И.М. Тогда другой вопрос: почему дельфины не хотят установить с нами контакт, если у них настолько развитое сознание?

И.М. Учитывая профиль (и фас) нашего журнала, первый вопрос — о том, что связывает Цигун и дельфинов.

А.Г. С нашей жизнью дельфины совпали несколько лет назад именно потому, что мы к тому моменту дошли до определённого предела, занимаясь различными практиками, так или иначе связанными с Цигун. Бывают такие периоды, когда хочется двигаться дальше, но карт этих запредельных территорий не существует, и возникает потребность если не в учителях, то хотя бы в советах более опытных путешественников. Один из наших друзей — известный французский психотерапевт и мастер Цигун порекомендовал нам обратиться за этим советом к дельфинам. Благодаря его рекомендации в нашей жизни случился первый опыт общения со свободными дельфинами в море. Опыт, в очередной раз перевернувший привычную картину мироздания.

Н.Г. Дельфины – это вечная загадка для человека. Загадка невероятно притягательная, позитивная, но до сих пор, несмотря на весь наш эфемерный прогресс, остающаяся тайной. Современная наука не в состоянии ответить на большое число вопросов по поводу умений и качеств дельфинов, до сих пор представляющихся чудесными. Среди них есть самые простые и очевидные, например, та скорость, с которой дельфины перемещаются. Некоторые виды дельфинов способны плавать со скоростью до 70 км в час, обгоняя самые современные подводные лодки. Простой расчёт специалистов по гидродинамике показывает, что дельфины не в состоянии плавать с такой скоростью, потому что не обладают достаточной для этого энергией. Надо отметить, что дельфинов это совершенно не расстраивает и они продолжают плавать со скоростью 70 км в час. Соответственно, возникает вопрос: откуда они берут недостающую энергию для того, чтобы так поступать с наукой? И что это за энергия? Судя по всему, берут там, где находятся — в любом месте в любой момент. И то, как виртуозно любой из них это делает, как легко и радостно взаимодействует с этой энергией, — истинное мастерство. В приблизительном переводе с дельфиньего на китайский это называется «работа вселенской энергии» или — Цигун.

И.М. Хочу уточнить: когда вы говорите о дельфинах, то сразу представляется известный образ улыбающейся морды бутылконосого Флиппера — вы общаетесь с подобными дельфинами?

Н.Г. Мы общаемся с бесподобными дельфинами. С такими, которых рисуют дети. Дельфины есть практически везде, во всех морях, за исключением самых холодных вод, и то там обитают касатки и белухи. На самом деле дельфинов более тридцати видов. Помимо бутылконосов (они же афалины, латинское название — Tursiops), есть круглоголовые шестиметровые гринды, и ещё более двадцати видов, но большинство из них, на самом деле, очень похожи на Флиппера, то есть это вот такие «классические» дельфины, разве что в основном чуть меньшего размера (около двух метров) и более длинноносые. Они все без исключения прекрасны.

И.М. И все они в одинаковой степени владеют Цигун?

А.Г. Знаете, рассказывают, что две юные рыбы как-то встретили третью, взрослую и мудрую, которая плыла навстречу. Она поинтересовалась у них, как там нынче водичка и, не останавливаясь, проплыла мимо. А эти две плывут дальше и недоумевают — о чем это она, какая такая водичка… «Дельфин, владеющий Цигун» — это Моцарт, владеющий аккордом «До мажор». Это их среда и их способ жизни, они неразделимы.

И.М. Насколько я знаю, до сих пор ведутся споры о разумности дельфинов. Кто-то считает их животными, кто-то — инопланетянами…

Н.Г. Мы не знаем что там на иных планетах, но глубоко убеждены, что здесь, на Земле, существует, кроме человека, принципиально другой вид высокоразвитого сознания. По каким-то удивительным причинам, он, кроме всего прочего, чрезвычайно к нам расположен и очень доброжелателен. Вдумайтесь: не бывает, чтобы дельфин нанёс вред человеку, в отличие от обратного: китобойных флотилий и разных зверских обычаев, когда бьют круглоголовых дельфинов сотнями — в течение одного «праздничного» дня. Это, между прочим, происходит не где-то когда-то, а в Разумной европейской Дании — ежегодно.
Этот другой вид сознания, существующий рядом с нами, обладает удивительными, с нашей точки зрения, паранормальными способностями, совершенно необъяснимыми современной наукой. Вероятно, многому у них можно научиться — в частности, тому, что всегда завораживало человека: непосредственному общению с Миром и этой самой энергией, которой нам так не хватает.

А.Г. Каков критерий разумности? Мы настолько умны, что создали государственные границы и банки, они настолько умны, что НЕ создали их. Насколько разумна цивилизация, которая большую часть ресурсов тратит не на радость, а на средства вооружения, направленные против себе подобных? Где точка отсчета Разума? Как сказал один маленький мальчик: «если бы я хотел придти туда, я бы начинал не отсюда»…
Эволюция человека составляет около миллиона лет, эволюция дельфинов — порядка 50 миллионов. Они в 50 раз старше, чем мы. У каждого из них мозг примерно на полкилограмма больше, чем мозг человека. И сложность этого мозга, количество синоптических связей, что в просторечии называют количеством извилин, примерно в полтора раза превосходит сложность мозга человека. Совершенно очевидно, что эта сложность многократно, в сотни раз превосходит потребности выживания. Для сравнения можно сказать, что мозг белой акулы составляет 120 грамм — и этого ей с избытком достаточно, чтобы все «боялись и разбегались». Но когда ты плаваешь с дельфинами, можешь вообще не бояться акул. Никакая белая акула в здравом уме и твёрдой памяти не приблизится к ним, потому что даже своими граммами она безошибочно понимает, кто тут на самом деле главный.
Согласно одному из важнейших принципов нейрофизиологии, то, что не используется – отмирает. Это означает, что если на протяжении 50 миллионов лет дельфины сохраняют вот такой фантастической мощи и сложности мозг — он постоянно используется для чего-то неизмеримо более сложного, чем выживание.

И.М. Для чего же?

Н.Г. Согласись, что эта интрига должна раскрываться в самом конце интервью — видимо, в следующем номере журнала. Иначе какой смысл дочитывать?

И.М. Тогда другой вопрос: почему дельфины не хотят установить с нами контакт, если у них настолько развитое сознание?

А.Г. Представим, что у приятелей, с которыми ты редко видишься, не так давно родился ребенок. И вот ему три месяца, он весь — с их точки зрения — «боже-какой-хорошенький», а тебя угораздило приехать к ним в гости. По большому счёту у тебя вообще нет никакой причины общаться с ним. Строго говоря, это попросту невозможно. В лучшем случае, ты можешь посюсюкать с ним секунд десять… Даже когда ему будет полгода, пусть даже год — в этом случае ты уже сможешь с ним, если придется, где-то на коврике повозиться пару минут, но устанавливать с ним какой-то другой контакт… сесть и затеять с ним беседу тебе не придёт в голову вообще никак. Заняться совместным творчеством, общим интересным делом — тоже не придёт в голову. Ты хорошо к нему относишься, ты просто понимаешь что это – новорождённый ребенок, что рано ещё, что, возможно, когда-нибудь в будущем… Более того, он свой, человеческий. Поэтому, если вдруг родители отвернутся, и произойдет что-то, например, он решит вскарабкаться по лестнице, и вот-вот навернётся, то не задумываясь, ты сделаешь всё, чтобы предотвратить опасность. Подхватишь его и усадишь на мягкую подушку. И всё — пойдешь заниматься своими делами. Вот это ровно тот контакт, который у дельфинов есть с нами. Они могут поиграть с нами в несложные игры несколько минут на коврике (на поверхности воды) — при условии, что мы пересеклись с ними в тот момент, когда они не были заняты чем-то более значимым и интересным. Они, конечно, не станут играть с нами в жонглирование объемными трансформирующимися образами, но в простенькие салочки, например, которые доступны нам с нашими скоростями — охотно.

Н.Г. При этом, если мы, нырнув, в увлечении забываем дышать, они аккуратно и своевременно выводят нас на поверхность. А если любому из нас угрожает реальная опасность, мгновенно рядом оказывается дельфин, отгоняет акул, спасает, «сажает на тёплую подушку» и уплывает дальше по своим делам. Сесть рядом с нами и разобраться, можем ли мы мыслить одними категориями? Говорить на одном языке… о чём? У нас ещё нет даже слова для погремушки, которую они могут нам предложить. На самом деле мы вообще не понимаем еще, что то, что видим (а тем более — все остальное) может быть погремушкой.

А.Г. Основным доказательством разумности принято считать наличие языка. Очевидно, что у дельфинов есть язык — хоть в этом уже никого не нужно убеждать. Существуют разные способы изучения языка, в том числе метод американского лингвиста Джорджа Зипфа. Это математический анализ повторяемости языковых паттернов, позволяющий исследовать любую последовательность звуков на предмет осмысленности и информативности. Выявление структуры дает возможность судить о том, имеешь ли ты дело с языком или это вообще совершено случайная белиберда. Таким образом были проанализированы языки обезьян, слонов и других наиболее развитых млекопитающих. В результате анализа строится график, на котором появляется некая кривая. Чем выше ее кривизна, тем больше разумность анализируемого языка и его сложность. Так вот, по сравнению с кривой человеческого языка, графики языков таких животных как слоны, обезьяны, собаки, кажутся почти прямой линией, то есть находятся на очень большом удалении в развитии. Кривая Зипфа языка дельфинов имеет тот же наклон, что и кривая языка человека, что означает, что как минимум, этот язык не уступает человеческому.

И.М. Как минимум?

А.Г. Да, потому что проанализирован только тот ряд звуков и ультразвуков, который доступен нашему восприятию. То, что с нашей точки зрения «не звучит», но может быть главной составляющей языка, вообще не проанализировано. А почти наверняка рядом существует второй пласт языка, гораздо более мощный, который передаётся просто не звуковыми средствами — вообще иными: на частотах вне аудиального спектра. Есть предположение, что это такие объёмные голограммы, передающие непосредственно понятия, образы и более сложные явления — это принципиально другое устройство языка. Наш собственный язык, в любом случае плоский и цифровой, потому что мы ходим по поверхности и нам достаточно описателей, которые объясняют по-существу двухмерный мир, в котором мы живём. А у дельфинов есть не просто вперёд, влево, вправо, но также вверх и вниз, а кроме того, что еще важнее, их мир, в отличие от нашего — очень жёсткого, плотного, материального, — абсолютно текуч и постоянно изменчив. И для того, чтобы этот мир адекватно описывать, необходимы совершенно другие средства языка и другое его устройство. Это должен быть язык, улавливающий постоянную трансформативность мира и непосредственно передающий образы, эмоции, чувства, понятия, состояния…

И.М. Сложно представить себе, как может происходить общение, если сама возможность нахождения общего языка отсутствует…

Н.Г. Когда плаваешь с дельфином, возникает удивительное ощущение непосредственного диалога, который, тем не менее, остаётся за пределами слов. Иногда ты можешь объяснить это, если произошло какое-то простое действие, например, он тебя учит плавать — тогда ты можешь облечь это в слова и даже потом пересказать содержание состоявшегося диалога вербальными средствами. Но чаще всего это невербальная коммуникация, с сохранением при этом очень чёткого ощущения непосредственного диалога. Человек, допущенный к общению и попавший в группу дельфинов, испытывает ни с чем не сравнимые, очень странные чувства. Это можно попытаться описать как сочетание восторга и полного спокойствия, солнечной эйфории и при этом — уверенной компетентности. Это – очень сильное переживание. Почти гарантированное, если человек находится некоторое время с группой дельфинов или наедине с одним из них.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: