ОСНОВЫ АРХЕОГРАФИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

Глава 1

АРХЕОГРАФИЯ КАК НАУЧНАЯ ДИСЦИПЛИНА

Основные археографические понятия

Термин археография (от греческого archaios — древний и grapho — пишу) в русском языке был впервые употреблен в 1807 г. профессором Московского университета Н. Ф. Кошанским. В его переводе книги французского историка А. Милленя «Руководство к познанию древностей» этим термином было обозначено любое «объяснение памятников», под которыми понимались все «древности», исключая нравы и обряды прошлого [1]. Выпускник Московского университета, слушатель лекций Кошанского, будущий известный историк и археограф П. М. Строев в 1823 г. в своем знаменитом выступлении в Обществе истории и древностей российских (ОИДР), содержавшем программу собирания, описания и издания письменных исторических источников по российской истории, употребил этот термин уже только в связи с описанием письменных памятников [2].

Так в самом начале использования в русском языке термина «археография» за ним закрепилось два его понимания: «широкое» и «узкое», с некоторыми впоследствии принципиальными модификациями. Строевское «узкое» понимание термина сначала было вытеснено и, применительно к описанию письменных памятников, заменено термином «библиография» (поскольку эта наука развивалась более интенсивно), а затем это «узкое» понимание трансформировалось в научную дисциплину, занимающуюся вопросами публикации письменных исторических источников. «Широкое» же милленевское понимание термина «археография» со временем также было вытеснено: термин стал обозначать разработку вопросов собирания, описания и издания письменных памятников. Однако развитие в России архивоведения и архивного дела, органично включивших в себя вопросы собирания (комплектования) и описания (научно-технической обработки) письменных памятников, уже в наше время не оставило шансов на «широкое» понимание этого термина.

Вероятно, в этой главе не стоило бы более подробно останавливаться на нашей трактовке понятия «археография», если бы именно эта трактовка не стала едва ли не самой главной темой обсуждения после публикации тезисов настоящей работы. Это заставляет подробно рассмотреть точки зрения и аргументы наших критиков.

Статья И. В. Поздеевой [3], одна из последних по времени опубликования, вероятно, по причине более длительного обдумывания является и наиболее хитроумной в части оценки моих тезисов. Она завершается справедливой мыслью о том, что «на рубеже III тысячелетия остро необходим не "передел сфер влияния", а осмысление места и. роли, задач и методов многих научных и научно-практических дисциплин». И автор не стремится к какому-либо «переделу», а всего лишь пытается отстоять за понятием «археография» обозначение той сферы научной деятельности, которая связана с поиском, описанием и изданием «множества письменных памятников» (надо полагать, рукописных и старопечатных книг прежде всего). Во имя этого И. В. Поздеева, отмечая спорность многих моих мыслей, все же склонна считать, что они вполне справедливы в отношении «эдиционного архивоведения» — публикации «сотен тысяч единиц архивов».

В основе «развода», по мнению И. В. Поздеевой, понятий «археография» и «эдиционное архивоведение» лежит тезис об объективном расхождении их задач и методов. Это «расхождение», как можно понять, автор видит в том, что признаваемая им «археография», во-первых, имеет дело с «памятниками», выполняющими «креативную, интеграционную и т. п. функции в духовной сфере человеческой жизнедеятельности», во-вторых, эти памятники представляют собой «единство типичности и неповторимости» и, в-третьих, для них характерно отсутствие «абсолютно одинаковых списков рукописного текста».

Рассмотрим в отдельности каждый из признаков своеобычности археографии в толковании И. В. Поздеевой.

Первое. Любой документ, в том числе документальный памятник — от грамоты Ивана Калиты, «Сказания о Мамаевом побоище» до письма Л. Н. Толстого и приказа руководителя учреждения,— разумеется, выполняет многообразные, включая креативные и интеграционные, функции. Тем более любой документ, будь то рукописная или старопечатная книга, фотография, киносюжет и т. д., является продуктом «духовной сферы человеческой жизнедеятельности».

Второе. Любая эпоха оставляет нам документы, в которых имеется «единство типичности и неповторимости». Современные, столетней или двухсотлетней давности судебные дела, например о кражах имущества, раскрывают типичное, старое как мир явление. Но по обстоятельствам и технике совершения подобного рода действий каждое из них неповторимо.

Третье. Возможно, электронный документ обеспечивает абсолютную аутентичность текстов одного и того же документа. Но вот даже позитивные изображения одного и того же фотодокумента такой аутентичности не имеют. Не говорю о письменных документах нового и новейшего времени: их в разных редакциях и разных вариантах имеется более чем достаточно, чтобы продемонстрировать «отсутствие абсолютно одинаковых списков рукописного текста».

Таким образом, аргументы И. В. Поздеевой об особом статусе трактуемой ею археографии оказываются несостоятельными в части своеобразия объекта. Если под «памятниками», как можно догадываться (рукописными и старопечатными книгами, хотя в одном месте автор упоминает всего лишь «рукописный текст»), И. В. Поздеева действительно понимает рукописные и старопечатные книги, то обозначение сферы их познания давно известно и общепризнано. Это книговедение. Однако автор, отстаивая свое понимание археографии, говорит о ее «трехчленном» содержании: собирании, описании, издании «памятников». Но в чем отличие такой археографии от архивоведения, разрабатывающего принципы комплектования архивов, в том числе документами личных архивов, принципы описания документальных комплексов? Только лишь в конкретных методиках, часть которых к тому же совпадает.

Для придания авторитетности своей позиции автор цитирует слова С. М. Каштанова: «Несмотря на наше стремление ограничить предмет науки археографии, нельзя не признать, что все три функции традиционной археографии обладают известным единством целей, и если поисковая археография составляет первый этап работы над введением письменного памятника в научный оборот, то описательная археография является вторым ее этапом, часто находящим выражение в печатных описях, каталогах, перечнях, обзорах. Третий этап этого движения источника из неизвестности в известность состоит в его издании, что и служит предметом теории и практики... археографии... в узком смысле этого слова». И. В. Поздеева напрасно с сочувствием процитировала эти слова С, М. Каштанова, ибо несколькими строками выше тот же автор пишет: «Современная археография не ограничивает свой объект "древними" письменными памятниками, распространяясь на все письменные источники вообще. Кроме того, по традиции, идущей от П. М. Строева, еще и теперь поиск рукописей и старопечатных книг иногда определяется как "археография". Сравнительно недавно возникло понятие "полевая археография" (поиск документов в "поле", т. е. у населения определенной территории). Его антитезой служит реже употребляемый термин "камерная археография" (поиск документов в государственных архивохранилищах). Может быть, поиск письменных источников было бы лучше определить терминами "эвристика", "камерная эвристика". Что же касается научного описания письменных источников, то эта сфера деятельности относится скорее к архивоведению, чем к археографии» [4]. Как видим, позиция С. М. Каштанова далеко не однозначна и уж во всяком случае не совпадает с позицией И. В. Поздеевой. Кстати говоря, ссылки на публикации по археографии в толковании И. В. Поздеевой на страницах «Археографического ежегодника» также выглядят двусмысленно: здесь более чем достаточно публикаций документов нового и новейшего времени.

Как и И. В. Поздеева, В. А. Черных [5] также отстаивает толкование понятия «археография» в смысле специальной историко-филологической дисциплины, занимающейся собиранием, изучением, описанием и изданием «документальных памятников истории и культуры», под которыми, как можно понять, он подразумевает «авторские рукописи», «рукописные и редкие книги», включая «отдельные документы в качестве самоценных памятников материальной и духовной культуры». Однако в отличие от И. В. Поздеевой В. А. Черных склонен признать, что «археография в узком смысле» этого слова также закрепила за собой право обозначать специальную дисциплину, занимающуюся «вопросами публикации (издания) исторических источников (преимущественно письменных)». Простим автору явную небрежность в этой дефиниции, связанную с тем, что «документальные памятники» есть также не что иное, как «исторические источники». Но важнее другое: В. А. Черных полагает, что «археография в узком смысле» этого слова должна обозначать, если я правильно понял, издание в первую очередь делопроизводственных документов. Во всяком случае, так можно понять его слова: «Вместе с тем с точки зрения "широкого" понимания археографии собственно археографическими публикациями следовало бы, наверное, назвать научные издания отдельных уникальных письменных памятников (летописей, юридических актов, рукописей научного, литературного, мемуарного, публицистического содержания), но не сборники архивных документов, которыми преимущественно занимается "археография в узком понимании"».

В основе такого толкования лежит исходный методологический тезис В. А. Черныха о различии «предмета и масштаба рассмотрения объекта» у архивоведения и археографии в ее широком понимании. Это различие он видит в том, что «архивоведение и архивное дело занимаются не отдельными самоценными документами как памятниками истории и культуры, а преимущественно крупными комплексами документов — делами, фондами, архивами, архивным фондом страны в целом».

Если следовать логике В. А. Черныха, нам немедленно следует внести изменения в дефиниции целого ряда архивных терминов. Но нужно ли это? В отличие от своих оппонентов, рассуждающих категориями «мне это понятие нравится», «мне это понятие не нравится», предпочитаю разобрать, проанализировать то или иное понятие.

Первое. Разве рукописная книга, включившая в свой состав различные произведения, не представляет собой все то же «дело», которое может быть описано и «подокументно» (по произведениям), и просто как «сборник»? И, наоборот, разве «дело», не может быть представлено одним единым документом, тянущим на фолиант? С архивоведческой точки зрения и в том, и в другом случаях мы реально имеем дело с «единицей хранения».

Второе. Разве Музейное собрание Российской государственной библиотеки, территориальные и личные коллекции рукописных книг, коллекция грамот Коллегии экономии и проч. и проч. не являются все теми же «крупными комплексами», фактически коллекциями-фондами, которыми занимается «археография в широком смысле» этого слова в понимании В. А. Черныха?

Третье. Разве Археографическая комиссия РАН, готовя Сводный каталог славяно-русских рукописей, не стремится включить в него не только отдельные совокупности, но и целую часть Архивного фонда нашей страны, а то и более?

Как видим, дело не в разности «масштаба рассмотрения» архивоведением и «археографией в широком смысле» своих объектов и предметов. Тогда в чем же? Да ни в чем! Просто нам много лет навязывали надуманную и путаную конструкцию, описывающую особенности одного булыжника в булыжной мостовой. А мы по лености ума своего об этом не задумывались.

Умная и аргументированная критика «широкого» и «узкого» понимания археографии, в интерпретации В. А. Черныха и И. В. Поздеевой, с несколько иных позиций содержится в статье Г. И. Королева [6].

С учетом вышесказанного сегодня под археографией мы вправе понимать научную дисциплину, занимающуюся изучением документальных публикаций как одного из проявлений человеческого духа, разработкой принципов, методов, способов их подготовки (теоретическая археография), а также их реализацией (прикладная археография).

Археография имеет дело с документом. Документ является одним из величайших изобретений человечества,сравнимым,например, с изобретением колеса. Появление документа явилось прямым следствием возникновения письменности, которая в свою очепредь представляла собой более совершенный,после речевого, способ коммуникации людей.

Тем не менее,несмотря на то, что документ стал одним из древнейших изобретений человечества, до сих пор не существует его общепринятого толкования с учетом всего того многообразия типов,видов и форм документов,которые человечество выработало со времени его изобретения. Различные определения документа, которые существуют сегодня в законодательстве,нормативной,методической,научной литературе и обыденном сознании,можно свести к нескольким толкованиям.

Первое: документ – это все то, что создано и создается человеком как отражение его жизнедеятельности сознательно (механизмы,объекты недвижимости, собственно документы и проч.) или бессознательно (например, отпечаток ступни человека в застывшей лаве вулкана).

Второе: документ – это материальным предметом, на котором зафиксирована различными способами информация как продукт исключительно интеллектуальной, мыслительной деятельности человека. Сюда относится письменный документ, в котором информация графическим способом закреплена на камне, пергаменте, бумаге, ткани, бересте и другом носителе. Это может быть аудиовизуальный документ, в котором информация закреплена на особых носителях с помощью особых технических средств (фото-, кино-, видео-, фонозаписей). Наконец, следует указать электронный документ, способный благодаря высочайшей технологичности существовать сам по себе в сверхтехнологичной среде бытования и одновременно благодаря этой среде трансформироваться на иные носители либо трансформировать в свою форму бытования любой другой названный выше вид документов.

Независимо от способа фиксирования информации и ее носителя любой документ имеет почти всегда четыре объективно заданные самой природой его предназначения стадии бытования.

Первая стадия бытования документа связана с его созданием. Документ может возникнуть как своего рода исключительно авторская импровизация, подвергаемая впоследствии неоднократным модификациям, в том числе редактированию.

Вторая стадия — оперативное существование документа в качестве регулятора процессов, явлений, событий действительности, когда он выполняет властные, исполнительные, организационные, коммуникативные, информационные и другие функции.

После утраты документом своего оперативного значения он может быть уничтожен без какого-либо вреда и последствий для его автора, адресата, владельца, собственника либо, пройдя экспертизу, т. е. оценку его практической, научной, исторической, культурной значимости, а именно ценности для государства, общества, личности, оставлен для долгосрочного или вечного хранения в архиве. Документ, хранящийся в архиве, может быть назван архивным документом. Архивный документ — это третья стадия бытования документа.

В определенных ситуациях архивный документ остается «вещью в себе». Он может быть не описан и не зафиксирован в научно-справочном аппарате архива и, следовательно, неизвестен пользователю, т. е. конкретному физическому или юридическому лицу, а также их совокупности — обществу или находиться на особом режиме хранения (секретном, с ограниченным или доверительным доступом). Иначе говоря, пользователь далеко не всегда знает о существовании того или иного архивного документа либо, зная или догадываясь, что он есть, не имеет возможности, в силу ограничений, ознакомиться с ним.

Описание архивного документа, снятие различных ограничений на доступ к нему — превращение архивного документа в публичный архивный документ — означают его переход в четвертую стадию своего бытования — стадию исторического источника. Документ, трансформированный в исторический источник, обладает по меньшей мере одним из четырех признаков:

- информация о его существовании является публичной или доступной любому пользователю;

- доступ к документу — свободный и равный для всех пользователей;

- стратиграфия документа — его место в системе других документов и документальных комплексов (архивов, архивных фондов, дел, архивных коллекций) — строго и достоверно зафиксированаархивным шифром: указаниями на место хранения (архив), номер и название фонда, номер описи, номер дела, номер страницы (страниц);

- существует его документальная публикация — воспроизведение и тиражирование с максимально возможным сохранением всех особенностей содержания и внешних признаков и конвоем — информационным сопровождением в виде системы пояснительных элементов к документу (предисловие, комментарии, примечания, заголовок, архивный шифр и др.), которые обеспечивают коммуникативность документальной публикации — эффективное взаимодействие документа и пользователя [7]. При этом передача текста документа, т. е. зафиксированной в любой знаковой форме и любым способом информации, отразившей факт, событие, явление, процесс прошлого и настоящего, — одна из важнейших задач при его публикации. Не менее важно при публикации документа уже как исторического источника представлять пользователю вариант (варианты) текста документа, зафиксировавшие первую стадию его бытования, концептуально различные, соприкасающиеся (редакции текста документа) либо непринципиально отличающиеся (собственно варианты).

История археографии как показатель ее самоопределения в качестве самостоятельной области познания и научной деятельности в кругу других научных дисциплин.

Развитие в России практики, методики и теории подготовки документальных публикаций

Более или менее систематическая подготовка документальных публикаций в России связана с именем Петра Великого. Именно при нем началось обнародование документов публичного характера: царских и императорских указов, распоряжений высших и местных правительственных учреждений. Тогда же появились и первые документальные публикации исторических источников: летописных записей, актового материала и др. Прикладная археография этого времени во многом определялась политическими интересами российского государства.

Личность Петра Великого и его преобразовательская деятельность почти сразу после его смерти и на протяжении всего XVIII в. стали темами документальных публикаций. Параллельно появлялись всё новые видовые, тематические документальные публикации исторических источников более ранних эпох. Во второй половине XVIII в. были разработаны и частично реализованы проекты серийных документальных публикаций (летописей, актового материала, родословных книг и записей). Возникли первые государственные организации и общественные объединения, ставившие перед собой задачу подготовки и издания документальных публикаций исторических источников — Российская академия, кружок А. И. Мусина-Пушкина и др. Все чаще документальные публикации можно было увидеть на страницах периодических изданий. В конце XVIII в. появилось и первое периодическое издание, специализировавшееся на документальных публикациях, — «Древняя российская вивлиофика» Н. И. Новикова.

Накопленный опыт работы по подготовке документальных публикаций в это время послужил основой первых размышлений теоретико-методического характера. Прежде всего, закрепилось понимание общественной значимости документальных публикаций вообще и исторических источников в частности. Постепенно начал пополняться понятийный аппарат прикладной археографии: появились такие термины, как «список» документа, «текст» документа, «разности» (варианты) текста документа, «подлинник» документа.

В рамках получавшей в России все большую известность герменевтики приступили к обсуждению проблем «очищения» исторических источников и их «критического», «восстановленного» от позднейших напластований издания. Таким образом, к концу XVIII в. в России обозначились первые ростки самоидентификации археографии как некоего особого комплекса занятий, связанных с подготовкой документальных публикаций [8].

В первой половине XIX в. в России наметившиеся тенденции проявили себя уже как явление, оформившись во вполне самостоятельную сферу научных упражнений. Круг государственных организаций и общественных объединений, занимавшихся подготовкой документальных публикаций, резко расширился. Более разветвленным становится понятийный аппарат археографии, приобретая элементы системности. Появляются первые работы, специально посвященные методам подготовки документальных публикаций. Ряд специальных вопросов археографии переходит в ранг дискуссий. Уже не исключением, а правилом оказывается теоретико-методическое обоснование выбиравшихся археографами принципов и методов документальных публикаций.

Во второй половине ХГХ — начале XX в. археография окончательно оформилась в качестве научной дисциплины. В это время возникают и успешно реализуются грандиозные серийные проекты документальных публикаций, разрабатываются первые правила издания не только конкретных документов, но и их определенных видов, начинают читаться первые курсы археографии.

На протяжении XX столетия в России шел достаточно интенсивный процесс осмысления археографии как специальной историко-филологической дисциплины. Несмотря на то, что это осмысление происходило только в рамках марксистской методологии, важно подчеркнуть тенденцию к попыткам установить определенные закономерности, единые принципы подготовки документальных публикаций документов разных эпох и разных видов, что также является одним из признаков самоидентификации археографии как научной дисциплины, поскольку демонстрирует универсализм таких принципов в отношении большого разнообразия документов. Наиболее ярко это нашло свое отражение в подготовке правил издания исторических источников, представлявших собой как раз попытки универсального подхода к подготовке документальных публикаций.

Отечественная и зарубежная археография и их взаимодействие на современном этапе

В XVIII-XIX вв. отечественная археография развивалась обособленно от зарубежной, хотя воздействие зарубежной археографии на российскую в сфере теоретических изысканий, методических навыков и практических действий в области подготовки документальных публикаций трудно оспаривать. Так, известная публикация Румянцевского кружка «Собрание государственных грамот и договоров» появилась под влиянием аналогичных германских, французских и английских изданий.

В XX в. произошли существенные изменения в таком взаимодействии. Решающую роль сыграли здесь два фактора: во-первых, сложившаяся в мире практика трансграничных документальных публикаций — документальных публикаций, основанных на архивных документах двух и более стран (например, следует иметь в виду межмидовские документальные публикации), и, во-вторых, демократические преобразования в России начала 90-х годов.

Трансграничные документальные публикации, несмотря на элементы политизации, готовились и готовятся в рамках совместно вырабатываемых правил с привлечением документов, хранящихся в архивах разных стран, например архивах министерств иностранных дел. Это означает признание универсальности, всеобщности принципов подготовки документальных публикаций, что, в свою очередь, свидетельствует лишний раз о самоопределении археографии как специальной научной дисциплины. Примером трансграничной документальной публикации является книга «Советский Союз и венгерский кризис 1956 года» [9], в которой помимо 200 документов российских архивов опубликовано около 40 документов венгерского происхождения, в том числе стенограммы заседаний руководящих органов Венгерской партии труда, протоколы заседаний венгерского правительства и т. д. Эти документы позволяют представить события в Венгрии 1956 года глазами не только советской стороны, но и венгерской, понять, насколько последняя шла в русле советских рекомендаций и действий. Другой пример того же рода — публикация «Советско-израильские отношения» [10], посвященная событиям 1941-1953 гг. и включившая почти с равной массой документов документы из архивов России и Израиля. Трансграничной публикацией является издание «Кронштадтская трагедия 1921 года» [11], где основная масса документов российских архивов дополнена документами из зарубежных белоэмигрантских архивов и периодических изданий «Путь», «Новый путь», «Руль» и др. Следует подчеркнуть, что для документальных публикаций по некоторым темам свойство трансграничности должно быть обязательным. Это касается в первую очередь фактов, событий, явлений, процессов, так или иначе в прошлом затронувших две или более стран. Поэтому составители таких документальных публикаций, как «СССР и германский вопрос. 22 июня 1941 г. — 8 мая 1945 г.», «Три визита А. Я. Вышинского в Бухарест. 1944-1946» существенно обеднили свои издания, отказавшись от помещения в них документов зарубежного происхождения [12].

Археографический взрыв 90-х годов, и прежде всего в отношении подготовки документальных публикаций по истории XX в., был вызван новым состоянием российского общества. События начала 90-х годов привели к большей доступности российских архивов, обеспечили использование в большей степени возможностей российских историков и архивистов. Вместе с тем реализация их творческого потенциала проходила на фоне жесточайшего экономического кризиса, поразившего архивное дело, как и все сферы жизнедеятельности страны. Эти две противоречивые тенденции усиливали взаимодействие российской и зарубежной археографии. Оно проявило себя в нескольких направлениях. Во-первых, совершенствовался его организационный механизм. Подготовка документальных публикаций обеспечивалась финансированием; их концепции и реализация разрабатывались, рассматривались и контролировались специально создаваемыми координирующими органами, сформированными из представителей разных стран: комиссиями, советами, редколлегиями. Так, в главный редакционный совет документальной серии «Трагедия советской деревни» [13] вошли представители не только России, но и США, Канады, Италии. Во-вторых, обеспечивалось участие зарубежных археографов в подготовке документальных публикаций и включение в их состав документов зарубежных архивов. Таким образом, например, совместно с польскими архивистами велась подготовка документальной публикации «Катынь» [14]. В-третьих, все более расширялась практика использования современных технологий подготовки документальных публикаций в микрофильмах, микрофишах, на компакт-дисках, активно используемых в настоящее время в зарубежной археографии.

Современные аспекты взаимодействия археографии с архивоведением, текстологией и источниковедением

Мы подробно рассмотрим объект и предмет археографии как специальной научной дисциплины. В своей основе теоретическая археография, решая специфические проблемы публикации документов, выходит на уровень проблем гносеологии. В этом смысле ей должны быть близки, а порой просто необходимы приемы и способы познания прошлого, существующие в источниковедении, исторической науке, вспомогательных исторических дисциплинах. Поэтому важно констатировать несколько аспектов пересечения, совпадения и соприкосновения объекта археографии — документальной публикации и предмета археографии — документа с объектами и предметами других близких к археографии научных дисциплин.

Объектом архивоведения является документ, а его предметом — архивный документ. Таким образом, архивоведение и археография пересекаются друг с другом: первая научная дисциплина своим объектом, вторая — свои предметом. Для текстологии документ представляет интерес с точки зрения истории организации его текста, для археографии он важен своей информационной значимостью, в целях повышения которой она использует текстологию.

Объект источниковедения составляет исторический источник, а предмет — отраженный в нем исторический факт. Источниковедение и археография лишь соприкасаются друг с другом, причем даже не на уровне объектов и предметов, а в более неопределенных сферах. Для археографии в принципе безразлично, является ли подлинным или достоверным ставший историческим источником опубликованный документ, тогда как для источниковедения установление его подлинности или достоверности — принципиально важная задача. Археография обеспечивает выработку принципов и приемов подготовки документальной публикации, т. е. занимается реализацией одной из возможностей трансформации документа в исторический источник. Источниковедение имеет дело с реализованной возможностью, с действительно состоявшейся трансформацией документа в исторический источник. Если для археографии документальная публикация оказывается своего рода конечным продуктом, то для источниковедения этот продукт хотя и важен и значим, но все же остается всего лишь одним из элементов в системе других потребляемых им продуктов.

Наглядно пересечение, совпадение, соприкосновение объектов и предметов археографии, архивоведения, текстологии, источниковедения представлены в таблице 1.

Таблица 1

Таким образом, мы убедились, что, несмотря на пересечение, соприкосновение объектов и предметов археографии, архивоведения, текстологии, источниковедения, каждая из этих научных дисциплин имеет свою природу, свои не совпадающие никогда объекты и предметы, а значит, специфические задачи, методы, принципы. К их рассмотрению мы и приступим.

Глава 2

ОСНОВЫ АРХЕОГРАФИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

Объект археографии

Объектом археографии является документальная публикация. В качестве объекта она выступает в двух ипостасях. Археографический фонд любой страны представляет собой множество и многообразие документальных публикаций. Отражая общественные и научные движения конкретного мгновения истории, каждая входящая в состав фонда документальная публикация своим возникновением отразила и зафиксировала особенности и типичные явления этого мгновения. Любая документальная публикация становится историческим источником времени — не только того, которому она прямо посвящена, но и того, когда она была создана.

Понимание более широкой общеисторической роли документальной публикации как диалога через нее документа и личности, общества, государства, как отражение времени ее создания, уровня науки делает ее как бы объектом и предметом археографии. Но ограничением столь неопределенного понимания объекта археографии является то обстоятельство, что документальная публикация в качестве конкретного продукта интеллектуальной деятельности может стать объектом изучения с точки зрения понимания обоснованности использования при ее подготовке тех или иных археографических принципов, правил и методов и их практической реализации. Такое изучение дает возможность либо оценить ту или иную документальную публикацию как археографический успех,т. е. получить новое знание в области археографии: обнаружить новые тип, форму, способы подготовки документальной публикации, подчас возникающие стихийно, либо, наоборот, выявить ошибки и промахи при подготовке документальной публикации и признать ее археографической неудачей.В данном смысле каждая новая документальная публикация представляет собой своего рода новое открытое растение, которое увлеченный и знающий ботаник стремится включить в принятую классификацию на основе описания его признаков. Такова первая ипостась объекта археографии.

С другой стороны, документальная публикация — объект конкретного исследовательского проекта, в ходе реализации которого необходима выработка наиболее оправданной и обоснованной ее модели.Здесь документальная публикация не результат, а цель, достичь которую можно только соблюдая общепринятые археографические требования. Такова вторая ипостась объекта археографии.

И в той, и в другой ипостасях документальная публикация представляет собой систему взаимосвязанных и взаимодополняемых информационных элементов— собственно воспроизводимого документа (документов), его конвоя и сигнальной системы— поисковых средств: оглавления, различного рода указателей. В подобной системе должен существовать разумный и обоснованный баланс этих элементов.

Важнейшей особенностью документальной публикации является ее двуполярность.Она призвана обеспечить наилучшее приближение, во-первых, пользователя к самому документу, а во-вторых — документа к пользователю. Однако эта двуполярность органическая, а не антагонистическая. Даже нарушение ее равновесия,например сознательные или бессознательные искажения текста документа, неверные комментарии и т. д., означает всего лишь изменение типа документальной публикации. Двуполярность документальной публикации является одной из закономерностей археографии.

Документальная публикация представляет собой систему ограниченного состава, как правило — с массой, т. е. обоснованным количеством, документов, необходимых для раскрытия ее проблематики (в том числе одним). Создавая условия для трансформации документа в исторический источник, документальная публикация упорядочивает массив информации о факте, событии, явлении, процессе прошлого. Она располагает документы в определенной (хронологической, географической, тематической, видовой, предметно-хронологической и т. д.) последовательности, способствует преодолению стихийно или естественно сложившихся разломов документов и документных систем,сосредоточивая в себе максимально возможное число документов, хранящихся в разных местах или созданных разными физическими и юридическими лицами, и обеспечивая всестороннее отражение факта, события, явления, процесса прошлого.

Благодаря особой организованности, упорядоченности документов в документальной публикации в ней происходит не только синтез— реальное соединение документов публикации в единое целое,— но и сложная генерация информации— организация знания, в том числе нового, о прошлом, различныхдокументальных отложений,усиливаемая конвоем и сигнальной системой. В некоторых документальных публикациях происходят не только синтез и генерация, но и трансформациядокументной информации. Документальную публикацию, например, протоколов какого-либо учреждения можно рассматривать как публикацию целостного комплекса в повидовой форме. Здесь синтез и генерация документной информации определяются уровнем обсуждения и кругом отраженных в протоколах вопросов. Вместе с тем на основе такого кодекса могут быть подготовлены документальные публикации: а) выборки протоколов об ^отдельных фактах, событиях, процессах, явлениях; б) выборки протоколов, выключаемые в комплекс других видов документов, объединенных зафиксированным в них фактом, событием, явлением, процессом. В первом случае срабатывает эффект предметности документальной публикации: повторяя информацию публикации кодекса, она делает ее более предметной в отношении конкретного факта, события, явления, процесса. Зато во втором случае происходят не только синтез и генерация информации тех же протоколов, но и ее включение в информацию, соде

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: