Сделай Сам Свою Работу на 5

David Bohm. Unfolding Meaning. A Weekend of Dialogue with David Bohm





Перевел М.Немцов

© 1985 by David Bohm and Emissary Foundation International

© М.Немцов, перевод, 1992

ВВЕДЕНИЕ

УЧАСТНИКИ ДИСКУССИЙ

КООРДИНАЦИЯ

СКРЫТЫЙ ПОРЯДОК: НОВЫЙ ПОДХОД К РЕАЛЬНОСТИ

ОБСУЖДЕНИЕ СКРЫТОГО ПОРЯДКА

СОМА-ЗНАЧИМОСТЬ: НОВОЕ ПОНЯТИЕ ОБ ОТНОШЕНИЯХ ФИЗИЧЕСКОГО И МЕНТАЛЬНОГО

ЕЩЕ О СОМА-ЗНАЧИМОСТИ, ЗНАЧЕНИИ, ПРОСТРАНСТВЕ, ВРЕМЕНИ, МАТЕРИИ И ПАМЯТИ

РЕЛИГИЯ, ЦЕЛОСТНОСТЬ И ПРОБЛЕМА ФРАГМЕНТАЦИИ

ЗАМЕЧАНИЯ К ПРОЦЕССУ ДИАЛОГА

 

 


Учителя часто замечают, что от своих учеников получают столько же знаний, сколько отдают, но мне представляется, что зачастую это далеко не так с точки зрения учеников. Хотя иногда и случается крайне интенсивный обмен понимания между учителем и учеником. Это происходит скорее тогда, когда разграничение между этими двумя ролями исчезает, и его место занимает диалог, насыщенный взаимным уважением. Тогда и получается подлинное сотрудничество, и результат его -- более велик, нежели результат обычной, простой передачи информации.

Профессор Дэвид Бом -- один из тех редких людей, которые признают такой метод работы и получают от него удовольствие: он называет его «участием в танце разума». Огромной честью для меня было иметь возможность разделять его мысли и его общество.



Также здесь мне бы хотелось выразить благодарность и его супруге Саре Бом, чья ободряющая поддержка помогла произойти событию, на котором основана настоящая книга, и стать столь обогащающим опытом. Я бы хотел также поблагодарить Питера Гарретта, координатора «Фонда Универсального Единства» (The Foundation of Universal Unity, ныне -- The Emissary Foundation International) в Европе, за организацию этого события; персонал и администрацию отеля Three Ways за их замечательную заботу и мастерство в обеспечении гладкого течения наших дискуссий; Клиффа Пенвелла, Майнду Итцигсон и в особенности Лесли Уилсона и Тули Корбин за их помощь в записи столь сложных разговоров и транскрибировании магнитофонных записей; Линсея Роулинса за участие в оформлении оригинального издания книги.

Дэвид Бом со своей стороны желает засвидетельствовать громадную ценность предшествовавщих дискуссий с Дж.Кришнамурти, д-ром П. де Маром и другими.



<DIV align=right></DIV>

Дональд Фактор <DIV></DIV>

 


Дональд Фактор

ВВЕДЕНИЕ


Идеи, концепции и теории -- вещество, из которого состоит мысль, а мысль воздействует на мир проникающе. То, что мы думаем с реальности, может изменить наши отношения с нею -- точно так же, как то, что мы воспринимаем о мире вокруг нас, может изменить наши мысли. Мысль -- это та почва, на которой покоится наше понимание. С помощью мысли мы видим мир и в длительном процессе учимся взаимодействовать с этим миром. Мы можем заглянуть за границы своих непосредственных ощущений и изменить ход собственных действий. Мы можем разрешать проблемы; мы можем создавать новые продукты, технологии, способы обрашения с нашим окружением и друг с другом.

Но большая часть того, что мы думаем, остается спрятанной от нашего осознания. У себя в разуме мы храним запись о прошлом опыте, о выученных уроках, о давно забытых происшествиях и подробностях. Наши мысли окрашены и обусловлены пределами нашего языка и культуры. Мы интерпретируем свой опыт через смесь сознательных и бессознательных воспоминаний, воображаемых представлений и желаний, и посредством этого организуем наш мир. Часто наши мысли, если мы поступаем согласно им, приводят к неожиданным, а иногда -- и к невообразимым результатам. Кажется, что они содержат в себе не признанный нами скрытый смысл, проявляющийся вне зависимости от того, что мы считаем собственным полным пониманием. Как же тогда мы можем оценить свою мысль? Как можем узнать, являются ли наиболее дорогие нам идеи на самом деле ценными и значимыми для возникших перед нами обстоятельств, или нет? Что означают наши мысли?



Эта книга представляет собой запись эксперимента по развертыванию некоторых причуд мышления -- эксперимента, задуманного и осуществленного в течение двух дней бесед сорока четырех человек, собравшихся для того, чтобы встретиться с профессором Дэвидом Бомом и обсудить с ним некоторые его идеи, касающиеся весьма пространного списка предметов. Все они были знакомы с его работой и желали заглянуть глубже в то, что она означала. Многие посещали различные конференции, семинары и мастерские, где ведущий или приглашенный эксперт либо обучал, либо направлял участников ко всевозрастающему пониманию индивидуальной области экспертизы каждого. Эти же два дня оказались совершенно иными.

Дэвид Бом -- почетный профессор теоретической физики в Бёркбек-Колледже Лондонского университета. Его работы по физике, в основном, касались проблемы движения и процесса, с которой имеет дело теория относительности, но не квантовая теория. Руководствуясь этим интересом, он выдвинул идею квантового потенциала -- средства, с помощью которого можно понять универсальную, ненарушенную целостность, скрытую в теории относительности, в контексте более абстрактного, фрагментарного подхода, свойственного, в оснорном, квантовой механике. Его теория скрытого порядка -- такой подход, при котором видно, как подразумеваемые потенциалы развертываются из универсального, ненарушенного поля в ясные явления прежде, чем снова свернуться, -- обеспечила собой новую ценную интерпретацию квантовой механики и основу для возникновения новых идей не только в физике, но и в целом ряде других областей.

Много лет профессора Бома особенно интересовал скрытый философский смысл квантовой физики и физики относительности и проблема создания такой метафоры, которая могла бы прояснить их значение для широкой публики, не знакомой с таинствами высшей математики. Он чувствовал, что это важно, поскольку механистическое мировоззрение, ныне, кажется, доминирующее в современных науке и обществе, привело к состоянию всевозрастающей раздробленности -- как внутри личного опыта человеческих существ, так и в обществе в целом. Тот факт, что существующее мировосприятие -- не полно и, как таковое, широко не признано, привел к тому, что оно стало связываться обширной областью неверного понимания, в основном, развившегося из недопонимания науки в общем -- но помимо этого и что более важно -- из общей путаницы, касающейся природы мысли и ее отношения к реальности.

Он предположил, что мысль, по природе своей, не завершена. Любая мысль, любая теория -- просто способ видения, способ рассматривания объекта с определенного наблюдательного пункта. Она может быть полезна, но эта польза зависит от конкретных обстоятельств: времени, места, условий, к которым она применяется. Если наши мысли принимаются за окончательные, если считается, что они вобрали в себя все возможности и являются точными представлениями реальности, то рано или поздно мы встретимся с такими обстоятельствами, в которых они окажутся незначимыми. Если мы станет цепляться за них вне зависимости от их значимости, то вынуждены будем либо игнорировать факты, либо применять некую силу для того, чтобы привести эти факты в соответствие. В любом случае результатом будет раздробленность.

Работы Дэвида Бома по универсальной целостности и его предположения, касающиеся скрытого порядка, уже начинают оказывать влияние на различные дисциплины. Его идеи -- ядро того, что известно под названием «голографической парадигмы». Эти идеи, разъясняемые и обсуждаемые в основном тексте настоящей книги, обеспечили новый способ понимания большого количества явлений, начиная от некоторых проблем квантовой физики и заканчивая здравоохранением, общественной организацией, религией и процессами в самом человеческом разуме.

Для того, чтобы представить возможность более глубоко изучать некоторые идеи профессора Бома, «Фонд Универсального Единства» пригласил его провести два выходных дня за обсуждением этих идей с группой людей различных возрастов, национальностей и профессий. Целью дискуссии было обнаружить, не возникнет ли при внимательном рассмотрении некое новое и более плодотворное видение возможностей большей гармонизации человеческой личности и общества.

11 мая 1984 года группа собралась в небольшом отеле котсуолдского городка Микльтон (Глостершир, Англия). Профессор Бом приехал в сопровождении своей супруги Сары -- он казался усталым и чем-то озабоченным. Эта встреча должна была стать для него первым опытом подобного рода. Он был готов провести три беседы, а затем развить свои идеи со всей группой в свободной дискуссии по принципу «вопрос-ответ». Однако, по мере развития встречи, и профессор Бом, и все участники начали чувствовать возникновение совершенно нового ощущения.

Дискуссии проходили в атмосфере сдержанной взаимной заботы о явлении неких более глубинных откровений. Между всеми присутствовавшими царил дух дружбы и уважения, и это ошущение скоро переросло в гармоничное поле, где всевозможные предположения в безопасности подвергались коллективному изучению, и любому мнению было позволено распространиться на иные уровни понимания. Развивался диалог, в котором каждый участник был способен отставить в сторону собственные взгляды и выслушать мнение других людей. Становилось все более ясно, что ни одна точка зрения сама по себе не завершена, и что коллективный процесс мышления -- вот то средство, с помощью которого может обогатиться наше понимание. Этот факт и стал фокусом внимания вceй группы. Мы не пришли ни к каким заключениям, мы не начали никаких программ; скорее, мы просто увидели, что возможным способом гармонизации может стать оценивание непрерывного развертывания новых озарений, явленных за дружеской беседой.

Когда такой процесс переводится в печатный текст, он склонен принимать вид окончательного продукта. Исчезает атмосфера, в которой он возникал, остаются лишь аргументы, посредством которых различные ораторы надеются заслужить одобрение. Изъятые из контекста своего создания, идеи обнажаются, становятся уязвимыми для суждения, критики, простого принятия или отвергания. Это, конечно же, и есть одна из причин сохранения идей в печатном виде. Как и предлагает профессор Бом в ходе этих дискуссий: «Идеи должны быть уязвимыми».

Идеи, обсуждаемые на этих страницах, должны рассматриваться как часть продолжающейся работы. Они представляют собой срез творческого процесса и поданы здесь не как заключение, но как пример одного из способов, посредством которых можно взращивать новые идеи, исследовать их и позволять им развертываться далее. Кроме этого, они призваны познакомить с новой фазой работы профессора Бома -- той, в которой взаимодействия в группе личностей обеспечивают собой фокусирование энергии, в которой могут восприниматься новые значения, и где, по его терминологии, и содержание, и контекст мысли свертывают друг друга и развертываются в новые значения и озарения.

Беседа сорока пяти человек очевидно громоздка. Люди не делятся вслух своими раздумьями, облекая их в совершенные фразы того сорта, который обычно требует читатель книги. В ней множество фальстартов, незавершенных предположений. Часто в ходе этих сессий поднимались вопросы или делались утверждения, казавшиеся незначащими; но столь же часто они открывали путь на новые и более глубокие уровни понимания. Пытаясь запротоколировать происходившее, я пытался отразить как можно больше уникальную атмосферу этого события. Я предпочел такой баланс, при котором идеи внятны, но сохраняется и поток взаимодействия участников, ставший стержнем всего этого опыта. Для обозначения реплик участников я использовал знак вопроса, хотя вклады присутствовавших только на начальных стадиях обсуждния имели форму именно вопросов. По ходу беседы они попросту становились частями возникавшего целого.

Я смог включить сюда лишь те диалоги, в которых участвовала вся группа. В дополнение к этим основным дискуссиям проходили и другие сессии, когда вся группа делилась на три меньших секции; к тому же, конечно, было множество частных разговоров за столом и так далее.

 

УЧАСТНИКИ ДИСКУССИЙ

 


В.В.Александер, Лондон.

