Петровские реформы и их исторические последствия России.

Последние годы я внимательно наблюдаю за социологическими опросами, которые касаются истории России. Общественное мнение в России по-прежнему остается антидемократичным наивным и капризным, но примечательны явные перемены в исторических симпатиях общества. Резко упал "рейтинг" (если так можно сказать) Ленина, Сталина, Столыпина и неуклонно, год от года, растет "рейтинг" Петра Великого. В опросе 1997 года людей спрашивали: "Какой период в истории России вызывает у вас наибольшее чувство

гордости?" 54,3 % респондентов ответили: "Эпоха Петра Великого". Лишь 6,4% опрошенных считают лучшим временем в истории России эпоху Ленина и революции.

То, что сейчас на первое место в опросах выдвинулся Петр Великий со своей эпохой реформ, кажется в высшей степени примечательным. Это означает, что народом признается сама необходимость именно мирных преобразований — реформ, тем самым утверждается ненужность революций, гражданской войны и репрессий. Одновременно, в любви русского народа к первому императору видна тоска, сожаление о потускневшем блеске империи, об ее утраченном огромном пространстве, которое в России всегда было символом могущества и силы.

Наконец, есть еще две важные причины симпатий современного общественного мнения к Петру Великому. Во-первых, это вполне традиционная любовь к сильной личности, харизматическому лидеру, хозяину, который наводит в своем доме порядок. Во-вторых, это

безупречная государственная репутация Петра. Его нельзя упрекнуть в том, что она заботился о своем благе, славе и наградах. Он остается и до сих пор непревзойденным образцом жертвенного служения России. В этом служении он был беспощаден, в первую очередь, к

себе, а его скромность, неприхотливость, простота стали легендой, укором всем последующим правителям России. Нельзя сбрасывать со счета и необыкновенное обаяние личности этого человека. Целеустремленность, отвага, цельность натуры Петра и до сих пор глубоко симпатичны русским людям. Его царствование наполнено такой массой событий, что Александр Пушкин как-то сказал: «Об этом государе можно написать больше, чем об истории России». Не менее поразительна человеческая судьба Петра. В ней было все: великие

триумфы и позорные поражения, любовь и предательство, сыноубийство и, наконец, мучительная смерть, сознание полного одиночества и отчаяния человека, которого так и не поняли. Без сомнения, эта трагическая судьба достойна пера Софокла и Шекспира.

Также сплетено из противоречий все, что сделал Петр Великий для России. Три столетия продолжаются в русском обществе, в русской науке споры о его наследии. Одни историки считают, что Петр продолжил и развил сделанное ранее его предшественниками на троне. Другие обвиняет Петра в том, что он грубо прервал естественный ход развития России. Но мы знаем, историю повторить невозможно. Мы никогда не сможем узнать, какие были иные варианты развития, какие пути лежали перед Россией в конце XVII века. После Петра все варианты, все возможности, все пути оказались уничтоженными,неиспользованными, растоптанными и мы до сих пор движемся только по одной исторической просеке, которую когда-то прорубил для нас Петр Великий. Нужно согласиться со словами русского историка XIXвека Николая Погодина, который писал: "Куда мы не оглянемся, везде встречаемся с этой колоссальной фигурою, которая отбрасывает от себя длинную тень на все наше прошедшее и даже закрывает нам древнюю историю...» И вот очень важные слова: «Эту фигуру никогда не потеряем мы из виду, как бы далеко не ушли мы в будущее".

Можно сделать только два очевидных вывода: во-первых, накануне реформ Петра как бы "ветер истории" дул уже в направлении преобразований, во всех сферах жизни русского

общества проявился кризис, который требовал своего разрешения. Во-вторых, из всех возможных вариантов реформ Петр избрал вариант самый жесткий, бескомпромиссный и самый болезненный для русского общества.

Несомненно, многое из того, что возникло или усилилось при Петре Великом, в ходе его реформ, существовало и до него. Это и самодержавие, которое, как зеницу ока, берегли все

властители — умные и глупые, сильные и слабые. Это и крепостное право, которое столетиями разлагало русское общество изнутри, было постоянным, катастрофическим для национального самочувствия унижением человеческого достоинства, надругательством над

личностью. Это и отсутствие частной собственности в России на протяжении столетий. Ведь в России всем владел государь, в любой момент он мог лишить имущества, свободы и жизни любого из своих подданных. Как тогда говорили «отписать на себя без поворота». В России ничего не принадлежало отдельному человеку — даже самоубийство при Петра рассматривалось как преступление и наказывалось, если спасали самоубийцу, смертью или публичным избиением кнутом трупа самоубийцы, ибо только государь волен распоряжаться жизнью и смертью подданного. От времен царя Алексея Михайловича остались списки дворян,которым царь, этот отец Петра, по своей прихоти, менял данные им с детства имена: Иван становился Петром, Федор — Алексеем ... Могучий и великий русский язык не может найти адекватного перевода английскому слову "privacy": частный, личный, неофициальный, конфиденциальный — все не точно! Это потому, что язык, как мы знаем, отражает жизнь, ее явления, а такого явления как " privacy " в России никогда не было.

Но, все-таки, рассмотрим те новые черты и явления, которые возникли при Петре и повлияли на последующую русскую историю.

Конечно, самое сложное в наследии Петра — это проблема вестернизации, сближения с Западом, восприятие его достижений и ценностей. Сколько копий было сломано в борьбе западников и славянофилов! Как известно, Петр решал эту проблему однозначно: ИЛИ мы останемся "крещеными медведями", "дикими варварами", чуждыми образованию, слабой нацией, ИЛИ мы вольемся в семью просвещенных народов, войдем в общую культурную среду, достигнем их благополучия и комфорта, станем, как и они, вершителями судьбы мира.Не трудно понять, что в основе стремлений Петра были и нам близкие идеи просвещения, веры в разум человека — творца собственной жизни. В желаниях Петра отражены естественное стремление русских людей жить по-человечески, в благополучии, чистоте, честности, порядке. Здесь была заложена и благородная цель достижения "общего блага", и такое понятное для молодой нации стремление к осознанию собственной национальной полноценности.

Но эти мечты самодержавного романтика, а Петр, как раз был самодержавный романтик, осуществлялись преимущественно с помощью насилия, принуждения. Задолго до большевиков он реализовывал их популярный лозунг: "Железной рукой загоним человечество в счастье". Методы насилия казались Петру единственно возможными в его положении. Об этом ему говорил опыт других народов, протестантская и католическая нетерпимость которых проявлялась в Европе. О насилии, как главным средстве воспитания людей говорила вся тогдашняя педагогика, построенная на телесных наказаниях. Вот что пишет Петр: "Наш народ— как дети, чтобы не учиться, никогда за азбуку не возьмутся, если от учителя не будут приневолены. Им сначала кажется досадно, а когда выучатся, потом благодарят, что явно из всех дел видно: почти все сделано неволей, (обратите внимание!) а уже за многое благодарность слышна". (Конец цитаты).

О принуждении как единственном способе достижения блага в России говорила Петру и история его страны, и менталитет ее народа. Царь был убежден, что не демократии, не парламент спасут Россию и не дадут ей благополучие. Это может сделать только самодержавие, его благое, разумное насилие. "Говорят иностранцы, — возражал он своим оппонентам, — что я повелеваю рабами. Нет, я повелеваю подданными, которые повинуются моим указам. А эти указы содержат в себе добро, а не вред государству. Английская свобода здесь неуместна, как к стенке горох. Нужно знать народ, как им управлять".

Идея прогресса через насилие глубоко и прочно вкоренилась в наше национальное сознание, эта идея дала многочисленные всходы в разные эпохи и при разных правителях. Я не буду назвать последователей Петра — имя им легион. Отмечу лишь, что всегда, во все времена применение насилия для достижения блага в России объяснялось, во-первых, недостатком времени, во-вторых, угрозой со стороны бесчисленных и сильных врагов. Усвоение идеи вестсрнизации привела к невиданной ранее открытости русского общества, к его готовности перенять с Запада самое новое, хорошее, как, впрочем, и плохое. Но,одновременно, с эпохи Петра, началась великая, изматывающая Россию гонка, соревнование с Западом, возникла так называемая "догоняющая модель" русского развития, когда даже мысль об отставании в чем-либо казалась русским людям ужасной и невозможной. В противоположность этой мысли, уже в XVIII веке, появилась консервативная, тупиковая идея о неком исключительном пути развития России, об особой ее миссии в мире. Найти золотую середину в этом споре, разрывающим русское общество три столетия, невозможно, как и определить границу азиатского и европейского в русском сознании и менталитете.

Петр понимал, что для преобразования России нужен новый человек. Философия того времени говорила — да, создать такого человека можно, ибо человек — это глина, которая примет любую форму, нужны лишь знания, опыт, принуждение, в конце концов, чтобы

изменить "натуру" — природу человека. Позже в Советской России этот процесс создания нового, советского человека назвали "перековкой" — то есть процессом, когда с помощью огня, ударов молота и воды меняется структура металла. И Петр насильно заставлял молодых дворян учиться, служить, запрещая им до окончания учебы жениться, вопреки традициям он открыл страну для иностранцев, послал за границу сотни молодых людей. И для него было неважно, что едут они туда с охотой или без, Только один юноша сам попросился учиться за границей — это был будущий поэт и дипломат Антиох Кантемир. Для Петра был важен ожидаемый им конечный результат — вернувшись в Россию, эти молодые люди уже будут непохожи на своих бородатых отцов, и будут жить и думать по-новому, и появится новая порода «верных сынов Отечества». И, надо сказать, что расчет державного романтика оправдался. Приведу аналогию. Известно, что у Петра не было времени выращивать Летний сад в Петербурге, он не мог ждать годы, пока поднимутся из саженцев могучие деревья. И он приказывал зимой, в лютые морозы выкапывать огромные липы, клены, вязы и везти их в Петербург из тверской, новгородской губерний и высаживать в Летнем саду. Конечно, весной многие из этих деревьев умирали, но многие и выжили. Бывало, что сажали 50 тысяч, если выживало 10 тысяч, то, конечно, всем иностранцам казалось, что Петр неизвестно как

вырастил такой могучий сад. Петербург, как говорят биологи, находится в южной подзоне зоны тайги. Петр игнорировал это природное обстоятельство. Он привез и сажал в Петербурге

южные растения — каштаны, виноград, липы, кустарники, даже хлопчатник из Ирана. Почти все это вымерзало в городе, где зимой можно и сейчас видеть отблески полярного сияния. Но три столетия жизни Петербурга показали, что не все попытки переделать природу

провалились. Посмотрите — согретые теплом каменного города на его улицах цветут каштаны, благоухают липы. Биологи заметили, что из парков и садов, основанных Петром, в дикую природу переселились десятки невиданных для тайги южных растений, которые живут

своей собственной, вполне благополучной жизнью. Тоже самое и в культуре. Уже в первом поколении русские молодые интеллектуалы почувствовали себя европейцами, они дышали с Европой одним воздухом Просвещения. Вольтер и Монтескье, Дидро и Руссо стали их

кумирами. Эти люди были искренне благодарны Петру, который "создал их", открыл им двери в яркий мир новых идей и впечатлений. Своими успехами они доказывали себе и миру, что и русскому человеку даны способности, такие же, как другим народам, что русский язык пригоден к версификации, стихосложению, и, как писал учение Михаила Ломоносова Николай Поповский: "нет такой мысли, которую по-русски нельзя было бы передать". (Конец цитаты). С тех пор и Европа стала нашим домом, но, правда, не для всех из нас.

Почти сразу же оказалось, что реформы Петра заложили огромную мину под культурное единство русского народа. В результате петровских реформ интеллектуальные ценности Запада стали доступны лишь части народа — образованной верхушке. Если раньше, в допетровскую эпоху, сохранялось единство и гармония русской национальной культуры -ведь один и тот же стиль жизни, общие развлечения, фольклор были и в тереме боярина, и в избе крестьянина. После Петра с этим было покончено навсегда: как бы, появились два народа, говорящие на двух разных культурных языках. Но трагедия была даже не в болезненном разрыве культурных традиций. Трагедия была в другом — наступил полный разрыв между простым, "подлым" (как тогда писали) народом и просвещенной частью его. Просвещенные слои русского общества стали впоследствии русской интеллигенцией, то есть интеллектуалами, которые порой очень трагично переживали свой разрыв с народом, они обожествляли, идеализировали этот народ, хотели искупать свою некую вину перед ним. И в восемнадцатом веке и в девятнадцатом, этим людям было 17-го года. Причина этого социального одиночества русского народа стыдно, что они живут лучше простых людей.

Русские интеллигенты думали, что их занятия — ничто, по сравнению с трудом крестьянина или рабочего, что истина — там, в толще народа.

Одновременно с этим абсолютно ложным комплексом вины русской интеллигенции существовал и усиливался комплекс "социального одиночества" русского народа, который приводил к страшным бунтам отчаяния и мести типа Пугачевского восстания или революций. Причины этого "социального одиночества" русского народа тоже уходят своим корнями в русскую историю и, во многом, именно в эпоху Петра. Речь идет не только о культурных реформах, но и об особенностях развития экономики России, ее социальной сферы, ее духовности.

Известно, что Петр фактически осуществил индустриализацию страны. В крайне сжатые сроки была создана тяжелая промышленность, дававшая армии пушки, ядра, якоря. Десятки

вновь созданных мануфактур обеспечивали полки сукном, обувью, порохом — всем необходимым. Но любопытно посмотреть, как создавалась эта промышленность. Есть легенда о том, как разбогатели архангельские купцы-предприниматели братья Баженины. Они стали строить под Архангельском новые корабли и Петр их поддержал: поднявшись вместе с братьями на высокую колокольню, он сказал, что передает в их полное владение все земли,

населенные деревни, леса, пашни, которые видны с этой колокольни на многие версты вокруг. И это был метод Петра — государство предоставляло инициативным предпринимателям все необходимое — землю, деньги, крепостных, приписывало целые населенные волости к

заводам. Все было подчинено высшей цели — победе. Более того, металлургия в России достигла невиданных успехов — к середине восемнадцатого века Россия обогнала Англию по выпуску металла. Но теперь посмотрим на ту цену, которую заплатило русское общество за

эту, нужную стране, индустриализацию. Во-первых, была создана однобокая экономика: почти вся она работала только на нужды армии и флота и на вывоз из страны сырья: железа, чугуна, пеньки, селитры, леса. Все остальные предприятия, не работающие на армию и экспорт, не поддерживались государсптвом, они влачили жалкое существование и конкурентоспособность их продукции была почти нулевой. Во-вторых, поддерживая предпринимателей, государство

делало их своими рабами. Они не имели право изменять профиль производства, они не обладали и собственностью на построенные ими заводы. В любой момент, при нарушении договора с государством, их заводы конфисковали без всякой пощады. В-третьих, индустриализация привела к резкому изменению социальных отношений. Если в допетровской России образовывался рынок свободных рабочих рук, которые использовали, на условиях

найма, первые русские предприниматели, то в петровскую эпоху это процесс был надолго прерван. К середине XVIII века только 1,5 % работных людей принадлежали к числу «свободных», все остальные были крепостными людьми владельцев мануфактур. Наконец, в-

четвертых (и здесь я возвращаюсь к проблеме "социального одиночества" народа). Такие условия развития экономики, в сочетании с отсутствием автономии жизни русского города, привели к тому, что в России не создалось условий для образования третьего сословия, для

возникновения буржуазного, построенного на принципах свободы и конкуренции, общества. В России не появилось зачатков гражданского общества. В то время как третье сословие во Франции смело заявляло свои претензии и права королю и Генеральным штатам, русские предприниматели и купцы стремились слиться с дворянством, получить его привилегии, иметь право владения крепостными. Судьба Строгановых и Демидовых в этом смысле типична. Характерной чертой русской буржуазии всегда, да и теперь, является ее сервильность и социальная трусливость. Так, у народа не появлялось своих лидеров, способных мыслить и предвидеть дальше, чем Пугачев. У народа после Петра не было и своих духовных лидеров.

Петр, в своем естественном и созвучном его времени желании построить светское общество, провел такую церковную реформу, которая фактически уничтожила тысячелетний институт Русской православной церкви, превратила ее в государственную контору, сделала русского священника на триста лет агентом политического сыска. Ведь известно, что законом от 17 мая 1722 года, Петр предписал духовным отцам, во имя государственной безопасности и под страхом смерти, раскрывать одно из священных таинств христианства — таинство исповеди своего духовного сына. Последствия этого и в целом церковной реформы Петра были

поистине катастрофичны для России, потому, что церковь утратила моральный авторитет, она никогда не могла претендовать на роль защитника народа. В 1916 году историк церкви Павел Верховской писал: «Современное государственное положение Церкви в России, коренящееся в церковной реформе Петра всегда обязывало и обязывает духовенство защищать и оправдывать не только наличный государственный строй, независимо от его нравственных достоинств, но и вытекающие из него события и явления… Духовенство защищало крепостное право, защищало телесные наказания и до сих пор защищает смертную казнь». Пройдет еще немного времени после написанных Верховским слов, и народ будет равнодушно смотреть,

как сбрасывают на земь колокола и рубят иконы.

Особенно ожесточенно Петр преследовал монахов. К 1724 г. относится проект уничтожения монастырей, превращения их в лазареты и дома инвалидов для солдат. Истоки ненависти Петра к монахам, конечно, в тяжелых воспоминаниях юности. Из среды монашество всегда выходили самые яростные и образованные противники его реформ. Но была и другая причина ненависти Петра к монахам. Он не мог спокойно думать, что где-то, в его государстве

есть люди независимые от него, подчиненные не власти его — земного царя, а высшей власти Духа Святого. И он стремился уничтожить таких людей. Я не хочу сказать о некой патологии

или кровожадности Петра, дело в другом: власть государя означала всеобщую, все проникающую власть государства над людьми, их душами и помыслами, и это было характерно не только для России. В Европе господствовали тогда идеи этатизма, идеи полицейского государства на военизированной основе, вспомните Прусское королевство. Эти идеи оказались необыкновенно созвучны менталитету русских, России, представлениям Петра о роли государства и государя, как руководителя, воспитателя и даже, я бы сказал, поводыря подданных. Мы живем плохо — считал Петр, потому, что у нас нет разумных законов, нет"правильной" бюрократии. Эти законы должны регулировать все в жизни людей, от формы

крыши над головой до книг, которые они читают. Много времени царь посвятил написанию таких законов. Среди них были сложные регламенты целых учреждений и краткие инструкции мелким чиновникам. Одна из инструкций формулирует так обязанности чиновника-профоса: "Смотреть, чтобы никто не испражнялся мимо отхожих мест, а нарушителей ловить и на месте наказывать плетью". И это вся должность... И вот уже триста лет продолжается эта неравная борьба профоса со своим народом.

Причина этой борьбы заложена внутри, точнее, в основе государственности Петра. Эти реформы лишь унифицировали, закрепили ту систему единовластия, которая задолго до Петра сложилась в России. Государственные преобразования придали самодержавию такие формы, которые надолго обеспечили его существование без всяких изменений. Эта государственность была построена только на самодержавном и бюрократическом начале.

Известно, что Петр взял за основу государственные реформы и институты Швеции, Дании, да и других стран, но он последовательно выбрасывал из западных образцов все, что хотя бы гипотетически ставило под сомнение власть самодержавия. Идея всякого парламента решительно отвергалась. Также Петр поступал и с другими, низшими, органами власти. Когда ему предложили ввести шведскую систему местного управления, в основе которой лежал

совет выборных из крестьян и священника, резолюция царя была такова: "Умных среди мужиков нет". Между прочим, это сказано о народе с тысячелетней традицией общинного управления, о народе, который в естественной своей самоорганизации спас в годы смуты

Россию и само самодержавие. Так получилось, что из копируемых Петром западных систем государственного устройства, были выброшены как высшие, так и низшие выборные органы,

которые контролировали и подчиняли себе бюрократию. Пересаженная на русскую почву, эта бюрократия, нужная и полезная в системе парламентского и местного контроля, получила в России гипертрофированное, ненормальное развитие, бюрократическая система стала жить по собственным, внутренним, законам паразитического механизма, она стала проклятьем русской жизни. Подконтрольная только самодержавию, она была и есть, не подконтрольна никому. Накануне смерти из присланной анонимки, Петр узнал, что Алексей Макаров — его бессменный кабинет-секретарь, с которым он проработал более 20 лет, — обманывает его,

царя — дает ему подписывать бумаги, которые обрекают людей на лишение владений, а конфискованные владения Макаров делит со своими сообщниками. Это была модель отношений главы государства с бюрократическим аппаратом на все будущие времена.

Отсюда вытекало важное для будущего России последствие — полное отчуждение государства от человека и человека от государства. Уже при жизни Петра московские приказные порядки семнадцатого века многим людям казались простыми, добрыми,

человечными. Перед глазами современников Петра была построена и заработала огромная "перпетум мобили" русской бюрократий, в которой движение бумаги — все, а человек — ничто.

И этот человек отвечал враждебностью, равнодушием Молоху государства. Иждивенчество и социальная инфантильность стали характерными для поведения русского человека. Украсть у государства, обмануть его стало геройством и доблестью. Я убежден, что миллионные недоимки, в сборах подушной подати, торговых пошлин в восемнадцатом веке скапливались совсем не потому, что народ был беден, а потому, что платить налоги добровольно мог в России лишь круглый дурак. Только в дни смертельной опасности для

Родины забывалась народом эта ненависть, исчезало это равнодушие. И тогда, действительно, победить Россию ее врагам было невозможно. Конечно, правы те, кто обвиняют русскую интеллигенцию в том, что произошло в 1917 г. и после этого. Да, в среде русской интеллигенции, в атмосфере полного неприятия интеллигенцией русской государственности выросли и окрепли "бесы" революции, да, многие деятели русской культуры укрывали, финансировали, поддерживали тех, кто потом их расстреливал в

подвалах ЧК. Но, все-таки, будем справедливыми — не было более тупой, более косной системы власти, чем та, которая с петровских времен утвердилась в России. Никакого представительства, никакого парламента, никаких компромиссов, никаких уступок общественному мнению, никаких послаблений. "Я не люблю, когда стоят передо мной

несмирно" сказал как-то Петр Великий. И это повторяли все его преемники. «Помни, Ники, —писала последняя русская императрица царю, — что ты самодержец и воля твоя — закон».

За свое царствование Петр необыкновенно далеко продвинулся к созданию полицейского государства в России. Некоторые его меры пугающе похожи на то, чем прославился наш "железный" двадцатый век. Только перечислю некоторые из них. На руках всех рекрут стали делать наколки, чтобы не дать возможности укрыться от службы в армии. Все старообрядцы были обязаны носить на одеждах (на спине) красные ромбы — «козыри», по которым их сразу отличали в толпе. Женщинам из старообрядческих семей предписывалось носить позорную шапку с рогами.+ В стране была повсеместно введена

система паспортов. Без паспорта человек не мог покинуть свой дом дальше, чем не 30 верст, а на 31-ой версте он уже считался беглым, подлежал насильственному возвращению домой и телесному наказанию. Из правовых норм прошлого было полностью изъято старинное юридическое понятие "вольный человек" как подданный, как субъект права. Так в допетровское время называли людей свободных от крепостной зависимости, от налогообложения и от государственной службы. Теперь, в петровское время, таких людей,

попросту, не существовало: каждый был обязан либо служить, либо платить подушную подать, либо жить за владельцем-помещиком, всякое иное состояние рассматривалось как преступление. Даже и не это все.+ В конце Петровского царствования началась тотальная

борьба с нищими. 1 июня 1724 г. по всем губерниям, уездам, городам и селам, ко всем крупным и мелким начальникам был разослан царский указ, который, под страхом жестокого наказания, можно было вскрыть только 1 октября 1724 г. И когда этот день наступил, то по,

всей стране от Киева до Охотска, от Колы до Астробада, чиновники вскрыли пакеты, и в них оказался указ о немедленном аресте всех нищих и бродяг. Все они подлежали допросам и распределению либо на службу, либо в тюрьму, либо — в богадельню. Так создавалось новое государство на основе нескольких китов: самодержавия, крепостного права, военизации, бюрократизации и жесткого полицейского режима.

И последнее. Внешняя политика — всегда эманация внутренней политики, ее продолжение и развитие. Таким кажется естественным стремление Петра к морю, к выходу на простор мирового океана, ведь это — всеобщая и великая коммуникации. Нельзя забывать, что после того, как в начале семнадцатого века шведы отобрали русские территории вдоль Балтики, чести русских царей было нанесено страшное оскорбление и вернуть потерянные земли России нужно было во чтобы то ни стало. +Так началась в 1700 году Северная война.

Она кончилась, как вы знаете, полной победой, выходом России к берегам Балтики. Но не прошло и полугода после завершения этой тяжкой, тяжелой войны, как Петр направился вместе с армией на юг, на завоевание Ирана. В 1723 году были образованы новые провинции

на южном, иранском, берегу Каспия — Астрабад и Гилянь. Сохранились проекты Петра о массовом выселении с этих территорий мусульман-иранцев и заселении их русскими крестьянами и армянами. С огромными человеческими жертвами и материальными тратами здесь создавался плацдарм для завоевания Индии — этой голубой мечты всех завоевателей вселенной. +В начале 1720-х годов в России была принята новая программа кораблестроения, которая предусматривала спуск на воду целой серии огромных 100-пушечных кораблей, которым была тесна Балтика, а нужен был мировой океан. В 1723 г. были предприняты попытки организовать экспедицию для завоевания Мадагаскара, попытка купить острова в Карибском море. И через 5 лет после смерти Петра, как мы знаем, русский флаг уже

развевался над Америкой, над Аляской. Трудно ныне оценить практическую пользу для России времен Петра от владения Мадагаскаром или Аляской. Известно, что Витусу Берингу

(мореплавателю, открывшему пролив, названный его именем), прежде чем отправиться на открытие знаменитого пролива, потребовалось полтора года невероятно трудного пути, чтобы добраться от Петербурга до Охотского моря. Россия была и остается страной с огромными неосвоенными внутренними территориями, страной, где две столицы до сих пор не связаны единой современной автомобильной трассой. Но прагматик и реалист Петр, тем не менее, уже не мог отказаться от принятой во всем мире имперской игры — империи должны всегда, непрерывно расширяться, иначе они погибнут. В итоге, на протяжении двухсот лет непрерывной имперской экспансии территория России увеличивалась в среднем на 400

квадратных километров в день. В конечном счете, бремя империи оказалось тяжелейшим испытанием для России и ее народа, и этому на наших глазах пришел конец. Но поразительна живучесть не только общих устремлений имперской политики России, но и живучесть многих петровских институтов. Государственные учреждения, коллегии дожили до начала девятнадцатого века, рекрутская повинность была отменена в 1888г., подушная подать —тоже примерно в это время, Сенат просуществовал до декабря 1917 г., Синод просуществовал до 1919 г., до этих же лет просуществовала орфография, исправленная Петром. Это говорило о том, что реформы Петра, его преобразования оказались долговечными не потому, что это был плод только одного насилия, по-видимому, многие

начала петровских реформ лежали в основах русского общества и он сумел их развить. И ныне, когда люди вспоминают прошлое России, для них Петр остается непревзойденным образцом государственного деятеля, который жестокими, но правильными путями вел Россию,

именно об этом и говорят результаты социологических опросов, с которых я начал сегодняшнюю лекцию.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: