Сделай Сам Свою Работу на 5

Сочинения Троцкого о национал-социализме





Что такое национал-социализм?

Л. Д. Троцкий

Оригинал находится на странице http://www.revkom.com
Последнее обновление Февраль 2011г.

Наивные умы полагают, что королевское звание сидит в самом короле, в его горностаевой мантии и короне, в его костях и жилах. На самом деле королевское звание есть взаимоотношение между людьми. Король только потому король, что через его особу преломляются интересы и предрассудки миллионов людей. Когда эти взаимоотношения размываются потоком развития, король оказывается лишь поношенным мужчиной с отвислой нижней губой. Об этом мог бы, по свежим впечатлениям, порассказать тот, кто назывался некогда Альфонсом XIII.

От вождя божьей милостью вождь милостью народа отличается тем, что вынужден сам проложить себе дорогу, по крайней мере, помочь обстоятельствам открыть себя. Но все же вождь есть всегда отношение между людьми, индивидуальное предложение в ответ на коллективный спрос. Споры насчет личности Гитлера тем острее, чем больше ищут тайну его успеха в нем самом. Между тем трудно найти другую политическую фигуру, которая в такой мере была бы узлом безличных исторических сил. Не всякий ожесточенный мелкий буржуа мог бы стать Гилером, но частица Гитлера сидит в каждом ожесточенном мелком буржуа.



Быстрый рост германского капитализма до войны отнюдь не означал простого уничтожения промежуточных классов; разоряя одни слои мелкой буржуазии, он заново создавал другие: ремесленников и лавочников - вокруг заводов, техников и администраторов - внутри заводов. Но, сохраняясь и даже возрастая численно - старая и новая мелкая буржуазия составляет не многим менее половины германского народа, - промежуточные классы лишились последней тени самостоятельности, жили на периферии крупной индустрии и банковской системы, питались крохами со стола монопольных трестов и картелей и идейными подачками их традиционных теоретиков и политиков.

Поражение воздвигло на пути германского империализма стену. Внешняя динамика превратилась во внутреннюю. Война перешла в революцию. Социал-демократия, помогавшая Гогенцоллерну довести войну до ее трагического конца, не дала пролетариату довести до конца революцию. 14 лет ушли на постоянные извинения веймарской демократии в собственном существовании. Коммунистическая партия звала рабочих на новую революцию, но оказалась неспособной руководить ею. Немецкий пролетариат прошел через подъемы и крушения войны, революции, парламентаризма и псевдобольшевизма. Одновременно с тем как старые партии буржуазии исчерпали себя вконец, динамическая сила рабочего класса оказалась подорвана.



Послевоенный хаос бил по ремесленникам, торговцам и служащим не менее жестоко, чем по рабочим. Сельскохозяйственный кризис разорял крестьян. Упадок средних слоев не мог означать их пролетаризацию, поскольку пролетариат сам выделял гигантскую армию хронических безработных. Пауперизация мелкой буржуазии, чуть прикрытая галстуком и чулками искусственного шелка, разъедала все официальные верования и прежде всего доктрину демократического парламентаризма.

Множественность партий, холодная горячка выборов, непрерывные смены министерств осложняли социальный кризис калейдоскопом бесплодных политических комбинаций. В атмосфере, накаленной войной, поражением, репарациями, инфляцией, рурской оккупацией, кризисом, нуждой и ожесточением, мелкая буржуазия поднялась против всех старых партий, которые обманули ее. Острые обиды маленьких собственников, не выходящих из банкротства, их академических сыновей без должности и клиентов, их дочерей без приданого и женихов, требовали порядка и железной руки.

Знамя национал-социализма было поднято выходцами из низшего и среднего командного слоя старой армии. Украшенные знаками отличий офицеры и унтерофицеры не могли поверить, что их героизм и страдания не только пропали даром для отечества, но и не дают им самим особых прав на благодарность. Отсюда их ненависть к революции и пролетариату. Они не хотели в то же время мириться с тем, что банкиры, промышленники, министры снова возвращают их на скромные места бухгалтеров, инженеров, почтовых чиновников и народных учителей. Отсюда их "социализм". На Изере и под Верденом они научились рисковать собою и другими и разговаривать языком команды, который сильно импонировал тыловому мелкому буржуа. Так эти люди стали вождями.



В начале своей политической карьеры Гитлер выделялся, может быть, только большим темпераментом, более громким голосом, более уверенной в себе умственной ограниченностью. Он не внес в движение никакой готовой программы, если не считать жажды мести оскорбленного солдата. Гитлер начал с обид и жалоб - на условия Версаля, на дороговизну жизни, на отсутствие почтения к заслуженному унтер-офицеру, на происки банкиров и журналистов моисеева закона. Разоряющихся, утопающих, людей с рубцами и свежими синяками в стране нашлось достаточно. Каждый из них хотел стучать кулаками по столу. Гитлер умел это делать лучше других. Правда, он не знал, как поправить беду. Но его обличения звучали то как команда, то как мольба, обращенная к немилостивой судьбе. Обреченные классы, подобно безнадежно больным, не устают варьировать свои жалобы и выслушивать утешения. Все речи Гитлера были настроены по этому камертону. Сентиментальная бесформенность, отсутствие дисциплины мысли, невежество при пестрой начитанности - все эти минусы превращались в плюсы. Они давали ему возможность объединять в нищенской суме национал-социализма все виды недовольства и вести массу туда, куда она его толкала. Из собственных первоначальных импровизаций в памяти агитатора сохранялось то, что встречало одобрение. Его политические мысли являлись плодом ораторской акустики. Так происходил отбор лозунгов. Так уплотнялась программа. Так из сырого материала формировался "вождь".

Муссолини с самого начала сознательнее относился к социальной материи, чем Гитлер, которому полицейский мистицизм какого-нибудь Меттерниха ближе, чем политическая алгебра Макиавелли. Муссолини умственно смелее и циничнее. Достаточно того, что римский атеист лишь пользуется религией как полицией или юстицией, тогда как его берлинский коллега действительно верит в особое покровительство Провидения. Еще в то время, когда будущий итальянский диктатор считал Маркса "нашим общим бессмертным учителем", он не без искусства защищал теорию, которая видит в жизни современного общества прежде всего взаимодействие двух основных классов: буржуазии и пролетариата. Правда, писал Муссолини в 1914 г., между нами пролегают очень многочисленные промежуточные слои, которые образуют как бы "соединительную ткань человеческого коллектива"; но "в периоды кризиса промежуточные классы притягиваются, смотря по их интересам и их идеям, к одному или другому из основных классов". Очень важное обобщение! Как научная медицина вооружает возможностью не только лечить больного, но и кратчайшим путем отправить здорового к праотцам, так научный анализ классовых отношений, предназначенный его творцом для мобилизации пролетариата, дал возможность Муссолини, когда он перекинулся в противоположный лагерь, мобилизовать промежуточные классы против пролетариата. Гитлер совершил ту же работу, переведя методологию фашизма на язык немецкой мистики.

Костры, на которых сгорает нечестивая литература марксизма, ярко освещают классовую природу национал-социализма. Пока наци действовали как партия, а не [как] государственная власть, они почти не находили подступа к рабочему классу. С другой стороны, крупная буржуазия, даже та, которая поддерживала Гитлера деньгами, не считала его партию своей. Национальное "возрождение" полностью опиралось на промежуточные классы, наиболее отсталую часть нации, тяжелый баласт истории. Политическое искусство состояло в том, чтобы спаять мелкую буржуазию единством враждебности к пролетариату. Что нужно сделать, чтобы стало лучше? Прежде всего придавить тех, которые внизу. Бессильная перед крупным капиталом мелкая буржуазия надеется отныне разгромом рабочих вернуть себе социальное достоинство.

Наци называют свой переворот узурпированным именем революции. На самом деле в Германии, как и в Италии, фашизм оставляет социальную систему нетронутой. Взятый сам по себе переворот Гитлера не имеет права даже на имя контрреволюции. Но его нельзя рассматривать изолированно: он является завершением цикла потрясений, которые начались в Германии в 1918 году. Ноябрьская революция, передавшая власть рабочим и солдатским Советам, была, по своей основной тенденции, пролетарской. Но стоявшая во главе пролетариата партия вернула власть буржуазии. В этом смысле социал-демократия открыла эру контрреволюции, прежде чем революция успела довести свою работу до конца. Однако до тех пор пока буржуазия зависела от социал-демократии, следовательно, от рабочих, режим сохранял элементы компромисса. Между тем международное и внутреннее положение немецкого капитализма не оставляло больше места для уступок. Если социал-демократия спасла буржуазию от пролетарской революции, то пришла очередь фашизма освободить буржуазию от социал-демократии. Переворот Гитлера - только заключительное звено цепи контрреволюционных сдвигов.

Мелкий буржуа враждебен идее развития, ибо развитие идет неизменно против него: прогресс не принес ему ничего, кроме неоплатных долгов. Национал-социализм отвергает не только марксизм, но и дарвинизм288. Наци проклинают материализм, ибо победы техники над природой означали победу крупного капитализма над мелким. Вожди движения ликвидируют "интеллектуализм" не столько потому, что сами обладают интеллектами второго и третьего сорта, но прежде всего потому, что их историческая роль не допускает доведения ни одной мысли до конца. Мелкому буржуа нужна высшая инстанция, стоящая над материей и над историей и огражденная от конкуренции, инфляции, кризиса и продажи с молотка. Эволюции, экономическому мышлению, рационализму - двадцатому, девятнадцатому и восемнадцатому векам - противопоставляется национальный идеализм как источник героического начала. Нация Гитлера есть мифологическая тень самой мелкой буржуазии, ее патетический бред о тысячелетнем царстве на земле.

Чтобы поднять нацию над историей, ей дается опора расы. История рассматривается как эманация расы. Качества расы конструируются безотносительно к изменяющимся социальным условиям. Отвергая "экономическое мышление" как низменное, национал-социализм спускается этажом ниже: от экономического материализма он апеллирует к зоологическому материализму.

Теория расы, как бы специально созданная для претенциозного самоучки, ищущего универсальный ключ ко всем тайнам жизни, выглядит особенно плачевно в свете истории идей. Чтобы создать религию истинно германской крови, Гитлеру пришлось из вторых рук позаимствовать идеи расизма у француза, дипломата и писателя-дилетанта графа Гобино. Политическую методологию Гитлер нашел готовой у итальянцев. Муссолини широко использовал марксову теорию классовой борьбы. Сам марксизм явился плодом сочетания немецкой философии, французской истории и английской экономики. Проследить ретроспективно генеалогию идей, даже наиболее реакционных и тупоумных значит не оставить от расизма ни следа.

Безмерная скудность национал-социалистической философии не помешала, разумеется, университетской науке вступить на всех парусах в фарватер Гитлера, когда его победа достаточно определилась. Годы веймарского режима были для большинства профессорской черни временем смуты и тревоги. Историки, экономисты, юристы и философы терялись в догадках о том, какой из борющихся критериев истины настоящий, т. е. какой из лагерей окажется в конце концов хозяином положения. Фашистская диктатура устраняет сомнения Фаустов и колебания Гамлетов университетской кафедры. Из сумерек парламентской относительности наука снова вступает в царство абсолютов. Эйнштейну пришлось разбить свой шатер за пределами Германии.

В плане политики расизм есть надутая и хвастливая разновидность шовинизма в союзе с френологией. Как разорявшееся дворянство находило утешение в благородстве своей крови, так пауперизованная мелкая буржуазия упивается сказками об особых преимуществах своей расы. Достойно внимания то, что вождями национал-социализма являются не германские немцы, а выходцы из Австрии, как сам Гитлер, из бывших балтийских провинций царской империи, как Розенберг, из колониальных стран, как нынешний заместитель Гитлера по управлению партией Гесс. Нужна была школа варварской национальной возни на культурных окраинах, чтобы внушить "вождям" те идеи, которые нашли впоследствии отклик в сердцах наиболее варварских классов Германии.

Личность и класс - либерализм и марксизм - зло. Нация - добро. Но у порога собственности эта философия выворачивается наизнанку. Только в личной собственности - спасение. Идея национальной собственности - исчадие большевизма. Обоготворяя нацию, мелкий буржуа ничего не хочет отдавать ей. Наоборот, он ждет, чтобы нация его самого наделила собственностью и оградила ее от рабочего и от судебного пристава. К несчастью, третий рейх не даст мелкому буржуа ничего, кроме новых налогов.

В области современного хозяйства, международного по связям, безличного по методам, прицип расы кажется выходцем со средневекового кладбища. Наци заранее идут на уступки: чистота расы, которая в царстве духа удостоверяется паспортом, в области хозяйства должна доказываться главным образом деловитостью. В современных условиях это значит: конкурентоспособностью. Через заднюю дверь расизм возвращается к экономическому либерализму, освобожденному от политических свобод.

Практически национализм в хозяйстве сводится к бессильным при всей своей грубости взрывом антисемитизма. От современной экономической системы наци отвлекают в качестве нечистой силы ростовщический или банковский капитал: как раз в этой сфере еврейская буржуазия занимает, как известно, крупное место. Склоняясь перед капитализмом в целом, мелкий буржуа объявляет войну злому духу наживы в образе польского еврея в длиннополом кафтане и нередко, без гроша в кармане. Погром становится высшим доказательством расового превосходства.

Программа, с которой национал-социализм пришел к власти, - увы, - весьма напоминает еврейский "универсальный" магазин в глухой провинции: чего тут нет - по низким ценам и еще более низкого качества! Воспоминания о "счастливых" временах свободной конкуренции и смутные предания об устойчивости сословного общества; надежды на возрождение колониальной империи и мечты о замкнутом хозяйстве; фразы о возвращении от римского права к старонемецкому и ходатайства об американском моратории; завистливая вражда к неравенству в виде особняка и автомобиля и животный страх перед равенством в виде рабочего в кепке и без воротника; беснование национализма и страх перед мировыми кредиторами... Все отбросы интернациональной политической мысли пошли на пополнение духовной сокровищницы новонемецкого мессианизма.

Фашизм открыл для политики дно общества. Не только в крестьянских домах, но и в небоскребах городов рядом с XX веком живет и сегодня X или XIII. Сотни миллионов людей пользуются электрическим током, не переставая верить в магическую силу жестов и заклинаний. Римский папа по радио проповедует о чуде превращения воды в вино. Звезды кинематографа гадают у гадалок. Авиаторы, управляющие чудесными механизмами, созданными гением человека, носят под свитером амулеты. Какие неисчерпаемые резервы тьмы, невежества и дикости! Отчаяние подняло их на ноги, фашизм дал им знамя. Все то, что при беспрепятственном развитии общества должно было бы быть выброшено из национального организма в виде экскрементов культуры, сейчас прорвалось через горло: капиталистическую цивилизацию рвет непереваренным варварством. Такова физиология национал-социализма.

Немецкий фашизм, как и итальянский, поднялся к власти на спине мелкой буржуазии, которую он превратил в таран против рабочего класса и учрежденной демократии. Но фашизм у власти - меньше всего правительство мелкой буржуазии. Наоборот, это самая беспощадная диктатура монополистского капитала. Муссолини прав: промежуточные классы не способны на самостоятельную политику. В периоды великих кризисов они призваны доводить до абсурда политику одного из двух основных классов. Фашизму удалось двинуть их на службу капитала. Такие лозунги как огосударствление трестов и упразднение нетрудовых доходов, по приходе к власти сразу оказались за бортом. Наоборот, партикуляризм немецких "земель", опиравшийся на особенности мелкой буржуазии, очистил место капиталистически-полицейскому централизму. Каждый успех внутренней и внешней политики национал-социализма будет неминуемо означать дальнейшее подавление мелкого капитала крупным.

Программа мелкобуржуазных иллюзий не отменяется; она просто отрывается от действительности и растворяется в ритуальных действиях. Объединение всех классов сводится к полусимволике трудовой повинности и к конфискации "в пользу народа" рабочего праздника 1 мая. Охранение готического шрифта в противовес латинскому есть символический реванш за гнет мирового рынка. Зависимость от интернациональных, в том числе и еврейских, банкиров, не смягчается ни на иоту; зато запрещено резать животных по ритуалу талмуда. Если дно ада вымощено добрыми намерениями, то мостовые третьего рейха выстилаются символами. Сводя программу мелкобуржуазных иллюзий к голому бюрократическому маскараду, национал-социализм поднимается над нацией, как наиболее чистая форма империализма. Надежды на то, что правительство Гитлера не сегодня-завтра падет жертвой своей внутренней несостоятельности, совершенно ложны. Программа необходима была наци, чтоб прийти к власти; но власть служит Гитлеру вовсе не для того, чтоб выполнять программу. Задания ставит ему монополистский капитал. Насильственная концентрация всех сил и средств народа в интересах империализма - подлинная историческая миссия фашистской диктатуры, - означает подготовку войны, а эта задача в свою очередь не терпит никакого внутреннего сопротивления и ведет к дальнейшей механической концентрации власти. Фашизм нельзя ни реформировать, ни уволить в отставку. Его можно только опрокинуть. Политическая орбита режима наци упитается в альтернативу: война или революция?

Л. Троцкий

Принкипо, 10 июня 1933 г.

P. S. Близится первая годовщина диктатуры наци. Все тенденции режима успели принять явный и отчетливый характер. "Социалистическая революция", которая рисовалась мелкобуржуазным массам как необходимое дополнение к национальной революции, официально ликвидирована и осуждена. Братство классов нашло свою кульминацию в том, что имущие в особо назначенный правительством день отказываются в пользу неимущих от ор-девра295 и десерта. Борьба с безработицей свелась к тому, что полуголодную порцию делят на две части. Остальное есть задача униформированной статистики. Плановая автаркия является просто новой стадией экономического распада.

Чем бессильнее полицейский режим наци в области хозяйства, тем более он вынужден переносить свои усилия в область внешней политики. Это вполне отвечает внутренней динамике германского капитализма, агрессивного насквозь. Внезапный поворот наци в сторону миролюбивых заявлений мог удивить только совершенных простаков. Какой другой метод остается в распоряжении Гитлера, чтобы перенести ответственность за внутренние бедствия на внешних врагов и накопить под прессом диктатуры взрывчатую силу империализма? Эта часть программы, открыто намеченная еще до прихода наци к власти, выполняется сейчас с железной последовательностью на глазах всего мира. Срок новой европейской катасторфы определяется временем, необходмым для вооружения Германии. Дело идет не о месяцах, но и не о десятилетиях. Немногих лет достаточно, чтоб Европа оказалась вновь ввергнута в войну, если Гитлеру не помешают своевременно внутренние силы самой Германии.

[Л.Д.Троцкий]

2 ноября 1933 г.

 

Л. Троцкий.
СТАЛИН - ИНТЕНДАНТ ГИТЛЕРА

Двадцать лет пружина германского империализма оставалась свернутой. Когда она стала разворачиваться, дипломатические канцелярии растерялись. Вторым, после Мюнхена, этапом этой растерянности были долгие и бесплодные переговоры Лондона и Парижа с Москвой. Автор этих строк имеет право сослаться на непрерывный ряд собственных заявлений в мировой печати, начиная с 1933 г. на ту тему, что основной задачей внешней политики Сталина является достижение соглашения с Гитлером. Но наш скромный голос оставался неубедительным для "вершителей судеб". Сталин разыгрывал грубую комедию "борьбы за демократию", и этой комедии верили, по крайней мере, на половину. Почти до самых последних дней Авгур, официозный лондонский корреспондент Нью-Йорк Таймс, продолжал уверять, что соглашение с Москвой будет достигнуто. Как свирепо поучителен тот факт, что германо-советский договор ратифицирован сталинским парламентом как раз в тот день, когда Германия вторглась в пределы Польши!

Общие причины войны заложены в непримиримых противоречиях мирового империализма. Однако, непосредственным толчком к открытию военных действий явилось заключение советско-германского пакта. В течение предшествовавших месяцев Геббельс, Форстер и другие германские политики настойчиво повторяли, что фюрер назначит скоро "день" для решительных действий. Сейчас совершенно очевидно, что речь шла о дне, когда Молотов поставит свою подпись под германо-советским пактом. Этого факта уже не вычеркнет из истории никакая сила!

Дело совсем не в том, что Кремль чувствует себя ближе к тоталитарным государствам, чем к демократическим. Не этим определяется выбор курса в международных делах. Консервативный парламентарий Чемберлен, при всем своем отвращении к советскому режиму, изо всех сил стремился добиться союза со Сталиным. Союз не осуществился, потому что Сталин боится Гитлера. И боится не случайно. Армия обезглавлена. Это не фраза, а трагический факт. Ворошилов есть фикция. Его авторитет искусственно создан тоталитарной агитацией. На головокружительной высоте он остался тем, чем был всегда: ограниченным провинциалом, без кругозора, без образования, без военных способностей и даже без способностей администратора. Все в стране это знают. В "очищенном" командном составе не осталось ни одного имени, на котором армия могла бы остановиться с доверием. Кремль боится армии и боится Гитлера. Сталину нужен мир - любой ценою.

Прежде чем гогенцолернская Германия пала под ударами мировой коалиции, она нанесла смертельный удар царскому режиму, причем западные союзники подталкивали русскую либеральную буржуазию и даже поддерживали планы дворцового переворота. Не повторится ли в преобразованном виде этот исторический эпизод? - спрашивали себя с тревогой обитатели Кремля. Они не сомневаются, что коалиция из Франции, Великобритании, Советского Союза, Польши, Румынии, при несомненной в дальнейшем поддержке Соединенных Штатов, в конце концов сломила бы Германию и ее союзников. Но прежде, чем свалиться в пропасть, Гитлер мог бы нанести СССР такое поражение, которое кремлевской олигархии стоило бы головы. Если б советская олигархия была способна к самопожертвованию или хотя бы самоограничению в военных интересах СССР, она не обезглавила бы и не деморализировала бы армию.

Всякого рода просоветские простаки считают само собою разумеющимся, что Кремль стремится к низвержению Гитлера. Низвержение Гитлера немыслимо без революции. Победа революции в Германии подняла бы на огромную высоту самочувствие народных масс в СССР и сделала бы невозможным дальнейшее существование московской тирании. Кремль предпочитает статус кво, со включением Гитлера, в качестве союзника.

Застигнутые пактом врасплох профессиональные адвокаты Кремля пытаются теперь доказать, что наши старые прогнозы имели в виду наступательный военный союз между Москвою и Берлином, тогда как на деле заключено лишь пацифистское соглашение о "взаимном ненападении". Жалкие софизмы! О наступательном военном союзе, в прямом смысле этого слова, мы никогда не говорили. Наоборот, мы всегда исходили из того, что международная политика Кремля определяется интересами самосохранения новой аристократии, ее страхом перед народом, ее неспособностью вести войну. Любая международная комбинация имеет для советской бюрократии цену постольку, поскольку освобождает ее от необходимости прибегать к силе вооруженных рабочих и крестьян. И тем не менее германо-советский пакт является в полном смысле слова военным союзам, ибо служит целям наступательной империалистской войны.

В прошлой войне Германия потерпела поражение прежде всего вследствие недостатка сырья и продовольствия. В этой войне Гитлер уверенно рассчитывает на сырье СССР. Заключению политического пакта не случайно предшествовало заключение торгового договора. Москва далека от мысли денонсировать его. Наоборот, в своей вчерашней речи перед Верховным Советом Молотов сослался прежде всего на исключительные экономические выгоды дружбы с Гитлером. Соглашение о взаимном ненападении, т. е. о пассивном отношении СССР к германской агрессии, дополняется, таким образом, договором об экономическом сотрудничестве в интересах агрессии. Пакт обеспечивает Гитлеру возможность пользоваться советским сырьем, подобно тому, как Италия в своем нападении на Абиссинию пользовалась советской нефтью. Военные эксперты Англии и Франции только на днях изучали в Москве карту Балтийского моря с точки зрения военных операций между СССР и Германией. А в это самое время германские и советские эксперты обсуждали меры обеспечения балтийских морских путей для непрерывных торговых сношений во время войны. Оккупация Польши должна в дальнейшем обеспечить непосредственную территориальную связь с Советским Союзом и дальнейшее развитие экономических отношений. Такова суть пакта. В "Майн Камф" Гитлер говорит, что союз между двумя государствами, не имеющий своей целью вести войну, "бессмыслен и бесплоден". Германо-советский пакт не бессмыслен и не бесплоден: это военный союз со строгим разделением ролей: Гитлер ведет военные операции, Сталин выступает в качестве интенданта. И есть еще люди, которые всерьез утверждают, что целью нынешнего Кремля является международная революция!

При Чичерине, как министре иностранных дел ленинского правительства, советская внешняя политика действительно имела своей задачей международное торжество социализма, стремясь попутно использовать противоречия между великими державами в целях безопасности советской республики. При Литвинове программа мировой революции уступила место заботе о статус кво при помощи системы "коллективной безопасности". Но когда эта идея "коллективной безопасности" приблизилась к своему частичному осуществлению, Кремль испугался тех военных обязательств, которые из нее вытекают. Литвинова сменил Молотов, который не связан ничем, кроме обнаженных интересов правящей касты. Политика Чичерина, т. е. по существу политика Ленина, давно уже объявлена политикой романтизма. Политика Литвинова считалась некоторое время политикой реализма. Политика Сталина-Молотова есть политика обнаженного цинизма.

"На едином фронте миролюбивых государств, действительно противостоящих агрессии, Советскому Союзу не может не принадлежать место в передовых рядах", говорил Молотов в Верховном Совете, три месяца тому назад. Какой зловещей иронией звучат теперь эти слова! Советский Союз занял свое место в заднем ряду тех государств, которые он до последних дней не уставал клеймить в качестве агрессоров.

Непосредственные выгоды, которые Кремлевское правительство получает от союза с Гитлером, имеют вполне осязательный характер. СССР остается в стороне от войны. Гитлер снимает в порядке дня кампанию в пользу "Великой Украины". Япония оказывается изолированной. Одновременно с отсрочкой военной опасности на Западной границе, можно, следовательно, ждать ослабления давления на Восточную границу, может быть даже заключения соглашения с Японией. Весьма вероятно, к тому же, что, в обмен за Польшу Гитлер предоставил Москве свободу действий в отношении балтийских лимитрофов. Как ни велики, однако, эти "выгоды", они имеют в лучшем случае конъюнктурный характер, и их единственной гарантией является подпись Риббентропа под "клочком бумаги". Между тем война поставила в порядке дня вопросы жизни и смерти народов, государств, режимов, правящих классов. Германия разрешает свою программу мирового господства по этапам. При помощи Англии она вооружилась, несмотря на сопротивление Франции. При помощи Польши, она изолировала Чехо-Словакию. При помощи Советского Союза она хочет не только закабалить Польшу, но и разгромить старые колониальные империи. Если б Германии удалось, при помощи Кремля, выйти из нынешней войны победительницей, это означало бы смертельную опасность для Советского Союза. Напомним, что вскоре после мюнхенского соглашения секретарь Коминтерна Димитров огласил - несомненно, по поручению Сталина - точный календарь будущих завоевательных операций Гитлера. Оккупация Польши приходится в этом плане на осень 1939 г. Дальше следует: Югославия, Румыния, Болгария, Франция, Бельгия... Наконец, осенью 1941 г. Германия должна открыть наступление против Советского Союза. В основу этого разоблачения положены несомненно данные, добытые советской разведкой. Схему никак нельзя, разумеется, понимать буквально: ход событий вносит изменения во все плановые расчеты. Однако, первое звено плана: оккупация Польши осенью 1939 г., подтверждается в эти дни. Весьма вероятно, что и намеченный в плане двухлетний промежуток между разгромом Польши и походом против Советского Союза окажется весьма близким к действительности. В Кремле не могут не понимать этого. Недаром там десятки раз провозглашали: "мир неразделен". Если тем не менее Сталин оказывается интендантом Гитлера, то это значит, что правящая каста уже не способна думать о завтрашнем дне. Ее формула есть формула всех гибнущих режимов: "после нас хоть потоп".

Пытаться сейчас предсказать ход войны и судьбу отдельных ее участников, в том числе и тех, которые еще питаются сегодня иллюзорной надеждой остаться в стороне от мировой катастрофы, было бы тщетной задачей. Никому не дано обозреть эту гигантскую арену и бесконечно сложную свалку материальных и моральных сил. Только сама война решает судьбу войны. Одно из величайших отличий нынешней войны от прошлой - это радио. Только сейчас я отдал себе в этом полный отчет, слушая здесь, в Койоакане, в предместье мексиканской столицы, речи в берлинском рейхстаге и скупые пока еще сообщения Лондона и Парижа. Благодаря радио, народы сейчас в гораздо меньшей степени, чем в прошлую войну, будут зависеть от тоталитарной информации собственных правительств, и гораздо скорее будут заражаться настроениями других стран. В этой области Кремль уже успел потерпеть большое поражение. Коминтерн, важнейшее орудие Кремля для воздействия на общественное мнение других стран, явился на самом деле первой жертвой германо-советского пакта. Судьба Польши еще не решена. Но Коминтерн уже труп. Его покидают, с одного конца, патриоты, с другого конца, интернационалисты. Завтра мы услышим, несомненно, по радио голоса вчерашних коммунистических вождей, которые, в интересах своих правительств, будут на всех языках цивилизованного мира, и в том числе на русском языке разоблачать измену Кремля.

Распад Коминтерна нанесет неисцелимый удар авторитету правящей касты в сознании народных масс самого Советского Союза. Так, политика цинизма, которая должна была, по замыслу, укрепить позиции сталинской олигархии, на самом деле приблизит час ее крушения.

Война сметет многое и многих. Хитростями, уловками, подлогами, изменами никому не удастся уклониться от ее грозного суда. Однако, наша статья была бы в корне ложно понята, если бы она натолкнула на тот вывод, будто в Советском Союзе сметено будет все то новое, что внесла в жизнь человечества Октябрьская революция. Автор глубоко убежден в противном. Новые формы хозяйства, освободившись от невыносимых оков бюрократии, не только выдержат огненное испытание, но и послужат основой новой культуры, которая, будем надеяться, навсегда покончит с войной.

Л. Троцкий.
Койоакан, 2 сентября 2 ч.

 

Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)
N 79-80.

 

 

Сочинения Троцкого о национал-социализме

Вольфганг Вебер
28 января 2000 г.

Осенью 1999 г. немецким издательством "Арбайтерпрессе Ферлаг" (Arbeiterpresse Verlag) и партией "За социальное равенство" (Partei fuer Soziale Gleichheit - немецкая секция Международного Комитета Четвёртого Интернационала) было опубликовано новое издание избранных сочинений Льва Троцкого о Германии. Сборник под названием Портрет национал-социализма содержит десять статей и несколько писем Троцкого 1930-1934 годов. Ниже мы воспроизводим предисловие к этому новому изданию, которое появилось на немецкой странице МСВС 29 сентября 1999 г.

На сегодняшнем книжном рынке можно найти немало книг,которые пытаются подвести итог прошедшего столетия, объяснить его историю и дать ответ на его основные вопросы. Это было столетие беспримерного научного и технического прогресса, в конце которого наблюдается бурное развитие всемирной коммуникационной технологии, применение компьютеров во всех областях производства и научных исследований. Но, с другой стороны, это было столетие, которое породило фашистский террор нацистского господства, массовое уничтожение и две мировые войны. В конце этого столетия тени этой общественной катастрофы не исчезли; нерешёнными на пороге нового века остались и те жгучие вопросы, которые, начиная с той поры, продолжают волновать человечество: как могло дойти дело до такого варварства? почему оно не могло быть предотвращено? был ли приход Гитлера к власти неизбежным?

Предлагаемый сборник сочинений Льва Троцкого о Германии даёт ответ на эти вопросы. Исследования Троцкого, касающиеся истории и тогдашнего положения в Германии, экономической программы национал-социализма, его социальным корням, психологическим и политическим механизмам политической борьбы того времени обнаруживают аналитическую остроту и политическую проницательность, которые по сей день заставляют читателя испытывать чувства восхищения и глубокой заинтересованности. Эти работы принадлежат к числу выдающихся достижений марксисткой мысли, продолжающих традиции классических исследований по политической истории, вышедших из-под пера Карла Маркса или Фридриха Энгельса.

Троцкий писал собранные в данном сборнике письма и статьи не просто для того, чтобы объяснить нечто уже прошедшее и необратимое, а чтобы оказать влияние на актуальные политические и общественные процессы в Германии и предотвратить предвиденную им катастрофу. Он сделал это на основе огромного опыта и авторитета, которым он обладал в качестве теоретика и вождя Октябрьской революции 1917 года и как глава интернациональной марксистской оппозиции против Сталина.

Всё зависело от того, будет ли объединена против фашистской опасности громадная по своей мощи социальная сила, то есть организованный рабочий класс.

Профсоюзы являлись тогда массовыми организациями, а СДПГ и КПГ, будучи рабочими партиями, насчитывали миллионы членов. Сегодня следует напомнить об этом ввиду той дегенерации, которую с того времени претерпели эти организации и партии. Конечно, СДПГ дискредитировала себя в глазах прогрессивных рабочих и интеллигентов уже в 1914 году, когда она одобрила военные кредиты, и в 1918-19 годах, когда она вместе с рейхсвером (армией) и фашистскими штурмовыми отрядами подавляла революцию. Но большинство её членов были тогда ещё рабо

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.