Сделай Сам Свою Работу на 5

I. ПОНЯТИЕ СТРУКТУРНОЙ ИСТОРИИ У ВЕРНЕРА КОНЦЕ





Социальная история между структурой и эмпирической историей

Опубликовано Valya в Чт, 11/05/2009 - 14:39

 

THESIS – 1993 - вып. 2

СОЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ МЕЖДУ СТРУКТУРНОЙ И ЭМПИРИЧЕСКОЙ ИСТОРИЕЙ

Юрген Кокка

«Почти без шума, совершенно мирным образом в западногерманской исторической науке произошла смена перспектив: от изучения разреженной атмосферы канцелярий и салонов, деяний верховных лиц и государственных событий, от анализа глобальных общественных структур и процессов она обратилась к малым жизненным мирам, серым зонам и нишам повседневной жизни » (Ullrich, 1985, S.403). Это, конечно, упрощение, поскольку прежняя, ориентированная на политику историческая наука не исчезла 1. И нельзя, к счастью, сказать, что сегодняшняя историческая наука пренебрегает социальными структурами и процессами (такими, как развитие индустриального капитализма или протоиндустриализация, создание национальных государств, революции или образование классов) 2.

К тому же о существовании «серых зон » можно говорить только при наличии черно-белого изображения, а «ниши» появляются только тогда, когда есть хотя бы приблизительное представление о помещениях и архитектурном ансамбле в целом. Изучать серые зоны и ниши сами по себе – это бессмыслица. Но, в сущности, цитата Фолкера Ульриха совершенно точно описывает тенденции развития новейшей исторической науки, которые отдельные историки оценивают по -разному и которые уже явились поводом для многочисленных дебатов (см.: Brugge-meierundKoсka, 1986; Bors с heid, 1983; Peukert, 1982; Tenfelde, 1984; Niethammer, 1980; Süssmuth, 1984). «Экспедиции в историческую по вседневность открывают обширные неисследованные пространства.



Как жили люди раньше? Как они одевались и чем питались ? Как они отмечали свои праздники и как относились к рождению, болезни и смерти? Казалось бы, банальные вопросы, которыми историки долгое время не задавались. Но сегодня они больше не останавливаются перед1 тем, чтобы опуститься в глубины повседневной жизнедеятельности » (Ullrich, 1985, S.403).

 

_____________________________________________________________

В качестве примера общего изложения, ориентированного на политическую историю, см., например : Geschichte der Bundesrepublik Deutschland.4 Bde. 1981–1984; особенно статью K.Hildebrand (Bd.4); см. также мою рецензию на эту работу в : Die Neue Gesellschaft/Frankfurter, 1985, H.32, S.864–866.



2 Весьма удачным примером является многотомная ольденбургская серияочерков по общей истории (Oldenburg Grundriss der Geschichte). См., например,очерки W.Dahlheim (Bd.3); H.Lutz (Bd.10); E.Fehrenbach (Bd.12); D.Langewiesche

(Bd.13); L.Gall (Bd.14); F.Kolb (Bd.16).

 

 

I. ПОНЯТИЕ СТРУКТУРНОЙ ИСТОРИИ У ВЕРНЕРА КОНЦЕ

В свете этих новых тенденций заманчиво перечитать основополагающую работу представителя тех взглядов, против которых так резко ополчились сегодняшние историки повседневности. Речь идет о работе Вернера Конце «Структурная история индустриально-технической эпохи. Задачи исследования и преподавания » (Conze, 1957). С одной стороны, спустя столько лет этот доклад перед Дюссельдорфской академией читается как дипломатичная, осторожная и еще не отточенная программная речь, произнесенная с целью создания междисциплинарного исследовательского института истории индустриально-технической эпохи (то есть периода с конца XVIII в. до настоящего времени ). С другой стороны, появление впоследствии новых, отвергающих структурную историю течений продемонстрировало большое позитивное значение разработанной Конце в 50-х годах программы развития современной структурной истории в Федеративной республике (Conze, 1952, 1957, 1962, 1965, 1966, 1967, 1979). Несомненно, речь идет об одной из важнейших попыток, предпринятых в первые годы существования Федеративной республики, переосмыслить опыт современной истории и сделать из него выводы для дальнейшей работы историка.

Хотя Конце прямо не упоминал национал-социалистическую диктатуру, вторую мировую войну и крах германского национального государства, он все же явно исходил из сформулированного «в разгар европейской катастрофы наших дней » (и, конечно, под ее влиянием ) вывода голландского историка Й.Хейзинги, который констатировал внутреннее, принципиальное «изменение форм истории с середины XIX в.»



Историю индустриально-технической эпохи, в отличие от истории прошлых столетий, – отмечал Конце, развивая идеи Хейзинги, – больше нельзя писать как эпос и драму отдельных действующих лиц, равно как и историю государств; напротив, современность более чем прежде определяется надындивидуальными процессами, прежде всего развитием экономики и технической цивилизации. Наличие этих процессов позволяет говорить, согласно Конце, о некоем всемирно–историческом единстве. Роль масс в истории также изменилась: со времени «кризиса эмансипации», произошедшего около 1800 г., социальные движения вступали на историческую сцену совершенно иным образом, чем в прежние столетия. Массы стало невозможно рассматривать как голый «фон» исторических решений и действий. Конце писал, что современная история избегает статичных описаний и сухого повествования, основанного лишь на «здравом историческом понимании». «Resgestae (деяния (лат.) – Прим. пер.) в старом смысле, пожалуй, только тогда с чистой совестью можно будет сделать содержанием исследования, когда они получат структурно историческую основу, которая полностью учитывает произошедшее изменение формы исторического процесса ». Конце считал, что историки еще не до конца приноровились к этой новой для них ситуации. Исторический метод необходимо развивать, чтобы облегчить познание структурных и причинных связей. Конце призывал «по-новому толковать и комбинировать методы, понятия и содержательные выводы систематизирующих наук, приспосабливая их к структурной истории». Он выступал за тесное сотрудничество с социологией, политической и экономической науками. Он критиковал сверх специализацию историков и ратовал за такие темы, методы и постановку вопросов, которые преодолевают разделение истории на политическую, социальную, экономическую, культурную, духовную и т.д. Именно эту всеобъемлющую, синтезирующую задачу призвана выполнить «структурная история » (иногда он в качестве синонима говорил о «социальной истории »)3, которая не должна выносить политическую историю за скобки, а, скорее, должна сама быть ею, но «только для того, чтобы учитывать, в первую очередь, не resgestae, а структуры в их непрерывности и трансформации ». Конце выступал за сочетание типологизирующего и индивидуализирующего методов в исторической науке. Он боролся за использование статистики (не переоценивая ее ) в интересах исторического исследования, в то время как многие вокруг него, подобно консерватору Хейзинге, полагали и полагают, что «в числе, однако, тонет повесть и не рождается картина ».

Тридцать лет спустя многое в этой программе подвергается критике.

Во-первых, она, возможно, переоценивала глубину преобразования структур при переходе от XVIII к XIX в. И в прежние века структуры и процессы обладали значительным историческим весом, а история нового времени станет менее весомой, если излагать ее как историю действий и событий. Быть может, речь идет не об объективном изменении исторических процессов с наступлением нового времени, как полагали Конце с Хейзингой, а, скорее, об изменившемся отношении современников к своему прошлому. Такова, например, точка зрения Х.Моммзена (Mommsen, 1966, S.31ff). Во -вторых, проблематичным и сбивающим с толку было и остается отождествление структурной и социальной истории, к чему я еще вернусь. В-третьих, из работ Конце читатель чрезвычайно мало узнает о причинах и движущих силах глубоких структурных изменений, которые Конце трактовал во всеобще -историческом смысле. Вопрос о причинах ставится лишь на полях. Изменение экономической структуры скорее предполагается, чем объясняется : например, ничего не говорится о становлении капиталистического рыночного хозяйства, его конфликтах и динамике. Ссылки на стадии развития техники и возрастающее господство над природой, как на факторы прогресса, остаются категоричными : как звенья цепи исторических связей они сами по себе нуждаются в объяснении.

Наконец, весьма скромны и методологические выводы, которые Конце делает из своих принципиальных рассуждений. Множество не точных,

___________________________________________________________

3 Впрочем, не всегда. Он использовал понятие «социальная история» и в более узком смысле, имея в виду один из разделов истории: «Не надо говорить"социальная история ", чтобы с самого начала не сужать слишком рамки работы » (Conze, 1979, S.26). Но постепенно словарь Конце все больше пропитывался синонимичным употреблением понятий «структурная история » и «социальная история », а основанный им в 1956–1957 гг. и существующий до сих пор институт был назван «Рабочей группой по современной социальной истории », причем социальная история понималась в очень широком смысле

 

даже противоречивых формулировок вводят читателя в заблуждение 4. Поэтому и в критике не ощущалось недостатка 5.

С другой стороны, нельзя упускать из виду три крупных достижения структурно-исторического подхода.

1. Когда будет написана подробная история развития исторической науки после 1914 г., она, вероятно, продемонстрирует, насколько новаторским было в свое время это отнюдь не магистральное направление. Лишь постепенно выработанная в 50-е годы программа структурно -исторических исследований получила резонанс и широкое распространение (см.: Brunner, 1948, 1980 [1953], S.80–102; Schieder, 1952, S.27–32; 1962, 1968b; Jantke, 1955, S.91ff; Freyer, 1952, S.14ff)6. В этом отношении оказалось важным то, что Конце, хоть и в меньшей степени, чем часто цитируемый им Бродель, безусловно обладал не только научно -политическими амбициями, но и научно организаторскими способностями. Достаточно упомянуть об основанной им в 1956–1957 гг. «Рабочей группе по современной социальной истории » (см.: Conze, 1979).

2. Структурно-исторический подход несомненно учитывал накопленный в XIX и XX вв. исторический опыт, свидетельствовавший о власти обстоятельств. То, что намерения и результаты действий людей часто не совпадают, а возможности индивидуальных действий жестко ограничены экономическими процессами, социальными движениями и политическими институтами; что история никогда не является лишь историей поступков и намерений людей, и многое из прошедшего не было познано или было познано неверно; что история состоит не только из эмпирических, но и из функциональных связей, которые более значимы, чем устремления отдельных людей и притом не могут быть осознаны без учета этих устремлений – таков был опыт, основанный на реальности. Этот опыт начал осознаваться представителями высших и средних слоев (а именно к ним большей частью принадлежали историки), самое позднее со времени становления индустриального капитализма, а после взрыва социальных движений XIX в., великих, в большинстве случаев непонятных кризисов рыночной экономики, после мировых войн и политических катастроф XX в. его уже нельзя было игнорировать. В нижних социальных слоях это ощущение относительного бессилия отдельных людей перед обстоятельствами появилось, видимо, гораздо раньше. Антисоциологическое, идеалистическое, замкнутое на действиях, лицах и идеях представление об исторических изменениях, которое задавало тон в исторической науке XIX – начала XX в., диссонировало с этим опытом.

____________________________________________________________

4 Таковы, например, противоречивые высказывания о соотношении между исторической наукой и смежными систематическими науками : «стирание границ» (Conze, 1957, S.18) и «нарушение границ » (S.22), в которых ключевое понятие «структура » так и не было разъяснено.

5 Прежде всего это относится к идейно -политической критике (см.: Schmidt, 1967, S.626ff). Наиболее резкие суждения можно встретить в работе : Wehler, 1975, S.18. Изложение моей позиции см. в: Kocka, 1986, S.70–82.

6 Предшественницей структурно -исторического подхода была «народная история », возникшая в 1930-е годы и нуждающаяся в дополнительном освещении. См. работы, написанные в то время: Brunner, 1936, 1943, 1965 [1939]; Oexle, 1984..

 

Можно различными путями теоретически обосновать и классифицировать этот опыт : как, скажем, утрату единства продукта и производителя, реализующуюся в отчуждении и присвоении ; как угрожающее обретение самостоятельности историческим процессом, который первоначально вытекает из человеческих действий, но постепенно превращается в неуправляемую силу, угрожающую действующим лицам ; или как отчуждение, преодоление которого возможно в разумно организованных обществах, к чему и следует стремиться, следуя критериям Просвещения и эмансипации. Конце был далек от этого гегельянско–марксистского видения, адекватность которого вызывает большие сомнения. Он разделял идеи Фрайера, не пускаясь, однако, в слишком принципиальные философские рефлексии, а исходя из факта относительного бессилия индивидов перед лицом «технических функциональных связей второстепенных систем », «непросматриваемых циклов » и принуждающих структур».

Парадигматически-методический вывод, который Конце сделал из подобных размышлений, опираясь на свое понимание истории структур и процессов, оказался настолько формальным и общим, что он, возможно, был приемлем и для тех, кто теоретически классифицировал этот опыт иначе, чем Конце. Но это оказалось скорее плюсом, чем минусом, ибо в то время требовалось заниматься не реконструкцией человеческих действий, опыта и идей, а анализом структурных изменений, которые прошлое заключало в себе и приводило в движение. Несомненно, это резко повысило теоретический потенциал исторической науки. В структурной истории наконец заявил о себе существовавший, в принципе, с конца XVIII – начала XIX в., но долгое время находившийся в тени феномен значительного влияния на историческую науку надындивидуальных коллективных явлений, в отличие от индивидуальных решений и действий, практики, событий и лиц (Schieder, 1968b, S.156ff; Mommsen, 1966, S.31).

3. In nuce (в зародыше (лат.) – Прим. пер.) в программе структурно-исторической школы 50-х годов было заложено многое из того, что в 60–70-е годы было разъяснено и апробировано в рамках «исторической социальной науки » (см.: Коска, 1985b, S.170–172). Это – акцент на структурах и процессах исторической эволюции ; требование дополнить преобладающее в традиционной исторической науке герменевтическое понимание смысла за счет обобщающе-типологизирующих аналитических приемов ; призыв к тесному сотрудничеству со смежными систематизирующими науками и интерес к их методам, теории и результатам ; претензия на познание общего экономического, социального, политического и культурного контекста. Правда, вскоре в исторической социальной науке начался процесс отхода от позиций Конце. Более того, более поздняя программа исторической социальной науки по основным положениям заметно отличалась от программы структурно -исторического направления 50-х годов. В ней гораздо определеннее выражалось стремление разъяснять применяемую теорию, акцентировалось внимание на социально-экономических и социально -структурных причинных факторах и их воздействие на политику и культуру. Ее понятийный аппарат использовался для преодоления современного противостояния государства и общества, но не в староевропейском духе (посредством, в конечном счете тщетного, «преодоления разъединяющего мышления»). Признавая существование разграничения между обществом и государством, представители этого подхода сосредоточили внимание на изучении взаимодействия между этими разграниченными сферами. Кроме того, более поздняя программа исторической социальной науки и прямо, и косвенно ориентировалась на практические общественно -политические цели, такие как эмансипация, просвещение, критика традиций и власти.

Можно резюмировать, что структурная история подразумевает научно -исторический подход, который можно применить ко всем сферам исторической деятельности, то есть как к социальной сфере, так и к политической, как к экономическому развитию, так и к миру идей и культуры 7. В итоге на переднем плане оказываются «отношения » и «обстоятельства », надындивидуальные тенденции и процессы и, в меньшей степени, – отдельные события и лица. Взгляд структурной истории обращен, скорее, на условия, свободу действий и возможности человеческого опыта и поступков в исторической ретроспективе, чем на сам индивидуальный опыт, мотивы, решения и действия. Социальные историки пристально изучают, скорее, коллективные феномены, чем индивидуальные. Они делают предметом исследования те сферы реальности, которые следует раскрывать преимущественно посредством описания и объяснения, а не герменевтического понимания смысла. При таком подходе в фокусе оказываются прежде всего относительно долговременные, «крепкие », с трудом поддающиеся изменению феномены, медленно эволюционирующие слои действительности, а не те, которые быстро преобразуются и слабо сопротивляются воздействующим на них импульсам. Наконец, этот подход часто нацелен (как у Конце ) на охват широких связей, на исторический процесс в целом, в его синхронном, а подчас и диахронном измерении.

 

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.