Джин Брэдли, Лондон

Волькер Брендель, Реховат, Израиль

Моника Брайант, Брайтон, Сассекс

Гай Клакстон, Лондон

Лесли Коэн, Саутгемптон, Гемпшир

Герда Коэн, Саутгемптон, Гемпшир

Джо Кулсон, Саутгемптон, Гемпшир

Дайана Дурэм, Чиппинг-Кэмпден, Глостершир

Карен Айерс, Лондон

Морел Форман, Юлм, Оксфордшир

Адрианна Герадини, Рим, Италия

Том Джилберт, Ланкастер, Ланкашир

Джеймс Хемминг, Теддингтон, Миддлсекс

Майкл Хопвуд, Гилдфорд, Сёррей

Алан Хамфриз, Стокбридж, Гемпшир

Джон Хант, Лондон

Билл Айзекс, Оксфорд, Оксфордшир

Крис Айбелл, Истли, Гемпшир

Бернадетта Келли, Абердин, Шотландия

Дик Китто, Брайтлингси, Эссекс

Аннетта Лелюр, Слагелзе, Дания

Дэвид Лессер, Микльтон, Глостершир

Джоан Линли, Уэйбрилж, Сёррей

Том Мартинсен, Осло, Норвегия

Алан Мэйн, Милтон-Кинз, Бакингемшир

Грэхем Фиппен, Микльтон, Глостершир

Ирена Принсен, Амстердам, Голландия

Лида Радзивилл, Рим, Италия

Мари-Луиза Радзивилл, Рим, Италия

Майк Робинсон, Лондон

Кэрол Роджерс, Калифорния, США

Том Сондерс, Лондон

Майкл Шоу, Лондон

Джон Томлинсон, Чиппинг-Кэмпден, Глостершир

Сюзетта Ван Хауэн, Ведбэк, Дания

Анна ван де Заанд, Лейден, Голландия

Дэвид Уэбб, Стокгольм, Швеция

Джоан Уэллс, Хоршэм, Сассекс


 

КООРДИНАЦИЯ

 


Дэвид Бом, Лондон

Сара Бом, Лондон

Дженни Гарретт, Микльтон, Глостершир

Питер Гарретт, Микльтон, Глостершир

Анна Фактор, Тотнз, Девон

Дональд Фактор, Тотнз, Девон


 

 

СКРЫТЫЙ ПОРЯДОК: НОВЫЙ ПОДХОД К РЕАЛЬНОСТИ

ПРОФЕССОР БОМ: В течение всей истории существорала последовательность мировоззрений; то есть, общих представлений о космическом порядке и о природе реальности как целого. Каждое из этих воззрений выражало сущность духа своего времени, и каждое, в свою очередь, глубоко воздействовало на личность и на общество в целом -- не только физически, но и психологически и этически. Эти воздействия были по природе своей многообразны, но среди них всех одним из самых значимых являлось представление об универсальном порядке.

Начну с того, что дам вам два пpимеpа мировоззрений, которые для нашей дискуссиии имеют ключевое значение. Первое из них -- это представление древних греков о земле как о центре вселенной и о семи концентрических сферах в небесах, располагающихся в порядке возрастающего совершенства их природы. Вместе с землей они составляли некую общность, рассматривавшуюся как неделимый организм, осуществляющий некую деятельность, которая рассматривалась как значимая.

Как предполагалось -- в особенности, Аристотелем, -- в этом организме каждая часть имела должное место, и ее деятельность виделась как попытка продвижения к этому должному месту и выполнения подобающей функции. Считалось, что человек обладает во всей этой cистеме центральной значимостью, и это подразумевало, что его подобающее поведение должно рассматриваться как соответственно необходимое для всеобъемлющей гармонии вселенной.

Напротив, в современных взглядах земля -- лишь пылинка в громадной вселенной материальных тел: звезд, галактик к тому подобного, -- а они, в свою очередь, тоже состоят из атомов, молекул и выстроенных из них структур, как если бы были частями вселенской машины. Машина эта, очевидно, не составляет единого целого со значением -- по крайней мере, насколько пока в этом можно убедиться. Ее основной порядок -- это порядок независимо существующих частей, слепо взаимодействующих посредством сил, прилагаемых ими друг к другу.

Крайним выводом такого воззрения на универсальный порядок будет, разумеется, то, что человек в основе своей незначим. То, что он делает, имеет значение лишь постольку, поскольку он сам может придать этому значение в собственных глазах, в то время, как вселенная в целом, в сущности, безразлична к его стремлениям, целям, нравственным и эстетическим ценностям, и, наконец, к самой его судьбе. Ясно, что два этих взгляда на мир, в конечном итоге, приводят к совершенно разным выводам для нашего общего отношения к жизни -- выводы эти могут оказаться весьма глубокими и далеко идущими. Например, человек склонен чувствовать себя более уютно с органической точкой зрения -- то есть, органистической.

Ближе к концу настоящей беседы мы поговорим об этих выводах более подробно. Сейчас же я просто хочу обратить ваше внимание на тот факт, что механистическое понятие порядка уже пропитало большую часть современной науки и технологии и по этой причине начало воздействовать и на жизнь в целом.

К настоящему времени механистическое мировоззрение достигло самого завершенного развития именно в физике -- особенно в течение XIX столетия, когда его триум казался почти полным. Из физики механицизм -- то есть, механистическое отношение -- распространился и на другие науки и почти на все сферы человеческой деятельности. Поэтому необходимо некоторое исслелование той формы, которую механицизм принял в физике, -- если мы хотим понять то, что к настоящему времени стало более или менее доминирующим мировоззрением, глубоко влияющим на всех нас. В этом исследовании следует оценить и подвергнуть критике правильность и необходимость механицизма -- в особенности касательно того, действительно ли современное состояние знания в физике продолжает поддерживать эту точку зрения или нет, и действительно ли возможны какие-то иные точки зрения.

Начну с перечисления главных характеристик механицизма для того, чтобы прояснить немного эту идею и противопоставить его основные черты чертам органистического типа. Ну, во-первых, мир как можно больше сводится к набору основных элементов. Обычно за них берут частицы -- такие как атомы, электроны, протоны, кварки и так далее. К ним вы можете прибавить также различные виды полей, непрерывно простирающихся в пространстве, -- таких, как электромагнитное и гравитационное. Во-вторых, эти элементы в основе своей внешни по отношению друг к другу -- не только в том, что они разделены в пространстве, но, что важнее, в том смысле, что фундаментальная природа каждого независима от фундаментальной природы соседа. Следовательно, элементы не растут органически как части целого, а скорее, как я предположил ранее, могут быть сравнимы с частями машины. Формы определяются внешне по отношению к структуре машины, в которой они работают. И, наконец, как я тоже уже отмечал, элементы взаимодействуют механически и, следовательно, связаны друг с другом только посредством внешнего влияния -- например, силами взаимодействия, которые глубоко не затрагивают их внутренней природы.

Напротив, в организме изменения в деятельности одних его частей могут глубоко влиять на саму природу других частей -- как может влиять и общее состояние целого, поэтому все части в основе своей внутренне связаны как друг с другом, так и с целым. Конечно, механистическое воззрение допускает существование организма, поскольку оно очевидно. Но допускается -- так, как я только что описал, -- что в конечном итоге все это можно свести к молекулам, таким как ДНК, белки и тому подобное. Поэтому, в конце концов, организм -- лишь удобный способ говорить о большом числе молекул. Могут даже сказать, что возникают какие-то новые свойства и качества, но они всегда подразумеваются в молекулах. Кроме того, допускается, что цели этого всеобщего механистического описания еще только предстоит достигнуть в полной мере, поскольку остается еще много непознанного. Поэтому для механистически-редукционистской программы крайне важно допускать, что не существует ничего, что не может рассматриваться таким образом.

Конечно, это допущение никак нельзя доказать. Предполагать, что это допущение всеобъемлюше верно -- в основе своей акт веры, которая пропитывает собой всю мотивацию большей части современной науки и сообщает энергию научному поиску. Это современный аналог предшествовавшей веры -- религиозных убеждений, основанных на более органистических типах воззрений, что в свое время также сообщало энергию обширным социальным поискам. То есть, мы не утратили век веры; на самом деле, мы одну веру сменили на другую. А вера, согласно Тейяру де Шардену, лишь удерживает разум в определенном мировоззрении; таково его определение веры.

Насколько же эта современная вера в механицизм может быть оправдана? Разумеется, нет сомнения, что она работает в очень важной области. Онa вызвала революцию в нашем образе жизни. В самом деле, в течение XIX века, как я уже сказал, казалось, было мало причин сомневаться в этой вере -- из-за нескольких столетий явно успешного ее применения, выводящего на необозримые просторы будущего. Следовательно, едва ли удивительно, что физики того времени в массе своей обладали непоколебимой уверенностью в правильности всего этого. И я могу проиллюстрировать это, сославшись на Лорда Кельвина, одного из ведущих физиков-теоретиков того времени, который выражал мнение, что физика в своем развитии уже более-менее завершена. Поэтому он советовал молодым людям не уходить в эту область, поскольку вся дальнейшая работа там будет сводиться лишь к уточнениям следуюших порядков десятичных дробей.

Он, однако, упомянул все же о двух облачках на горизонте. То были отрицательные результаты эксперимента Майкельсона-Морли и сложности в понимании излучения черного тела. Теперь нам приходится признать, что Лорд Кельвин, по крайней мере, смог верно определить свои облачка, поскольку именно они были точками отхода, обозначившими радикальную революцию в физике, вызванную теорией относительности и квантовой механикой и опрокинувшую всю эту концептуальную структуру. Как раз это ясно показывает опасность самодовольства по поводу наших взглядов на мир и очевидность того, насколько необходимо постоянно поддерживать временное, любопытствующее отношение к ним. То есть, в некотором смысле нам нужно иметь достаточно веры в собственное мировоззрение, чтобы работать, опираясь на него, но не настолько много, чтобы считать его окончательным ответом, правильно?

Я не могу сейчас вдаваться в подробные объяснения, каким образом все это имело место -- эта смена воззрений, -- но дам сейчас вам краткий, не-технический набросок, начиная с теории относительности.

Могу начать с того, что относительность ввела целый ряд фундаментально новых концепций, касающихся пространства, времени и материи, которые в достаточной степени тонки. Для нас сейчас основное значение имеет то, что от понятия об отдельных и независимых частицах как главных составляющих вселенной пришлось отказаться. Вместо этого основным понятием стала идея поля, которое непрерывно простирается в пространстве. Я мог бы проиллюстрировать эти идеи в терминах потока жидкости -- взять, к примеру, водоворот. Внутри этой вот жидкости существует постоянно возобновляюшийся шаблон. Вы можете абстрагировать его у себя в уме и выделить водоворот, хотя никакого водоворота на самом деле не существует. Есть не что иное как шаблон текущей воды. Но водоворот -- удобное слово для описания этого шаблона.

Теперь если вы сблизите вместе два водоворота, они начнут модифицировать друг друга, производя иной шаблон, и рано или поздно, если вы сведете их вместе, сольются в один водоворот. Поэтому видите -- существует внутренне присущее этим шаблонам взаимодействие, но основной реальностью является ненарушенная целостность текущего движения. Отдельные сущности -- как, например, водовороты -- это относительно постоянные и независимо ведущие себя формы, абстрагированные разумом из целого в восприятии и мысли.

Это, конечно же, было хорошо известно физикам ХIХ века, но общепринятой точкой зрения было то, что реальные жидкости, такие как вода, состоят из мириадов элементарных частиц, которые текут лишь приблизительно непрерывно, как песчинки в песочных часах. Реальность, лежащая в основе рассматриваемой под микроскопом жидкости, считалась структурой, состоящей из дискретных, механических элементов в форме частиц. Но на основании теории относительности Эйнштейн представил аргументы, показывающие, что такие элементарные частицы не будут соответствовать тем законам физики, которые развиты в его теории. Поэтому вместо них он предложил набор непрерывных полей, пронизывающих все пространство, в которых частицы рассматриваются как относительно постоянные и независимые структуры в тех ограниченных областях, где поле сильно. Следовательно, каждая частица объясняется как абстракция относительно независимой и стабильной формы, как и в случае с водоворотом, распространённой по всему пространству без всяких пробелов. Вселенная видится как ненарушенная целостность в текущем движении.

Этот подход важным образом противоречил допущению отдельных, элементарных частиц как составляющих вселенной, которое характеризовало механистическое мировоззрение. Однако эта теория все же сохранила некоторые существенные черты механицизма, поскольку поля в разных точках рассматривались как раздельно существующие, а не как внутренне связанные по своей основной природе, и не связанные с целым. Это по-прежнему ничем не напоминало органистический взгляд. Допускалось лишь, что эти поля соединены только локально -- и лишь в бесконечно малой степени. Всеобщее поле рассматривалось как тип механической системы, более тонкой, нежели набор частиц, но полевой подход все же был важным шагом от механистического мировоззрения, хотя и оставался внутри его общей схемы.

Квантовая теория, однако, действительно перевернула механицизм более тщательно, нежели теория относительности. Я приведу здесь три ее основные черты. Во-первых, все действие в ней происходит в форме того, что называется «дискретными квантами». Например, было обнаружено, что орбиты электронов вокруг ядра необходимо окажутся дискретными, а между ними нет никаких разрешенных участков, и все же электрон каким-то образом перепрыгивал с одной на другую, минуя этот промежуточный участок, в соответствии с этими взглядами. Свет, падающий на эти вещи, также падает в форме квантов; фактически, любая передача энергии происходит в форме квантов. Следовательно, об этом можно думать как о взаимосвязанной сети квантов, сплетающей всю вселенную в одно, поскольку эти кванты неделимы. Таким образом, это вело к некоей неделимости вселенной -- хоть этого и не видно в больших масштабах, поскольку кванты очень малы, и, опять-таки, все это выглядит непрерывным, как песчинки в часах.

Во-вторых, было обнаружено, что вся материя и энергия обладают, как представляется, двойственной природой -- в том смысле, что они могут себя вести либо как частица, либо как поле -- или волна, -- в соответствии с тем, как с ними обходятся в эксперименте. Тот факт, что все может проявлять либо волнообразный, либо частицеобразный характер соответственно среде, которая в данном случае есть наблюдательный аппарат, понятным образом несовместим с механицизмом, поскольку в механицизме природа каждой вещи должна быть довольно независимой от ее контекста. А это довольно похоже на организм, поскольку организмы весьма зависимы от их контекста.

Третьим пунктом является то, что обнаруживается новое свойство, которое я называю «нелокальностью связи». Другими словами, в некоторых случаях может существовать связь между частицами, находящимися на значительном расстоянии. Это нарушает классическое требование локальности: что лишь вещи, близко расположенные друг к другу, могут воздействовать друг на друга.

В связи с этим мы можем остановиться еще на одной вещи: состояние целого может, на самом деле, организовать части -- не просто посредством сильной связи очень удаленных элементов, но и поскольку само состояние целого таково, что организует части. Оно обладает определенной реальностью, которая безразлична к тому, где именно располагаются части. Вот некоторые новые черты. Все это проявляется, например, в понимании химии. Поэтому когда химики используют свои законы, то, что лежит в основе их, и есть эта своеобразная черточка квантовой механики.

Теперь я хочу показать, как это противоречит основному механистическому допущению. Во-первых, действие осуществляется через неделимые кванты -- так, что все, как я уже сказал, сплетается вместе неделимыми звеньями. Вселенная поэтому -- одно целое, в некотором смысле -- ненарушенное. Конечно, это выявляется только при очень точных и тонких наблюдениях. Вторым пунктом у нас была частице-волновая природа, а третьим -- нелокальность. Поэтому вы видите, что все эти вещи отрицают механицизм.

Люди, основавшие квантовую механику, -- такие, как Шрёдингер, Дирак, Паули и другие, -- все понимали это; но с того времени такое понимание поблекло, поскольку люди более и более сосредотачивались на использовании квантовой механики как системы вычисления экспериментальных результатов, и каждый раз, когда пишется новый учебник, часть философского значения этого теряется. Поэтому нынче мы имеем ситуацию, когда, я думаю, большинство физиков не представляет, насколько радикален смысл квантовой механики. Кроме этого, квантовая механика утверждает, что у нас нет полного детерминизма. То есть, законы определены только статистически. Вы не можете точно сказать, что будет происходить на основании этих законов. Это тоже важно, но, вероятно, менее радикально, чем кое-что другое, поскольку даже с классической точки зрения вы можете представить себе законы, которые тоже не вполне детерминированы, как, например, то, что называют «броуновским движением». Поэтому отсутствие полного детерминизма -- менее радикальное изменение, чем другие изменения, о которых я упоминал.

Как же квантовая механика и теория относительности связаны друг с другом? Во-первых, основные физические концепции довольно противоречивы. Относительность требует строгой непрерывности, строгого детерминизма и строгой локальности. В квантовой механике надо утверждать прямо противоположное: прерывистость, недетерминизм и нелокальность. Физические концепции двух этих теорий не были сведены воедино, хотя люди и разрабатывают уравнения и методы того, как это сделать математически. Но физическое значение этого так никогда и не выяснили.

Если вы хотите взглянуть на относительность и квантовую теорию в четкой взаимосвязи, то мы можем задать иного рода вопрос. Вместо того, чтобы сосредоточиться на том, как теории различаются, давайте спросим, что они имеют общего. Общая в них обеих -- ненарушаемая целостность вселенной. Каждая из них обладает этой целостностью по-своему, однако, если целостность -- общий для них фактор, то, видимо, с этого лучше всего и начинать.

Мы видели, что каждое мировоззрение содержит в себе собственные основные представления о порядке. Поэтому перед нами возникает естественный вопрос: Возможно ли развить новый порядок, удобный для того, чтобы размышлять об основной природе вселенной ненарушенной целостности? Он, возможно, будет так же отличаться от порядка механицизма, как этот последний -- от древнегреческого порядка всевозрастающего совершенства. Сейчас вовсе не обязательно, чтобы мы возвращались к древнегреческим или opгaнистическим теориям -- но нужно прийти к чему-то новому, возможно, отличному как от одного, так и от другого.

Однако, это подводит нас к следующему вопросу: Что есть порядок? Сейчас мы предполагаем, что существует что-то вроде порядка -- поэтому обобщенное и внятное определение порядка, на самом деле, невозможно. Видите ли, для начала вы уже должны что-то понимать по поводу порядка, поскольку хотя бы для того, чтобы говорить о нем, следует иметь какое-то представление о том, что такое порядок и что такое значение. Вот вам несколько примеров для иллюстрации: порядок чисел -- 1, 2, 3, 4; порядок точек в линии; порядок функционирования в машине; тонкий порядок функционирования организма; множество порядков тонов в музыке; порядок времени; порядок языка; порядок мышления и так далее. Видите, существуют всевозможные порядки, все более и более тонкие. Понятие порядка охватывает собой огромный и неопределенный спектр. Поэтому я приму как данность, что подразумевается, что мы уже знаем кое-что о понятии порядка. И потом: вся наша цель -- выяснить это.

Большая часть этого подразумеваемого понятия порядка основана на перцептивном опыте, как вы видите из примеров. Могут задать вопрос, а не существует ли в нашем опыте аналогии, которая будет применима к порядку ненарушенной целостности. Здесь я мог бы отметить, что ключевую роль в прояснении некоторых понятий порядка часто играет работа научных инструментов. Например, линза -- прибор для получения изображения.

 
 

Точка Р отображается линзой в точку Q, грубо говоря -- изображение не точно. Теперь таким же образом вы можете рассмотреть вместе все точки изображения Q, и у вас получится фотография предмета. Это составляет некое знание о предмете, в котором мы подчеркиваем поточечное соответствие между изображением и предметом. Следовательно, вы выделяете концепцию точек. С помощью телескопов, микроскопов, очень быстрых или очень медленных камер и так далее этот вид знания посредством соответствия точек может быть распространен на вещи слишком далекие, слишком маленькие, слишком быстрые, слишком медленные и так далее для того, чтобы видеть их невооруженных глазом. Рано или поздно вы придете к выводу, что все, в конечном итоге, может быть познано в форме отдельных элементов. Это показывает, что инструменты, основанные на линзе, дали гигантский толчок механистическому способу мышления -- не только в науке, но и во всех фазах жизни.

Я мог бы спросить: Не разработаны ли какие-либо инструменты, которые бы сходным образом очевидно указывали на способ мышления, совместимый с ненарушенной целостностью? Оказывается, таких инструментов несколько. Начну с описания голографии, изобретенной Деннисом Габором. Название это основано на двух греческих словах: holo означает «целое», graph -- «писать». Голография пишет целое. С этой точки зрения линзу следовало бы назвать «мерографией», которая пишет части, а телеграф, я полагаю, пишет далеко. Этот инструмент зависит еще от одного прибора, который называется лазером: он производит луч света, в котором световые волны высокоупоряпочены и регулярны, в отличие от обычного света, где они довольно хаотичны. Свет от лазера падает на полупосеребренное зеркало. Часть волн отражается, а часть проходит насквозь и падает на предмет. Волны, попадающие на предмет, рассеиваются им и рано или поздно достигают первоначального луча, который отразился в зеркале, и начинается интерференция, производящая узор из двух наложенных друг на друга волн. Это очень сложный узор, и его можно сфотографировать, фотография эта пока совершенна не похожа на предмет. Она может быть вообще невидима, она может выглядеть как смутный непонятный орнамент. Но если сквозь нее послать сходный лазерный луч, она начнет производить волны, сходные с теми, которые отражались от объекта, и если вы поместите свой глаз в нужное место, то получите изображение предмета, которое очевидно будет располагаться за голограммой и казаться трехмерным. Можно будет сдвигаться и рассматривать его с разных углов как сквозь окно размерами с луч.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.