Многообразие фольклора в творчестве Даля

Начало литературной деятельности В.И. Даля относится к 1830 году. Известность Далю (псевдоним – Казак Луганский) принесли "Русские сказки".

Пик его литературной популярности приходится на конец 1830-х - 1840-е гг. Одна за другой выходят в свет повести и рассказы "Бедовик" (1839), автобиографическая повесть "Мичман Поцелуев, или Живучи, оглядывайся", "Савелий Граб, или Двойник", "Вакх Сидоров Чайкин", "Башкирская русалка", "Уральский казак", "Петербургский дворник", "Чухонцы в Питере" и др. Произведения Даля отличаются простотой сюжета, точностью в описаниях быта и нравов, сочностью, народностью языка.

Н.В. Гоголь очень точно определил суть, особенности и цель литературного творчества Даля, а И.С. Тургенев назвал Даля "народным писателем".

Кроме очерков Даль пишет в эти годы повести и рассказы: "Вакх Сидоров Чайкин", "Хмель, сон и явь" и др. Большую деятельность Даль проявляет как член учредительного собрания Географического общества, развернувшего собирательскую работу по этнографии и фольклору. В 1845–1846 годах он печатает статьи о народных верованиях (книга известна под названием "О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа").

В течение всей своей жизни он собирал народные выражения, изучал народный язык, вел кропотливую работу по составлению "Толкового словаря живого великорусского языка". Это было главным делом его жизни. Даль фактически совершил подвиг в науке, создав за 50 лет труд, "для составления которого потребовалась бы целая академия и целое столетие" (П.И. Мельников-Печерский). Всю жизнь Даль был неутомимым собирателем памятников народного творчества: песен, сказок, пословиц, поговорок.

Судя по замечаниям В.Г. Белинского в целом ряде его критических статей, критик воспринимал Даля как бытописателя и этнографа. Он называет Даля "человеком бывалым, коротко ознакомившимся с бытом России почти на всех концах ее". Эту же мысль Белинский развивает и в рецензии 1847 года на сборник повестей, сказок и рассказов Казака Луганского. "Даль – это живая статистика живого русского народонаселения".

В своих рецензиях Белинский особо отмечает талант Даля – этнографа-бытописателя, подмечая, что "в повестях Луганского всего интереснее – подробности". Так, например, "превосходная картина избы с резными окнами, в сравнении с малороссийской хатою, лучше всей повести (речь идет о повести Даля "Небывалое в бывалом, или Бывалое в небывалом"), хотя входит в нее только эпизодом и ничем внутренне не связана с сущностию ее содержания". Именно в "подробностях" встречаются у Даля драгоценные черты русского быта, русских нравов, ценные для Белинского. Рассказы Даля незаметно обогащают читателей такими знаниями, которые вне этих рассказов не всегда можно приобрести, даже побывав там, где бывал Даль. И в этом заслуга тонкого художника-наблюдателя.

Белинский отмечает поистине "интернациональный" круг интересов Казака Луганского. "В рассказах “Майна” и “Бикей и Мауляна” знакомит он нас с нравами и бытом кайсаков (киргизов), в “Цыганке” – с молдавской цивилизациею и положением цыган, …в “Болгарке” – с патриархальными нравами болгарского племени"[4].

Своеобразие таланта писателя критик видит в особом интересе Даля к русскому человеку, его быту, целому миру русской жизни. Белинский показывает, что Даль прекрасно знает натуру крестьянина, знает его горе и радость, умеет мыслить его головой, видеть его глазами, говорить его языком.

Даль широко привлекает в своем творчестве многообразие фольклора. Он входит в его художественную систему как источник сюжета, используется для характеристики героя, индивидуализации его речи, как средство художественной изобразительности в авторской речи, как материал для характеристики быта и мировоззрения различных социальных групп, как художественный элемент в создании характеров. Даль обращается к подлинному фольклору и реалистическому выражению его в конкретно-исторических условиях народной жизни с указанием географически точных объектов изображения. Писатель приводит подлинные факты, а также точные данные социально-экономической жизни, которые придают повествованию достоверную убедительность. Фактический материал, вошедший в произведения Даля, создавал бытописательные картины крестьянской этнографии. Даль вводил в свои произведения подлинный крестьянский фольклор: включение сказок, рассказанных крепостным сказочником Меледой ("Павел Алексеевич Игривый"), народных шуток, анекдотов, с помощью которых создается стилистическое своеобразие. Такую же роль играют и пословицы, употребляемые Далем с целью психологической характеристики героя. Они характеризуют его действия и поступки: "Сын-то мой, да ум-то свой"; "За перо – не мы, за счеты – не мы, а попеть да поплясать – против нас не сыскать". Лексика и фразеология народных сказок, песен используется Далем как в речи героя-рассказчика, так и в речи автора. Например: "Иван, крестьянский сын, поди на беля руки мои, под шелковы кудри мои, вот тебе дорогой подарочек: заветный золот перстень, алый шелковый плат да серебряна опоясочка".

Даль насыщал содержание рассказов этнографическими деталями, описанием обычаев, ремесел ("Медведь", "Охота на волков"). Даль опирался в своем творчестве на подлинность жизненных фактов, но не всегда поднимался как писатель-реалист до широких социальных обобщений и типизации. Писатель предупреждал читателя: "Не ищите в записках живого человека повести или романа, то есть сочинения, это ряд живых картин, из коих немногие только по пословице: гора с горой – в связи между собой и с последующими" ("Вакх Сидоров Чайкин"). Писатель подчеркивал, что его повести – это "были", что в них "нет выдумки". Фольклорные сюжеты составляют большую часть его рассказов. Даль интересовался поэтической стороной жизни крестьян, выраженной в преданиях и поверьях, он стремился передать их демонологическое мировосприятие, веру в таинственные силы и сверхъестественные явления природы ("Авсень", "Сказка о кладе", "Упырь", "Полунощник", "Башкирская русалка", "Заумаркина могила"). В них даны этнографические зарисовки быта крестьян, обрядовой поэзии: девичьи вечерницы на Украине, обычаи уральских казачек ходить на синчик, свадебные обряды, гадания с описанием подблюдных песен. Писатель ввел в литературный контекст жанр сказа.

Даль знал и любил русского мужика. Даль достаточно точно распознавал крестьян из разных губерний по их языку, по местным говорам. В его биографии Мельников-Печерский отмечал один из случаев, когда Даль проявил превосходное знание местных наречий русского языка, усомнившись в принадлежности встреченного им в пути монаха к Соловецкому монастырю:

"– Какого, батюшка, монастыря?

– Соловецкого, родненький, – отвечал монах.

– Из Ярославской губернии? – сказал Даль, зная, что "родимый", "родненький" – одно из любимых слов ярославского простолюдина…

– Да еще из Ростовского уезда, – сказал Владимир Иванович"[5].

С любовью и интереснейшими подробностями рассказывает Даль о жизни и быте крестьян средней полосы, приводит зарисовки, этнографические наблюдения, сосредоточивая внимание на изображении человека-труженика.

В своих очерках Даль пишет о занятиях местного населения, социальной этнографии, о крестьянах-отходниках. Даль рисует этнографические портреты отдельных социальных групп.

Упоминает Даль и о крестьянских портных, "которые ходят зимою по селам и, постукивая в окно, спрашивают: "Нет ли шитва?" – потом рядятся с аршина и овчины и берут копейки по две, с уговором не пускать уже в эту деревню других портных за что обшивают волостное начальство безденежно, – а, обшив все село, идут далее и опять стучат посохом в окно". Картины работы деревенских портных позднее найдут отражение и в очерках С.В. Максимова в цикле "Лесная глушь".

Даль пишет о бесхлебье, неурожаях, о тяжелом труде крестьянина Владимирской губернии.

На фоне общей местной этнографии губернии писатель делает заметки о селе, в котором живут герои его рассказа, как о части быта, окружающего их. Даль с сочувствием рисует образы крестьян, отмечает их трудолюбие, смышленость. Выражая свое отношение, он подчеркивает, что крестьянин – хороший хозяин. Писатель вводит отдельные бытовые детали, характеризуя пищу крестьян.

Характеризуя язык крестьян, Даль вводит в повествование пословицы и поговорки: "Везде хорошо, где нас нет". Свои воззрения на русский народ Даль высказал с определенностью в очерке "Русак" (1861). Уже характерно само обобщенное название русского человека, которое дает синтезирующее представление писателя о русском человеке, русском национальном характере. В различных эпизодах очерка рисуются черты крестьянина- мастерового: его мудрость, сметливость, смышленость, догадливость, умение делать, казалось бы, невозможное ловко и быстро. Даль называет своих героев – "наш сметливый народ", который может сделать "верх премудрости человеческой". "У немца на все струмент есть", – приводит Даль пословицу – и в противоположность ей другую о русском умелом характере: "Бей русского – часы сделает".

Простой кровельщик сметлив и смел, способен починить тонкий и высокий шпиль в Петербурге. Поднимаясь на огромную высоту, он еще осматривает с вершины Петербург, любуясь им. Вот он закидывает веревку "до самого нельзя", опоясавшись концом веревки, "выскакивает на вольный свет, будто хочет полететь, цепляясь босыми ногами за почти отвесный шпиль, пошел улиткой вокруг его, …ложась весом своего тела прочь от шпиля на воздух, чтобы натягивать веревку, он поднимался все выше и выше". Автор сравнивает его местонахождение с ласточкиным гнездом. Даль восхищен умением и мужеством русского человека. Сметливость и ловкость проявляют его герои из народа, в отличие от мудрецов-зодчих, при подготовке стропил для росписи собора. И здесь мужик, "почесываясь в затылок", скромно предлагает, что сам придумал. Даль в своем очерке приводит разные свидетельства практической хватки русского человека, его природного ума. Это и эпизод, когда "десяток наших мужиков или извозчиков, возивших товар на Лейпцигскую ярмарку, удивили немцев в каком-то городке, взявшись окрасить высокий, многоярусный дом с такими малыми затеями и издержками, что весь город сходился дивиться и любоваться этим необычным делом".

Русские мужики за весьма умеренную плату могут перевезти огромный колокол "саженных размеров", переставить без особых трудов мраморное конное изваяние. Ярославский крестьянин, обладая природным чутьем, при строительстве манежа видит больше подрядчика в строительных работах.

И другая деятельность русского крестьянина, демонстрирующая ум и "догадливость" русского мужика, приводимая Далем, являет признаки национального характера: будь то рассказ о том, как крестьянин убрал большой дикий камень, гранит, мешающий строительству дороги, – "он натаскал на него целый костер хворосту, зажег его и, раскалив его, велел поспешно полить его водой"; или как сделал тоже "загадливый мужичок", который пошел и выкопал под камнем яму, подкопал и свалил его туда и засыпал землей.

Упоминает Даль и о крюковском крестьянине, который брался поднимать из-под воды затопленные суда, днища и другие тяжести, и о том, как в Риме ставили огромный памятник, подъем и установка которого считались торжеством механики, однако памятник "не дошел еще до места и остался в опасном наклонном положении… И тогда кто-то из толпы среди мертвой тишины закричал: "Полить снасти водой!" Совет этот поспешили исполнить, памятник встал на свое место, но находчивого советника, несмотря ни на какие старания, не смогли отыскать". Симптоматично, что Даль уверяет, что это был наш земляк.

Даль называет ловких и находчивых крестьян: "мужики мои, мои мастеровые", выражая свое отношение к ним и их делам. Подчеркивая национальную особенность русского характера, он пишет: "Смышленостью и находчивостью неоспоримо может похвастаться наш народ". Но в то же время Даль констатирует и отрицательные стороны в народном сознании. На "четырех сваях" стоит русский человек – авось, небось, ничего и как-нибудь.

Так, через изображение деятельности, жизненного поведения, качеств личности крестьянина Даль раскрывает национальную психологию русского народа. Он запечатлевает определенные этнографические явления, изображая быт определенной местности. Его герой – носитель этнографического быта как в самой стихии народного языка, так и в определенной среде обитания и времени.

Этнография у Даля подчеркивает черты той или иной народности, являясь немаловажным средством типизации образа. Изображая профессию человека, Даль устанавливал ее этнографические связи с народностью. Также через стихию простонародного языка раскрывалась у Даля национальная психология русского народа.

В очерке "Петербургский дворник", казалось бы, повествующем в манере физиологического очерка о жизни петербургских низов, их бедности, бесправии, тирании, о житейской обстановке, грязи, убожестве, которые окружают дворника Григория – крестьянина-отходника, обращаясь к социальной этнографии, писатель сообщает достоверные факты из жизни героя: "Плох ли он был, хорош ли, честен по-своему, или по-нашему, много ли, мало ли зарабатывал, а кормил дома, в деревне, семью". "Крестьянская этнография" вырисовывается из рассказов дворника о безземелье, высоком оброке и налогах. Автор подчеркивает типичность жизненных ситуаций крестьян: "И он, как прочие, рассказывал о своем все одно и то же: “Вишь, пора тяжелая, хлеба господь не родит, земли у нас малость – а тут подушные, оброк, земство… За отца плати, потому что слеп; ну, за отца все бы еще ничего, – а то и за деда плати, потому что и дед еще жив, и даже не слеп, а только всю зиму на печи сидит, как сидел когда-то Илья Муромец; да еще за двух малых ребят, за одного покойника, да за одного живого". Элементы социальной этнографии подчеркивают социальные мотивы очерка.

Этнографические и фольклорные элементы наблюдаются и в рассказах Даля казахского цикла. В.Г. Белинский отмечал интернациональный круг интересов Даля, его знание быта и психологии народов. Он писал о нравах и быте кайсаков, молдаван, цыган, о патриархальных нравах болгар, подчеркивая характер национальной жизни народа. И везде замечались этнографические черты и народная поэтика в обрисовке образов героев, привлечение фольклорных жанров.

Казахские рассказы "Майна", "Бикей и Мауляна" характеризуются точностью этнографических описаний быта и нравов национальной среды. В рассказе "Майна" Даль приводит обряд сватовства с использованием характерных деталей казахского обихода. С подробностями пишет Даль и о казахских свадебных обрядах. Так же подробно он описывает национальные этнографические черты в одежде бедняков, подчеркивая социальное неравенство народа. В рассказе воспроизводится образ обнищавшего бедняка, голодного, всеми гонимого.

Даль характеризует нравы степных кочевников, при помощи социальной этнографии показывает процесс расслоения среди них, обнищание степи, уход нищих батраков в русские поселки и города. Писатель приводит песни таких нищих, выпрашивающих подаяние.

В казахских рассказах Даль – объективный наблюдатель. Как писатель-этнограф он сосредоточен на изучении и правдивом показе жизни народа, ее национальной специфике, социальных, семейных отношениях, народном характере и психологии казахов.

Картина национальной жизни дается и в другой повести – "Бикей и Мауляна". В духе народной поэтики он создает образы своих главных героев, близких к былинным и сказочным богатырям. Таков батыр Бикей. Он отважен, героичен, победитель в спортивных состязаниях, искусный наездник. Герой наделен незаурядным умом, он талантлив и смел. Однако в отличие от фольклорных образов автор реалистически изображает героя, подчеркивая его связь со средой, сословными предрассудками, родовыми интересами. Герой не является носителем народных идеалов и представлений.

Народные начала отражены в образе Мауляны – красавицы казахского аула. Портрет героини изобилует этнографическими подробностями, и вместе с тем ее образу присущ и некоторый психологизм. Это – "душа страстная, пылкая, необузданная, неразгаданная", свободолюбивая. Ее характер впервые раскрывается на фоне картины национальных народных обрядов, спортивных состязаний, игр, сцены единоборства девушки и джигита. Автор приводит подробное описание национальной игры и реакцию зрителей.

Вслед за Далем к изображению национальных начал жизни народа обратились и А.Ф. Писемский, и Ф.Д. Нефедов, и С.В. Максимов, и В.Г. Короленко. Описание национальных особенностей жизни, быта, этнографических деталей и народной культуры вошли в русскую литературу. На основе этнографического материала раскрывались основные черты национального характера и роль народа в историческом процессе. В этнографическом плане Даль выявляет в своих героях местные черты, но и они подчеркивают психологический склад нации. Основным же героем Даля, наряду с другими национальностями, был русский человек, русский крестьянин – "русак". Характерной для писательской манеры Даля является близость к народной точке зрения, постижение народной мудрости, овладение народной сказовой манерой. Все это характеризует его демократические устремления, сочувственное отношение к мужику.

В произведениях Даля нет "прекраснодушного мужика". Он живой и реальный, со всеми достоинствами его национального характера и пороками. От Даля идет линия к Н.В. Успенскому, Г.И. Успенскому, В.А. Слепцову в изображении мужика.

Многие современники Даля также видели в писателе человека "бывалого", много повидавшего в жизни, прекрасно знающего русский народ, его быт, образ его жизни. Причем художественный талант писателя нередко ставился на второе место, уступая таланту наблюдателя, главного фиксатора предмета изображения.

Характерна в связи с этим оценка творчества Даля Н.В. Гоголем: "Все у него правда и взято так, как есть в природе".

Подобные мысли высказывал и Н.А. Добролюбов. Молодой критик в заметках по поводу лекций С.И. Лебедева пишет о Дале: "Он ничего не придумывает, а все рассказывает, что было… Даль первый стал изображать у нас простой быт, и изображать верно… До него никто не обращался к быту простолюдинов, как он". Добролюбов также дает верную обобщающую характеристику творчества писателя, называя совокупность его рассказов – "поэтической этнографией". В этой оценке выявляется главная черта художественного метода Даля.

Взгляд на художественное творчество писателя как на объективную фиксацию жизни, широко распространенный в кругу его современников, во многом опирался и на собственные высказывания писателя.

Ученик Даля П.И. Мельников-Печерский в своих воспоминаниях о литераторе, говоря о том, что Даль сам никогда не считал себя художником, приводит такое его высказывание: "Это (художественность произведения) не моих рук дело… мое дело выкопать золото из скрытых рудников народного языка и быта, и выставить его миру на показ; иное дело переделать высокопенную руду в изящные изделия. На это найдутся люди и кроме меня. Всякому свое". В то же время Мельников-Печерский отмечает, что в своих повестях и рассказах Даль "имел целию изобразить черты народного быта в неподдельном его виде".

"Действительно народным" писателем называет Даля И.С. Тургенев. Он отмечает, что, "чтобы заслужить название народного писателя в этом исключительном значении – нужен не столько личный, своеобразный талант, сколько сочувствие к народу, родственное к нему расположение, нужна наивная и добродушная наблюдательность. В этом отношении никто, решительно никто в русской литературе не может сравниться с Далем. Русского человека он знает, как свой карман, как свои пять пальцев". Тургенев пишет о Дале, что быт, нравы и обычаи молдаван, цыган, болгар, киргизов он рисует мастерски, немногими, но меткими чертами. Особый талант писателя Тургенев видит в умении верно подмечать характерные черты края, народонаселения, отдельных людей.

Не случайно А.М. Горький определяет место Даля в начале целого ряда писателей, объединенных творческим методом и идейными устремлениями, имеющими немало общего с ним "как в манере писать, так и в отношении к материалу". Горький отмечает, что Даль не художник, а этнограф и его очерки – "простые описания натуры такою, какова она есть"[6]. Для Горького далевские очерки народной жизни, нравов, обычаев представляют огромный интерес, ценность как правдивые исторические документы, детально раскрывающие жизнь крестьян 40–50-х годов XIX века.

За Далем последуют Д.В. Григорович, затем в 50-е годы А.Ф. Писемский и П.И. Мельников-Печерский. "Записки охотника" И.С.Тургенева также будут восходить к очерковым циклам и повестям писателей натуральной школы. Белинский в откликах на тургеневские рассказы поставит имя Тургенева рядом с именем Даля, позднее критик А.А. Григорьев, говоря об А.Н. Островском как бытописателе, назовет среди его предшественников в описании народного быта Даля. А.Н. Пыпин, определяя место С.В. Максимова в русской литературе, укажет на его связи с Далем.

2.2 "Пословицы русского народа"

В.И. Даль обладал исключительным интересом к русскому народному языку, творчеству и быту русского народа, поэтому в ходе работы над своим Словарем он фиксировал не только слова, но и охотно записывал пословицы, поговорки, приговорки, скороговорки, присловья и прибаутки, загадки.

В.И. Даль известен также как автор сборника "Пословицы русского народа". Сборник был большим событием в науке, переиздавался много раз (последнее издание 1957 года вышло с предисловием М.А. Шолохова)[7].

"Пословицы русского народа" В.И. Даля были изданы в 1862 году. Пословицы, поговорки, прибаутки, загадки – всего их было более 30 тысяч – отражают громадный пласт культуры русского народа. Это воспроизведение национального сознания и национальной памяти русского общества середины XIX в., так как пословицы являются устойчивой и хранимой обществом системой мировоззрения.

Для лучшего осмысления внутреннего содержания, значения пословиц В. И. Даль распределил их по 180 тематическим разделам: Бог — Вера; Жизнь — Смерть; Народ — Язык; Судьба — Терпение — Надежда; Ум — Глупость; Начало — Конец; Причина — Следствие и т. п.

Пословицы и поговорки, выпущенные отдельным изданием, были широко ис­пользованы В. И. Далем при работе над «Толковым словарем живого великорус­ского языка». Они приведены в словарных статьях в качестве иллюстративного материала для объяснения и уточнения значения слова. Достаточно сказать, что статья рука содержит около 200 пословиц, поговорок и фразеологизмов.

В пословицах отражены реалии русского народного быта, поверья, приметы, связанные с сельскохозяйственным календарем, народные верования, понятия и представления об окружающем мире, господствующие во времена Даля.

Собрание пословиц В. И. Даля по сути является этнографической энцикло­педией русской народной мудрости, выражением национального образа жизни, кристаллизацией национальной мысли. Поэтому большинство пословиц и поговорок, записанных В. И. Далем, можно употребить и сегодня.

В предисловии к книге пословиц Даль писал: «Источниками же или запасом для сборника послужили: два или три печатных сборника прошлого века, собрания Княжевича, Снегирева, рукописные листки и тетрадки, сообщенные с разных сторон, и – главнейше – живой русский язык, а более – речь народа»[8].

Надо отметить, что и до Даля, еще в XVIII веке, собирались и издавались пословицы и поговорки русского народа. В качестве примеров можно привести «Письмовник» Н. Курганова (1769), «Собрание 4291 древних российских пословиц», приписываемое профессору Московского университета Барсову (1770), сборник «Русские пословицы» И. Богдановича (1785). Первое значительное исследование о русских пословицах – труд И. М. Снегирева «Русские в своих пословицах» (1831–1834). В середине XIX века главными сводами пословиц и поговорок считались сборники И. М. Снегирева (1848, 1857) и сборник пословиц, извлеченных из книг и рукописей и изданных в 1854 году Ф. И. Буслаевым.

Однако именно Далю принадлежит честь стать наиболее точным, глубоким и верным исследователем устного народного творчества.

Собранный Далем обширный материал заставил его сгруппировать пословицы в сборнике по рубрикам, разделам. Эти рубрики нередко объединяют противоположные явления жизни, понятия и т. п., например «добро – зло», «радость – горе», «вина – заслуга»; причем всему дается в пословицах оценка, ведь они выражают сокровенные суждения народа.

В пословицах, опубликованных Далем, раскрываются моральные и этические идеалы русского человека, семейные и общественные отношения, бытовой уклад, черты характера.

Глубокая мудрость, тонкая наблюдательность, ясный разум народа определили наиболее выразительные пословицы и поговорки о грамоте, учении, уме, о способностях и толковости людей. Пословицы осуждают болтунов, сварливых и глупых, любителей поскандалить, чванливых, чрезмерно гордых людей.

Многие пословицы говорили о крестьянском мире, о совместном труде, силе сельской общины. «Собором и черта поборешь», – утверждала пословица. «Что мир порядил, то и Бог рассудил», «Мир заревет, так лесы стонут», «Дружно – не грузно, а врозь – хоть брось», «Миром всякое дело решишь»…

Почти в каждом разделе «Пословиц русского народа» Даля можно столкнуться с противоречивостью материалов. И это естественно – ведь и реальная жизнь полна противоречий. Здесь очень важно различать оттенки, а также меру глубины пословиц и поговорок. Ведь рождались они порой под влиянием эмоций, а не только многолетних наблюдений и опыта.

Прочитаем пословицы, характеризующие положение женщины в семье. Многие из них имеют корни в «Домострое»: «Бабе дорога от печи до порога», «Курица не птица, баба не человек», «У бабы волос долог, ум короток». Но наряду с ними уже звучат иные, нового толка: «Муж – голова, жена – душа», «Женский ум лучше всяких дум», «Худо дело, коли жена не велела».

Встречаются, например, пословицы, критикующие русскую работу и восхваляющие, по сравнению с ней, немецкую или английскую. Однако таких немного; более тех, в которых и отмечаются достоинства, свойственные другим народам, и высоко оцениваются свои способности. Эту черту народного сознания тонко уловил Н. С. Лесков, развивший пословицы о мастерстве русского человека в рассказ о Левше, подковавшем английскую блоху.

Именно противоположность, неоднозначность некоторых пословиц создает ощущение спора народа с самим собой обо всех сторонах жизни.

Величайшая заслуга Даля – беспристрастное и правдивое, вплоть до беспощадного, раскрытие материала. Его сборник пословиц дал честную, объективную картину действительности и выразительно охарактеризовал мировоззрение народа.

Рукопись сборника была подвергнута жесткой цензуре. Некоторые отзывы об этой работе фактически обвиняли Даля в антиправительственной пропаганде, в расшатывании основ и устоев светской власти и православия. Не получил одобрения сборник пословиц и в Академии наук. Политический характер обвинений, предъявленных Далю, превращал его чуть ли не в противника царской власти, которым он никогда не был. Изданию книги воспротивился сам Николай I, сочтя ее «вредной».

К середине 1850-х годов Даль совершенно потерял надежду издать «Пословицы русского народа». Ясно сознавая, как честный ученый, значение собранного им материала и понимая, что возможная пропажа рукописи будет невозвратимой потерей, Владимир Иванович решил создать несколько рукописных копий. Он подарил эти копии своим друзьям, в частности Александру Николаевичу Аксакову.

Возможность для опубликования труда Даля открылась только при ослаблении цензуры в годы общественного подъема конца 50-х – начала 60-х годов.

Императорским обществом истории и древностей российских при Московском университете, «Пословицы русского народа» сразу заняли видное место в русской и мировой науке. Это издание было воспринято видными деятелями русской культуры как ценный и значительный вклад в литературу – на сборник пословиц стали смотреть как на сокровищницу народной мудрости и богатств народного языка.

Внимание и интерес к «Пословицам русского народа» были очень велики. Сборник довольно быстро стал библиографической редкостью, и за него приходилось платить большие по тому времени деньги.

Выдающиеся русские писатели рекомендовали книгу Даля для публичных библиотек и сами нередко использовали ее в своей творческой деятельности; эта книга указана, например, в описи библиотеки Н. А. Некрасова.

В произведениях классической русской литературы встречается немало пословиц. Несомненно, А. Н. Островский, М. Е. Салтыков-Щедрин и другие писатели черпали пословицы и из самой жизни, и из собрания Даля, как наиболее полного, точного и авторитетного источника.

Очень ценил и любил пословицы Л. Н. Толстой. Их в его произведениях и письмах – великое множество; они органично входят в текст и помогают ясному и образному изложению мысли. Среди заготовок Толстого находят пословиц еще больше; в частности, в рукописях, содержащих характеристику Платона Каратаева, выписаны пословицы из сборника Даля.

Именно из этой книги Л. Н. Толстой выбирал пословицы и поговорки, готовя свой сборник народных пословиц. Выписки для этого так и не осуществившегося сборника содержатся в записной книжке № 12 за 1880 год.

Великий русский писатель-сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин так писал в редакцию «Вестника Европы» в связи с названиями «головотяпы», «моржееды» и другими, введенными им в главу «О корени происхождения» в «Истории одного города»: «Не спорю, может быть, это и вздор, но утверждаю, что ни одно из этих названий не вымышлено мною, и ссылаюсь в этом случае на Даля, Сахарова и других любителей русской народности».

Сборник В. И. Даля «Пословицы русского народа» сохранял современное звучание, переходя из десятилетия в десятилетие. В. И. Даль умер в 1872 году. Переиздания, осуществленные после его смерти, неизменно встречали одобрение и внимательное отношение самой широкой читательской аудитории.

Старинные пословицы и поговорки продолжают жить и сейчас, применяются к современным событиям, характеризуют современных людей, воплощая великий творческий потенциал и вечную мудрость народа.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: