ИСКУССТВА СЛЕДОПЫТА, НАМЕРЕНИЯ И СНОВИДЕНИЯ

На следующий день, опять в сумерках, дон Хуан вошел в комнату, где мы с Хенаро разговаривали. Он взял меня за руку и провел через весь дом на задний дворик. Было уже темно. Мы начали ходить по крытому коридору-веранде, окружавшему дворик.

Пока мы прогуливались так, дон Хуан сказал, что хочет предупредить меня еще раз о том, что на пути знания очень легко потеряться в сложностях и патологии. Он сказал, что видящие восстают против великих врагов, способных разрушить их цель, замутить намерения и ослабить — против врагов, возникающих на пути воина, а также против чувства лености, праздности, самодовольства, являющихся неотъемлемой частью повседневного мира.

Он добавил, что ошибки, совершенные древними видящими из-за чувства лености, праздности и самодовольства, были так велики и непоправимы, что у новых видящих не было другого выхода, как только осмеять и отвергнуть их ритуалы.

Самое главное, что было необходимо новым видящим, — продолжал дон Хуан. — это практические шаги по смещению своей точки сборки, ну а поскольку у них таковых не было, то им пришлось начать с развития острого интереса к видению света сознания, и в результате развились три типа методик, которые стали краеугольным камнем обучения.

Дон Хуан сказал, что через эти три методики новые видящие совершили чрезвычайные и трудные подвиги. Они преуспели в систематическом сдвиге точки сборки с ее обычного положения. Он признал, что древние видящие тоже совершили тот же подвиг, однако с помощью причудливых, вывернутых манипуляций.

Он пояснил: то, что новые видящие увидели в свете сознания, привело к последовательности, в которой они разместили истины древних относительно сознания. Это известно, как «искусство управления сознанием». Начиная отсюда, были развиты три системы методик. Первой является искусство следопыта, второй — мастерство намерения, третьей — искусство сновидения. Он подтвердил, что обучал меня всем этим трем системам с первого дня нашего знакомства.

Он сказал, что обучал меня искусству управления сознанием двумя путями, как и рекомендуют новые видящие. В своем учении для правой стороны, которое он проводил в нормальном состоянии сознания, он достиг двух целей: обучил меня пути воина и ослабил привязанность точки сборки к ее нормальному положению. В учении для левой стороны, которое проводилось в состоянии повышенного сознания, достигнуты тоже две цели: он заставил мою точку сборки сдвигаться в такое число позиций, какое я смог выдержать, а также дал длинную серию объяснений.

Дон Хуан остановился и пристально посмотрел на меня. Последовало напряженное молчание, а затем он начал беседу об искусстве следопыта. Он сказал, что у этого искусства было очень странное и случайное начало: оно началось с наблюдения, сделанного новыми видящими, что когда воины настойчиво следуют необычному образу поведения, то неиспользованные ранее внутри их кокона эманации начинают светиться, а точка сборки мягко смещается гармоническим, едва заметным способом.

Воодушевленные этим наблюдением, новые видящие начали практиковать систематическое управление своим поведением. Они назвали эту методику искусством следопыта. Дон Хуан заметил, что, хотя против этого названия и можно возразить, оно все же приемлемо, поскольку выслеживание требует особого рода поведения по отношению к людям, которое можно отнести к тайным методам.

Вооруженные этой методикой, новые видящие взялись за известное трезвым и плодотворным образом. Путем непрерывной практики они заставили свою точку сборки постоянно смещаться.

— Искусство следопыта — это одно из двух величайших достижений новых видящих, — сказал он. — они решили, что его следует преподавать современному нагвалю, когда его точка сборки сдвинется достаточно глубоко влево. Причина этого решения в том, что нагваль должен изучить принципы следопыта, незамутненные человеческим перечислением. В конце концов, нагваль — это вождь группы, а чтобы вести, он должен уметь действовать быстро, без предварительного размышления.

Другие воины могут обучаться искусству следопыта, будучи в своем обычном сознании, хотя желательно, чтобы они практиковали его в повышенном состоянии сознания, и не столько из-за ценности повышенного сознания, сколько из-за ложного чувства секретности, которое пропитывает это искусство, предназначенное просто для общения с обычным миром.

Он сказал, что я могу теперь понять, что именно намерение сдвинуть точку сборки заставило новых видящих обратить особое внимание на взаимодействие с мелочными тиранами. Мелочные тираны заставляют видящих использовать искусство следопыта, а это действие позволяет видящему сдвинуть точку сборки.

Я спросил его, знали ли древние видящие что-либо из принципов следопыта.

— Искусство следопыта принадлежит только новому поколению видящих, — ответил он, улыбаясь. — именно этим видящим пришлось иметь дело с людьми: древние видящие были настолько окутаны своим чувством власти, что даже и не знали о существовании обычного люда, пока этот люд не раскроил им головы дубинкой. Да ты уже знаешь все это.

Дон Хуан сказал далее, что мастерство намерения, наряду с искусством следопыта, — это два шедевра, отметившие пришествие современных видящих. Он объяснил, что в своем усилии приобрести преимущество над угнетателями новые видящие исследовали все возможности. Они знали, что их предшественники совершали необычайные подвиги, манипулируя таинственной и чудесной силой, которую они могли описать только как «власть». У новых видящих было мало сведений об этой силе, так что им пришлось исследовать ее систематически с помощью видения. Их усилия были обильно вознаграждены, когда они обнаружили, что энергия настройки и является этой силой.

Они начали с видения того, как свет сознания расширяется и усиливается, когда эманации внутри кокона настраиваются на эманации в великом. Они воспользовались этим наблюдением, как трамплином, то есть так же, как они поступили с искусством следопыта, и в дальнейшем развили комплексную цепочку методик для управления этой настройкой эманаций.

Вначале они называли эти методики «мастерством настройки», а потом поняли, что здесь вовлечено гораздо больше, чем просто настройка: то, что проявилось, — это энергия, возникающая от настройки эманаций. Они назвали эту энергию волей.

Воля стала следующим основанием их действий. Новые видящие поняли ее, как слепой, безличный, непрерывный взрыв энергии, который заставляет нас вести себя так, как мы это делаем. Воля ответственна за наше восприятие, за удержание точки сборки в ее обычном положении.

Дон Хуан сказал, что новые видящие исследовали, как происходит восприятие мира повседневной жизни, и увидели эффект воли. Они увидели, что настройка непрестанно возобновляется, чтобы придать восприятию непрерывность. Для возобновления настройки во всякое время с той свежестью, которой она требует для составления живого мира, взрыв энергии, возникающей от самой этой настройки, должен быть автоматически отведен для подкрепления избранных настроек.

Это новое наблюдение послужило новым видящим другим трамплином, который помог заложить третье основание систем. Они назвали его намерением и описали, как целеустремленное управление волей — энергией настройки.

— Сильвио Мануэль, Хенаро и Винсенте были направлены нагвалем Хулианом на изучение этих трех аспектов знания видящих, — продолжал он. — Хенаро стал мастером управления сознанием, Винсенте — мастером искусства следопыта, а Сильвио Мануэль — мастером намерения. Сейчас мы занимаемся окончательным объяснением искусства управления сознанием — вот почему Хенаро помогает тебе.

Дон Хуан долго беседовал с учениками-женщинами. Женщины слушали его с серьезным выражением лица. Судя по выражению глубокой сосредоточенности, я был уверен, что он подробно инструктирует их относительно труднейшей методики.

Мне запретили быть на этом собрании, но я мог следить за ними, когда они беседовали перед главной дверью дома Хенаро. Я сидел за кухонным столом, дожидаясь, пока все это кончится.

Затем женщины собрались уходить, но перед этим они вошли на кухню вместе с доном Хуаном. Он сел напротив, а женщины говорили со мной ужасающе любезно. Они, собственно, обнимали меня. Все они были необычайно дружелюбными, даже разговорчивыми. Они сказали, что собираются присоединиться к ученикам-мужчинам, которые ушли с Хенаро несколько часов назад: Хенаро собирается показать всем им свое тело сновидения.

Как только женщины вышли, дон Хуан совершенно неожиданно возобновил свои объяснения. Он сказал, что со временем, когда новые видящие утвердили свои принципы, они поняли, что в тех доминирующих условиях жизни, в которых они живут, одно лишь искусство следопыта сдвигает точку сборки очень мало. Для максимального эффекта это искусство нуждается в идеальной обстановке, то есть в мелочных тиранах с большой властью и силой. А новым видящим было все труднее находить такие условия: задача найти их или сымпровизировать стала невыносимым бременем.

Новые видящие нашли настоятельно необходимым видеть эманации Орла для того, чтобы найти другие, более подходящие пути сдвига точки сборки. Когда они попытались видеть эманации, они столкнулись с очень серьезной проблемой: они обнаружили, что невозможно видеть их, не подвергая себя смертельному риску, и все же они должны были их видеть. Именно тогда они и воспользовались древней методикой сновидения как щитом для защиты себя от смертельного удара эманаций Орла. Совершая это, они осознали, что само сновидение является наиболее эффективной методикой для сдвига точки сборки.

— Одним из строжайших указаний новых видящих, — продолжал дон Хуан. — стало требование, чтобы воины изучали сновидение, исходя из состояния обычного сознания. Следуя этому требованию, я стал обучать тебя сновидению почти с первого дня нашего знакомства.

— Почему новые видящие распорядились, чтобы обучение сновидению происходило в нормальном состоянии сознания? — спросил я.

— Потому что сновидение слишком опасно, а сновидение — это немыслимая власть, оно делает сновидцев уязвимыми, поскольку оставляет их на милость непостижимой силы настройки.

Новые видящие осознали, что в нашем нормальном состоянии сознания у нас есть бесчисленное множество защитных приспособлений, предохраняющих от сил неиспользованных эманаций, которые неожиданно выстраиваются в сновидения.

Дон Хуан объяснил, что искусство сновидения, как и искусство следопыта, начинается с простого наблюдения. Древние видящие узнали, что во сне точка сборки сдвигается слегка влево, совершенно естественным образом. Эта точка в действительности освобождается во время сна и начинают светиться все виды неиспользованных эманаций. Древние немедленно заинтересовались таким наблюдением и начали работать над таким естественным сдвигом, пока не научились им управлять. Они назвали это управление сновидением, или искусством управления телом сновидения.

Он заметил, что едва ли есть средство описать обширность их знаний относительно сновидения. Очень мало из того, однако, может быть использовано новыми видящими. Так что, когда пришло время реконструкции, новые видящие взяли себе только голый скелет сновидения для помощи в видении эманаций Орла и для сдвига точки сборки.

Он сказал, что видящие, как новые, так и древние, согласны в том, что сновидение — это контролирование естественного сдвига, которому подвержена точка сборки во сне. Он подчеркнул, что контроль этого сдвига ни в коей мере не означает направления его, а просто удержание точки сборки в положении, в которое она естественно приходит во сне — труднейший маневр, который потребовал от древних видящих чрезвычайных усилий и сосредоточения.

Дон Хуан объяснил, что сновидцы должны удерживать очень тонкое равновесие: в сны не следует вмешиваться или командовать ими сознательным усилием, и все же сдвиг точки сборки должен подчиняться командам сновидца — противоречие, которое нельзя выразить рационально, но можно разрешить практически.

Наблюдая сновидцев во время сна, древние видящие наткнулись на решение, позволяющее снам следовать своим естественным путем. Они увидели, что в некоторых снах точка сборки сновидца действует гораздо глубже налево, чем в других. Это наблюдение поставило перед ними вопрос: действительно ли содержание сновидения заставляет сдвигаться точку сборки, или же движение точки сборки само по себе управляет содержанием сна, активизируя неиспользованные эманации.

Вскоре они поняли, что именно сдвиг точки сборки влево производит сновидение: чем левее сдвиг, тем более живым и странным будет сон. Неизбежно они перешли к управлению своими снами с целью заставить свою точку сборки сдвигаться глубже влево. Пытаясь сделать это, они открыли, что, когда сном начинают сознательно или подсознательно манипулировать, точка сборки незамедлительно возвращается в свое нормальное положение. Ну а поскольку они хотели добиться ее сдвига, они пришли к неизбежному выводу, что вмешательство в сны — это вмешательство в естественный сдвиг точки сборки.

Дон Хуан сказал, что с этого момента древние видящие развили свое поразительное знание этого предмета — знание, наложившее глубокий отпечаток на то, к чему стремились древние видящие в сновидении, но малополезное им в своем первоначальном виде.

Он сказал мне, что до сих пор я понимал сновидение как управление снами, но каждое из упражнений, которое он давал мне для исполнения, например, такое, как найти свои руки во сне, не предназначено, как это могло показаться, для обучения командовать своими снами. Эти упражнения разработаны для удержания точки сборки там, куда она уходит во сне. Именно там следует удерживать тонкое равновесие. Единственное, что можно направлять, так это фиксацию своей точки сборки. Видящие подобны рыбаку с удочкой: она закидывается куда попало, поэтому единственное, что рыбаки могут сделать, — это удерживать грузило там, где оно затонуло.

— Куда бы не переместилась точка сборки во сне, это называется сновиденческой позицией, — продолжал он. — древние видящие стали такими специалистами в удержании сновиденческой позиции, что были способны даже пробудиться, когда их точка сборки была зафиксирована там.

Древние видящие назвали это состояние телом сновидения, поскольку доводили свое управление до предела создания временного нового тела всякий раз, когда пробуждались в новой сновидческой позиции.

Я должен сделать все, чтобы разъяснить тебе, что у сновидения есть ужасно отрицательная сторона: оно принадлежит древним видящим и окрашено их настроением. Я был очень осторожен, проводя тебя через это, однако до сих пор нельзя быть уверенным.

— О чем это ты предупреждаешь меня, дон Хуан? — спросил я.

— Я предупреждаю тебя относительно ловушек сновидения, которые поистине ошеломляющи, — ответил он. — в сновидении действительно невозможно направлять точку сборки, ее движение, и единственное, что направляет этот сдвиг, — это внутренняя крепость или слабость сновидца. Именно здесь и находится первая ловушка.

Он сказал, что сначала новые видящие колебались в принятии решения относительно использования сновидения. Они полагали, что сновидение, вместо того, чтобы укреплять, делает воина более слабым, капризным, импульсивным. Все древние видящие были таковы. И для того, чтобы заменить отрицательное влияние сновидения, поскольку не было другого выхода, как использовать его, новые видящие развили сложную и необычную систему поведения, названную «путем воина» или «тропой воина».

С помощью этой системы новые видящие укрепили себя и приобрели внутреннюю крепость, необходимую для сдвига точки сборки во сне. Дон Хуан подчеркнул, что крепость, о которой он говорит, — это не одно только убеждение: никто не может иметь более крепких убеждений, чем видящие, однако они были слабы в самой своей сердцевине. Внутренняя крепость означает чувство уравновешенности, почти безразличия, чувство удобства, но самое главное — естественную и глубокую склонность к исследованию, к пониманию. Все эти черты характера новые видящие называют трезвостью.

— Убеждение, которое разделяют новые видящие, состоит в том, — продолжал он. — что безупречная жизнь сама по себе неизбежно ведет к чувству трезвости, а это приводит к движению точки сборки. Я сказал, что новые видящие полагают, что точку сборки можно сдвигать изнутри. Они сделали еще один шаг и пришли к выводу, что безукоризненные люди не нуждаются в том, чтобы их кто-то вел: они могут, сберегая энергию, сами по себе делать все, что делают видящие. Единственное, в чем они нуждаются, так это минимальное везение в том, чтобы осознать возможности, которые открыты видящим.

Я сказал, что мы вернулись к тому же положению, в котором я был в своем нормальном состоянии сознания: я все еще был убежден, что безукоризненность или сохранение энергии — это нечто настолько неопределенное, что может быть интерпретировано любым, самым причудливым образом.

Я хотел сказать больше, чтобы развить свои аргументы, но мной овладело странное чувство: это было реальное физическое ощущение, что я продираюсь через что-то, а затем я отбросил свои аргументы. Я знал совершенно уже безо всякого сомнения, что дон Хуан прав: все, что необходимо — это безукоризненная энергия, а это начинается с единого действия, которое должно быть преднамеренным, точным и устойчивым. Если это действие продолжается достаточно долго, ты обретаешь чувство несгибаемого намерения, которое можно приложить к чему-то еще. Когда это выполнено, путь свободен. Одно ведет к другому, пока воин не осознает всех своих возможностей.

Когда я сказал дону Хуану о том, что осознал, он явно восторженно засмеялся и воскликнул, что это посланный свыше пример крепости, о которой он говорит. Он объяснил, что моя точка сборки сдвинулась и что ее сдвинула трезвость в положение, укрепляющее понимание. Она могла, как это не раз бывало раньше, капризно сдвинуться в положение, которое только подкрепляет самодовольство.

— Давай поговорим теперь относительно тела сновидения, — продолжал он. — древние видящие все свои усилия сосредоточили на исследовании тела сновидения, и они преуспели в его использовании, как более практичного, что приводит к желанию выразить это, сказав, что они претворяли себя все более странным образом.

Дон Хуан утверждал, что среди новых видящих общеизвестно, что толпы древних колдунов никогда не вернулись обратно после пробуждения в сновиденческой позиции, отвечающей их вкусам. Он сказал, что есть вероятность, что все они умерли в этих немыслимых мирах или же все еще живы и сегодня, и кто знает, в какой искаженной форме или образе.

Он остановился, посмотрел на меня и захохотал.

— Ты умираешь от любопытства узнать у меня, что древние видящие делали со своим телом сновидения, не так ли? — спросил он и заставил меня движением подбородка задать этот вопрос.

Дон Хуан заявил, что Хенаро, будучи неоспоримым мастером сознания, показывал мне тело сновидения множество раз, пока я был в состоянии обычного сознания. Результатом его демонстрации был сдвиг моей точки сборки и не из позиции повышенного сознания, а из нормального ее положения.

Затем дон Хуан сказал мне, как бы доверяя некий секрет, что Хенаро ждет нас на полях вблизи дома, чтобы показать мне свое тело сновидения. Он повторял снова и снова, что теперь я в отличном состоянии сознания, чтобы видеть и понять, что в действительности представляет собой тело сновидения. Затем он заставил меня подняться, и мы прошли через центральную комнату, чтобы выйти наружу. Когда я уже собирался отворить дверь, я заметил, что кто-то лежит на кипе спальных матрацев, которые использовались учениками в качестве кроватей.

Я подумал, что это один из его учеников вернулся домой, должно быть, пока дон Хуан и я разговаривали на кухне. Я подошел к нему, и тогда понял, что это Хенаро. Он глубоко спал, мирно посапывая и лежа лицом вниз.

— Разбуди его, — сказал мне дон Хуан. — мы должны идти, а он, наверное, смертельно устал.

Я мягко потряс Хенаро. Он медленно повернулся, издавая звуки человека, просыпающегося от глубокого сна. Он вытянул руки, а затем открыл глаза. Я невольно вскрикнул и отпрянул: глаза Хенаро вовсе не были человеческими глазами — это были две точки интенсивного янтарного света. толчок страха был таким сильным, что у меня закружилась голова. Дон Хуан похлопал меня по спине и восстановил равновесие.

Хенаро встал и улыбнулся мне. Черты его лица были жесткими. Двигался он так, как если бы был пьян или физически нездоров. Он прошел мимо меня и направился прямо к стене. Я ожидал неизбежного удара, однако он прошел сквозь стену, как будто ее там вовсе не было. Он вернулся в комнату через кухонную дверь, а затем — на что я смотрел с истинным ужасом — Хенаро пошел по стенам, причем его тело было параллельно земле, и по потолку, ногами вверх.

Я упал на спину, следя за его движениями. Из этого положения я не видел его больше: вместо этого я смотрел на пузырь света, который двигался по потолку надо мной и по стенам, обегая комнату. Казалось, кто-то освещал гигантским фонариком потолок и стены. Луч света, наконец, погас — он исчез из виду, уйдя через стену.

Дон Хуан заметил, что мой животный страх всегда безмерен, и что я должен бороться, чтобы контролировать его, но что в этот раз, во всяком случае, я вел себя очень хорошо. Я увидел тело сновидения Хенаро таким, каково оно есть на самом деле — в виде пузыря света.

Я спросил его, откуда он знает, что я видел это. Он ответил, что видел, как моя точка сборки сдвинулась в нормальное положение, чтобы компенсировать страх, а затем ушла глубже влево, за пределы, где уже нет никаких сомнений.

— В этой ее позиции можно видеть только одно, — продолжал он. — пузыри энергии. Но от положения повышенного сознания до этой другой точки, расположенной глубже слева, очень недалеко. Реальным подвигом является сдвинуть точку сборки из ее нормального положения в то, когда уже нет никаких сомнений.

Он добавил, что у нас по-прежнему назначена встреча с телом сновидения Хенаро в полях у дома, когда я буду в нормальном состоянии сознания.

Когда мы вернулись в дом Сильвио Мануэля, дон Хуан сказал, что обращение Хенаро с телом сновидения — это очень мало по сравнению с тем, что делали с ним древние видящие.

— Ты увидишь это вскоре сам, — сказал он угрожающим тоном, а затем рассмеялся.

Я расспрашивал его об этом с нарастающим чувством страха, но у него это вызвало только новые приступы смеха. Наконец он успокоился и сказал, что собирается поговорить о пути, каким новые видящие дошли до тела сновидения, и о его использовании ими.

— Древние видящие гнались за совершенной копией тела, — продолжал он. — и почти преуспели в этом. Единственное, что им не удалось скопировать, так это глаза: вместо глаз у тела сновидения только свет сознания. Ты никогда не осознавал этого раньше, когда Хенаро показывал тебе свое тело сновидения.

Новые видящие не могли больше заботиться о точной копии тела. Они, собственно, даже и не интересовались вовсе такой копией, однако они сохранили все же название «тело сновидения» для обозначения чувства того источника энергии, который переносится путем движения точки сборки в любое место этого мира или в любое место семи миров, доступных человеку.

Затем дон Хуан описал процедуру достижения тела сновидения. Он сказал, что оно начинается с первоначального акта, который, будучи поддержан, порождает несгибаемое намерение. Несгибаемое намерение ведет к внутреннему безмолвию, а внутреннее безмолвие — к внутренней крепости, необходимой для сдвига точки сборки в снах в подходящее положение.

Он назвал эту последовательность фундаментом. Развитие контроля наступает после завершения фундамента: оно состоит из систематического поддержания позиции сновидения путем собачьего слежения за видением сна. Устойчивая практика ведет к большой легкости удержания позиции сновидения на новых снах, и не столько потому, что, практикуясь, ты приобретаешь преднамеренный контроль, но потому, что всегда, когда такой контроль проявляется, усиливается внутренняя крепость. А усиленная крепость, в свою очередь, заставляет точку сборки сдвинуться в позицию сновидения, что все более и более способствует укреплению трезвости. Другими словами, сами сны становятся все более и более управляемыми, даже заказываемыми.

— Развитие сновидца идет косвенно, — продолжал он. — вот почему новые видящие полагают, что мы можем заниматься сновидением сами, без посторонней помощи. Поскольку в сновидении используется естественный, встроенный сдвиг точки сборки, мы ни в ком не нуждаемся для помощи.

То, что особенно нужно, это трезвость, и никто не может нам дать ее или помочь нам приобрести ее, кроме самих себя, а без этого сдвиг точки сборки остается хаотическим, как хаотичны наши обычные сны.

— Итак, в конце концов, методика достижения тела сновидения состоит в безупречности в повседневной жизни.

Дон Хуан объяснил, что когда обретена трезвость, и позиция сновидения стала неизмеримо крепче, тогда следующим шагом является пробуждение в любой из позиций сновидения. Он заметил, что этот маневр, хотя все звучит просто, в действительности очень сложное дело — настолько сложное, что требует присутствия не только трезвости, но и всех атрибутов воинственности, особенно намерения.

Я спросил его, как намерение помогает видящим пробудиться в позиции сновидения. Он ответил, что намерение, являясь самым сложным управлением силы настройки, является тем, что поддерживает — через трезвость сновидца — настройку тех эманаций, которые были освещены движением точки сборки.

Дон Хуан сказал, что имеется еще одна ужасная ловушка сновидения — сама крепость тела сновидения. Например, в теле сновидения очень легко можно смотреть на эманации Орла непрерывно длительное время, но так же легко, в конце концов, оно может быть поглощено ими. Видящие, созерцающие эманации Орла, разделяются на тех, кто созерцает без отмирания тела сновидения, и тех, чье тело сновидения сгорает от внутреннего огня. Новые видящие решили эту проблему путем видения целой группой: пока один созерцает эманации, другие стоят около, готовые прекратить видение.

— Как это новые видящие видят группой? — спросил я.

— Они сновидят вместе, — сказал он. — как ты сам знаешь, вполне возможно группе видящих активизировать те же самые неиспользованные эманации. И в этом случае нет известных шагов — это просто случается: нет методики, которой можно следовать.

Он добавил, что при совместном сновидении что-то в нас берет руководство, и неожиданно мы обнаруживаем себя разделяющими с другими тот же образ. Происходит то, что наши человеческие условия заставляют нас автоматически фокусировать свет сознания на тех же эманациях, которые используются и другими: мы приспосабливаем положение нашей точки сборки так, чтобы сойтись с окружающими. Мы делаем это на своей правой стороне, при обычном восприятии, а также делаем это и слева, это и слева, при совместном сновидении.

НАГВАЛЬ ХУЛИАН

В доме стояло странное оживление. Все видящие партии дона Хуана казались взволнованными и были почти рассеянны. Такого я никогда здесь не видел. Их обычно высокий уровень энергии, казалось, еще возрос. Я насторожился и спросил дона Хуана о причине этого. Он повел меня на задний дворик. Некоторое время мы шли в молчании, затем он сказал, что приближается время их исхода, он спешит со своими объяснениями, чтобы успеть вовремя.

— Откуда ты знаешь, что вы близки к исходу? — спросил я.

— Это внутреннее знание, — ответил он. — ты узнаешь это сам когда-нибудь. Понимаешь, нагваль Хулиан заставлял сдвигаться мою точку сборки бесчисленное число раз так же, как я делаю это с тобой. Затем он оставил мне задачу перенастройки тех эманаций, которые он помог мне настроить с помощью этих сдвигов. Такого рода задача оставляется в наследство каждому нагвалю.

Во всяком случае, задача перенастройки всех этих эманаций пролагает дорогу особому маневру воспламенения всех этих эманаций внутри кокона. Я почти сделал это. Я нахожусь на пороге своего максимума, а поскольку я нагваль, и мне удалось зажечь все эти эманации внутри кокона, мы можем уйти в любое мгновение.

Я почувствовал, что должен опечалиться и плакать, но что-то во мне настолько возрадовалось, услышав, что нагваль Хуан Матус близок к своему состоянию освобождения, что я подпрыгнул и закричал в полном восторге. Я знал, что рано или поздно войду в другое состояние сознания и буду плакать от печали, но в этот день я был наполнен счастьем и оптимизмом.

Я рассказал дону Хуану о своих чувствах. Он засмеялся и похлопал меня по плечу.

— Вспомни, что я говорил уже тебе, — сказал он. — не надейся на эмоциональное осознание. Позволь своей точке сборки сдвинуться, и тогда, уже годы спустя, у тебя будет осознание.

Мы прошли в большую комнату и сели для разговора. Дон Хуан колебался некоторое время, затем он выглянул в окно. Со своего кресла я мог видеть дворик. Был ранний вечер, облачный день. Казалось, что пойдет дождь: кучевые облака надвигались с запада. Я любил облачные дни, дон Хуан их не любил. Он некоторое время поерзал, пытаясь найти более удобное положение.

Он начал свои объяснения с рассуждения о том, что трудность воспоминания всего того, что происходило в состоянии повышенного сознания, возникает из-за множественности позиций, которые принимает точка сборки после того, как выйдет из своего нормального положения. С другой стороны, легкость припоминания всего, что происходит в нормальном состоянии сознания, объясняется тем, что точка сборки находится неподвижно на одном месте, где она обычно укреплена.

Он сказал мне, что свяжется со мной. Он предложил, чтобы я принял трудность воспоминания и признал, что мне, быть может, не удастся выполнить мою задачу никогда и что никогда я не буду способен настроить все те эманации, которые он помог мне настроить.

— Думай об этом именно так, — сказал он, улыбаясь. — возможно, ты никогда не сможешь вспомнить даже этого нашего разговора, который в данный момент кажется тебе таким обычным, таким естественным.

В этом действительно заключается тайна сознания. Люди окружены тайной, — мы окружены темнотой, необъяснимыми вещами. Смотреть на себя по-другому было бы безумием, поэтому не преуменьшай тайны человека внутри себя самого с помощью чувства самосожаления или пытаясь рационализировать ее. Пытайся приуменьшить глупость человека в себе путем понимания этой глупости, но не оправдывай себя ни тем, ни другим — и то, и другое необходимо.

Один из величайших маневров следопыта состоит в том, чтобы закопать тайну против глупости в каждом из нас.

Он объяснил, что методы следопыта — это не что-то, чем можно наслаждаться: фактически они могут вызвать массу возражений. Зная это, новые видящие осознали, что было бы против общих интересов обсуждать или практиковать принципы следопыта в нормальном состоянии сознания.

Я обратил его внимание на противоречие: он сказал, что для воинов нет способа действовать в мире, если они находятся в состоянии повышенного сознания, и он сказал также, что искусство следопыта — это просто особое поведение по отношению к людям. Так что эти два утверждения противоречат друг другу.

— Под выражением «не обучать в нормальном состоянии сознания» я подразумевал обучение только по отношению к нагвалю, — сказал он. — цели искусства следопыта двойственны. Первая — это сдвинуть точку сборки последовательно и безопасно, насколько возможно, и ничто не может выполнить эту задачу так хорошо, как искусство следопыта. И вторая — запечатлеть эти принципы на таком глубоком уровне, чтобы обойти человеческую опись — перечисление, которая является естественной реакцией отрицания и осуждения того, что кажется оскорбительным рассудку.

Я сказал ему, что искренне сомневаюсь, что буду осуждать что-либо, подобное этому, или отказываться от него. Он засмеялся и сказал, что я не являюсь исключением и что я буду реагировать так же, как и всякий другой, когда услышу о деяниях мастера-следопыта, такого, каким был его благодетель, нагваль Хулиан.

Я не преувеличивал, когда сказал тебе, что нагваль Хулиан был чрезвычайным следопытом из всех, кого я когда-либо встречал, — сказал дон Хуан. — ты уже слышал о его мастерстве следопыта от кого-нибудь, но я никогда не говорил тебе о том, что он делал со мной.

Я хотел разъяснить ему, что не слышал никогда ни от кого относительно нагваля Хулиана, но как раз перед тем, как я хотел выразить свой протест словами, мной овладело странное чувство неуверенности. Казалось, что дон Хуан мгновенно понял, что со мной. Он почмокал восторженно.

— Ты не можешь вспомнить, поскольку для тебя еще недоступна воля, — сказал он. — ты нуждаешься в целой жизни безупречности и в большом запасе энергии, и тогда воля может освободить все эти воспоминания.

Я собираюсь рассказать тебе историю того, как нагваль Хулиан вел себя со мной, когда мы впервые встретились. Если ты осудишь его и найдешь его поведение недостойным, хотя сейчас ты в состоянии повышенного сознания, то подумай о том, как бы ты взбунтовался, если бы находился в состоянии нормального сознания.

Я запротестовал и сказал, что он настраивает меня. Он заверил меня, что все, чего он хочет добиться своими рассказами, это лишь проиллюстрировать способ, каким следопыты действуют и пояснить причины этих действий.

— Нагваль Хулиан был последним из древних следопытов, — сказал он. — он был следопытом не столько из-за обстоятельств своей жизни, сколько по склонности своего характера.

Дон Хуан объяснил, что новые видящие видят в людях две главные человеческие группы: тех, кто заботится о других, и тех, кто не заботится. Между этими двумя предельными случаями они видят бесконечное смешение этих двух типов. Нагваль Хулиан принадлежал к категории тех, кто не заботится о других. Себя дон Хуан отнес к противоположной категории.

— Но разве ты не говорил мне, что нагваль Хулиан был щедрым, и что он мог отдать последнюю рубашку? — спросил я.

— Конечно, мог, — ответил дон Хуан. — о, он был не только щедрым, он был предельно очаровательным, неподражаемым. Он всегда глубоко и искренне интересовался каждым окружающим. Он был добрым и открытым и отдавал все, что имел, каждому, кто в этом нуждался, или всякому, кого он полюбит. В свою очередь его любили все, поскольку, будучи мастером искусства следопыта, он сумел сообщить им свои истинные чувства, что он не дает за любого из них и ломаного гроша.

Я не сказал ничего, но дон Хуан понял все мое чувство недоверия и даже отчаяния от того, что он говорит. Он почмокал губами и покачал головой из стороны в сторону.

— Да, это искусство следопыта, — сказал он. — видишь, я даже еще не начал своего рассказа о нагвале Хулиане, а ты уже расстроился.

Он разразился хохотом, когда я попытался объяснить ему мои чувства.

— Нагваль Хулиан ни о ком не заботился, — продолжал он. — вот почему он мог помочь людям, и он им помогал. Он отдавал им свою последнюю рубашку, поскольку ему от них ничего не было нужно.

— Не хочешь ли ты сказать этим, дон Хуан, что только тот может действительно помочь своим собратьям, кому наплевать на них? — сказал я раздраженно.

— Именно так говорят следопыты, — сказал он с лучезарной улыбкой, — нагваль Хулиан, например, был сказочным целителем. Он помог тысячам людей, но никогда не признавал этого. Он позволял людям думать, что женщинавидящая из его партии исцеляет их.

Представь себе, если бы он был человеком, который беспокоится о своих собратьях-людях, он потребовал бы признания. Тот, кто беспокоится о других, беспокоится о себе и требует признания, если он достоин его.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: