О смерти Дмитрия Угличского, младшего сына Ивана Грозного

О Иване Грозном

«Царь … образом нелепым, очи имея серы, нос протягновен и покляп… На рабы от Бога данные ему жестосерд велми, на пролитие крови и на убиение дерзостен велми и неумолим; множество народу от мало и до велика при царстве своем погуби, и многие грады своя поплени. Тот же царь… многая и благая сотвори, воинство велми любляще и требующая ими от сокровищ свое неоскудно подаваше».

О Федоре Иоанновиче

«Царь же … образ посничества нося, смирением обложен, и о душевней вещи попечение имея, на молитве всегда предстоя и нищим, требующая подая; о мирских же ни о чем попечения имея, токмо о душевном спасении. От младенства даже и до конца своего тако пребысть, за сие же спасение дело Бог царство его миром огради, и враги его умири, и время благотишно попаде».

Об опричнине

«[Она] была создана Иваном Грозным в припадке сумасшествия… Задачей было «изводить государеву измену»… Главным содержанием стали совершенно беспрецедентные и бессмысленные убийства ради убийств»

«Отсюда… царь известил митрополита и думу о том, что «от великие жалости сердца» он оставил свое государство и решил поселиться там, где «его, государя, Бог наставит»… В письме к Боярской думе Иван IV четко объяснил причины своего отречения. Он покинул трон из-за раздора с Боярской думой»

О набеге крымских татар в 1571 году

«Воспользовавшись разложением опричного войска, крымский хан… прорвался к Москве и поджег город. Пожар перекинулся в Кремль, где спряталось множество москвичей. Почти все они задохнулись «от пожарного зною» в каменных соборах и палатах. Около двух месяцев город очищали от трупов. Не обошлось и на этот раз без измены».

О пожаре в Москве 1547 года

«В сие ужасное время явился удивительный муж, именем Сильвестр, саном иерей, родом из Новгорода, приблизился к Иоанну с подъятым, угрожающим перстом, с видом пророка и гласом убедительным, возвестил ему, что суд Божий гремит над главою царя, легкомысленного и злострастного, что огонь небесный испепелил Москву, что сила вышняя волнует народ»

Из переписки Курбского и Ивана Грозного

«Зачем, царь, воевод, дарованных тебе Богом для борьбы с врагами, различным казням предал и на доброхотов твоих, душу свою за тебя положивших, неслыханные от начала мира муки, и смерти, и притеснения измыслил, обвиняя невинных православных в изменах и чародействе и с усердием тщась свет во тьму обратить и сладкое назвать горьким?»

«Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не взглянет, и уж совсем не как раб на господ. Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Все расхитили коварным образом…»

Из рассказа о походе на Псков

Ивана IV «встретил колдун или мошенник, которого они почитали как своего оракула, святой человек по имени Микула Свят; он встретил царя смелыми проклятиями, заклинанием, руганью и угрозами, называл его кровопийцей, пожирателем христианской плоти, клялся, что царь будет поражен громом, если он… коснется с преступной целью хотя бы волоса на голове последнего из детей этого города… Царь содрогнулся от этих слов и просил его молиться и об избавлении и прощении [царю] его жестоких замыслов»

О Адашеве

«Прежде всего следует отметить исключительную быстроту [его] возвышения. Внешним выражением этого является продвижение… вверх по лестнице чинов. Второе — это его «близость» к царю. Начиная с 1547 г. он участник почти всех военных походов Ивана IV… Политическим выражением «близости»… было включение [его] в состав «ближней думы», членом которой он является уже в марте 1553 г. Наконец, третья черта — это широта его деятельности»

О смерти Дмитрия Угличского, младшего сына Ивана Грозного

«В полдень 15 мая царица Мария стала обедать, а сына отпустила погулять и потешиться игрой с четырьмя сверстниками. Дети играли на небольшом заднем дворике — в углу между дворцом и крепостной стеной. За ними приглядывала мамка Василиса Волохова и две другие няньки. Обед только начался, как вдруг на дворе громко закричали. Царица поспешно сбежала вниз и с ужасом увидела, что ее единственный сын мертв».

Из сочинения французского историка Анри Труайя.

«В московском Кремле случилось странное, небывалое событие. Раз в конце 1564 г. там появилось множество саней. Царь, ничего никому не говоря, собрался со всей своей семьей и с некоторыми придворными куда- то в дальний путь, захватил с собой утварь, иконы и кресты, платье и всю свою казну и выехал из столицы. Видно было, что это не обычная бого­мольная, не увеселительная поездка царя, а целое переселение. Москва оставалась в недоумении, не догадываясь, что задумал хозяин. Побывав у Троицы, царь со всем багажом остановился в Александровской слободе....

Отсюда через месяц по отъезде царь прислал в Москву две грамоты. В одной, описав беззакония боярского правления в свое малолетство, он клал свой государев гнев на всё духовенство и бояр, на всех служилых и приказных людей, поголовно обвиняя их в том, что они о государе, госу­дарстве и обо всем православном христианстве не радели, от врагов их не обороняли, напротив, сами притесняли христиан, расхищали казну и земли государевы, а духовенство покрывало виновных, защищало их, ходатай­ствуя за них пред государем. И вот царь, гласила грамота, «от великой жа­лости сердца», не стерпев всех этих измен, покинул свое царство и пошел поселиться где-нибудь, где ему Бог укажет. Это — как будто отречение от престола с целью испытать силу своей власти в народе. Московскому простонародью, купцам и всем тяглым людям столицы царь прислал дру­гую грамоту, которую им прочитали всенародно на площади. Здесь царь писал, чтобы они сомнения не держали, что царской опалы и гнева на них нет. Всё замерло, столица мгновенно прервала свои обычные занятия: лав­ки закрылись, приказы опустели, песни замолкли. В смятении и ужасе го­род завопил, прося митрополита, епископов и бояр ехать в слободу, бить челом государю, чтобы он не покидал государства.... В слободу отправи­лась депутация из высшего духовенства, бояр и приказных людей.... Царь принял земское челобитье, согласился воротиться на царство, «паки взять свои государства», но на условиях, которые обещал объявить после. Че­рез несколько времени, в феврале 1565 г., царь торжественно воротился в столицу и созвал Государственный совет из бояр и высшего духовенства....

В совете он предложил условия, на которых принимал обратно брошенную им власть. Условия эти состояли в том, чтобы ему на изменников своих и ослушников опалы класть, а иных и казнить, имущество их брать на себя в казну, чтобы духовенство, бояре и приказные люди всё это положили на его государевой воле, ему в том не мешали»

Из сочинения французского историка Анри Труайя.

«...Царь... отстраняет от власти Глинских, против которых выступает народ.. Заменить их он решает советом из представителей «людей госу­дарственных» и духовенства, известных своей мудростью, уравновешен­ностью и преданностью. Среди них — митрополит Московский Макарий, оправившийся после произошедшего с ним, Сильвестр, Алексей Адашев, князь Андрей Курбский... Главные роли играют здесь двое — митропо­лит Макарий, самый просвещенный человек на Руси, и протопоп Силь­вестр, который осмеливается говорить с царём как с простым грешником. Этот священник низкого происхождения имеет на государя такое влияние, угрожая ему карой небесной, что вскоре на него возлагается управление делами церковными и гражданскими. Всё проходит через него, и каждый должен полагаться на его компетентность. При нем проявляется Алексей Адашев — молодой боярин, прекрасный военный, с интересной внешно­стью и острым умом. Недавно он был всего лишь постельничим. Теперь, по воле царя и благословению Макария и Сильвестра, становится совет­ником и доверенным лицом царя. Летописцы называют его «ангелом» и хвалят за чистоту намерений и чувствительность; «имея нежную, чистую душу, нравы благие, разум приятный, основательный и бескорыстную лю­бовь к добру, он искал Иоанновой милости не для своих личных выгод, а для пользы Отечества».

Из труда современного историка.

«...Одной из интереснейших страниц русской истории являются кри­зисные явления, которые испытывала страна на рубеже веков, и которые во многом определили всю её историю не только до Петра I, но и значи­тельно дольше, потому что в их результате на российский престол взошла новая царская династия — Романовы.

18 марта 1584 г. печальный перезвон всех московских колоколов воз­вестил о кончине царя Ивана Васильевича Грозного. Закончилось полу­вековое царствование одного из самых деспотических властителей отече­ственной истории. Правление его запомнилось изнурительной, но герои­ческой Ливонской войной, в которой тогда были поставлены задачи Се­верной кампании, произошедшей более чем через 100 лет, при Петре I. Но во внутренней политике это время оказалось роковым для многих сфер го­сударственного хозяйства. Опричнина и крепостные законы не могли не сказаться на производительных силах всего русского народа. Во многом именно политика этого царствования подвела Российское государство к тому системному кризису, в котором оно оказалось в начале следующего века».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: