ОПРИЧНЫЙ ПОХОД НА СЕВЕРНУЮ РУСЬ 4 глава

Вот история одного из них — Михаила Андреевича Безнина. Наверное, это самый яркий из «волкодавов».

Он был в близком родстве с другим большим человеком опричнины — Романом Васильевичем Алферьевым. Оба они в московской системе определения знатности далеко стояли от аристократических уровней. Но всё же это люди далеко не простые. Худородными они считались лишь в сравнении с теми же Басмановыми, Трубецкими, Темкиными. Они относились к старинной тверской «родословной» фамилии Нащокиных. Это семейство к середине XVI века невероятно расплодилось и утратило влияние, но все-таки не скатилось до уровня простых городовых дворян, хотя думных чинов при Иване IV до опричнины Нащокины не достигали.

Михаил Андреевич — фигура крупная, примечательная, о нем много писали в прошлом столетии. Он представляет собой пример опричника, прорвавшегося на высокую ступень власти и оправдавшего свой «скачок наверх» и честной службой, и основательной книжностью. Этот человек отличался бешеным честолюбием, но вместе с тем и значительными способностями к государственным делам, невероятной энергией, неустанной трудоспособностью, сочетавшимися с неистовым желанием пробиться наверх.

При его уровне знатности, учитывая даже принадлежность к старинному роду, возможностей осуществить честолюбивые мечтания просто не существовало. Требовался какой-то исключительный случай. Или новая иерархия, с большей вертикальной мобильностью.

Полоцкий поход зимы 1562/63 года дал первое.

Опричнина — второе.

В доопричных разрядах Михаил Андреевич малозаметен. В 1559 году мы видим его в головах на береговой службе, затем в той же должности он ходил с Ф. И. Мстиславским на Алыст и на Феллин в Ливонии[31].

Безнин проявил решительный характер во время переговоров с осажденным в Полоцке гарнизоном (февраль 1563 года) и тем, по всей видимости, угодил царю. После взятия города он был отправлен к архиепископу Пимену в Новгород с почетной миссией гонца, несущего весть о победе. Михаилу Андреевичу дали это поручение вопреки его очень скромному служебному положению: он числился на протяжении Полоцкого похода в дозорщиках, затем в есаулах[32].

А несколько месяцев спустя он уже участвует в переговорах с литовцами!

О полоцком эпизоде известно из официальной государственной летописи. На этом эпизоде стоит остановиться подробнее, поскольку он связан с иной линией в биографии Михаила Андреевича.

М. А. Безнин, помимо того, что делал карьеру военачальника и дипломата, был выдающимся литератором. Он в разное время стал автором самостоятельного летописного сочинения, воеводских «отписок»8 и монастырских «приговоров»9, сделанных в особом, художественно-публицистическом стиле. Он же составлял опись книжного собрания Иосифо-Волоколамского монастыря (1591), а также, вероятно заготовку для повести о взятии Полоцка, попавшую впоследствии в Лебедевскую летопись. Возможно, он также вместе с А. Ф. Адашевым принимал участие в работе над официальной летописью[33].

Пространное сообщение об осаде Полоцка известно по Лебедевской и Александро-Невской летописям, по Записной книге Полоцкого похода 1562—563 годов, а также другим памятникам разрядного типа.

Среди историков существует полемика по поводу того, кто был автором повествования о «Полоцком взятии». Ведь это весьма крупное и заметное произведение литературы — целая воинская повесть, куда вставлены официальные документы и послания. Тот, кто создал ее основу, — талантливый литератор середины XVI столетия.

Историк В. И. Буганов, исследуя разрядные памятники, без особых оснований приписал авторство Д. И. или И. С. Черемисиновым. Но тут концы с концами не сходятся. Ю. В. Анхимюк убедительно показал, что летописная повесть о «Полоцком взятии» первична по отношению к текстам частных разрядных памятников, на которые ссылается В. И. Буганов[34]. Иначе говоря, летописный текст — более ранний, он ближе к оригиналу, чем тот, что попал в разряды.

К этому остается добавить следующее: при том внимании Ивана IV, которое он уделял официальному царскому летописанию, в тексте летописной повести вряд ли могли быть искажены события, происходившие у царя перед глазами и при его активном участии. Искажения в разрядных документах, особенно в частных разрядных книгах[35], представляются более вероятными. Между тем Иван IV вел через доверенных лиц переговоры с полоцким гарнизоном. Никакие детали переговорного процесса не могли ускользнуть от царского пристального взгляда… Русского монарха представляли на «съездах» с литовцами в разное время Иван Черемисинов, Василий Разладин и Михаил Безнин. Дела польско-литовского гарнизона, защищавшего город, начали складываться скверно, как только русские привели в действие «тяжелый наряд» — осадную артиллерию, несколько опоздавшую к началу осады. Полоцкие укрепления оказались слишком слабыми, чтобы остановить совокупную мощь ее огневого удара. Переговоры давали осажденным передышку. По ходу переговоров 7 февраля 1563 года у русской стороны создалось впечатление, что представители полоцкого гарнизона Василий Трибун и Лукаш Халабурда специально медлят, затягивают процесс.

Далее в частных разрядных памятниках можно найти следующий текст: «И в те поря по государеву приказу приехал от дворовых воевод Михайла Безнин и учал говорити от воевод Ивану Черемисинову: “Прытко будет с полоцкими людьми дело, и они бы делали ранее, а не будет дела, и они бы розъехалися и государевым делом промышляли, а государевой рати про што без дела томитца”. И Иван Черемисинов Михайлу Безнину говорил: “Вы де молотцы молодые, смышляете битися, и ты поедь прочь, а дай нам с Лукашем поговорити о крестьянской крови, штоб кровь крестьянская не пролилась, про што пролитися крови крестьянской, нечто бы дело зделалось без крови”»[36]. Таким образом, создается впечатление, что мудрый Черемисинов одернул не в меру горячего Безнина, к тому же унизив его званием «молодца молодого» по сравнению с собой, старшим.

Странная коллизия! Ведь, как уже говорилось, в том походе Безнин получил полное одобрение царя. В виде особой милости его даже отправили гонцом с известиями о падении Полоцка. Учитывая этот факт, возвеличивание Черемисинова, к тому же идущее за счет унижения Безнина, действовавшего по воле командования и самого царя, выглядит неестественно.

В летописном варианте всё иначе. Длинная ремарка Черемисинова полностью отсутствует, а значит, именно Безнин выставлен в выгодном свете: он явился, чтобы поторопить не слишком ретивого коллегу и произвести на литовских дипломатов впечатление своей решительностью[37]. Роль переговорщиков выделена столь отчетливо и характер их действий передан столь подробно, что это заставляет предполагать в одном из них автора записки, превратившейся затем в летописную повесть. С этой точки зрения гораздо более вероятным автором является Михаил Безнин, а не кто-то из рода Черемисиновых.

Но Черемисиновы, составляя или редактируя какой-то частный разрядный памятник, могли вписать туда несколько фраз от имени своего родича, Ивана Черемисинова. Почему бы не исправить негативное впечатление от его деятельности? Частный разряд — частное дело. Он к государственным документам не имеет никакого касательства. Его правят так, как потребуется хозяевам.

Наконец, последний аргумент в пользу авторства Безнина. Михаил Андреевич, как уже говорилось, — человек «книжный». В будущем он станет книгохранителем Иосифо-Волоцкой обители. Историки замечали у него особый литературный стиль и «писательский темперамент» — даже в тех случаях, когда он составлял деловые документы. Такого человека логично поставить на роль автора текстовой заготовки для царской летописи о полоцких событиях.

И Безнин, и его родственник Алферьев неоднократно назначались на воеводские должности в опричнине. Особенно Михаил Андреевич. Карьеру, как будет показано ниже, они делали и по военной, и по административной, и по дипломатической части. Так вот, вмешавшись в ход переговоров под стенами Полоцка, Михаил Андреевич, надо полагать, вытащил из пруда золотую рыбку. Иван IV, возглавлявший войско, оценил его слова. Оценил из-за отважного стремления «пить смертную чашу» с неприятелем — как тогда говорили. И впоследствии сделал Безнина одним из крупнейших деятелей опричнины.

Ворвавшись с несколькими фразами в поворотный момент военной истории России, великий честолюбец положил основание своей карьеры. На протяжении всей Ливонской войны у Московской державы не было ни одного столь же крупного успеха, как взятие Полоцка. Иван IV не без оснований видел в этой победе личный триумф: он присутствовал в войсках и лично руководил операцией от начала и до конца.

Безнин, как видно, чувствовал особое значение происходящего. И он сделал рискованный ход: ведь его могли засмеять, пристыдить, а то и наказать. Но Михаил Андреевич не прогадал. Государь видел его. Государь одобрил его. Государь запомнил его, а потом приблизил к себе…

Безнин служил в опричнине с года ее основания. И в первом же походе опричного корпуса (под Волхов, осенью 1565 года) он числится вторым воеводой опричной рати, шедшей из Белева; затем он появляется под Калугой осенью 1567 года — вторым воеводой передового полка[38]. Явный взлет карьеры! В 1569 году он поднимается еще выше: его назначают вторым воеводой в большом полку на Туле «после отходу опришнинских больших воевод». Через два года Михаил Андреевич отстраивает городские укрепления Москвы после великого пожара, разожженного крымцами Девлет-Гирея. А в 7080-м (скорее всего, с весны 1572 года) он уже стоит первым воеводой в Нарве-Ругодиве, что для человека его социального уровня — за пределами мечтаний[39].

У государя он, что называется, «в приближении». Знаком царской милости стало пребывание Михаила Андреевича на двух свадьбах высших людей царства. В 1573 году русский ставленник в Ливонии Магнус берет в жены девицу из рода удельных князей Старицких — государевой родни. А в 1580 году сам Иван IV женится на Марии Нагой. И там, и там Безнин — желанный гость. Он присутствует на торжествах «без чинов», в окружении людей на два порядка более знатных.

Стоит напомнить, кем он был без опричнины, кем он был до опричнины: воинский голова, есаул. Иначе сказать, фигура малозаметная. А тут — такое возвышение!

Это очень деятельный, энергичный человек. Не боится службы, готов закатать рукава, когда надо, а если потребуется — выйти в поход против любого неприятеля. Для него страшнее остаться на задворках службы. Побывав на высотах власти, вновь оказаться никем, лишиться доступа к великим делам правления…

Люди бесталанные выпрашивали у царя хотя бы разовое почетное назначение на воеводский пост, чтобы повысить тем самым статус рода — ведь имя назначенного навсегда останется в разрядных книгах, и потомки смогут на что-то претендовать, поминая предка-воеводу! В отличие от подобного «живого балласта» Безнин был настоящим прирожденным полководцем. В армии он ценился высоко. Его ставили на воеводские посты много раз. Причем ставили на ответственных направлениях, против сильного врага, прежде всего татар. Его должности пахнут битвами, порохом, кровью. Это не человек свиты. Это серьезный военачальник.

После отмены опричнины его положение в армии изменяется к худшему. В январе 1573 года царь посылает его на штурм «пролома» в стене Пайды вместе с другими именитыми опричниками, а затем оставляет в небольшом завоеванном городе вторым воеводой[40]. Вскоре его переводят в ту же Нарву, где он недавно был первым воеводой, на роль… четвертого (!) воеводы.

Но уже в августе 1573 года Михаил Андреевич вернется в Пайду в чине первого воеводы[41]. Царь до крайности недоволен ходом дел на Ливонском фронте: большая русская армия потерпела жестокое поражение под Коловерью, какую-то оплошку допустили и прежние воеводы в той же Пайде: Василий Ошанин и Василий Пивов. Им на смену является Безнин с отрядом стрельцов и конными сотнями дворян. Царь направляет ему строгое повеление: «Идти ис Пайды под Колывань воевать колыванские места». Вскоре Михаил Андреевич шлет ему с гонцами «сеунч»: «По государеву указу под Колыванью был и колыванские места воевал и многих немецких людей побил, и языки поймал»[42]. Таким образом, Безнин отомстил за поражение под Коловерью и перехватил инициативу на театре военных действий. Иван IV богато наградил гонцов.

А Михаила Андреевича назначили вторым воеводой передового полка в русской армии, концентрировавшейся для защиты Нарвы и Раковора[43]. За боевые действия против немцев у Раковора зимой 1573/74 года Безнин, среди прочих военачальников, был награжден «четью золотого»[44]. Несколько месяцев спустя он опять отправляется в поход — на этот раз как первый и единственный воевода передового полка в армии, которая атаковала пригороды Таллина (Колывани). Итог: русское войско разорило местность под Таллином и сожгло городские посады[45]. Три года спустя тот же неугомонный Безнин, теперь воевода в Кореле, совершает удачный поход на шведов[46].

Как военачальник он предпочитает решительные действия, атакует, когда только возможно, и нередко добивается успеха.

Для того чтобы определить, каков статус того или иного монаршего выдвиженца в последние годы царствования, следует внимательно изучить разряд большого летнего похода на Ливонию 1577 года. Это очень подробный разряд, а за ним следует не менее подробное описание боевых действий. Иван IV, видимо, считал эту наступательную операцию большим стратегическим успехом. Ему действительно удалось поставить под контроль очень значительную территорию, хотя на ней не было первостепенных городов и крепостей. К тому же очень быстро большая ее часть была потеряна. Но в данном случае важнее другое: походный разряд содержит имена всех сколько-нибудь значительных персон, состоящих в ближнем круге царя Ивана Васильевича. Ясен статус каждого.

М. А. Безнина перебросили в армию, концентрировавшуюся для удара по Ливонии, вскоре после того, как он нанес удар шведам. Летом 1577 года Михаил Андреевич числится есаулом в государевом полку, отвечает за сторожевую службу[47]. По понятиям того времени — невелика честь. Должность почти незаметная. Что ж, разве не ходил тогда Безнин в монарших фаворитах?

Ходил, очень даже ходил. Отдельная разрядная запись сообщает об особой службе М. А. Безнина, исполненной тем же летом по царскому указу. Перед началом большого похода из Пскова, где формировалось боевое ядро армии, вышел пятитысячный корпус. На две трети он состоял из служилых татар. Этот корпус совершил глубокий разведывательный рейд по территории противника. Подобная тактическая работа — как раз по Безнину. Михаил Андреевич — храбрец, задира, в какой-то степени — авантюрист. Ему милы стремительные, рискованные нападения на врага. Соответственно, его и назначают третьим воеводой передового полка, подчинив ему сотню конных дворян[48]. Когда основные силы русской армии вторглись в Ливонию, этой сотнею, после непростых переговоров, он занял город Невгин.

Из крупных служб Михаила Андреевича, последовавших за великим царским походом на Ливонию, выделяются боевые действия на том же фронте несколько лет спустя. Летом 1579 года Безнин ходил против «курляндских немцев» в составе небольшого трехполкового корпуса князя В. Д. Хилкова — как первый воевода передового полка. Для неприятеля этот удар оказался неожиданным и разорительным: «[Русская армия], перейдя тихонько реку Двину у Кокенгаузена, которым… московский царь овладел раньше, отбросив, благодаря неожиданности нападения, около 150 всадников курляндского герцога, находившихся в карауле по сю сторону Двины, и опустошив области Зельбургскую герцога Курляндского и Биржанскую Христофора Радзивила, поспешно вернулась за Двину»[49]. Корпус Хилкова действовал успешно, и воевод наградили золотыми монетами. Ясно видно, что на этот раз Безнин — второй человек во всем полевом соединении, после самого Хилкова. Ему, наряду с Хилковым, достается высшая награда —»золотой корабленый»[50]. Это английская монета «нобль» с изображением корабля. Она содержала около семи граммов золота и нередко использовалась в Московском государстве как аналог боевого ордена.

Осенью тот же корпус ходил на защиту Ругодива в Русской Ливонии.

В конце 1579-го или первой половине 1580 года Безнин оказался третьим воеводой в незначительном Зубцове[51]. Повышение это или опала? Не опала — определенно! Литовские войска действовали на землях Пол отчины и Смоленщины, угрожая атакой на царскую резиденцию в Старице. Зубцов прикрывал Старицу с запада. Соответственно, туда назначали тех, на чью твердость и отвагу надеялся сам государь. А лично для Безнина отправка в Зубцов обернулась очень большим везением. Михаила Андреевича удалили из корпуса Хилкова, доселе победоносного, незадолго до того, как полоса удач для корпуса закончилась. Князь Хилков, бывший командир Безнина, 21 сентября 1580 года потерпел тяжелое поражение от литовцев под Торопцом.

Чтобы заткнуть брешь, образовавшуюся в русском фронте, в октябре был срочно сформирован новый небольшой корпус. Его возглавил Фома Бутурлин, а вторым воеводой большого полка ему назначили Безнина. Силы Бутурлина наступали в общем направлении на Великие Луки, и в русских источниках с необыкновенной лаконичностью сказано, что «…с литовскими людьми сходу им не было»[52]. Очевидно, наступление развивалось нерешительно или же закончилось неудачно: Великие Луки пали за полмесяца до поражения под Торопцом, и там находились значительные силы польско-литовской армии; корпус Бутурлина вряд ли был в состоянии причинить им урон. По иностранным источникам известно, что после сдачи Великих Лук и крепости Заволочье небольшие русские отряды вели боевые действия под Вороночем и в районе Холма. Но в обоих случаях операции имели весьма ограниченный масштаб и завершились неудачно: противник захватил и Вороноч, и Холм. Возможно, Бутурлин «скорым изгоном» совершил набег на Великолуцкую волость со стороны Холма, но ни к чему доброму это не привело.

В добавление к тактическим неприятностям на Михаила Андреевича пали огорчения иного рода. Безнин, с точки зрения служилых аристократов, оказавшихся в том же полевом соединении на схожих постах, вознесся слишком высоко. По окончании боевых действий ему пришлось претерпеть две тяжкие местнические тяжбы.

Зато в феврале 1582 года успех опять сопутствовал и русскому воинству, и воеводе Безнину. Тогда главные силы нашей армии столкнулись со шведами на Новгородчине и разгромили их под Лялицами. Михаил Андреевич, второй воевода передового полка, оказался в числе главных творцов победы. Вот что сообщает об этом славном деле разрядная запись: «Божиею милостию и Пречистыя Богородицы молением немецких людей10 побили и языки многие поймал и; и было дело наперед Передовому полку — окольничему и воеводам князю Дмитрею Ивановичю Хварастинину да думному дворенину Михайлу Ондреевичу Безнину, — и пособил им Большой полк, а иные воеводы к бою не поспели»[53].

До конца царствования Ивана IV М. А. Безнин еще успел сходить вторым воеводой полка правой руки на взбунтовавшуюся «луговую черемису»11.

Легко увидеть: после отмены опричнины Михаил Андреевич сохранял положение воеводы до самой смерти Ивана IV. Он использовался как военачальник довольно часто, но самостоятельными соединениями ни разу не командовал. Безнина ценили как военачальника, но выше определенного уровня должностей ход ему был закрыт даже при самом покровительственном отношении со стороны государя.

Так воспринимал бы, наверное, судьбу Безнина его современник.

Но если всмотреться в его жизнь глазами далекого потомка, ею можно залюбоваться. У Михаила Андреевича, как сказали бы позднее, «биография

боевого генерала». Красивая биография. Он двигался по жизни от похода к походу, от сражения к сражению, от победы к победе… а не как Малюта Скуратов: от пытки к пытке, от казни к казни. Казалось бы, оба — незнатные дворяне, оба поднялись в опричные годы, оба полностью зависели от переменчивого благорасположения Ивана IV… Но какие разные судьбы!

Как администратор Безнин взошел на высокую ступень, получив в 1576 году чин думного дворянина. Его держали на высоких постах на протяжении многих лет. С точки зрения служилой знати, Михаил Андреевич свой карьерный потолок намного «перепрыгнул».

Чин следовал ему и на другом поприще. Михаил Андреевич становится видным дипломатом. По поручению царя он исполнял важную работу. Первые, еще весьма скромные роли на дипломатической службе он исполнял в 1563–1564 годах[54]. Но как специалист по внешнеполитическим делам Безнин по-настоящему развернулся лишь под занавес царствования. Так, весной 1582 года Михаил Андреевич встречал римского посла в Старице, а в 1583 году он встречал уже английских послов. В том же 1583-м вел переговоры о размене пленных с послами Речи Посполитой. Двумя годами позднее в составе «великого посольства» ездил для заключения перемирия с Речью Посполитой (это было уже после кончины Ивана Грозного).

При государе Федоре Ивановиче влияние Михаила Андреевича быстро падает, несмотря на то, что он был когда-то дядькой при юном царевиче, теперь взошедшем на престол[55]. В 1584 году Безнин одерживает победу в бою с татарами на реке Выси, участвует в «утишении» восставшего столичного посада и дворян, но военная карьера его не клеится. Да и дипломатическая также постепенно сходит на нет. Служилые аристократы теснят его и ему подобных, постепенно отбирая у них высокие посты.

В первые месяцы 1586 года он еще — призванный на дипломатическую службу человек, задействован в переговорах с послами крымского хана и польского короля, но уже скорее как статист, чем в роли активно действующего лица.

И — всё. Точка. Конец пребыванию худородного честолюбца у великих дел.

Летом Михаил Андреевич постригся в Иосифо-Волоколамской обители[56]. Карьера его закончилась. Но и в стенах обители он искал приложения своей неуемной энергии. Ему хотелось играть серьезную роль и там. Ему хотелось деятельности. Он чувствовал, что его рано списали со счетов! И никак не мог успокоиться.

В монастыре М. А. Безнин (старец Мисаил), во-первых, составил краткий летописец, где зафиксированы его заслуги перед отечеством: победа над татарами, успокоение восставших в 1584 году…

Во-вторых, он стал строителем — вторым лицом после настоятеля (выше келаря, выше казначея!) и попытался провести крупную хозяйственную реформу. Старец Мисаил ввел принудительное кредитование монастырских крестьян, увеличил оброки, которые с них взимались12. Похоже, именно эта реформа вызвала крестьянские волнения 1593–1594 годов. Впоследствии Безнин поссорился с прочими монастырскими властями. В его неуемном предпринимательстве увидели, вероятно, источник лишних для обители проблем.

В 1595 или 1596 году старец Мисаил вынужден был перейти в Троице-Сергиеву обитель. Дожил он до преклонных лет. По крайней мере в 1598 году он еще был жив, поскольку подписал тогда грамоту об избрании царя Бориса Федоровича — в качестве представителя Троице-Сергиевой обители. К тому времени бывший опричник достиг возраста шестидесяти пяти — семидесяти лет, не меньше[57].

Нескольких слов заслуживает еще один видный опричник и близкая родня Безнина, Роман Васильевич Алферьев. В 1570—580-х годах Алферьев стоял при дворе весьма высоко. Он следовал тем же маршрутом «волкодавов», что и Михаил Андреевич.

Роман Васильевич появился в разрядах под 1553 годом — как стрелецкий голова в боевой экспедиции на «Луговую сторону» и «Арские места» — области недавно завоеванной Казанской земли. В 1558 году, во время одного из второстепенных ливонских походов, его назначили на очень скромную службу пристава у «черкасских князей» при служилых татарах. Во время большого похода князя И. Ф. Мстиславского на Феллин (1560) Алферьев числился головой в большом полку — тоже невелика честь. После взятия Феллина Роман Васильевич остался там как один из воевод, командовавших русским гарнизоном. Это назначение — почетное, оно свидетельствует о том, что Алферьев отличился во время боевых действий. Два года спустя он назначается вторым воеводой в Невель. Оттуда, по царскому указу от 28 сентября 1562 года, Р. В. Алферьев командируется в состав огромной армии, предназначенной для взятия Полоцка; здесь он пребывает на должностях есаула и дозорщика. Поздней весной 1565 года он опять поставлен головой (а не воеводой) в большую армию, выступавшую к южным рубежам[58].

Таким образом, до опричнины Роман Васильевич пребывал на средних «офицерских» должностях, как сотни других дворян. Он не был особенно заметен. В опричнину Алферьев попал не сразу — в отличие от Безнина, оказавшегося там в первые же месяцы существования опричного боевого корпуса. Да и то на первых порах Роман Васильевич не поднимался выше привычной для него должности воинского головы.

Но в 1568 году он уже второй воевода передового полка в опричном корпусе под Вязьмой и Мценском. Под 7076 годом (видимо, весна 1568-го) Алферьев показан в разряде как третий воевода небольшого отряда опричников на одоевском направлении. Это уже заметное продвижение в чинах! Роман Васильевич — на подъеме.

Впрочем, хотя он и стоит выше, чем в доопричные времена, но всё еще играет довольно скромную роль в опричном воинстве.

Вскоре ему удается одержать крупную победу в местнической тяжбе, одолев князя Иосифа Гвоздева. К 1570 году статус Романа Васильевича в опричнине резко повышается. Р. В. Алферьева ставят командовать войском, занятым строительством города Толшебора «по Колыванской дороге»[59]. Выше этого в военной карьере он уже не поднимется[60].

Зато карьера дипломатическая удалась ему гораздо больше. Еще в опричные годы он возвысился до положения печатника13 и впоследствии играл одну из ведущих ролей во внешней политике России, будучи думным дворянином. При Федоре Ивановиче Алферьев растерял все свое влияние, испытал царскую опалу и потерпел тяжелые поражения в местнических тяжбах[61]. Это естественно: по родовитости он намного уступал аристократам Рюриковичам, Гедиминовичам и старинным московским боярским родам; до определенного момента монаршая милость выводила его к вершинам власти, никак не соответствующим степени его происхождения, затем появился другой государь и благоволение было отнято; тут старым врагам оставалось только вспомнить прежние счеты с Алферьевым. Умер он в Царицыне под занавес 1589-го или в 1590 году[62].

Вот биография еще одного опричника, шедшего по «пути волкодавов».

Игнатий Борисович Блудов — представитель «опричной гвардии» и фигура, задействованная в армейской иерархии опричнины гораздо больше, чем Алферьев и Безнин: его отправляют на воеводские должности постоянно. Блудов располагал колоссальным опытом военной работы — большим, чем у кого бы то ни было из «худородных выдвиженцев» опричнины. Или даже так: чуть ли не самым значительным по всему командному составу ранней опричнины.

Историк С. Б. Веселовский считал, что этот военачальник «…был, по-видимому, выдающимся человеком и рано обратил на себя внимание царя»[63]. Действительно, иначе как замечательными способностями полководца Игнатий Борисович не мог подняться над тем уровнем служебных назначений, какой диктовало его происхождение. По словам В. Б. Кобрина, «Блудовы принадлежали к верхнему слою провинциального дворянства. В Думе не бывали и в Государев родословец не попали, хотя и посылались в разные “именные посылки”. Так, Игнатий Борисович был настолько невысок в местническом счете, что стоял даже ниже весьма захудалого кн. Ал. И. Вяземского»[64].

До опричнины он уже бывал в воеводах — с 50-х годов XVI века: в марте 1555 года назван в разряде «почапским наместником», в 7067 (1558/59) году он годовал вторым воеводой во Мценске, а в 7068 (1559/60) году сидел воеводой в Карачеве[65]. Ему пришлось драться с крымцами в страшной битве на Судьбищах 1555 года, когда часть русской армии чудом отбилась от превосходящего неприятеля. Блудов тогда оказался в плену, но был выкуплен и опять встал в строй. В Полоцком походе 1562/63 года Игнатий Борисович должен был «за государем ездити»[66]. Возможно, тогда-то Иван IV и выделил эту фигуру как перспективную. А летом 1565-го, на пороге опричнины, незнатный дворянин назначен вторым воеводой полка левой руки в небольшой армии, развернутой под Калугой[67].

Это — заметное повышение.

Но происхождение провинциального дворянина не давало ему подняться на высшие ступени армейской иерархии; в местническом отношении он стоял слишком низко. Потолок Игнатия Борисовича в опричнине — назначение воеводой сторожевого полка под Тулой в 1569 году «после отходу опришнинских больших воевод»[68]. Это единственный случай, когда ему, опытнейшему командиру, доверили полк. В остальное время Блудова ставили главным образом вторым воеводой в полках. Очевидно, предполагалось, что человек со столь длинным шлейфом воеводских постов «подстрахует» менее опытных опричных командиров. На подобных должностях он четырежды ходил с опричным боевым корпусом к Калуге, стоял у Ржевы, отбивал Изборск в составе опричного отряда, приданного земской армии М. Я. Морозова, оставался «дежурным» воеводой в Слободе весной 1572 года[69].

Иными словами, Игнатия Борисовича охотно использовали как военачальника «второго ряда», но не спешили его возвышать, как возвысили того же Малюту Скуратова. Даже появление новой, опричной иерархии не позволило столь «неродословному «человеку — при всех его способностях! — совершить головокружительный карьерный прорыв…

Отмена опричнины дурно сказалась на карьере Игнатия Борисовича. Собственно, многие «худородные «опричники прошли тогда через понижение служебного статуса: воеводы становились головами, большие люди опускались до уровня дюжинных служильцев… Но И. Б. Блудов, благодаря незаурядному тактическому дарованию, в постопричные годы сумел, хоть и не сразу, восстановить прежнее свое положение воеводы. В сентябре 1576 года он получил пост воеводы в отряде, отправленном «по вестям» к Полоцку, а в 1580 году попал одним из воевод в Смоленск и участвовал там в разгроме большого литовского войска[70].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: