: «Ребенок для полного и гармоничного развития его личности нуждается в любви и понимании» (Права человека: Ос­новные международные документы. М., 1989. С.157).



Детская литература существовала в этом пространстве, естествен­но, поляризуясь. А.И. Мусатов, В.А. Осеева, Л.Ф. Воронкова, Л.А. Кассиль, М.П. Прилежаева, З.И. Воскресенская и другие тяго­тели к пафосу современности, сиюминутно понятой актуальности в духе педагогически идеологической критики. Такие же писатели, как Н.Н. Носов, Ю.В. Сотник, В.Ю. Драгунский, В.В. Голявкин, А.Г. Алек­син, В.К. Железников, пытались показать ребенка, рассказать о ре­бенке ребенку, что требовало психологической глубины повествования и широты взглядов. Это был собственно художественный под­ход, который обеспечивал успех.

Пафос творчества Н.Н. Носова, В.Ю. Драгунского, В.В. Голявкина, А.Г. Алексина, В.П. Крапивина в советские времена восприни­мался как вполне ортодоксальный, но объективно проблематика ху­дожественных произведений этих писателей была шире тех идеоло­гизированных подходов, которые к ним применялись. Работавшие в советские времена, они сумели найти свой, немассовый, нетипичный, подход к ребенку не как к части коллектива, а как к индивидуально­сти, он был экзистенциальным по своей сути. Детская литература 50—80-х годов, представлен­ная творчеством Н.Н. Носова, В.Ю. Драгунского, А.Г. Алексина, В.П. Крапивина и др. писателей, органично усвоила традиции дет­ской литературы предшествующих периодов. Она развила заложен­ный творческий потенциал и являет собой художественную ценность, что и позволяет ей не утратить значения в современной принципи­ально иной социокультурной ситуации.



Подход к личности ребенка в произведениях Н.Н. Носова, В.Ю. Драгунского, А.Г. Алексина и В.П. Крапивина осуществлялся не с классовых или примитивно понятых в этом ключе педагогиче­ских позиций, но он был экзистенциальным по своей сути. Эти писа­тели изображали простых, обыкновенных, нормальных детей эмпи­рически, исходя не из педагогической схемы, а из опыта жизни. Конф­ликт в произведениях писателей заявленного ряда всегда носил пси­хологический характер и, с нашей точки зрения, определялся в по­давляющем большинстве случаев столкновением эмоционального и рационального начал, заложенных в природе ребенка и закономер­ностях его вхождения в жизнь. Писателей, имена которых названы были выше, с теми или иными оговорками на несвободу от стереотипов своего времени, отличало и отличает стрем­ление изображать мир детства не как подготовку к взрослой жизни, а как сегодняшнюю данность. И в этой-то данности ребенок должен преодолевать трудности, чтобы реализовать продекларированное взрослыми право на счастливую жизнь.

 

1.Взрослые и дети в произведениях Н.Н. Носова, В.Ю. Дра­гунского, А.Г. Алексина, В. П. Крапивина

Взаимоотношения взрослых и детей — одна из самых древних, сложных и многоаспектных проблем. Советская идеология, направ­ленная на упрочение советской власти, провозглашала принцип един­ства поколений в социалистическом обществе, не признавала нали­чия существенных противоречий или конфликтов между «отцами» и «детьми» вопреки всем научным и жизненным фактам. Ангажиро­ванная литературная критика пропагандировала ту же идею. Осо­бенно ревностно эта позиция утверждалась в детской аудитории, в частности в произведениях для детей.

В советское время образцом ортодоксального социалистическо­го освещения идеи единства разных поколений в детской литературе считался А.П. Гайдар. Время разрушило этот миф: современное про­чтение его произведений позволяет утверждать, что в них нашла от­ражение сложная картина взаимоотношений детей и взрослых, от­нюдь не бесконфликтная. За пределами внимания исследователей ос­тались, в частности, такие существенные компоненты идейно-худо­жественной системы произведения, как библейские притчи о талан­тах и о блудном сыне, которые расширяют смысл произведения, вы­свечивая одновременно и противоречия, и творческий потенциал мо­лодого талантливого автора именно в освещении темы взаимоотно­шений взрослых и детей. Образ Бориса Горикова — это вариант об­раза «блудного сына» периода революционной эпохи, т. с. его отно­шения со взрослыми не идилличны, а драматически противоречивы.

Анализ произведений Н.Н. Носова, В.Ю. Драгунского, А.Г. Алек­сина, В.П. Крапивина показывает, что в их произведениях нашла отражение сложная гамма взаимоотношений детей и взрослых, и в ней велика доля оппозиционности, продиктованной нормативностью взрослого мира и преимущественной эмоциональностью детей.

Образов взрослых людей в произведениях Н.Н. Носова очень мало, вернее, их почти нет, что в свое время ставилось писателю в упрек. Его роль в развитии детской литературы определяется именно тем, что он одним из первых перенес акцент на изображение внутрен­него мира обыкновенного ребенка в его обыденной жизни с ее по­вседневными проблемами. И вместе с тем уже в том, что писатель не давал развернутых образов взрослых в произведениях для детей, со­держалась внутренняя полемика с современной ему детской литера­турой, в которой «полагалось» считать, что образ взрослого — важнейшая фигура в детской книге (В.А. Осеева, Л.Ф. Воронкова, А.И. Мусатов). При этом отсутствие взрослых в сюжетах произведе­ний Носова не означает, что он игнорировал или недооценивал роль взрослых в развитии и вообще жизни детей. И автобиографическая повесть «Тайна на дне колодца», и публицистические «Иронические юморески», и трудно поддающаяся жанровому определению «Повесть о моем друге Игоре» свидетельствуют о том, что Носов как раз влия­ние взрослых на детей считал едва ли не определяющим фактором их развития.

Очевиднее всего роль взрослых в развитии детей представлена в повестях «Веселая семейка» (1949), «Дневник Коли Синицына» (1950), «Витя Малеев в школе и дома» (1951). Мир взрослых в этих произве­дениях — это та «идеальная форма», на постижение которой нацелен ребенок, а взрослый человек -- носитель преимущественно рацио­нального начала, но взрослый человек в повестях Носова интересен писателю не сам по себе, а как носитель определенных функций. Важ­нейшая из них — дидактическая. Носов понимал, что ребенок не мо­жет самостоятельно сориентироваться в «мире вещей» и «мире лю­дей», ему нужен «посредник», как говорили Л.С. Выготский и Д.Б. Эльконин. Таким посредником может быть любой человек, способный научить детей чему-нибудь (родители, учителя и др.). На­пример, учительница Нина Сергеевна («Дневник Коли Синицына») выполняет функцию обучения, комментария, носителя знания, она лишена каких бы то ни было индивидуальных черт. Текст насыщен словосочетаниями «Нина Сергеевна сказала...», «Нина Сергеевна объяснила...», «Нина Сергеевна научила нас...», «Нина Сергеевна рассказала нам...» и т.п.

Взрослые в повестях Носова выполняют еще функции оценочные, которые по своей сути являются продолжением дидактических. Выс­шей наградой для детей, как показывает писатель, является одобре­ние со стороны взрослых, их поддержка. Тесному и доверительному общению взрослых и детей писатель придавал большое значение, он считал его важным условием благополучного развития ребенка. Но в целом носовские дети-герои не избалованы вниманием взрослых, последние отнюдь не стремятся к созданию психологически комфорт­ных условий для развития ребенка.

В наиболее обобщенном виде взаимоотношения ребенка со взрос­лыми, положение ребенка в обществе представлены в сказочном цик­ле о Незнайке: «Приключения Незнайки и его друзей» (1954), «Не­знайка в Солнечном городе» (1958), «Незнайка на Луне» (1970). Не­знайка, собственно ребенок, живет в мире коротышек, которые не знают возрастных отличий и возраста вообще. Вместе с тем давно отмечено и совершенно отчетливо явствует из текста, что устройство городов Цветочного, Зеленого, Солнечного и других вполне взрос­лое. Противоречия в этом нет, потому что коротышки разделены функциями психологическими и социальными. Одинаково называ­ясь коротышками, имея коротышечьи имена-прозвища, каждый из коротышек несет в своем характере и поведении сугубо индивиду­альное начало-функцию. При такой расстановке акцентов не соста­вит труда выделить среди персонажей сказки носителей детских ка­честв и носителей взрослых качеств, точнее функций. Коротышки, выполняющие функции взрослых, всегда обозначены не только по имени-прозвищу, но и по роду деятельности. Сюжет сказки состоит из ряда мини-сюжетов, связанных с приключениями Незнайки, но при этом он сохраняет целостность. Целостность сюжету придает нали­чие психологической интриги, психологического напряжения, кото­рое возникает между полюсами «незнания» и «знания», воплощен­ными в образах Незнайки и Знайки, ребенка и взрослого. Если Не­знайка получает свое прозвище, «за то, что он ничего не знал» и гра­моте он учится только в конце первой книги, то Знайка изначально «знал очень много. А знал он много потому, что читал разные кни­ги».

Адекватное, по мысли автора, отношение к ребенку воплощено в позиции повествователя, который рассказывает о приключениях Не­знайки с пониманием и сочувствием, промахи начинающего жить ребенка он понимает как неизбежные, но не фатальные, они могут быть существенными, но всегда поправимы.

В.Ю. Драгунский продолжил развивать то направление в литера­туре для детей, которое было начато Н.Н. Носовым. В советские вре­мена рассказы Драгунского, как и Носова, принято было маркиро­вать как юмористические, эта традиция сохраняется по сей день. «За­бавные» сочинения Драгунского тем не менее содержат вполне «се­рьезные» аспекты, один из которых — показ взрослых глазами де­тей. Дениска Кораблев, сохраняя признаки индивидуальности и пси­хологической достоверности, стал одновременно фигурой нарица­тельной, неким символом детства. Дениска изображен во взаимодей­ствии с друзьями (Мишка, Аленка, Андрейка и другие), но это окру­жение существует не для того, чтобы показать вариативность детских характеров, судеб и поступков, а, наоборот, чтобы подчеркнуть ин­вариантность детства с его чистотой, доверчивостью, незащищен­ностью и вытекающими из этого проблемами.

Герой рассказов В.Ю. Драгунского — ребенок шести-восьми лет (в некоторых чуть старше). Писатель показал, как сложно происходит это превращение в семье, в общении со знакомыми. Внутренний мир ребенка, по мысли писателя, настолько хрупок, что его может ранить даже любящий взрослый, не говоря уже о приверженцах авторитарной педагогики (Марья Петровна). В.Ю. Драгунский значительно расширил освеще­ние проблемы «взрослые и дети», обогатил ее новыми подходами, разрушил некоторые стереотипы. Если у Носова взрослый всегда или почти всегда прав в отношениях с ребенком, то у Драгунского сни­мается это ограничение. Он отступает от стереотипного изображе­ния «правильного» взрослого, что дает право герою-ребенку сделать объективные суждения о достоинствах или недостатках тех или иных взрослых, но важнее, пожалуй, признание самого права ребенка на это суждение.

Большую роль в освоении детской литературой темы взаимоот­ношений детей и взрослых сыграли произведения А.Г. Алексина. Для него она стала одной из главных. Творчество Алексина в советские времена воспринималось как вполне ортодоксальное. Считалось, что в своих произведениях он борется за утверждение коммунистической морали, против отдельных ее искажений. Новая социокультурная обстановка позволяет подойти к произведениям писателя не с идео­логических позиций, а с позиций художественного психологизма, что раскрывает их общечеловеческое содержание. А.Г. Алексин в своих произведениях ребенка показывает не только в детской субкультуре, как это было у Н.Н. Носова и В.Ю. Драгунского, а в основном во взаимодействии со взрослыми. В каждой из описанных писателем ситуациях ребенок того возраста, который принято обозначать от­роческим, или подростковым, должен делать выбор наряду со взрос­лыми, так как для Алексина ребенок — равноправный субъект обще­ния. А это, в свою очередь, усиливало оппозиционность миров дет­ства и взрослости. Алексин показал и детские объединения («шта­бы»), и конфликт ребенка с учителями, и разобщенность детей с ро­дителями. Для Алексина уже бесспорно право ребенка судить взрос­лых, поэтому он свои повести выстраивает как диалог взрослых и детей.

Алексинский герой — не только равноправный участник диалога со взрослыми, в ряде ситуаций он превосходит взрослых по своим нравственным характеристикам и по зрелости принимаемых реше­ний. Темпы развития ускоряются, нарастает разрыв между поколе­ниями, и в этих условиях ребенок острее реагирует на изменяющиеся представления.

Тема взаимоотношений детей и взрослых получила органическое развитие в творчестве В.П. Крапивина. Для писателя эта тема стала одной из главных, потому что он изображает жизнь ребенка в обще­ственном контексте, что явилось результатом длительного развития литературы для детей и неуклонного постижения основных законо­мерностей «вхождения» ребенка в жизнь взрослых.

Жизнь ребенка в обществе взрослых исследована Крапивиным достаточно подробно и многоаспектно. Он рисует как благоприят­ные условия для развития ребенка, так и неблагоприятные до небла­гополучных. По Крапивину, ребенок благополучно развивается в ситуации, которая определяется не логическими схемами, а атмосфе­рой любви и признанием его права на субъектность: это возможно либо в семье — Кирилл Векшии и его родители из «Колыбельной для брата» (1980), Иринка и ее родители, Журка и его мать в «Журавлен­ке и молниях» (1982), — либо в некоторых неформальных объедине­ниях — клуб «Эспада» в «Мальчике со шпагой» (1976), доброволь­ные кружки по увлечениям в «Колыбельной для брата», «Синем го­роде на Садовой» (1991),— либо в отдельных случаях общения с муд­рым, а потому добрым взрослым — Ярослав Родин в «Голубятне на желтой поляне» (1988), журналисты из «Мальчика со шпагой».

Но, естественно, писателя, посвятившего свое творчество теме детства, не могли не волновать оппозиционные отношения миров детства и взрослости. Мир взрослых, создающих разные формы «рав­новесия порядка» («Дети синего фламинго», 1989), стремится пода­вить детскую эмоциональность и вытекающую из нее искренность, будь то советская школа («Валькины друзья и паруса» (1967), «Маль­чик со шпагой», «Журавленок и молнии») или фантастические миры («Дети синего фламинго» и другие сказочно-фантастические повес­ти). При этом взрослыми избираются самые разнообразные формы подавления самостоятельности детей: от традиционной порки до физического уничтожения («Голубятня на желтой поляне»).

В связи с этим в произведениях Крапивина появляется совершен­но новый аспект в разрешении темы конфликта детей и взрослых: защита детства. Крапивин в этом отношении совершенно неприми­рим: со всей очевидностью он демонстрирует, что ребенок должен быть защищен и от произвола родителей (христианская педагогика, напомним, исходит из того, что ребенок не собственность родителей, он дан им Богом на попечение), и от произвола учителей, и от дикта­та государства. Поскольку социальные механизмы защиты детей от­сутствуют или бездействуют, дети сами вынуждены бороться за свои права, отсюда интерес писателя к так называемым неформальным объединениям детей в общества, кружки, группы, в которых дети са­моопределяются и самореализуются.

Таким образом, конфликт детей и взрослых, связанный с различ­ными ситуациями «врастания» (Л.С. Выготский) ребенка в культуру, носит психологический характер и отражает достаточно сложные процессы взаимодействия взрослых и детей как представителей раз­ных поколений.

 

2.«Апология прав детской природы»: «ум» и «сердце» ре­бенка в произведениях Н.Н. Носова, В.Ю. Драгунского, А.Г. Алекси­на, В.П. Крапивина

Проблема рационального и эмоционального в осмыслении при­роды ребенка самым непосредственным образом связана с вопроса­ми художественного психологизма. Художественный психологизм как свойство литературы достаточно сложен в определении, и эта слож­ность увеличивается применительно к литературе для детей. Если в целом в литературе возможен вопрос о времени зарождения художе­ственного психологизма, то литература для детей, по большому сче­ту, начинается с психологизма, потому что писатель, пишущий для детей, должен учитывать психологию ребенка, и читателя, и персо­нажа. Вне учета этого фактора литература для детей просто не будет существовать. Другое дело, что в произведениях для детей меняются содержание и формы художественного психологизма. В советское время исследования в области психологизма детской литературы были существенно затруднены после появления в 1938 г. статьи А.С. Ма­каренко «Стиль детской литературы», в которой была высказана мысль о том, что психологический анализ «противопоказан» детской литературе.

Интерес к психологизму в детской литературе XX в. воз­родился в конце 60-х годов. В ходе возникшей дискуссии обозначи­лась тенденция выделять психологическую прозу как одно из направ­лений в области детской книги. Разговор о психологизме в детской литературе вписывался в общую литературоведческую проблемати­ку, но его нельзя считать завершенным и по сей день. До настоящего времени работ, исследующих особенности воссоздания психологии ребенка в художественном тексте для детей, мало. Под психологиз­мом применительно к детской литературе мы будем понимать попыт­ки адекватного воспроизведения детской психологии художествен­ными средствами.

Большую роль в развитии художественного пси­хологизма в детской литературе XX в. сыграли Н.Н. Носов, В.Ю. Дра­гунский, А.Г. Алексин, ВЛ. Крапивин, в произведениях которых до­статочно полно отразились особенности становления «ума» и «серд­ца» детей разных возрастов.

В советской критике преобладало внимание к процессам форми­рования тех нормативных морально-нравственных качеств, которые общество желало видеть в детях. В связи с этим критикой обраща­лось внимание на становление воли, произвольного поведения, раз­витие мышления детей. Мотивация поступков и поведения персона­жей тоже анализировалась, но при строгом отборе «хорошего» и «пло­хого», «правильного» и «ошибочного», т.е. целесообразного или не­целесообразного с точки зрения государственной воспитательной доктрины. Изменившаяся социокультурная ситуация дает возмож­ность «прочитать» тексты произведений для детей, в том числе и на­писанные в советское время, по-новому, в их истинной психологи­ческой глубине и достоверности. В первую очередь это относится к изображению эмоций, которые, будучи результатом эволюционно-биологического развития человека, выполняют организующую, мо­тивирующую и адаптирующую функцию, оказывают влияние на мышление и поведение человека.

Анализ эмоционального мира героев Н.Н. Носова позволяет сде­лать вывод о том, что писатель считал значимыми не только интел­лектуально-волевую сферу ребенка, на что современная писателю критика сразу обратила внимание, но и.его эмоции. Изображая сво­их героев в повседневной жизни с ее повседневными проблемами, он особое внимание уделил изображению таких эмоций, как интерес, удивление, страх, стыд и вина. Для поведения каждого из персона­жей его произведений характерен индивидуальный мотивационный рисунок, что позволило писателю создать галерею разнообразных характеров, принципиально не сводимых к «обобщенному образу советского ребенка» или «коллективному портрету советского пио­нера», за что ратовала советская педагогическая критика, питавшая­ся идеями авторитарной педагогики.

Вопреки закрепившемуся за Носовым статусу «веселого поэта» проведенный анализ показал, что эмоция радости в жизни его героев занимает отнюдь не главенствующее место. Следовательно, звание «мастера смеха», «чистокровного юмориста» далеко не исчерпывает объективного содержания его художественного творчества. И в на­стоящее время видеть в произведениях Носова только юмористику — значит недооценивать их художественный потенциал и вклад писа­теля в развитие художественного психологизма детской литературы. Если учесть утверждения психологов о том, что эмоции переживают­ся одинаково в детстве и во взрослом состоянии, то можно с уверен­ностью говорить о гуманистической позиции писателя, который по­казывает многообразный и полноценный мир детских эмоций и при­зывает относиться с уважением к детству как особому периоду в жиз­ни человека.

Эмоции в изображении Носова выполняют адаптивную, атрибу­тивную и мотивационную функции, чем определяется их место в струк­туре художественного текста: они являются главной движущей си­лой в развитии сюжета, в создании образа-характера, образуют про­блематику.

Таким образом, назрела необходимость в оценке творчества Н.Н. Носова перенести акцент с их юмористического содержания на психологическое.

Подход В.Ю. Драгунского к изображению эмоционального мира ребенка может быть сформулирован как продолжение традиции тол­стовской «диалектики души», когда автор фиксирует внимание не на статическом состоянии детской души, а на ее движении от одного чувства или состояния к другому. Душевная жизнь героя Драгунского принципиально разнообразна и многообразна, что и создает по­чву для ее мобильности.

Использование инструментария современной психологии позво­ляет «расшифровать» рассказы Драгунского как истинно психологи­ческие, но отнюдь не только комические. Рассказы В.Ю. Драгунско­го, равно как и Н.Н. Носова, продемонстрировали стремление уйти от назидательности, которая диктовалась пониманием ребенка как объекта воздействия, к постижению его субъектности.

В.Ю. Драгунский внимательно относится к миру детских эмоций, за которым он признает право на разнообразие и полноценность. Так, писатель оставляет за своим юным героем право испытывать такие эмоции, как отвращение, гнев, печаль. Как правило, взрослые игно­рируют их проявления в поведении детей, относя за счет капризов или невоспитанности. Дети у Драгунского способны гневаться («Не хуже вас, цирковых», «Одна капля убивает лошадь», «Синий кинжал») и печалиться («Он живой и светится», «Старый мореход», «Девочка на шаре», «Арбузный переулок»), смущаться («Надо иметь чувство юмора», «Расскажите мне про Сингапур») и испытывать чувство вины («Тайное становится явным»), в этом смысле они — люди, ничуть не меньше, чем взрослые.

И, тем не менее ребенок, в понимании писателя, отличается от взрослого. Ребенок чаще, чем взрослый, испытывает эмоции удивле­ния и радости. Этим объясняется утверждение критики о том, что Дениска — счастливый человек. Внешней причиной удивления, как известно, может стать любое неожиданное событие. В жизни ребенка с его малым житейским опытом таких событий и происшествий мо­жет происходить и происходит много, это общее положение. Драгун­ский обращает внимание даже не на сам момент удивления, а на го­товность ребенка удивляться, которая чаще всего сочетается с инте­ресом («Клюквенные клювики»). В изображении радости Драгунс­ким отчетливо выделяется аспект связи ребенка с миром. Позитив­ное отношение Дениски к миру проявляется во всем, автор фиксиру­ет на этом внимание и помогает ребенку выразить его. Герои Дра­гунского чаще всего смеются «от удовольствия», будь то игра в кос­монавтов («Удивительный день»), посещение зоопарка («Слон и ра­дио»), «покорение» краскопульта («Сверху вниз, наискосок») или мопеда («Мотогонки по отвесной стене»), победа в конкурсе карна­вальных костюмов («Кот в сапогах»). Радостные переживания дают детям уверенность в себе, обеспечивают благоприятные условия для формирования чувства своего Я в окружающем мире.

А.Г. Алексин продолжил развитие основных направлений худо­жественного психологизма в детской литературе, которые четко обо­значились в произведениях Гайдара, Носова, Сотника, Драгунского и др. Носов и Драгунский изображали детей, делая акцент на психо­логический облик ребенка как такового, открывая его отличие от психологии взрослого человека. Художественный психологизм Алек­сина развивался в направлении признания субъектности каждого ре­бенка в отдельности. Писатель последовательно проявлял интерес к психологическому миру детей школьного возраста: от младшего до старшего. Его внимание было перенесено в область частной жизни, что влекло расширение проблематики и углубление представления о внутренней жизни детей. Несомненная заслуга Алексина в том, что во времена господства советской идеологии, утверждавшей приори­тет коллективного начала в человеке, он последовательно отстаивал право каждого ребенка на индивидуальность и неповторимость внут­реннего мира, характера и поведения. В произведениях, адресован­ных детям, читателям с обусловленными возрастом особенностями восприятия, писатель значительно расширил формы и средства пси­хологического анализа за счет активного введения внутреннего мо­нолога, ребенка-рассказчика, контраста, сопоставления и др. Алек­син создал ряд глубоких и принципиально различных художествен­ных характеров детей разных возрастов, его произведения оказали влияние на состояние детской литературы второй половины XX в. Установка Алексина на внимание к внутреннему миру ребенка, глу­бина его постижения делает его произведения актуальными и инте­ресными и в принципиально иной обстановке нового тысячелетия.

Творчество В.П. Крапивина стало закономерным этапом в разви­тии художественного психологизма детской литературы второй по­ловины XX в. Осознавая реальный разрыв поколений, во всяком слу­чае большую дистанцию между детьми и взрослыми, обусловленную темпами развития цивилизации, писатель стремится постичь особен­ности развития и жизни современного детства.

В.П. Крапивин сосредоточивает свое внимание на том круге про­блем из жизни своих героев, а ими являются мальчики 1!—13 лет, который культурантропологи называют инициацией. Безусловно, речь идет не о прямом и безусловном содержании обряда инициации, характерном для примитивных народов, а о его метафорическом по­добии, когда под инициацией понимается ступень в социализации ребенка при переходе его во взрослую жизнь. Наблюдения ученых показали, что у разных народов процедура инициации состоит в том, что испытуемый должен пройти, как правило, следующие барьеры: избиение, холод, жажда, плохое питание, наказание и угроза смерти. Крапивинских героев, конечно, никто не испытывает голодом или жаждой, но вот доказывать свою смелость, а также преодолевать страх и размышлять. О смертельной опасности им приходится достаточно часто. Для Крапивина самоутверждение мальчика связано с умением постоять за себя не только в моральном, но и в физическом смысле. Мальчик, по Крапивину, должен уметь терпеливо переносить боль, не бояться отвечать на силу силой, а при необходимости иметь муже­ство и сноровку и самому наказать носителя зла.

Задача художественного изображения психологических аспектов поведения ребенка усложняется тем, что писатель адресует свои про­изведения детям, следовательно, о сложных психологических процес­сах он должен рассказать увлекательно и доступно, не упрощая при этом предмета исследования. Наряду с прямой авторской характери­стикой, изображением внешнего поведения персонажей, портрета, детали, интерьера, речи, что в литературе для детей уже имеет доста­точно солидную традицию, а также широким использованием воз­можностей несобственно-прямой речи, писатель смело вводит элемен­ты внутреннего монолога.

Таким образом, процесс осмысления психологии ребенка разви­вался, с одной стороны, как однонаправленный и характеризовался движением к признанию субъектности детей и постижению их разви­тия в субкультуре детства и в общении со взрослыми. С другой сто­роны, художественное постижение мира детства отличалось разнонаправленностью в смысле принципиального многообразия творчес­кого поиска. Декларируя любовь к ребенку, внимание к его внутрен­нему миру, каждый из писателей заявленного ряда нашел свои крас­ки, свои темы, свой материал в изображении его внутреннего мира.

Формирование художественной литературы для детей может быть достаточно объективно истолковано только при учете факторов, связанных с осмыслением статуса детства. Природа детства столь сложна, что до сих пор наука не дала определения самого понятия детства, но вместе с тем имеющихся данных достаточно для того, что­бы констатировать: развитие представления о детстве происходило и происходит от понимания детей как объекта воздействия к призна­нию субъектности детства, его самоценности. В развитии литерату­ры для детей это выразилось в движении от преобладания литерату­ры учебной и морально-назидательной, обращенной преимуществен­но к уму ребенка, к становлению литературы художественной, обра­щенной, в первую очередь, к чувствам детей, что означает принятие реальной психологической природы ребенка.

Обращение к истории формирования детской литературы с XVII в. для анализа творчества детских писателей второй половины XX в. может показаться избыточным, но не разработанность пробле­мы рационального и эмоционального в приложении к детской лите­ратуре и в целом отношение к ней как явлению маргинальному дела­ют такую интродукцию насущно необходимой. Творчество Н.Н. Носова, В.Ю. Драгунского, А.Г. Алексина, В.П. Крапивина не может быть объективно истолко­вано вне контекста художественного и научного знания о детстве, ибо роль названных писателей состоит в стремлении к изображению дет­ства как максимально адекватного предмету, это обстоятельство при­обретает особое значение в художественном тексте, адресованном ребенку. Художественное постижение природы ребенка невозможно без внимания к миру его эмоций, ибо именно эмоциональность является ведущим психологическим свойством детства. Появлению произве­дений Носова, Драгунского, Алексина, Крапивина предшествовало накопление значительного художественного опыта русской класси­ки в изображении ребенка сначала в произведениях, адресованных взрослым, а затем и в произведениях для детей.

Признание самоценности детства означало осознание психологии ребенка не количественно (ребенок — несовершенный взрослый), а качественно отличной от психологии взрослого. Мир ребенка как предмет необходимо повлек за собой такое его изображение, кото­рое могло быть объяснено не логикой взрослого, а мотивацией ре­бенка, представленной в противоречивом единстве ума и чувства, находящихся в стадии формирования. Это позволяет утверждать, что важнейшим и показательным свойством художественной литерату­ры для детей является психологизм.

Психологизм как исходное свойство детской художественной ли­тературы создает базу для изменения сложившихся представлений о развитии детской литературы в 50—80-е годы XX в. Идеологическая и «педагогическая» критика первостепенное значение придавала про­изведениям ортодоксального советского содержания (историко-рево­люционная тема, героика, труд, коллективистское начало), а творче­ство Носова, Драгунского и раннего Алексина объявляло просто «ве­селым», т. е. чем-то второстепенным, маргинальным.

Установка на психологизм снимает эту ошибку и позволяет трактовать «веселые» произведения в их истинной глубине, которая не отменяет «весело­сти», но объясняет ее истинное содержание. Психологизм выступает основанием, которое дает почву для объединения в одном ряду таких разных писателей, как Носов, Драгунский, Алексин и Крапивин.

Проблематика рационального и эмоционального соотношения «ума» и» сердца» в ребенке позволяет переосмыслить типологию кон­фликтов в произведениях для детей. Природа конфликтов в детской художественной литературе носит психологический характер. Веду­щая коллизия детского развития — это «врастание» (Л.С. Выготский) в культуру человечества, когда взрослый являет ребенку «идеальную» (Л.С. Выготский, Д.Б. Эльконин) форму. Определяющий конфликт детской художественной литературы — это конфликт детей и взрослых, связанный с конкретными ситуациями постижения ребенком тех или иных граней и аспектов «идеальной» формы, т. е. конфликт меж­ду нормативностью, носителями которой являются взрослые, и эмо­циональностью «неразумного» ребенка.

Конфликты в произведениях Носова, Драгунского, Алексина, Крапивина отражают сложный мир взаимоотношений детей и взрос­лых. Объективное изображение положения ребенка в обществе, в его взаимодействии со взрослыми, в первую очередь с родителями, учи­телями, наставниками, позволило писателям отразить существенные аспекты статуса детства в 50—80-е годы XX в. В этом смысле творче­ство названных писателей дает наглядную картину того, как разви­вались отношения между поколениями от представления о взрослом как образце для подражания ребенка (префигуративный стиль, по М. Мид) через идею равноправия поколений (кофигуративный стиль, по М. Мид) до эмансипации ребенка и даже его лидерства во взаимо­отношениях поколений (постфигуративные отношения, по М. Мид).

Понимание природы ребенка обусловило глубокий интерес писа­телей названного ряда к миру детских эмоций, которые репрезенти­руют детство как особый период в жизни человека. Эмоции, как, известно, выполняют мотивационную и адаптивную функции, играют большую роль в когнитивных процессах. Мир эмоций ребенка в изоб­ражении Носова, Драгунского, Алексина, Крапивина принципиаль­но разнообразен и полноценен: дети показаны переживающими страх, интерес, удивление, отвращение, гнев, вину, радость, печаль и т.д. В изображении писателей эмоции ребенка играют большую роль в раз­витии его ума, в мотивации его поступков, формировании поведе­ния, что оказывает определяющее влияние на выбор материала, фор­мирование проблематики художественного текста, организацию сю­жета, композиции, приемов характеристики персонажа.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.