Сделай Сам Свою Работу на 5

ЧЕЛОВЕК С ПРЕКРАСНЫМ ХАРАКТЕРОМ 17 глава





Каркази шел в свою каюту и повсюду на переборках и дверях замечал выцарапанные знаки Божественного Откровения. У него сложилось твердое убеждение, что, следуя этим указателям, можно прийти к месту тайного собрания верующих.

Верующие. Как странно звучит это слово в эпоху просвещения. Каркази вспомнил свое посещение храма на Шестьдесят Три Девятнадцать. Тогда он задумался, а не является ли потребность верить во что-то божественное неотъемлемой чертой человеческого характера? Может быть, людям необходимо во что-то верить, чтобы заполнить пустоту в своей душе?

Один из мудрецов древней Земли утверждал, что наука уничтожит человечество, но не посредством оружия массового уничтожения, а доказательством отсутствия богов. Это знание ожесточит людей, а от сознания, что человечество осталось один на один с равнодушной Вселенной, они могут впасть в безумие.

Каркази усмехнулся. Что бы сказал этот древний мудрец, если бы мог увидеть, как Империум несет вечный свет знаний в самые дальние уголки Галактики? С другой стороны, этот культ Божественного Откровения может считаться подтверждением его слов, доказательством того, что перед угрозой пустоты люди ищут себе новых богов, чтобы заменить стершихся из их памяти.



Каркази сомневался в божественной природе Императора, но литература Божественного Откровения, появлявшаяся с той же регулярностью, что и его листовки, наводила на мысль, что Император уже поднялся над миром смертных.

Поэт тряхнул головой, посмеиваясь над собственной глупостью, и стал прикидывать, как можно описать это искусственное обожествление в новых поэмах. Перед ним уже была дверь его комнаты, и, едва притронувшись к утопленной в панель ручке, он почуял неладное. Дверь была слегка приоткрыта, и пары аммиака просочились в коридор, но даже сквозь него пробивался знакомый Каркази всепроникающий запах, который мог означать только одно. В памяти всплыли оскорбительные стишки, прочитанные им Эуфратии Киилер насчет запаха от воинов Астартес. Еще не открыв дверь, Игнаций знал, кто встретит его в комнате.

В голове мелькнула идея пройти мимо, но Каркази сразу понял, что этот поступок окажется бессмысленным.



Он сделал глубокий вдох и распахнул дверь.

Внутри царил сущий кавардак, но этим комната была обязана своему хозяину, а не постороннему вторжению. Посреди помещения, спиной к двери, как и ожидал Каркази, стоял капитан Локен, превращая своей массивной фигурой комнату в крохотную каморку.

– Привет, Игнаций, – произнес Гарвель и бросил на стол один из блокнотов «Бондсман № 7».

Каркази заполнил уже два таких блокнота отрывочными мыслями и наблюдениями и точно знал, что капитану не могло понравиться то, что он прочитал. Для того чтобы понять их нелестный смысл, не надо быть знатоком литературы.

– Капитан Локен, – отозвался Каркази. – Мне стоило бы спросить, чему я обязан удовольствием видеть вас здесь, но мы оба знаем, почему вы пришли, не так ли?

Локен кивнул, и Каркази, слушая гулкие удары сердца в своей груди, понял, что Астартес сдерживается с большим трудом. Состояние Локена нельзя было сравнить с бушующим гневом Абаддона, но в нем ощущалась холодная стальная ярость, способная уничтожить Игнация без промедления и сожаления. Внезапно поэт понял, сколь грозную опасность навлекла на него вновь обретенная муза и как глупо было надеяться, что его деятельность долго будет оставаться незамеченной. Как ни странно, но теперь, когда все открылось, он осознал, что готов подавить страх и отстаивать свою правоту.

– Почему? – прошипел Локен. – Я же поручился за тебя, летописец. Я рискнул ради тебя своим добрым именем, и вот как ты мне отплатил?

– Да, капитан, – ответил Каркази. – Вы поручились за меня. И вы взяли с меня обещание говорить правду. Я так и сделал.



– Правду?! – взревел Локен, и Каркази мгновенно вспомнил, с какой легкостью кулаки капитана сокрушали человеческие черепа. – Это не правда, а клеветнический вздор! Твои выдумки читает уже весь флот! Игнаций, я должен бы убить тебя за это.

– Убить меня? Так же, как вы убивали невинных людей на стартовой палубе? – запальчиво воскликнул Каркази.– Таково теперь правосудие Астартес? Вы убиваете всех, кто оказался на пути или сказал нечто, с чем вы не согласны? Если Империум докатился до такого, я не хочу иметь с ним ничего общего.

Он увидел, как мгновенно испарился гнев капитана, и на какое-то мгновение даже почувствовал к нему жалость, но тотчас прогнал ее, вспомнив кровь и стоны умирающих. Он взял со стола листовку и протянул ее Локену.

– Так или иначе, вот то, чего вы добивались.

– Ты думаешь, я этого хотел? – спросил Локен, бросая листок на пол и нависая над Игнацием. – Ты с ума сошел?

– Ничуть, мой капитан, – с напускным спокойствием ответил Каркази. – И за это я должен благодарить вас.

– Меня? Что ты несешь? – удивленно спросил Локен.

В его ярости Каркази заметил проблеск сомнения. Он предложил Локену вина, но гигант только покачал головой.

– Вы велели мне продолжать писать правду, какой бы неприятной она ни была, – заговорил Каркази, наливая себе вина в помятую и грязную оловянную кружку. – «Правда – это все, что у нас есть», помните?

– Помню, – со вздохом признал Локен и сел на скрипнувшую под его весом кровать Каркази.

Каркази, понимая, что непосредственная угроза миновала, позволил себе облегченно вздохнуть и сделать изрядный глоток вина. Напиток нельзя было назвать отличным, и бутылка давно стояла открытой, но вино успокаивало его расшатанные нервы. Затем он выдвинул из-за стола кресло с высокой спинкой и уселся рядом с Локеном. Неожиданно капитан протянул руку за бутылкой.

– Ты прав, Игнаций, я действительно сказал именно так, но никогда не подозревал, куда это нас приведет, – произнес он и отхлебнул прямо из горлышка.

– Я тоже, но так получилось, – ответил Каркази. – Теперь осталось решить, как нам поступить дальше.

– Я и сам еще не знаю, – признался Локен. – Я думаю, ты незаслуженно оскорбил морнивальцев. Учитывая обстоятельства, в которых мы тогда оказались…

– Нет, – прервал его Каркази. – Вы, Астартес, во всех отношениях стоите выше нас, смертных, и требуете к себе уважения. Но уважение надо заслужить. Ваша нравственность должна быть безупречной. Вы должны быть не только выше границы между добром и злом, но и не опускаться до серых областей неопределенности.

Локен печально усмехнулся:

– А я думал, что лекции по этике – работа Зиндерманна.

– Ну, наш дорогой Кирилл в последнее время несколько удалился от дел, не так ли? – заметил Каркази. – Я признаю, что совсем недавно примкнул к рядам праведников, но я знаю, что поступаю правильно. Более того, я знаю, что это необходимо.

– Ты так уверен в этом?

– Да, капитан. В это я верю крепче, чем во что бы то ни было за всю мою жизнь.

– И ты продолжишь это распространять? – спросил Локен, поднимая пачку исписанных листков.

– Капитан, а на этот вопрос имеется правильный ответ?

– Существует, если ответишь честно.

– Если смогу, – сказал Каркази, – то продолжу.

– Игнаций Каркази, ты навлечешь беду на нас обоих, – сказал Локен. – Но если у нас не останется правды, мы превратимся в ничто, и если я запрещу тебе высказываться, я стану тираном.

– Так вы не собираетесь запрещать мне писать и не отсылаете обратно на Терру?

– Надо бы, но я не буду этого делать. Но ты должен сознавать, что этими поэмами ты навлек на себя гнев могущественных людей. Они будут требовать твоей высылки, а может быть, и хуже. Начиная с этого момента ты находишься под моей защитой, – сказал Локен.

– Вы считаете, что мне потребуется защита? – спросил Каркази.

– Определенно, – заверил его Локен.

 

– Мне сказали, что вы хотели меня видеть, – сказала Эуфратия Киилер. – Могу я узнать – зачем?

– Ах, моя дорогая Эуфратия, – откликнулся Кирилл Зиндерманн, поднимая голову от еды. – Входите, прошу вас.

После того как она целый час бродила по пыльным проходам третьего зала Архива, Эуфратия обнаружила итератора в столовой на нижней палубе. По словам одного из его коллег, еще остававшихся на корабле, старик целые дни проводил в Архиве, пропуская назначенные лекции – хотя, надо заметить, что желающих его услышать было не так уж и много, – и игнорируя приглашения сослуживцев присоединиться к ним за обедом или ужином.

Торгаддон предоставил ей самой разыскивать Зиндерманна – его миссия закончилась, едва они ступили на борт «Духа мщения». После чего капитан отправился на поиски Локена, чтобы вместе с ним снова вернуться на Давин. Киилер ничуть не сомневалась, что он расскажет своему приятелю о том, что видел неподалеку от Дельфоса, но ей уже было все равно, кто еще узнает о ее новой вере.

Зиндерманн выглядел ужасно: глаза ввалились и покраснели, а лицо стало серым от усталости.

– Вы не слишком хорошо выглядите, Зиндерманн, – сказала она.

– То же самое я мог бы сказать и о вас, Эуфратия,– ответил Зиндерманн.– Вы похудели, а вам это не идет.

– Большинство женщин были бы польщены этими словами, но ведь вы послали капитана Астартес не ради того, чтобы комментировать мой аппетит, не так ли?

Зиндерманн рассмеялся и отодвинул книгу, которую пристально изучал до ее прихода.

– Вы правы, я не за этим хотел вас видеть.

– Тогда зачем? – спросила она и села напротив. – Если причина в том, что вам рассказал Игнаций, то лучше не тратьте зря слов.

– Игнаций? Нет, я уже давно с ним не разговаривал, – ответил Зиндерманн. – Это Мерсади Олитон зашла меня навестить. Она и сказала, что вы стали ревностным агитатором в пользу культа Божественного Откровения.

– Это не культ.

– Нет? А как вы назовете это новое течение?

Эуфратия ненадолго задумалась.

– Новая вера.

– Умный ответ, – заметил Зиндерманн. – Если вы согласитесь мне помочь, я хотел бы больше узнать об этом.

– Правда? Я-то думала, что вы вызвали меня сюда, чтобы попытаться объяснить ошибочность избранного пути и отговорить от следования моей вере.

– Ничего подобного, моя дорогая, – заверил ее Зиндерманн.– Вы можете полагать, что обязаны хранить свои убеждения в самых дальних уголках сердца, но они все равно обнаружатся. Когда дело касается преклонения, мы становимся очень любопытными существами. Те вещи, что оказывают влияние на наше воображение, влияют и на нашу жизнь, и на характер. А потому надо быть крайне осторожным в выборе объекта поклонения, поскольку мы становимся похожими на того, кому поклоняемся.

– И как вы думаете, кому мы поклоняемся?

Зиндерманн с опаской посмотрел по сторонам и вытащил листок бумаги, в котором она немедленно узнала одну из листовок Божественного Откровения.

– Вот именно в этом я и хочу просить вашей помощи. Я прочитал этот текст несколько раз, и, должен признать, меня заинтриговало его содержание. Знаете… после тех событий в Шепчущих Вершинах… я не мог спать и тогда решил закопаться в книги. Я думал, если пойму, что с нами произошло, то смогу найти логические причины.

– И вам это удалось?

Он улыбнулся, но Эуфратия заметила, что в его улыбке сквозили отчаяние и усталость.

– Сказать честно? Нет, не удалось. Чем больше я читал, тем отчетливее сознавал, насколько далеко за годы поношения религии мы ушли от деспотического духовенства. К тому же, чем больше я читал, тем яснее понимал, что вырисовывается какая-то определенная структура.

– Структура? Какая же?

– Смотрите. – Зиндерманн обошел вокруг стола, сел рядом с Эуфратией и разгладил помятый листок. – Божественное Откровение повествует о том, что Император жил среди нас не одну тысячу лет. Правильно?

– Да.

– Ну вот, а в древних текстах – в основном это полная чепуха, старые сказки и устрашающие легенды о кровопролитиях и варварских обычаях – я обнаружил кое-что, соответствующее этой теме. Сияющее золотое существо появляется не в одном тексте, и, как я должен признать, этот герой очень похож на того, кто описан в этом тексте. Не могу сказать, какая польза от подобного открытия, но мне хотелось бы узнать о нем больше.

Эуфратия не знала, что ему ответить.

– Взгляните сюда, – продолжил Зиндерманн, пододвигая и поворачивая книгу. – Этот текст написан на одном из древних наречий человеческого рода, но я никогда не встречал его раньше. Я смог разобрать несколько отрывков, но текст довольно сложный, и без знания нескольких корневых слов и правил образования грамматических окончаний его почти невозможно перевести.

– А что это за книга?

– Я уверен, что это «Книга Лоргара», хотя и не имел возможности поговорить с Первым капелланом Эребом, чтобы удостовериться в этом факте. Если я прав, то эта книга может оказаться копией, подаренной Воителю самим Лоргаром.

– А почему это для вас так важно?

– Разве вы не помните, какие слухи ходили о Лоргаре? – спросил Зиндерманн. – Ведь он тоже поклонялся Императору, почитая его богом. Как я слышал, воины его Легиона уничтожали один мир за другим только из-за недостаточно почтительного отношения населения к Императору, а затем сооружали грандиозные памятники.

– Я помню такие слухи, но ведь это только слухи, и ничего больше?

– Возможно. А вдруг это правда? – Глаза Зиндерманна загорелись при мысли о возможности нового исследования. – Что если один из примархов – ни больше, ни меньше как сын самого Императора – посвящен в тайну, к которой мы, смертные, еще не готовы? Если до сего момента мои исследования верны, эта книга может рассказывать о рождении божества. Я должен знать, что это означает!

При мысли об открывающихся возможностях сердце Эуфратии забилось сильнее. Неопровержимое доказательство божественности Императора, представленное Кириллом Зиндерманном, высоко поднимет статус Божественного Откровения, и тогда новая религия распространится по всем уголкам Галактики.

Зиндерманн увидел отражение этих мыслей на ее лице.

– Мисс Киилер, – снова заговорил он, – всю мою сознательную жизнь я занимался пропагандой правдивых сведений об Империуме, и я горжусь проделанной мною работой. Но что если мы распространяем неверные идеи? Если вы правы и Император является божеством, значит, существо, увиденное нами в горах Шестьдесят Три Девятнадцать, представляет собой гораздо более страшную опасность, чем мы можем себе представить. Если оно действительно было злым духом, то мы как никогда раньше нуждаемся в таком божестве, как Император. Я понимаю, что слова не могут сдвинуть горы, но они могут привести в движение людские массы – история знает тому примеры. Люди всегда охотнее сражаются и умирают во имя слов, нежели ради чего-то другого. Слова формируют мысли, возбуждают чувства и приводят к действиям. Они убивают и оживляют, калечат и исцеляют. Если профессия итератора меня чему-нибудь и научила, так это тому, что люди слова – священники, проповедники и мыслители – играют в истории более значительные роли, чем военные лидеры или государственные деятели. Если мы сможем доказать существование бога, я даю слово, что итераторы огласят эту истину с самых высоких трибун всего мира.

Эуфратия с открытым ртом слушала, как Кирилл Зиндерманн переворачивает ее мир с ног на голову: этот почтенный проповедник мирских истин говорит о богах и вере? Глядя в его глаза, она поняла глубину сомнений и кризиса личности, пережитого со времени их последней встречи, увидела, как много он потерял за несколько прошедших дней и как много обрел.

– Можно, я посмотрю,– попросила она, и Зиндерманн развернул книгу перед ее глазами.

Текст был написан клинообразными значками, и строчки шли не горизонтально, а сверху вниз. Эуфратия моментально поняла, что не сможет помочь в переводе. Но некоторые элементы почему-то казались ей знакомыми.

– Я ничего не могу прочитать, – сказала она. – О чем здесь говорится?

– В том-то все и дело, что я и сам не могу сказать точно, – ответил Зиндерманн. – Я могу понять отдельное слово, но трудно понять смысл без грамматического ключа.

– Я видела это раньше, – сказала Эуфратия, внезапно вспомнив, почему значки показались ей знакомыми.

– Едва ли, Эуфратия, – покачал головой Зиндерманн. – Эта книга десятилетиями пылилась в Архиве. Не думаю, чтобы кто-то прочел ее после того, как она сюда попала.

– Не стоит от меня отмахиваться, Зиндерманн, я точно видела похожие надписи раньше.

– Где?

Киилер сунула руку в карман и нащупала катушку памяти из разбитого пиктера. Затем она поднялась со стула.

– Соберите свои записи, и давайте встретимся в Архиве через тридцать минут.

– Куда вы уходите? – спросил Зиндерманн, захлопывая книгу.

– Хочу получить то, на что вам будет интересно взглянуть.

 

Хорус открыл глаза и увидел над собой небо, затянутое облаками дыма, вдохнул застоявшийся воздух, пропахший химикалиями.

Запах был знакомым. Это запах его дома.

Он лежал на неровном плато, присыпанном черной пылью, а впереди виднелся вход в тоннель давно выработанной шахты. Осознав, что он оказался на Хтонии, Хорус ощутил болезненный укол ностальгии.

Дым далеких литейных заводов и неумолчный гул, доносившийся из глубоких шахт, наполняли воздух, и тоска по давним беззаботным дням усилила боль в сердце.

Хорус оглянулся в поисках Сеянуса, но, видимо, ярость бушующего в недрах Терры урагана не затронула его старого товарища.

Путешествие сюда оказалось не таким безмолвным и мгновенным, как остальные перемещения по загадочному царству. Силы, правящие в варпе, позволили ему заглянуть в будущее, и оно оказалось не слишком радостным. Злобные ксеносы захватили власть над огромными пространствами Галактики, и сыны человеческие впали в уныние.

Могущество славных человеческих армий было сломлено, Легионы расслоились и распались на отдельные группы, воины превратились в бюрократов, писцов и чиновников, люди влачили бесславное существование, не имея ни высоких целей, ни амбиций.

В этом мрачном будущем человечество не имело сил противиться диктаторам и бороться против режима, установленного Императором. Его отец превратился в божественный труп, который не чувствовал боли своих подданных и не заботился об их судьбе.

По правде говоря, уединение на Хтонии было почти приятным, пока мысли продолжали кружиться в безумном водовороте гнева и возмущения. Император пытался справиться с силами, далеко превосходящими его способности, и снова утратил контроль. Ради обещанного могущества он продал своих сыновей и теперь вернулся на Терру, чтобы начать все сначала.

– Я этого не допущу, – негромко произнес Хорус.

Едва он договорил, как опять раздался заунывный волчий вой, заставивший его вскочить на ноги. На Хтонии не было никаких зверей, хотя бы отдаленно напоминавших волков, и Хорусу надоела эта постоянная погоня в варпе.

– Покажитесь! – крикнул он, потрясая в воздухе сжатым кулаком и добавив раскатистый боевой клич.

Его призыв не остался без ответа; вой стал приближаться, и Хорус почувствовал, как в нем снова зреет жажда битвы. Он почувствовал вкус крови во время схватки с Кустодианскими гвардейцами и теперь был не прочь еще раз сразиться с врагами.

Вокруг мелькали неясные тени, и Хорус повторил боевой клич:

– Луперкаль! Луперкаль!

Тени отделились от темноты и превратились в стаю волков с рыжеватой шерстью. Звери окружили его. Присмотревшись, Хорус узнал вожака – он разговаривал с ним после первого пробуждения в варпе.

– Кто ты такой? – спросил Хорус. – Только без обмана!

– Друг, – произнес волк.

Звериный силуэт задрожал, стал расплывчатым, и по нему пробежали полосы золотого света. Волк поднялся на задние лапы, тело его стало увеличиваться, пока не приобрело человеческую форму, а ростом не сравнялось с самим Хорусом.

Шерсть на морде растворилась, открыв медно-красную кожу, а глаза, словно две капли расплавленного металла, соединились в одно сверкающее золотом око. На голове шерсть превратилась в копну рыжих волос, а на теле сменилась блестящими бронзовыми доспехами, закрывшими грудь и руки. Поверх доспехов легла мантия из перьев, и Хорусу открылось лицо, знакомое, как собственное отражение в зеркале.

– Магнус! – воскликнул он. – Неужели это ты?

– Да, брат, это я, – ответил Магнус, и воины обнялись, клацнув доспехами.

– Как? – удивился Хорус– Ты тоже при смерти?

– Нет, – ответил Магнус. – Я жив. Брат, ты должен меня выслушать. Мне было нелегко добраться до тебя, и у нас очень мало времени. Тебя стерегут слишком могущественные заклинания, и каждую секунду, что я провожу здесь, дюжина рабов умирает, чтобы оставить переход открытым.

– Не слушайте его, Воитель! – раздался еще один голос, и Хорус, обернувшись, увидел, как из зева шахты выходит Сеянус. – Это его прихода я пытался избежать. Это оборотень из варпа, промышляющий человеческими душами. Он жаждет завладеть вами, чтобы вы никогда не смогли вернуться в свое тело. И тогда Хорус обратится в прах.

– Он лжет, – бросил Магнус. – Хорус, ты меня знаешь, я твой брат. А кто он? Гастур? Но Гастур мертв.

– Я знаю, но в этом месте не все заканчивается после смерти.

– Это верно, – согласился Магнус. – Но неужели ты доверишься мертвецу, а не собственному брату? Мы скорбим по Гастуру, но его нет с нами. А этот самозванец даже боится открыть свое подлинное лицо!

Магнус выбросил вперед руку и сжал пальцы в воздухе, словно хватая что-то невидимое. Затем он потянул руку назад. Гастур закричал, и из его глаз вспышкой магния брызнул серебристый свет.

Хорус сощурился от ослепительного света. Теперь перед ним снова стоял воин Астартес, но на нем были доспехи Несущих Слово.

– Эреб?! – воскликнул Хорус.

– Да, Воитель, – признался Первый капеллан Эреб. Длинный багровый шрам на его шее уже начал бледнеть. – Я пришел к вам в образе Сеянуса, чтобы легче было объяснить вам, что необходимо сделать, но все время, пока мы странствовали по этому царству, я не сказал ничего, кроме правды.

– Не слушай его, Хорус, – предостерег Магнус. – В твоих руках будущее Галактики.

– Это верно, – сказал Эреб, – поскольку Император намерен покинуть Галактику ради своего обожествления. Хорус должен спасти Империум, потому что Император этого не сделает.

 

УЖАС

АНГЕЛЫ И ДЕМОНЫ

КРОВАВЫЙ ДОГОВОР

 

С компактным пикт-проектором под мышкой и предчувствием безграничных возможностей, переполняющим сердце, Эуфратия Киилер пробиралась по узким проходам третьего зала Архива к столу Зиндерманна. Седовласый итератор склонился над книгой, которую показывал ей раньше, и дыхание облачками тумана поднималось над его головой. Эуфратия заняла место рядом с ним, установила на столе проектор и вставила катушку памяти в гнездо приемника.

– А здесь холодно, Зиндерманн, – заговорила она. – Не знаю, как вы до сих пор не подхватили воспаление легких.

– Да, – кивнул он, – действительно холодно. Похолодало несколько дней назад, с тех пор, как Воителя переправили на Давин.

Проектор пробудился к жизни, его белый экран замерцал и осветил их лица размытым сиянием. Киилер начала прогонять отснятые кадры. Промелькнули недавние снимки, сделанные на поверхности Давина, потом на экране появились капитан Локен и его братья по Морнивалю перед высадкой в Шепчущих Вершинах.

– Что именно вы ищете? – спросил Зиндерманн.

– Вот это! – торжествующе воскликнула Эуфратия и повернула экран, чтобы он мог увидеть изображение.

Файл содержал восемь снимков, отснятых в юрте Военного Совета на Давине, когда стало известно о предательстве Тембы. На всех кадрах присутствовал Первый капеллан Эреб, и Эуфратия, манипулируя шариком на панели проектора, увеличила участки, где был виден его татуированный череп. Зиндерманн, узнав загадочные символы на голове Несущего Слово, даже вскрикнул. Они точно соответствовали знакам, которые он показывал Эуфратии на нижней палубе.

– Значит, это она, – выдохнул итератор. – Это «Книга Лоргара». А нельзя ли увеличить изображение всех участков головы Эреба? Это возможно?

– Возможно, – ответила Киилер, и ее пальцы заплясали на клавиатуре проектора.

Используя разные изображения и снимки головы Эреба под разными углами, Эуфратия составила полную композицию знаков, вытатуированных на черепе, а затем вывела их на плоскость. Зиндерманн с восхищением наблюдал за ее мастерскими действиями; потребовалось не больше десяти минут, чтобы получить сильно увеличенное, но четкое изображение всех надписей на голове Эреба.

Удовлетворенно хмыкнув напоследок, она набрала еще одну комбинацию команд, и из прорези на боку аппарата с тихим шелестом выскочила распечатанная копия экранного изображения. Киилер двумя пальцами подняла лист за уголок, помахала им в воздухе, чтобы краска высохла, и передала Зиндерманну.

– Вот,– сказала она,– надеюсь, это поможет вам перевести текст в книге.

Зиндерманн положил листок рядом с книгой. Теперь его взгляд перебегал со страниц книги к его заметкам и распечатке, а палец скользил по рядам клиновидных значков.

– Да, да, – взволнованно бормотал он. – Вот это слово, здесь оно снабжено дополнительными гласными, а это явно относится к жаргону, но обладает более плотной многосложной конструкцией.

Киллер уже через минуту перестала вслушиваться в бормотание итератора, поскольку его слова были ей совершенно непонятны. Каркази или Олитон смогли бы в этом разобраться, но ее стихией были изображения, а не слова.

– Сколько вам потребуется времени, чтобы хоть что-нибудь понять? – спросила она.

– Что? О, я не думаю, чтобы очень много, – сказал он. – Если грамматическая логика языка известна, то разгадать смысл довольно просто.

– Так сколько на это уйдет времени?

– Дайте мне один час, и потом мы вместе прочтем текст.

– Отлично, – сказала она, отодвигаясь от стола. – А я пока здесь осмотрюсь, если вы не против.

– Да, не стесняйтесь и рассматривайте все, что привлечет ваше внимание, хотя, боюсь, эти книги интересны только для такого замшелого книжного червя, как я.

Киилер, улыбнувшись, встала из-за стола.

– Кирилл, может, я и не знаток в области литературы, но я знаю, с какого конца надо открывать книгу.

– Конечно, конечно, я не хотел…

– Не беспокойтесь, я пошутила, – сказала Эуфратия и отправилась бродить вдоль стеллажей, а Зиндерманн вернулся к книге.

Несмотря на свои насмешки, она вскоре была вынуждена признать правоту Зиндерманна. Целый час она осматривала полки, битком набитые свитками, книгами и пахнувшими плесенью манускриптами с разрозненными листами. Большая часть книг имела труднопроизносимые и непонятные заглавия вроде «Таблицы астрологов и авгуров-астротелепатов, пагубные воздействия и разнообразные ужасы, сопутствующие подобным занятиям» или «Книга Атума».

Скользнув взглядом по последнему названию, Эуфратия ощутила, как по спине пробежал холодок, и протянула руку, чтобы снять ее с полки. От потертого кожаного переплета распространялся сильный запах, и хотя Эуфратия не собиралась читать книгу, она не могла отрицать странного притяжения, оказываемого древним фолиантом.

Книга с треском раскрылась в ее ладонях, и Эуфратия закашлялась от вековой пыли, поднявшейся с освободившихся страниц. Зиндерманн за своим столом уже начал читать вслух переведенный отрывок «Книги Лоргара».

Удивительно, но слова в «Книге Атума» были написаны на понятном Эуфратии языке, и она быстро пробежала взглядом страницу. Снова послышался голос Зиндерманна, и уже через мгновение Эуфратии стало ясно, что текст, который она слышит, повторяет слова, написанные на произвольно открывшейся странице. Но буквы в книге расплывались и перескакивали с места на место прямо у нее на глазах. Старинный выцветший манускрипт словно осветился изнутри. Испуганно вскрикнув, Эуфратия выронила книгу.

Она повернулась и побежала обратно к столу Зиндерманна. Обогнув стеллаж, она увидела, что итератор продолжает читать вслух, хотя его лицо исказилось от ужаса. Он вцепился в книгу обеими руками, словно не в силах был ее отпустить, а слова беспрерывным потоком срывались с дрожащих губ.

У Эуфратии перехватило дыхание, но, увидев, что над столом Зиндерманна проявляется голубоватое светящееся облако, она не удержалась от крика. В облаке появился какой-то силуэт, он извивался и дергался, как будто не мог попасть в такт с окружающим миром.

– Кирилл! Что происходит? – в ужасе крикнула Киилер.

Парализующий ужас Шепчущих Вершин вернулся к ней с новой силой, и Эуфратия упала на колени. Зиндерманн ничего не ответил, поток слов продолжал изливаться с его безвольных губ, а глаза были прикованы к источнику неестественно яркого света у него над головой. Эуфратия поняла, что и его душу заполняет тот же непреодолимый страх.

Светящийся пузырь вздрагивал и менял форму, словно изнутри кто-то отчаянно пытался выбраться, а спустя мгновение из него высунулось мерцающее извивающееся щупальце. Ярость, пожиравшая ее несколько месяцев после нападения в горах, проснулась снова и вытеснила страх. Эуфратия смогла вскочить на ноги.

Она подбежала к Зиндерманну и схватила за руки, а в облаке света уже проявился силуэт существа, сотрясаемого волнами дрожи. Он постепенно обретал плоть и энергично пытался вырваться за пределы светового пузыря.

– Кирилл! Бросьте эту проклятую книгу! – закричала Эуфратия, и в этот момент в воздухе что-то разорвалось.

Она рискнула бросить взгляд наверх – из светящегося шара в грубой пародии на рождение появилось еще несколько щупалец.

– Кирилл, простите меня! – воскликнула Эуфратия и сильно ударила итератора кулаком в челюсть.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.