Представление референта в положительном свете

задает референту благоприятную среду обитания. Ком­муникативная стратегия, предполагающаяся в таком случае, есть коммуникативная стратегия, неконфликт­ная по отношению к референту (что, однако, может не помешать ей быть конфликтной по отношению к комму­никативной стратегии адресата). Интенция одобрения воплощается в создании следующих коммуникативных актов:

акт пропаганды, процедура вербовки,

акт агитации, процедура поощрения,

акт рекламы, и т. п.

В каждом из этих случаев положительная интенция стимулирует к принятию референта, т. е. фактически означает приглашение адресата разделять одобритель­ное отношение адресанта к предмету взаимодействия.

В отличие от первого случая презентация референ­та в соответствии с отрицательной интенцией ставит референт в отношения конфликта с говорящим (что опять-таки может не означать конфликта со слушате­лем, который, предположим, оказывается солидарным с агрессивно настроенным адресантом). При таких об­стоятельствах внимание говорящего зафиксировано на тех сторонах предмета, которые заслуживают осужде­ния, что воплощается в создании коммуникативных стратегий типа:

акт порицания, процедура отказа,

акт критики, процедура выговора,

и т. п.

Со всей очевидностью все виды соответствующих коммуникативных актов направлены на формирование негативных оценок по поводу референта с последую­щим неприятием его.

Презентация референта в соответствии с конструк­тивной интенцией фактически означает приглашение к

анализу референта «без гнева И пристрастия». В! этом случае коммуникантами осуществляется попытка (слишком часто, увы, тщетная) взвесить все «за» и «про­тив» и сделать некий объективный вывод. Конструктив­ная интенция предполагает коммуникативные страте­гии типа:

акт констатации, процедура обсуждения,
акт демонстрации статистическая процедура,
признаков, процедура анализа

и т. п.

Однако, как справедливо заметил А. Роб-Грийе, единственно возможный способ объективной характе­ристики предмета есть констатация его присутствия в мире. Такой результат коммуникативного акта обычно не может устроить коммуникантов, и потому «объектив­ный» вывод о состоянии референта по окончании ком­муникативного акта с интенцией конструктивного типа, как правило, также оказывается пристрастным, хотя, может быть, и более обстоятельно обоснованным.

Сказать определенно, что существует специальная группа референтов, заслуживающих исключительно по­хвалы или исключительно порицания, разумеется, нель­зя. Но нельзя и утверждать, что в каждом случае возмож­но дать конструктивную характеристику предмету или явлению. Конструктивная характеристика, как отмече­но, предполагает анализ. Для анализа же не всегда быва­ет достаточно фактов, с одной стороны, и беспристраст­ности — с другой. Поэтому лучшим советом в связи с выбором той или иной интенции могла бы быть реко­мендация к соблюдению таких постулатов принципа ко­операции, как постулат искренности, постулат истинно­сти и постулат мотивированности.

Совет этот дается еще и потому, что интенция имеет обыкновение проявляться не только прямо, но и косвен­но. Более того, хороший стратег сделает все для того, чтобы не обнаруживать своей интенции прямо — и не столько по причине «скрытности», сколько по причине

недейственности прямых форм выражения интенции на собеседника (см. гл. 5, § 6).

Иногда работа через непрямую интенцию (вместе с прочими способами непрямого воздействия на адреса­та) квалифицируется как языковая демагогия (Т. В. Бу-лыгина, А. Д. Шмелев. Языковая концептуализация ми­ра, с. 461 и далее). В данном пособии это выражение не используется в силу присущей ему отрицательной оценки соответствующего явления, необходимость ко­торой для нас не столь очевидна.

Коммуникативный опыт, накопленный современни­ками, свидетельствует о том, что «лобовое воздействие» интенцией часто приводит к результату, обратному ожидаемому. Так, например, если меня «поймали» на ак­те пропаганды (даже в том случае, если я искренне убежден в необходимости публичного одобрения рефе­рента и имею для этого все необходимые мотивы), дове­рие ко мне собеседника уже отчасти подорвано. Более того, есть речевые ситуации, вообще исключающие пря­мое обозначение интенции (скажем: сейчас я начну хва­лить Вас; я ругаю Вас и др. под.).

Вот почему коммуникантам необходимо знать неко­торые приемы косвенного выражения интенции в речи. Приемы косвенного выражения интенции подчинены, в частности, следующим принципам:

•всегда существует возможность выбора нужного
слова из группы слов, характеризующих один и тот
же предмет (одно и то же явление) принципиально
по-разному (ср.: баловник — правонарушитель);

•всегда существует возможность выбора способа
представить одно и то же количество (одно и то же
число) принципиально по-разному. Ср.: эффект от
представления численности населения Москвы:
восемь с лишним миллионов человек,

8 с лишним миллионов человек, 8.793.000 человек, около девяти миллионов человек, около 9 миллионов человек,

около 9 000 000 человек,

почти десять миллионов человек, почти 10 миллионов человек,

почти 10 000 000 человек;

<...>

•всегда существует возможность нужным — модаль­-
ным — образом оттенить выгодное или невыгодное
слово (ср.: якобы преступник — определенно пре­
ступник);

•всегда существует возможность сыграть на противо-
речии (ср.: У меня к Вам маленькая просьба: Вы не за­-
держитесь часиков на шесть-семь после работы?);

•всегда существует возможность проекции одной си­-
туации на другую (ср.: N — бабник. N — донжуан);

•всегда существует возможность уйти в многословие
или в специальную терминологию (ср.: Поэтическая
функция проецирует эквивалентности с оси селек­-
ции на ось комбинации);

•всегда существует множество других возможностей.

Впрочем, безусловно, право выбора «направления» коммуникативной интенции, а также предпочтения пря­мых или косвенных форм ее выражения есть свободное право каждого говорящего. Единственным в этом смыс­ле следует иметь в виду в качестве обязательной реко­мендации — это непротиворечивость в выражении ин­тенции.

На самом деле, для говорящего даже не так важно выбрать «правильную» интенцию. Тем более, что как таковых «правильных» интенций не существует: суще­ствуют, может быть, более и менее оправданные ин­тенции. То есть, например, положительная интенция при описании злодеяний преступника не относится к разряду ожидаемых; точно так же, как отрицательная интенция при рассказе о детях-сиротах едва ли встре­тит сочувствие собеседника. Хотя, вообще говоря, ни в той, ни в другой ситуации названные интенции отнюдь не исключены: они могут быть спровоцированы как

самим референтом, так и социальным, например, кон­текстом,— если преступник, скажем, окажется сиро­той, а дети-сироты — преступниками и т. д.

В любом случае для говорящего гораздо важнее оста­ваться верным выбранной им интенции на протяжении всего коммуникативного акта. Ибо ничто не удаляет го­ворящего от коммуникативной цели так стремительно, как внутренняя противоречивость интенции.

Одобрять и в то же время порицать, рекомендовать и в то же время предостерегать, утверждать и в то же время отрицать, т. е. осуществлять любую коммуника­тивную стратегию по модели: с одной стороны, нельзя не сознаться — с другой стороны, нельзя не признать­ся,— прагматически безответственно. Стратегии по­добного типа, вне всякого сомнения, саморазруши­тельны или, по-другому, не имеют коммуникативной перспективы.

Правила транспорта референта

Вторая группа серьезных проблем связана с переме­щением референта в структуре коммуникативного акта. В этом параграфе будет рассмотрена предложенная вы­ше (см. гл. 3, § 3.4) совокупность приемов транспорта референта. Эти приемы были лишь обозначены приме­нительно к процедуре распределения предмета в струк­туре коммуникативного акта: актуальной задачей оста­ется их анализ.

Правило фокуса

(Ср.: Предмет не «забывается» надолго, между тем как коммуниканты обсуждают проблемы, к собственно предмету отношения не имеющие.)

Этот постулат при транспорте референта имеет пер­востепенное значение. В соответствии с ним требуется постоянно держать референт, что называется, в фокусе

внимания. Поскольку любой разговор строится вокруг определенного референта (определенной референтной группы), высказывания, которыми коммуниканты обме­ниваются в ходе разговора, так или иначе соотнесены с данным референтом. В этой связи удобно ввести такое понятие, как «референтная среда».

Под референтной средой можно понимать некое ак­тивное смысловое поле, в котором все, что обсуждается, приобретает соответствующий референту «заряд». Это означает, что коммуниканты, чисто автоматически, «привязывают» к соответствующему референту любое вновь возникающее высказывание, справедливо пола­гая, что в осмысленном коммуникативном акте вероят­ность появления высказывания, не имеющего связи с ре­ферентом, ничтожно мала. Разумеется, не имеются в виду случаи «влияний извне», типа появления в ходе бе­седы, происходящей в ресторане, официанта с высказы­ванием «Ваша куропатка, сэр».

Только если попытка привязать высказывание к ре­ференту не удается, высказывание может быть как бы «отложено в памяти» — либо до тех пор, пока все-таки не обнаружится его связь с референтом и высказывание можно будет вписать в речевую ситуацию, либо до тех пор, пока оно не перейдет в состав неактуальных выска­зываний.

Однако, несмотря на наличие референтной среды, сплошь и рядом в речевой практике возникают случаи, когда референт на более или менее длительный срок оказывается не в фокусе или фокус вообще смещается. Это может происходить по многим причинам, главные из которых:

•нарушение коммуникантом (коммуникантами)
принципа релевантности;

•возникновение барьеров и препятствий в ходе ком-­
муникативного акта (случайные вопросы собеседника;
паразитические ассоциации, появляющиеся у адре­-
санта или адресата; непродуктивные речевые ходы;
феномен случайной цели и под.);

• внешние помехи (подключение новых собеседни­ков, искажающих соответствующий фрейм; измене­ния параметров речевой ситуации и под.) и др.

Обратимся еще раз к энциклопедии «Мифы народов мира» — в данном случае к словарной статье «ФОРСЕ-ТИ» (как к примеру короткого и целенаправленного коммуникативного акта). Статья эта будет приведена це­ликом. Нам придется обращаться к ней постоянно, ана­лизируя каждое правило транспорта референта.

«ФОРСЕТИ (др.-исл. Рогзеи, «председатель»), в скан­динавской мифологии бог из асов, разрешающий споры (председатель тинга); сын Бальдра и Нанны. Соответст­вует божеству племени фризов, упоминаемому Алкуи-ном(8в.)».

(Отметим два случая курсива, как бы свидетельству­ющих о возможности получить дополнительную инфор­мацию. Между тем в словарной статье об асах Форсети упоминается лишь при перечислении асов; в словарной статье «БАЛЬДР» дополнительной информации о Форсе-ти тоже нет: еще раз повторяется лишь, что Форсети — сын Бальдра.)

Будем считать, что данная словарная статья тем не менее — довольно успешно состоявшийся коммуника­тивный акт, который вполне можно считать актом обще­ния (т. е. не-фатическим актом, как это было в случае со статьей «Тваша»). Действительно, перед нами пример референтного высказывания, т. е. высказывания, даю­щего необходимые, в свете жанра энциклопедии, пред­ставления о соответствующем референте, то есть: •референт принадлежит скандинавской мифологии

(древнеисландская ветвь);

•референт принадлежит к асам (основной группе

богов, о чем можно узнать, обратившись к статье

«асы»);

•имя референта означает «председатель», отсюда
функция референта — разрешать споры;

•генеалогию референта можно проследить (путь
указан).

Однако — при всей доброкачественности словарной статьи — приходится отметить ощутимый просчет в коммуникативной стратегии адресанта, который следу­ет, видимо, классифицировать как непродуктивный ре­чевой ход: это передача сведений о том, что Форсети «со­ответствует божеству племени фризов, упоминаемому Алкуином (8 в.)».

Данный речевой ход способен поставить в тупик да­же относительно подготовленного адресата, которому, скорее всего, мало что, мягко говоря, известно о боже-стве племени фризов — небольшой народности в по-граничной между Нидерландами и Германией области, а а также об Алкуине, советнике Карла Великого, богосло­ве и философе раннего Средневековья. Наличие обеих пресуппозиций в сознании читателей проблематично, но возможностей навести соответствующие справки нет: предложение не содержит курсива, отсылающего к каким-либо дополнительным статьям.

Таким образом, на последней стадии короткого ком-муникативного акта фокус смещается и референт бес­следно исчезает для обычного адресата: аналогия, понят­ная адресанту, ничего не говорит другой стороне; Коммуникативный акт обрывается раньше, чем плани­ровал его инициатор, фактически на стадии сообщения генеалогических сведений.

Кстати, незначительная угроза утраты фокуса возни­кает и на шаг раньше: предположив у адресата знание того, что значит «тинг», адресант фактически совершает первый непродуктивный коммуникативный ход, харак-теризуя Форсети в качестве председателя тинга. Чита-тель, имеющий представление о скандинавских языках (а предположить, что каждый читатель имеет такое пред-ставление, по меньшей мере, рискованно!), конечно, со-отнесет ting с устаревшим значением «палата» и истори-

ческим значением «вече, суд» (поскольку современное значение этого слова — «парламент»: ср. Folketing тд). Но для других читателей слово это, подлинное значение ко­торого «народное собрание», окажется напрасно зани­мающей их внимание «лакуной» (пустым местом).

Впрочем, этот «грех» по сравнению с божеством пле­мени фризов все же незначителен. Конечно, и внезапная «расфокусированность» внимания адресата при получе­нии сведений о божестве племени фризов не делает коммуникативный акт неуспешным, однако легко пред­ставить себе случаи, когда исчезновение референта из поля зрения на более продолжительное время способно полностью «расфокусировать» внимание адресата и да­же привести коммуникативную стратегию адресанта к провалу.

Заметим, что здесь речь идет исключительно о случаях утраты фокуса,— случаи же, когда референт изначально вообще не в фокусе, есть случаи референцированных (а не референтных!) высказываний, т. е. принадлежат к облас­ти фатических актов (см. гл. 3, § 7).

Правило стереоскопии

(Ср.: Предмет не характеризуется односторонне, между тем как другие его стороны вообще остаются вне поля зрения.)

Выше уже говорилось о тщетности задачи исчерпать предмет (референт) в ходе какого бы то ни было комму­никативного акта. Сфокусированность же внимания об­щающихся на референте в процессе коммуникации означает лишь способность постоянно держать «рефе­рент в целом» в поле зрения коммуникантов. Между тем на каждом отдельном этапе речевого взаимодействия об­суждаются лишь какие-то отдельные аспекты (стороны) референта. Какие из них делать предметом обсуждения, а какие — нет, зависит от характера коммуникативного акта, а также от потребностей собеседников. Однако,

какие бы из сторон референта ни подлежали обсуждению в данный момент, упускать из виду его прочие стороны есть показатель плохой коммуникативной стратегии.

Безусловно, собеседник с большим коммуникатив­ным опытом в состоянии оценить важность правила стереоскопии:умение постоянно видеть предмет объ­емным, т. е. в единстве разных его сторон, время от вре­мени концентрируя внимание то на одной, то на другой стороне, обеспечивает порядок в том, что мы, вслед за Аристотелем, обсудили как иерархию «иметь» (единст­во признаков в составе одного предмета).

Коммуникативные стратегии, которые отвечают пра­вилу стереоскопии, вовсе не предполагают рассмотрения референта с каких-либо определенных (не важно — су­щественных или несущественных) сторон. Понятно, что пресуппозиции как набор предварительных знаний о ре­ференте обеспечивают коммуникантам всякий раз иной набор признаков референта, подлежащих обсужде­нию,— в зависимости от того, какие из признаков рефе­рента в данном случае не вошли в набор пресуппозиций.

Признаки эти могут быть как основными(при необ­ходимости совместно понять природу референта), так и факультативными(при необходимости совместно рас­смотреть какие-то частные его свойства). Все, что при­нимается, так сказать, по умолчанию, остается за рамка­ми данного коммуникативного акта, но возможность при желании или при необходимости воспользоваться и этими сведениями Должна оставаться открытой.

Следует вообще соблюдать очень большую осторож­ность в том случае, когда у коммуникантов (или у одного из Коммуникантов) возникает искушение поставить слишком жесткие рамки референту (модели типа: это каждому понятно; это к делу не относится; данный ас­пект проблемы вообще не подлежит обсуждению и т. п.). При видимости соблюдения максимы релевантности результатом подобных коммуникативных стратегий яв­ляется, как правило, невозможность продвигаться к коммуникативной цели. Ведь не очевидно, что представ-

ления о пути, к ней ведущем, у коммуникантов непре­менно совпадут. Жесткие рамки, поставленные рефе­ренту (гипертрофия постулата релевантности), обычно свидетельствуют о склонности говорящего к авторитар­ным коммуникативным стратегиям, которые редко име­ют успех.

Возвращаясь к нашему примеру с Форсети, обратим внимание на явный просчет автора статьи по линии пра­вила стереоскопии. Поставленные соответствующему референту жесткие рамки (сосредоточенность лишь на одной, пусть и главной, функции божества — председа­тельстве в народном собрании, в соответствии с этимо­логией имени) привели к тому, что составитель статьи счел необходимым ориентироваться лишь на, так ска­зать, однобокую характеристику, которая, к сожалению, не дает стереоскопического представления о Форсети.

Следование правилу стереоскопии привело бы к тому, что в статью были бы дополнительно включены, как мини­мум, следующие — проясняющие референт — сведения:

•референт есть внук Одина (гораздо шире известного
читателю,— проблема пресуппозиций! — чем Бальдр
и Наина; к тому же такая степень родства по отноше­-
нию к Одину делает Форсети действительно замет-­
ным богом, т. к. большинство прочих асов — дети
Одина);

•референт есть один из 12 основных в скандинавской
мифологии богов-асов (глухая отсылка к асам мало
что добавляет к образу Форсети в пределах данной
словарной статьи);

•референт есть участник всех событий, связанных с
асами, но персонально в соответствующих мифоло­-
гических источниках упоминается редко;

•референт описан в «Младшей Эдде» (с возможной
отсылкой).

Стереоскопичность как признак коммуникативной стратегии позволяет оптимально учесть особенности конкретной речевой ситуации. Так, в нашем случае сле-

дование правилу стереоскопии позволило бы автору словарной статьи взглянуть на соответствующий комму­никативный акт не как на предназначенный для специа­листов в области скандинавской мифологии (им и так известны приведенные в статье сведения), а как на пред­назначенный для тех, кто не слишком сведущ в данной области.

Только следуя правилу стереоскопичности, можно решить, какие именно из сторон референта необходимо представить в данном случае, какие — можно опустить.

Правило панорамы

(Ср.: предмет не берется изолированно, вне его свя­зи с другими предметами данной предметной группы, и с предметами, входящими в другие (смежные) предмет­ные группы.)

Правило панорамы есть правило создания ближай­шего контекста. Тот факт, что референт находится в фокусе, отнюдь не означает, что в поле зрения говоря­щего не попадает ничего другого. «Ближайшее окруже­ние» референта (тоже заряженное им, как уже сказано при обсуждении правила фокуса) видно менее отчетли­во, но тем не менее присутствует, и обрывать эти естест­венные связи референта с соответствующей референт­ной группой и даже с близлежащими референтными Труппами не особенно прагматично.

Другой вопрос, что коммуниканты должны дейст­вительно хорошо представлять себе, до какой степени Естественны связи, ими актуализируемые. На приме­ре с Форсете мы уже имели возможность убедиться, что связи, естественные для адресанта, отнюдь не так естественны для, по крайней мере, некоторых из ад­ресатов. Имеется в виду фрагмент словарной статьи, Доставляющий последнее предложение, т. е. «Соот­ветствует божеству племени фризов, упоминаемому Алкуином (8 в.)».

Разумеется, в некотором смысле это и есть соблюде­ние" правила панорамы: в качестве ближайшей рефе­рентной группы приводится то, что автор статьи дейст­вительно считает подобным основному референту, и у нас ни в коем случае нет оснований сомневаться в том, что так оно и есть. Доверие к адресанту (одному из авто­ров солидного издания) велико, и, если он полагает ана­логию удачной, ему вполне можно поверить.

Другое дело, что у нас нет ни малейшего шанса вос­пользоваться этой аналогией для прояснения вопроса, связанного с Форсети. Божество племени фризов может оказаться сколько угодно хорошим примером, но оце­нить этого «подарка» адресат, к сожалению/не в состоя­нии. Положение мог бы спасти курсив, которым было бы набрано имя этого божества (отсутствующее в текс­те) и который бы отсылал нас к другой словарной статье в составе той же энциклопедии (при том, что божество это, скорее всего, действительно присутствует в ней!),— при таком тактическом ходе претензий к автору было бы гораздо меньше.

И совсем не потому, что у адресата появилась бы возможность проверить, действительно ли хороша эта аналогия, но только и исключительно потому, что в та­ком случае: референт продолжал бы, во-первых, оста­ваться в фокусе (до конца коммуникативного акта) и, во-вторых, предлагаемый панорамный ракурс практи­чески ориентировал бы нас в направлении смежного ре­ферента.

При том ходе, который нам предлагается, панорам­ный ракурс лишь безответственно обозначен, но взгля­нуть на открывающуюся смысловую перспективу нам не дано. Ситуация напоминает поездку в автобусе с не­прозрачным задним стеклом, когда экскурсовод говорит нам: «Если вы обернетесь назад, то увидите на горизон­те одну из самых знаменитых горных вершин мира».

Представление о смежной референтной группе в случае с Форсети, таким образом, было бы действитель­но сформировано, если бы:

фризское божество было названо по имени (при на­личии отсылки к другой статье энциклопедии); или

племя фризов являлось бы отсылкой к статье наподо­бие «мифология племени фризов» и в статье этой со­держалась бы — в соответствующем месте — отсыл­ка назад, например, «см. Форсети»); или

при «Алкуине» давалась бы информация, способная, по крайней мере, ориентировать в том, какое из мно­жества принадлежащих ему произведений — не только философских, но и богословских, а также конкретно-научных (например, учебник математи­ки!) — имеется в виду, чтобы оставалась возмож­ность самостоятельного исследования аналогии. Ука­зания просто на «8 в.» явно недостаточно (может быть, указание такое даже избыточно, т. к. провоци­рует паразитическую ассоциацию, в соответствии с которой «алкуинов» было больше, чем один, только жили они в разное время).

Без осуществления одной из этих акций соблюдение правила панорамы приходится оценить как сугубо фор­мальное.

Многое при выполнении правила панорамы зависит не от того, насколько удачно найден референт в преде­лах той же или смежной референтных групп, а от того, насколько легко можно воспользоваться предложен­ным панорамным ракурсом. Ведь вполне мыслимы ком­муникативные стратегии, когда интересующий нас ре­ферент легче прояснить с помощью далекой аналогии (не-смежной референтной группы) или с помощью во­все даже не-аналогии (ср. известный анекдот: «Арбуз знаешь? Виноград знаешь? Так вот айва совсем на них не похожа!» — тоже, между прочим, в некотором роде Информация о референте).

Может возникнуть вопрос о том, в любом ли комму­никативном акте необходимы панорамные ракурсы?

Несмотря на большой соблазн ответить на данный во­прос утвердительно, следует все-таки отметить, что обя­зательной рекомендации на сей счет никто не даст. По существу вопрос этот является вариацией вопроса о том, до какой степени возможно представление референта только через сам референт.

Крайним случаем такого представления является знаменитая тавтология (типа: дети есть дети, война есть война, заграница есть заграница), уже упоминав­шаяся нами как недобрым, так и добрым словом. Строго говоря, ею одной и исчерпывается представление рефе­рента только через сам референт, ибо все прочие случаи предполагают обращение к правилу панорамы.

Любая дефиниция (включая самые сухие, такие, на­пример, как отсылка к соответствующему роду, ср.: во­робей — птица) предполагает большее или меньшее па­норамирование с захватом смежных видов; т. е. воробей/вид (как и грач, журавль, орел <...>/виды) — птица/род, или с проекцией на референт (референты), подобный определяемому, ср.: безработица — та же форма отдыха (т. е. безработица подобна отдыху).

Вот почему соблюдение правила панорамы не столь­ко необходимо, сколько практически неизбежно: во­прос только в том, что именно попадает в поле зрения коммуникантов при осуществлении панорамирования. Решение этого вопроса, как мы уже видели, прагматиче­ски очевидно: в поле зрения попадает (и должно попа­дать) то, чем действительно можно воспользоваться.

Правило унитарности

(Ср.: преимущественного права на «владение пред­метом» в ходе коммуникативного акта не имеет ни од­на из сторон.)

Это правило предполагает разговор о равноправии коммуникантов по отношению к референту в условиях коммуникативного акта. Иными словами, ни социальный

статус коммуникантов, ни их коммуникативный опыт, ни их осведомленность о положении дел в той или иной пред­метной области не являются их «привилегиями». Если я приглашен к обсуждению предмета (пусть даже как пас­сивный слушатель), я уже тем самым обеспечиваю комму­никативному акту возможность состояться, ибо без ме­ня — как второй стороны! — коммуникативный акт все равно не будет иметь места (модель: без нас не начнут).

Поэтому я в той же степени, что и инициатор комму­никативного акта, могу предъявить мои права на «разде­ляемый» со мной референт. И если мой собеседник скло­нен к авторитарным коммуникативным стратегиям, я вовсе не обязан следовать им. В конце концов от меня за­висит, будет ли соответствующий референт «адаптиро­ван» (усыновлен) мною. Например, меня вполне может не устроить то, в каком виде референт (или часть рефе­рента) передается в мои руки. И тут уже второй.стороне придется считаться с моими условиями, если коммуника­тивная цель действительно дорога собеседнику.

Практически это означает, что собеседник, «рабо­тая» референтом, обязан учесть и мои интересы, пред­ставляя референт не так, чтобы это было удобно только ему, но еще и так, чтобы это было удобно мне. Иными словами, референт (как главная забота коммуникантов) требует от участников коммуникативного акта унитар­ности,т. е. единства действий. Как такое единство дей­ствий могло бы выглядеть, скажем, на примере Форсе-ти? А следующим образом — автор энциклопедической статьи обязан предусмотреть, что:

• мне неизвестно понятие тинга, и я предпочел бы
краткий комментарий или отсылку к другой словар­-
ной статье (обязательное условие);

• мне скорее известен Один, чем Бальдр и Наина, и я
предпочел бы генеалогию от Одина (желательное ус­-
ловие);

• в моем сознании нет необходимых готовых сведе-­
ний об асах, и я предпочел бы краткую справку о них
в пределах данной статьи (желательное условие);

• я не способен увидеть референт за последним пред­ложением и предпочел бы краткий комментарий или отсылку (обязательное условие).

Не удовлетворив, по крайней мере, эти мои требова­ния, автор энциклопедической статьи не может похвас­таться тем, что он учел мое право на владение референ­том в нужном мне виде и объеме, т. е. что он действовал в соответствии с правилом унитарности.

Другой пример. Если я предлагаю вниманию неспе­циализированной аудитории то учебное пособие, ко­торое в данный момент лежит перед Вами, я обязан — в соответствии с правилом унитарности — освободить учебное пособие, по крайней мере, от таких специ­альных терминов, требующих серьезной лингвисти­ческой подготовки или нуждающихся в развернутых (и неостро необходимых для наших целей) коммента­риях, как «иллокуция», «перлокуция», «перформати-вы» и т. п.

Иными словами, я должен учесть возможности партнеров по коммуникативному акту и, с одной сто­роны, не недооценить их, с другой — не переоценить. Я обязан также позаботиться о том, чтобы любой спе­циальный термин — из вошедших в это учебное посо­бие — получил необходимый комментарий. Только в этом случае я могу рассчитывать на то, что интересую­щий меня референт будет доставлен «потребителю» в сохранности.

К сожалению, в речевой практике более часто, чем хотелось бы, встречаются случаи, когда правило унитар­ности не соблюдается. Как и в случае с нарушением дру­гих правил принципа транспорта референта, несоблю­дение этого правила может привести к тому, что контакт коммуникантов приобретет характер фатичеекого акта, т. е. «как минимум» референт будет потерян в ходе ком­муникации.

Для соблюдения правила унитарности я обязан, скорее, осуществить предварительную работу по оцен-

ке собственных пресуппозиций (решив вопрос, на­сколько они приемлемы и для других), а также предва­рительную работу по оценке собственных представле­ний о фрейме (решив вопрос, насколько они присущи моему собеседнику), чем гадать насчет пресуппозиций и представлений о фрейме, свойственных моему парт­неру. Кроме того, мне, видимо, следует, как всегда, рассмотреть параметры конкретной речевой ситуации, в которую я ввергаю партнера. Скажем, каковы пара­метры речевой ситуациипод названием «энциклопе­дическая статья»?

Речевая ситуация — ситуация открытого типа (модель: приглашаются все желающие), т. е. не рассчи­тана на участие исключительно специалистов в той или иной области знаний;

речевая ситуация сильно ограничена во времени, т. е. предполагает компактность «упаковки» сведений;

речевая ситуация фиксирована на факте (т. е. прак­тически исключает мнения, пересказ «своими словами», слухи, догадки и т. п.);

речевая ситуация не относится к разряду самодо­статочных: она предполагает обращение к другим рече­вым ситуациям (т. е. другим словарным статьям);

речевая ситуация исключает метатекст (т. е. оцен­ку коммуникантами данной речевой ситуации через вы­сказывания типа: «как уже говорилось», «подведем итог», «рассмотрим предмет с другой стороны» и т. п., поскольку они иррелевантны).

Учет этих параметров требует от адресанта и учета права адресата «не знать» референт, т. е. конкретно ад­ресант обязан предвосхитить возможные вопросы и недоумения собеседника, а также отчетливо указать ему направления поиска нужной дополнительной ин­формации. Соблюдение же правила унитарности будет состоять в том, чтобы не считать само собой разумею­щимся то, что является само собой разумеющимся для адресанта.

Правило изоморфизма

(Ср.: предметом не оперируют, искажая его внут­реннюю структуру или деформируя его.)

Правило изоморфизма предполагает, что референт и его вербальный эквивалент должны находиться в отно­шениях соответствия друг другу.

Вопрос о том, насколько такое соответствие возмож­но, уже затрагивался нами, так что будем просто исхо­дить из следующего очевидного положения: необходимо создать условия для того, чтобы предмет, представлен­ный посредством слов, давал по возможности адекват­ное представление о реальном предмете.

Если я, сообщая, например, о каком-нибудь театраль­ном представлении, сосредоточу свое внимание исклю­чительно на исполнителях эпизодических ролей, ничего не сказав об исполнителях главных, я фактически иска­жу структуру театрального представления в моем рас­сказе. Безусловно, у меня могут быть на то самые разно­образные причины, и я могу ставить перед собой самые разнообразные цели (например, я намерен таким обра­зом косвенно обозначить мое негативное отношение к исполнителям главных ролей).

Более того, эти причины и цели могут даже сколько угодно оправдывать мой избирательный интерес к ис­полнителям исключительно эпизодических ролей, но ха­рактеристика театрального представления (референта в данном случае) оказывается все равно объективно не­полной. И, если я не найду способа каким-нибудь обра­зом обозначить оставшуюся вне поля зрения часть теат­рального представления (случай полного игнорирования исполнителей главных ролей), я должен отдавать себе отчет в том, что фактически деформирую целое, отсекая от него пусть даже невысоко оцениваемую мной, но все же присущую ему часть.

Понятно, что деформация может быть и еще более грубой, т. е. приводящей к прямому искажению референ-

та. Так, передавая кому-нибудь информацию, базирую­щуюся на непроверенных слухах и на самом деле, ска­жем, не отвечающую реальному положению вещей, я не только вступаю в конфликт с постулатом истинности (см. гл. 3, § 2), но и совершаю «преступление» в адрес ре­ферента, не гарантируя его неискажения. Разумеется, «поправки на точность» сведений следует делать всегда, но нужно помнить и о том, что грубые искажения рефе­рента (даже если на момент взаимодействия они не при­водят к провалу коммуникативной стратегии) задним числом способны аннулировать результат, достигнутый в ходе коммуникативного акта.

К счастью, пример с Форсети, с которым мы работа­ем на протяжении анализа всех правил транспорта ре­ферента, не дает оснований упрекнуть автора соответст­вующей словарной статьи в сильном искажении референта, однако некий элемент деформации отметить все же можно.

Приведенная в энциклопедии формулировка («... в скандинавской мифологии бог из асов, разрешающий споры (председатель тинга)») способна, в частности, привести к не вполне точной ориентации адресата по поводу референта, якобы исключительно «заседающе­го» в тинге (вместе с другими судьями?) и осуществляю­щего суд (не очень понятно над кем).

На самом же деле сведения о нем даются вот какие: «Han (Balder. — E. K.) er gift med Nanna og bor pe Breidablik; deres sun hedder Forsete, og ban er til genguld den viseste dommer, der findes. Alle, som kommer til ham med en sag, ger forligte bort»,, т. е . «Он (Бальдер. — Е. К.) женат на Нанне и живет в Брайдаблике; их сына зовут Форсете, и он, напротив (по сравнению с самим Бальде-ром.— Е. К.), мудрейший из судей, которые есть на све­те. Все приходящие к нему с каким-нибудь делом уходят примиренными» » (Nordiske gude— og heltesagn, fortalt af Niels Saxtorph, Forlaget Sesam, 1992, s. 21).

Или «Nordisk gud for vind og fiskeri, samt gud for lov og ret, som residerer den guld— og sulvskinnende sal Glitnir,

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: