Заговорщики, или Краткий курс истории компартии США

Александр Мишулович

Опубликовано в журнале: Континент 2007, 132

Александр МИШУЛОВИЧ — родился в 1937 г. в Харькове. Окончил Харьковский политехнический институт и аспирантуру НИИ Цемента (Москва). Печатался под псевдонимом М. Александер в «Новом русском слове» и журнале «Вестник», а также под собственным именем — в специализированных технических изданиях. С 1978 г. живет в США.

Возможность подчинить народ тоталитарному режиму определяется способностью Вождя собрать вокруг себя людей, готовых добровольно подчиниться тоталитарной дисциплине, которую они намерены навязать всему народу.

Фридрих фон Хайек¹

…Вечером 10 октября **** года двенадцать членов ЦК собрались в петербургской квартире большевички Галины Флаксерман. Вождь явился на заседание в костюме лютеранского пастора, гладко выбритым, в парике. Лишь за неделю до этого он вернулся из Финляндии, где прятался от угрозы ареста. Его «доклад о текущем моменте» был посвящен одному: призыву к немедленному восстанию.

Не правда ли, звучит, как начало политического «триллера»? Мы ведь с детства слышали о заговорах: кадетов и эсеров, Бухарина с Зиновьевым, доктора Вовси из Кремлевской больницы. Мы читали роман «Заговор равнодушных», смотрели фильм «Заговор обреченных» и засыпали над пудовым томом «Заговорщики» Н. Шпанова, бывшего начальника Ленинград-ского ГПУ.

Только на этот раз все взаправду. Мы уже не узнаем, что говорилось на том заседании. Не только в издании 1927 года, но и в папках секретного архива ЦК протокол был тщательно подчищен². Можно только догадываться, что поначалу большинство, — не только Каменев и Зиновьев, — были против этой авантюры. Но Ленин не отступал ни на шаг. Что это было? Железная логика, фанатическая страсть, заразительный азарт игрока? Как бы то ни было, но к трем часам утра этот человек, книжник и схоласт, проведший пятнадцать из последних семнадцати лет за границей, сумел убедить ЦК, и десятью голосами против двух было решено: готовить вооруженное восстание.

Что было дальше — знают все. Созданный за день до этого Военно-революционный комитет Петроградского Совета, по сути независимый конспиративный орган во главе с Троцким, взялся за подготовку. Вооруженные отряды начали занимать ключевые позиции: телеграф, телефон, мосты. Министры Временного правительства заседали в Зимнем дворце. После холостого выстрела «Авроры» правительство капитулировало³.

По подсчетам Троцкого в «Уроках Октября», из двух миллионов населения столицы, 150 миллионов — всей страны, в петроградском восстании участвовало всего двадцать пять — тридцать тысяч человек⁴. Потери повстанцев составили шесть человек, из них двое убитых «дружеским» огнем. (Заметим, что в чисто символическом эпизоде Французской революции — взятии Бастилии — было убито 83 человека из числа атакующих)⁵.

Это был грандиозный триумф конспирации. Официальный миф о Великой Октябрьской социалистической революции возникнет еще не скоро. А вплоть до 30-х годов даже в официальной советской истории этот заговор назывался октябрьским переворотом.

* * *

Легкий успех петроградских заговорщиков вскружил головы тем, кому не терпелось повторить его в других странах. В феврале 1919 года верный ленинский оруженосец Зиновьев берется за дело. По радио (!) передается приглашение всем единомышленникам собраться в Москве на международный коммунистический съезд. Большая часть из 52 делегатов уже жили в Москве — «представители» Украины (Скрыпник), Финляндии (Куусинен), Белоруссии, Армении, Латвии, немцев Поволжья, неопределенных «народов Востока». Из сочувствующих военнопленных прямо на месте были сформированы австрийская и венгерская компартии. В результате образовался Коммунистический Интернационал, или Коминтерн (акронимы начинали входить в моду). «Победа коммунизма в Европе неизбежна, — вещал Зиновьев, назначенный его председателем. — Через год вся Европа будет коммунистической. Революция началась!»⁶

Не все идет, как задумано. В Берлине в январе 1919 года вооруженный и воинствующе левый «Союз Спартака» при прямом участии Зиновьева и Радека поднимает мятеж — против кого? Против германского Учредительного собрания и германских Советов Рабочих и Солдат. Роза Люксембург всеми силами пытается предотвратить бессмысленный и безнадежный мятеж. Руководство спартаковцев — Карл Либкнехт, Роза Люксембург, Вильгельм Пик — арестовано. Либкнехт и Люксембург расстреляны; Пик выходит на свободу⁷.

Кровавым провалом заканчивается попытка переворота в Венгрии. Красная- Армия наголову разбита под Варшавой, — напрасно Юлиан Мархлевский уже готовил в Москве «галицийский ударный корпус» и формировал будущее- правительство Советской Польши. Но революционный пыл не гаснет. Троцкий, проносясь в своем бронепоезде с одного фронта на другой, строит планы- вторжения в Индию через Афганистан. Это должно вызвать революционный- взрыв в Азии, а потом и во всем мире. «Путь к Парижу и Лондону, — пишет он в 1919 году, — идет через Пенджаб и Бенгалию». А в декабре 1920 года ЦК среди прочих текущих задач решает «создать советскую партию в Турции».-

В 1919 году Ленин пишет Сталину (почему-то без знаков препинания):

«Положение в Коминтерне превосходное Зиновьев Бухарин а также и я думаем что следовало бы поощрить революцию в Италии мое личное мнение что для этого надо советизировать Венгрию а может быть также Чехию и Румынию надо обдумать внимательно сообщите ваше подробное заключение немецкие коммунисты думают что Германия способна выставить тридцать тысяч войска из люмпенов против нас

Ленин»⁸.

Естественно, мировой пожар по дешевке не раздуешь. Ленин как убежденный материалист знал цену деньгам. Архивы Коминтерна сохранили ведомости выплат, адресованных зарубежным товарищам. Деньги выплачивались в немецких марках, шведских кронах, британских фунтах, а чаще всего — драгоценностями, собранными под революционным лозунгом «грабь награбленное». Шли они в Венгрию, Италию, Англию, Югославию, Швецию, Польшу. И с июля 1919 года по январь 1920-го — 2 миллиона 700 тысяч рублей драгоценностями — в Америку, товарищам Котлярову, Хавкину, Андерсону и Джону Риду⁹.

К этому времени в САСШ (Северо-Американских Соединенных Штатах. — Ред.), как писали тогда, были уже две подпольные коммунистические партии: Коммунистическая партия Америки и Коммунистическая рабочая пар-тия (ее-то и возглавил Джон Рид). В обеих партиях состояло больше 30 тысяч человек, но только около четырех тысяч говорили по-английски¹⁰. Как ни грустно, большинство членов были наши соотечественники, в основном евреи.

Вот один из основателей Коммунистической рабочей партии — доктор Джулиус Хэммер, уроженец Одессы, привезенный в Америку в годовалом возрасте. Похоже, что главным источником доходов доктора была не столько медицинская практика, сколько небольшая фармацевтическая фабрика, поставлявшая лекарства для его же аптеки. Вскоре после основания партии доктор попал в тюрьму по обвинению в смерти его пациентки в результате аборта. Впрочем, его сын Арманд много лет спустя все еще утверждал, что обвинение было ложным и что Джулиуса Хэммера преследовали за его коммунистические взгляды¹¹.

Как бы то ни было, молодому Арманду, студенту-медику, пришлось взять на себя отцовский бизнес. Дела пошли неожиданно хорошо после введения сухого закона. Оказалось, что жаждущие охотно покупали для внутреннего употребления настойку имбиря на спирту. Производство пришлось срочно расширять. Так возникла, а позже и расширилась, фирма под названием Объединенная Лекарственная и Химическая Компания. Фирма на 50% принадлежала Людвигу Мартенсу, который в это время был неофициальным представителем Кремля (потом его из Америки выдворили). А на часть заработанных миллионов молодой Арманд Хэммер и купил тот легендарный вагон медицинских припасов, который в 1923 году преподнес Советскому правительству. Дальнейшая его судьба — это уже достояние истории: встреча с Лениным, концессии на Урале, карандашная фабрика в Москве, вывоз за рубеж шедевров из коллекций Эрмитажа и, между прочим, банк в Эстонии, через который отмывались субсидии для западных коммунистов.

Но это было потом. Пока что Третий конгресс Коминтерна решил, что две американские партии надо объединить, и в 1921 году создается уже легальная единая Рабочая (Коммунистическая) партия США. Конечно, теоретически Коминтерн оставался добровольным союзом коммунистов всего мира, и Компартия США была таким же равноправным его членом, как РКП(б). Только как-то так получилось, что все команды шли из Кремля, а коминтерновские вожди без лишних споров передавали их для исполнения соответствующим партиям. И вот в Москве француз Андре Марти (интернационализм в действии!) утверждает поименно, кто будет сидеть в заокеанском Политбюро. И едут в СССР будущие американские генсеки Эрл Браудер (он же Моррис), Юджин Деннис (он же Фрэнсис Уолдрон, он же Тим Райэн) и их сотоварищи — едут учиться в свежеобразованной Международной Ленинской Школе в Подлипках.

Единую североамериканскую партию возглавил Чарлз Рутенберг. Он умер в 1927 году, был похоронен у Кремлевской стены, а в партии начались обыкновенные дрязги, не имеющие никакой идейной подоплеки. С согласия Москвы, после смерти Рутенберга партию возглавил Джэй Лавстоун, группировка которого среди прочих включала немногочисленных тогда коммунистов-интеллигентов. Ему противостояло меньшинство, возглавляемое Уильямом Фостером. Когда грызня между фракциями достигла полного накала, в дело вмешался Сталин. Он вызвал в Москву вожаков обеих фракций, отчитал и тех, и других и распорядился удалить из руководства Лавстоуна и его сторонников. Задним числом ему были приписаны бухаринские взгляды. Генсеком же был назначен Эрл Браудер, правая рука Фостера. Браудер был надежным человеком. Его младшая сестра Маргарет, она же Джин Монтгомери, обучалась в Москве в школе радистов и позднее работала нелегально в Европе. Его жена Айрин, урожденная Раиса Борисовна Лугановская, была «комиссаром с чрезвычайными полномочиями» в Харькове во время Гражданской войны. Выйдя замуж за Браудера, жившего тогда в Москве, она готовилась для работы в США в той же Ленинской Школе.

Ни компартия, ни ее члены не пытались создавать видимость даже минимальной самостоятельности. Официальное «Руководство по организации» провозглашало:

«Мы не ставим под вопрос теорию о необходимости насильственного свержения капитализма. Мы не ставим под вопрос правильность революционной теории классовой борьбы, установленной Марксом, Энгельсом, Лениным и Сталиным. Мы не ставим под вопрос контрреволюционную природу троцкизма. Мы не ставим под вопрос политическую правоту решений, резолюций и т. д. Исполкома Коминтерна, съезда партии или Центрального Комитета»¹².

Этот документ, по стилю больше похожий на молитву (вспомним сталинское «клянемся тебе, товарищ Ленин…»), составил Джозеф Питерс, он же Йозеф Петер, он же Алекс Стивенс, он же Гольдфарб, — один из вождей компартии. Питерс родился в Чопе в рабочей семье и до эмиграции в США в 1924 году носил законное имя Исидор Бурштейн. С начала 30-х годов, после учебы в Москве, он возглавил подпольный аппарат партии. Позднее Питерс был смещен, и на его место пришел Руди, он же Рэймонд, Бэйкер, он же Блум, Рудольф, Джон Тэйлор. Бэйкер тоже учился в Москве и даже умудрился получить там за что-то выговор по партийной линии. Но Питерс долго еще продолжал сотрудничать с советской разведкой. Еще в 1943 году генерал Ильичев, начальник ГРУ, деловито докладывал в Коминтерн Димитрову, что «одна из коммунистических групп, выбранная руководством компартии, работает в Вашингтоне. Возглавляет группу работник ЦК, извест-ный под именем Питер».

С самого начала, по образцу уже проверенной ленинской стратегии, Коминтерн требовал от братских партий: «Создать нелегальный организационный аппарат, который в решающий момент может помочь партии исполнить ее долг перед революцией»¹³. И после объединения партии ее подпольный механизм продолжал существовать. Правда, Москва инструктирует: Америка — свободная страна, здесь большего можно добиться легальными способами. В самом деле, в какой другой стране можно было открыто издать книгу Уильяма З. Фостера под названием «За Советскую Америку» с такими, например, заявлениями: «Коммунизм предлагает не захватить буржуазное парламентское государство, а победить его и уничтожить»?!

Но под легальной поверхностью была стандартная конспиративная кухня: подпольные клички, липовые паспорта, секретные ячейки, обучение шифрам.

Дмитрий Волкогонов писал о большевиках: «Нелегальный, заговорщицкий характер создаваемой партии предопределил в будущем взаимопроникновение… “общественной” организации со спецслужбами»¹⁴. То же самое может быть сказано и о коммунистах за рубежом. С начала 20-х годов Отделом международ-ных связей Коминтерна руководит Михаил Москвин (Моисей Трилиссер), он же начальник одного из управлений ОГПУ, ведавшего шпионажем. И исполком Коминтерна, и Лубянка с самого начала работают как подразделения одного и того же сверхведомства. Вскоре конспиративная деятельность КП США переходит под контроль резидентур ГРУ и ОГПУ (с 1934 г. НКВД).

* * *

Свободная Америка была удобной площадкой для запуска подрывных операций против менее доступных стран. В 1927 году в Калифорнии создается Обще-Тихоокеанский Секретариат Профсоюзов (PPTUS). Возглавляет его Xаррисон Джордж, он же Фишер. Американские коммунисты проходят школу партизанской войны в Китае, в их числе — Эрл Браудер. Другой член Секретариата, Виктор Бэррон, отправляется в Бразилию для организации в подготовке вооруженного подполья.

Главная же цель PPTUS — это Япония. Формируется японская секция компартии США во главе с товарищем Такеда (Цуномо Яно). Именно эта секция распространяет через коминтерновские каналы фальшивый меморандум, в котором якобы от имени премьера Танака провозглашаются цели расширения агрессии против Китая — тогдашнего союзника СССР.

Для подпольной работы на Дальнем Востоке вербуются японцы, живущие на тихоокеанском побережье. В их числе оказался член PPTUS Йотоку Мияги, эмигрировавший в США вскоре после Первой мировой войны. В 1933 году Мияги был послан в Японию для работы с Рихардом Зорге, только что перебазировавшимся из Шанхая. Организация Зорге много лет действовала успешно. Но в 1940 году японская полиция решила пристальнее взглянуть на живущих в стране бывших эмигрантов. Мияги был арестован и (вероятно, под пытками) выдал полиции Зорге. Умер он в тюрьме, после неудавшейся попытки самоубийства.

Впрочем, Япония оставалась для американских коммунистов чем-то вроде побочного бизнеса. Главные дела разворачивались дома, где, казалось, назревала революционная ситуация. Великая Депрессия с ее социальными дислокациями вызвала сомнения в жизнеспособности рыночной экономики даже в верхних слоях общества, вплоть до избранного в 1932 году президента Рузвельта. На это десятилетие приходится полоса наибольшего влияния компартии. К 1939 году в партии состояло 100 тысяч человек. Это уже была серьезная сила.

В 1934 году VIII съезд КП США принял платформу, где главной задачей было превращение США в рабоче-крестьянскую советскую республику. Платформа была «спущена» из Москвы, где ее сочиняли Л. Мингулин, начальник англо-американского секретариата Коминтерна, а также немецкий коммунист Герхард Эйслер и эстонский коммунист Меринг (Ричард Миринг).

Год спустя лозунг «Советской Америки» пришлось забросить. Развитие событий в Европе заставило Москву взять курс на «Народный фронт». КП США заявила: «Выбор стоит не между капитализмом или социализмом, а между прогрессом или реакцией, фашизмом или демократией». Новая политика партии требовала внедрения в массовые движения якобы беспартийных организаций, на самом деле контролируемых коммунистами.

Еще в 1929 году в Москве был образован Красный Профинтерн — легальное прикрытие для коммунистического проникновения в профсоюзы. И хотя организовать в Америке свои профсоюзы коммунистам не удалось, они способствовали образованию радикального Конгресса Промышленных Организаций (CIO), где сразу заняли ведущие позиции. В ходе профсоюзной работы коммунисты вышли в авангард забастовочного движения. Они даже впервые стали выступать против расизма, — платформа не очень популярная среди профсоюзного большинства, но зато обеспечивающая поддержку негритянских рабочих и левой интеллигенции. Росло влияние партии среди писателей, художников, деятелей театра и кино. Как стало известно уже гораздо позже, два демократических конгрессмена — Джонни Бернард (Миннесота) и Хью ДеЛэйси (Вирджиния) — были членами компартии, а республиканец Вито Маркантонио (Нью-Йорк) числился «попутчиком».

Все эти успехи не отвлекали партию от нелегальной деятельности. Еще в 1926 году по указанию Коминтерна она начала создавать систему «рабочих корреспондентов» для обыкновенного промышленного шпионажа. Под видом заметок для печати от рабочих требовалось писать о выпуске продукции, численности рабочих и т. д. Наиболее важная часть «корреспонденций» через подпольный партийный аппарат передавалась советской разведке.

* * *

Франклин Делано Рузвельт стал президентом в 1933 году и провозгласил свой «новый курс» (New Deal), стержнем которого было небывалое усиление роли правительства в управлении экономикой. Этот курс встретил активную поддержку в среде либеральной интеллигенции, которая не без влияния «сталинских пятилеток» склонялась в сторону плановой экономики. Только тридцать лет спустя серьезные исследователи стали обнаруживать трещины в броне рузвельтовского мифа¹⁵. А вначале новые правительственные агентства, выраставшие, как грибы, привлекли в Вашингтон молодых, прогрессивно настроенных выпускников лучших университетов. Несмотря на свои частые антисемитские высказывания, новый президент, как ни один из его предшественников, охотно назначал на правительственные посты евреев (по некоторым подсчетам, до 15%)¹⁶.

Из этой плеяды самую высокую должность занимал сын эмигрантов из Литвы, блестящий экономист Гарри Декстер Уайт. Оставив преподавание в Гарварде, он стал помощником секретаря казначейства и участвовал в формулировании важных аспектов экономической политики, — например (уже в 40‑е годы), в создании Международного Валютного Фонда и Всемирного Банка. В то же время Уайт был агентом, поставлявшим секретную информацию советской разведке. Но он был не только шпионом: благодаря своему положению он имел возможность влиять на политику правительства.

В 1941 году советское правительство больше опасалось Японии, чем гитлеровской Германии. Поэтому оно было заинтересовано в обострении отношений между Японией и США. Глава нелегальной резидентуры НКВД в США Исхак Ахмеров через своего заместителя Виталия Павлова передал Уайту соответствующие инструкции. Буквально под диктовку Павлова Уайт подготовил меморандум, составленный в намеренно резких тонах. Японцы ссоры с Америкой не хотели. Специальный представитель правительства Сабуро Курусу вел в это время переговоры в Вашингтоне, и компромисс, казалось, был уже достижим. Но у Рузвельта были другие, далеко идущие планы. Он позволил государственному секретарю Корделлу Халу направить Японии ультиматум¹⁷, в основу которого почти дословно лег документ Уайта. Как и следовало ожидать, ультиматум вызвал возмущение в Токио. Через неделю японцы атаковали Пёрл-Харбор.

Характерно, что Уайт формально не был членом компартии. В целях конспирации члены нелегального крыла партии исключались из партийных списков¹⁸. Та же политика применялась и к особо заслуженным коммунистам. Такая честь была оказана модному в 30-е годы, а ныне справедливо забытому драматургу Клиффорду Одетсу. Делалось это для того, чтобы сберечь наиболее ценные кадры в случае фашистского переворота в США (неизбежность такового была частью партийного символа веры)¹⁹. По той же причине на хранение в Коминтерн был отправлен и архив ЦК компартии. В 90-е годы этот архив был обнаружен в Уфе и стал важным источником для историков²⁰.

Уайт был наиболее видным, но далеко не единственным советским агентом в верхах администрации. Одну из нелегальных коммунистических ячеек в Вашингтоне возглавлял Гаролд Уэйр, сотрудник Департамента сельского хозяйства. В число его подпольных задач входила организация «революционного движения среди крестьян». Эта интересная идея была продиктована лично Сталиным. Но ячейка Уэйра, организованная под видом безобидного кружка по изучению марксизма, включала многих сотрудников и из других агентств.

Молодой юрист Алджер Хисс, член этой ячейки, после Департамента сельского хозяйства перешел на работу в комитет Конгресса, исследовавший оборонную промышленность. Именно в это время Коминтерн в одном из своих посланий американской компартии отмечал важность информации, полученной из этого комитета. Позднее он стал сотрудником Госдепартамента. Возможно, именно благодаря ему в архивах ЦК, отправленных в СССР, оказались копии документов Госдепартамента, в частности, переписка Рузвельта с послами Буллитом (Париж) и Доддом (Берлин).

Хисс сделал блестящую дипломатическую карьеру. В 1945 году он сопровождал Рузвельта на Ялтинскую конференцию. В том же году он фактически возглавил всю техническую работу по созданию Организации Объединенных Наций. Во время учредительной конференции в Сан-Франциско он уже исполнял обязанности генерального секретаря ООН. Одним из советников американской делегации бы не кто иной, как Гарри Декстер Уайт. Контакты с обоими «агентами влияния» осуществлял офицер НКВД Владимир Правдин («Сергей»), работавший под маской корреспондента ТАСС.

С самого начала шпионской деятельности Уайта и других, таких как он, подразумевалось, что они работают не за деньги, а из идейных соображений. Впрочем, когда тогдашний руководитель советской военной разведки в США Борис Быков счел нужным отблагодарить своих агентов за услуги, он поручил одному из своих связных купить и подарить четырем наиболее ценным агентам дорогие бухарские ковры. В числе получателей были и Уайт, и Хисс.

* * *

Во время сталинских чисток 30-х годов лихорадило и Коминтерн. В 1937 году генсек Георгий Димитров и секретарь Исполкома Мануильский жаловались на нехватку кадров, потому что органы НКВД разоблачили много врагов народа.

Чтобы не отставать от центра, компартия развернула свою собственную, вынужденно бескровную имитацию того, что происходило в Москве. Из партии были исключены тысячи подозреваемых в лавстоунизме. Чарлз Дирба (Лапин), глава Контрольной Комиссии, с гордостью докладывал Коминтерну, что компартия США извлекла правильные уроки из московских процессов и успешно искореняет троцкистов, лавстоунистов и их пособников. Начальник отдела кадров Коминтерна сообщал Димитрову, что тов. Бэйкер просит инструкций по организации борьбы против провокаторов и шпионов²¹.

Конечно, Бэйкеру было далеко до Ягоды и Ежова. Максимум, на что оказалась способной его организация, было похищение у Лавстоуна его политического архива. Вскоре представитель КП США в Коминтерне Пат Туи докладывал (несколько туманно), что «в руках Центрального Комитета оказался весь архив пресловутого Лавстоуна»²². Нечего и говорить, что вскоре все эти бумаги по каналам разведки были переданы в Коминтерн.

Но Москва требовала большего, — и компартия была готова услужить. В американских левых кругах все еще пользовался авторитетом изгнанный из СССР Троцкий. Бэйкер докладывал Центру, что ему удалось внедрить своих осведомителей в нью-йоркские троцкистские организации. Но это было только начало. Вскоре верхушка компартии оказалась втянутой в куда более зловещий заговор. Председатель ЦКК Джэйкоб Голос привлек к этой операции одного из редакторов «Дэйли Уоркер» Луиса Буденца, связанного в прошлом с троцкистской Коммунистической Лигой. Голос (Яков Райзен) родился в России, участвовал в большевистском подполье, бежал из ссылки в Америку и в 1919 году стал одним из основателей Американской компартии. С 1926 по 1930 год он был в Москве и вернулся в Штаты, чтобы стать одним из важнейших агентов ОГПУ.

Дальнейшие инструкции Буденц получал от доктора Григория Рабиновича, представителя советского Красного Креста и по совместительству агента НКВД по кличке Робертс. Буденц связался с некой Руби Уайл, состоявшей в секретной коммунистической организации. Она в свою очередь втянула в заговор ничего не подозревавшую Сильвию Агелофф, участ-ницу троцкистского движения. Отправившись с ней в Париж на троцкист-ский конгресс, Руби познакомила Сильвию с молодым красивым студентом из Бельгии по имени Жак Морнар. Последовал головокружительный роман. Сильвия провела с Жаком полгода в Париже, потом три месяца в Нью-Йорке, и в январе 1940 года влюбленные отправились в Мексику. Там Сильвия познакомила своего возлюбленного с самим Троцким, жившим в Мехико-Сити в тщательно укрепленной вилле.

Жак Морнар, он же Фрэнк Джэксон, по грубо подделанному канадскому паспорту, был на самом деле Рамоном Меркадером, сыном испанской коммунистки Каридад Меркадер. Во время гражданской войны в Испании она стала любовницей Леонида (Наума Исааковича) Эйтингона, одного из самых безжалостных операторов НКВД²³. Именно Эйтингону была поручена организация убийства Троцкого.

Что было дальше, хорошо известно. Меркадер явился в рабочий кабинет Троцкого, якобы чтобы показать ему свою статью, и смертельно ранил его ударом ледоруба. Эйтингон и мать Меркадера ждали убийцу в автомобиле неподалеку от виллы, но он был задержан двумя помощниками Троцкого. По приговору мексиканского суда Меркадер провел 20 лет в тюрьме. После освобождения он был отправлен в Москву и получил Золотую Звезду Героя Советского Союза и орден Ленина из рук Александра Шелепина, председателя КГБ. Умер он в 1978 году в Гаване, где служил советником у Фиделя Кастро.

* * *

Когда Америка вступила в войну и оказалась на одной стороне с Советским Союзом, компартия вдруг стала почти лояльной организацией. Забыта была антивоенная пропаганда времен советско-германского пакта, организация забастовок на оборонных заводах, таких как Аллис-Чалмерс в Милуоки. Рузвельт из поджигателя войны в одночасье превратился в патриотического лидера и друга Советского Союза. И через те же коминтерновские каналы (подпольная сеть, конечно, продолжала действовать) Эрл Браудер начал сообщать в Москву о своих политических успехах: Рузвельт обещал помочь арестованному аргентинскому коммунисту Витторио Падилья; Рузвельт информировал Браудера о предстоящем вторжении в Сицилию; Рузвельт хвалил коммунистов за патриотическую пропаганду в вооруженных силах.

Посредницей между Браудером и Рузвельтом была художница Джозефин Траслоу-Адамс, и все эти успехи родились в ее воспаленном мозгу. В свое время она стала восторженной почитательницей Рузвельта: тогда это было модно. Ей удалось познакомиться с Элеонорой Рузвельт и даже написать ее портрет. После этого художница долго бомбардировала Первую Леди письмами, но ни с ней, ни тем более с президентом больше не встречалась. Это не мешало Джозефин объявить, что у нее в руках были письма якобы от Рузвельта. Как «сочувствующая», она установила прочную связь с Браудером, который верил ей безоговорочно. Возможно, через каналы разведки ее «информация» доходила даже до Молотова и Сталина. Между прочим, в то же самое время художница предложила свои услуги и Федеральному Бюро Расследований (FBI), но там ее забраковали как психически неустойчивую. А потом и сам Браудер лишился своего поста, и письма от президента, конечно же, оказались липовыми. В 1956 году Джозефин Траслоу-Адамс впервые попала в психиатрическую клинику и до конца жизни почти постоянно была на лечении.

Созданное по образу и подобию московской партократии, руководство компартии действовало согласно тем же законам и привычкам. Элиа Казан, видный режиссер театра и кино, в начале своей карьеры, как и многие другие нью-йоркские левые художники, примкнул к компартии. Вскоре в молодежный театр, которым он руководил, прибыл с поручением от партии «товарищ из Детройта». Судя по всему, до этого товарищ занимался организацией забастовок в автомобильной промышленности, и теперь на основе полученного опыта он принялся наставлять молодых актеров-коммунистов. В тот же вечер Казан, хлопнув дверью, ушел из театра и из партии²⁴.

Говард Фаст, оставивший партию в 1956 году, в своем памфлете «Голый бог» рассказал об идейных проработках, которые он как писатель получал от партийных чиновников. Так, впрочем, было и в других странах: Симона Синьоре с отвращением вспоминала о встречах с Луи Арагоном, бывшим поэтом-авангардистом, превратившимся в партийного чинушу²⁵.

Каков был вес компартии среди населения в целом? В какой-то степени об этом можно судить по результатам президентских выборов. В 1940 году, во время наибольшего влияния коммунистов, кандидат Эрл Браудер получил: в штате Нью-Йорк всего 35 тысяч голосов из общего числа 5,5 миллионов, в Калифорнии — 13,5 тысяч из 3,2 миллионов, в Пенсильвании — 4,5 тысячи из 4 миллионов, в Огайо — 5,2 тысячи из 3 миллионов. И это в главных индустриальных штатах. В некоторых же штатах на Юге число голосов не выходило за сотню²⁶. Дело в том, что коммунистическая организация с ее культурой секретности, нерассуждающей дисциплиной, рабским подчинением зарубежному диктату была глубоко чужда американской политической традиции. Когда некоторые лозунги коммунистов звучали в резонанс с общественным мнением, они могли добиваться временного сочувствия. Но долго оставаться в такой партии могла только горсточка фанатиков.

К концу 30-х годов даже в среде коммунистов многие не могли уже закрывать глаза на разгул репрессий в Советском Союзе. Потом были пакт о ненападении между СССР и Германией и немедленный поворот партийной политики по отношению к нацизму. Бегство из партии стало массовой эпидемией: уходили тысячами, и это касалось уже не только рядовых коммунистов.

* * *

Уиттэкер Чамберс был видным журналистом и литературным критиком. Он вступил в компартию еще в 1925 году, будучи студентом Колумбийского университета в Нью-Йорке. В 1932 году, когда Чамберс успешно редактировал левый литературный журнал «New Masses», руководство партии неожиданно решило перебросить его на нелегальную работу. После некоторых колебаний Чамберс согласился. Вскоре выяснилось, что работа эта заключалась в передаче секретной информации, собранной членами партии, офицеру советской военной разведки Александру Улановскому. В последующие годы он находился в тесном контакте с коммунистической агентурой, в том числе с «марксистским кружком» Уэйра в Вашингтоне. Через его руки проходила вся информация, передаваемая Гарри Декстером Уайтом и Алджером Хиссом.

Но такая двойная жизнь не могла продолжаться вечно. Один за другим в мясорубке чисток исчезали люди, которым Чамберс как правоверный коммунист привык доверять. Особенно тяжелой оказалась потеря близких друзей — Арнольда Икала и его жены. Икал был латвийским коммунистом, засланным в Америку для организации подделки документов. Супруги были отозваны в Москву и исчезли бесследно. Как стало известно потом, жена Икала была осуждена за… незаконный въезд в СССР с фальшивым паспортом.

Советско-нацистский пакт о ненападении стал последней каплей. В сентябре 1939 года Чамберс явился к помощнику госсекретаря Адольфу Берлу и рассказал все, что он знал о советском шпионаже. Алджер Хисс фигурировал в его рассказе как одна из центральных фигур. Но когда Берл в подробном меморандуме доложил об этом разговоре Рузвельту, тот высмеял его. До поры до времени репутация Хисса осталась незапятнанной. Чамберс целиком ушел в литературную деятельность и несколько лет публично не выступал.

Следующий удар по конспиративной сети компартии нанесла Элизабет Бентли. В ноябре 1945 года она связалась с ФБР и рассказала о своей шпионской работе в пользу Советского Союза. Бентли тоже вступила в компартию еще студенткой, вскоре была завербована для нелегальной работы и стала «правой рукой», а заодно и любовницей, упомянутого выше Джейкоба Голоса.

В июне 1941 года Эрл Браудер (досрочно освобожденный из тюрьмы, где сидел за пользование поддельным паспортом) связал Голоса с группой государственных служащих в Вашингтоне, которые хотели «помочь Советскому Союзу». Возглавлял группу коммунист с 1922 года Натан Сильвермастер, занимавший последовательно ряд ответственных постов в правительственных департаментах. Это были агенты с доступом к самой ценной информации, завербованные ранее советским резидентом Ахмеровым. Так, одним из членов группы был Локлин Керри, административный помощник Президента. Сильвермастер также получал информацию непосредственно от Г. Д. Уайта. После смерти Голоса в 1943 году Бентли (подпольная кличка Умница) унаследовала руководство группой и связь с НКВД.

Информация, накапливавшаяся в руках ФБР и других агентств, в конце концов заставила более серьезно взглянуть на факты внедрения коммунистического подполья в правительственные организации. В июле 1948 года Комитет Палаты представителей по антиамериканской деятельности (HUAC) начал публичные слушания по этому вопросу. Уиттэкер Чамберс и Элизабет Бентли были в числе главных свидетелей. Конгрессменам пришлось полагаться только на устные показания Бентли. Зато Чамберс смог предъявить членам комитета не только документы, написанные рукой Хисса или напечатанные на его машинке, но и тайное хранилище, где Хисс прятал свои послания в выдолбленной тыкве.

Бентли и Чамберс назвали около 30 членов шпионской сети, действовавшей в Вашингтоне. Заседания комитета положили начало кампании по искоренению коммунистического влияния во всей стране. Как всегда в Америке, эта кампания не могла не встретить и оппозицию в определенных кругах. Делались (и делаются) многочисленные попытки представить коммунистов невинными жертвами охоты за ведьмами. Своеобразной иконой стал Алджер Хисс, в конце концов осужденный за лжесвидетельство. Попытки обелить его продолжались даже после его смерти в 1996 году. Но подтверждение обвинений, выдвинутых против него и многих других, пришло с другой стороны «невидимого фронта».

* * *

Вскоре после начала войны американские службы, наблюдавшие за эфиром, засекли незаконные радиопередачи из советских консульств в Нью-Йорке и Сан-Франциско. Когда эти передатчики были конфискованы, сети советской разведки в США пришлось полагаться на коммерческие телеграфные компании. Шифрованные и кодированные послания, проходившие через военную цензуру, оказались в руках контрразведки.

В 1943 году армейская служба разведки (Signal Intelligence Service) начала расследование этих посланий. Операция, получившая кодовое название «Венона», большей частью была закончена к 1952 году, хотя работа продолжалась еще почти 30 лет.

Результаты операции «Венона» были рассекречены только в 1995–1997 гг. Только тогда стал понятен размах разведывательной деятельности, проводившейся в Америке ее союзником в войне. Что еще более важно, американская общественность узнала наконец, что подавляющее большинство американцев, шпионивших в пользу Советского Союза, были членами коммунистической партии. Хотя многие факты были давно уже известны Федеральному Бюро Расследований и Комитету палаты представителей, в либеральных кругах компартия все еще считалась всего лишь лояльной оппозицией, стремящейся к прогрессивным реформам. «Венона» доказала, что коммунисты были лояльны только по отношению к Москве.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: