Сделай Сам Свою Работу на 5

V СТРОГАНОВЫ, ЕРМАК И МАНГАЗЕЯ





СОДЕРЖАНИЕ

 

I БЫЛ ЛИ ПЕРВОНАЧАЛЬНО РУССКИЙ СЕВЕР КРЕСТЬЯНСКИМ?

 

II НОВГОРОДСКАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ СЕВЕРА

 

III НИЗОВСКАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ СЕВЕРА

 

IV ИНОЗЕМЦЫ НА РУССКОМ СЕВЕРЕ В XVI-XVII ВВ

 

V СТРОГАНОВЫ, ЕРМАК И МАНГАЗЕЯ

 

Настоящая книжка составлена из статей, напечатанных мною ранее, - первая в "Архиве истории труда в России" (книга 2); последняя, пятая, в сборнике "Русское прошлое" (выпуск 3); остальные в изданных Комитетом Севера "Очерках по истории колонизации Севера" (вып. 1 и 2). В настоящем издании текст статей пересмотрен, исправлен и дополнен. Полагаю, что, объединенные единством темы, эти статьи могут послужить небесполезным пособием при первоначальном знакомстве с историей колонизации русского Севера. Забытый и глохший в последнее столетие императорского периода нашей истории, русский Север начал оживать лишь недавно; а в минувшие годы военных потрясений, в особенности с утратой всех, кроме Петрограда, Балтийских гаваней, когда выросло для России значение Северного побережья, русское Поморье вступило в новую эпоху своего развития, ибо приобрело особую важность в общем обороте государственного хозяйства и торга. Несомненно, что теперь, в зависимости от новых условий, в Поморье направится новый колонизационный поток. Знать при этом ход и судьбы прежней колонизации края, конечно, будет своевременной полезно.



Так как предлагаемые вниманию читателя статьи вторая, третья и четвертая писались для сборников комитета Севера согласованно со статьями А.И.Андреева и В.Г.Дружинина по вопросам г заселения Поморья, то необходимо указать, что знакомство с названными сборниками может дать существенные дополнения к находящемуся в настоящей книжке материалу.

Сентябрь, 1923

I
БЫЛ ЛИ ПЕРВОНАЧАЛЬНО РУССКИЙ СЕВЕР КРЕСТЬЯНСКИМ?

Недавно на одном из съездов, посвященных экономическим вопросам, в общем ходе прений солидным ученым было высказано мнение, что заселение севера Европейской России было последствием колонизации крестьянской, земледельческой, трудовой. Можно понять основание такого утверждения, но нельзя с ним согласиться. Русская колонизация "Поморья" (так назывались в совокупности берег Белого моря и долины рек, текущих в Белое море) была первоначально колонизацией боярской, промысловой, капиталистической. "Крестьянским" русский Север стал позднее вследствие некоторых социальных перемен, и те ученые, которые принимают демократический строй севернорусской жизни за первоначальную ее фазу, впадают в ошибку, довольно, впрочем, извинительную. Дело в том, что почти все сохранившиеся до наших дней исторические документы (акты и писцовые книги) северных областей действительно говорят о демократическом характере жизни и мелком крестьянском землевладении. Ряд крестьянских волостей, в которых "учинены судейки, человек с 10, выборные люди тех же волостей крестьяне, и судятся меж себя по царским грамотам и без грамот"; самостоятельные приходские общины с выборными попами; все права собственности на крестьянские участки, которые переходят свободно из рук в руки по купчим, закладным, духовным и другим "грамотам", засвидетельствованным у своих же выборных властей; земледелие и мелкий подсобный промысел, как основание хозяйственного быта, - вот обычная картина северной русской жизни XVI-XVII веков. Если над крестьянской волостью существует какая-либо вотчинная власть, то эта власть богатого монастыря (Соловецкого, Кириллова), или же московского вельможи. Она носит на себе черты феодального владения, не разрушает внутреннего устройства крестьянских миров с их самоуправлением и довольствуется обычно получением в свою пользу тех сборов, которые "черные" крестьяне (то есть государственные) дают непосредственно государству. Помещика - служилого человека, дворянина - нет на русском Севере XV-XVII веков, нет и обычного последствия поместной системы - крепостной зависимости крестьянина от мелкого землевладельца. Отсюда создается впечатление, что древний русский Север был крестьянским краем с примитивными формами общественности, выросшими в условиях первоначального колонизационного процесса.





Но этому периоду XVI-XVII веков предшествовали другие времена. С половины XV века на севере, в Поморье, водворилась власть московских государей, сменившая собою власть Господина Великого Новгорода. Московскому правительству пришлось на севере произвести ту же самую перемену, какую оно произвело в самом Новгороде, а именно, уничтожить власть и влияние новгородских "бояр". Когда бояре исчезли или, по московскому выражению, "извелися", Поморье стало таким, каким мы его видели выше. При боярах же новгородских оно было иным, имело другую социальную структуру, начало которой восходит к глубокой древности, пожалуй, к ХII-му веку. От этих древнейших времен не сохранилось почти никаких документов, ибо время и Москва их истребили. Одни лишь летописи говорят нам о ходе событий в Новгородском государстве, да остатки кое-каких памятников гражданского оборота сохранились в монастырях и случайных частных архивах. Необходимо было особое остроумие и особая точность критической наблюдательности, чтобы по намекам сохранившейся новгородской старины построить правильное понятие об основных особенностях жизни и строя новгородского общества и связанного с Новгородом Поморья. Только тогда, когда мы поймем, на чем строилась хозяйственная жизнь Великого Новгорода, мы уразумеем, кем, как и для чего колонизовалось из Новгорода интересующее нас Поморье в древнейшие времена его исторического существования.

Господин Великий Новгород обладал громадной территорией от Сумского посада на Белом море до водораздела Западной Двины и Ильменских рек. Лишь немногие места в его южных волостях были доступны для успешного земледельческого труда. Вообще же земля Новгородская была "неродима", и население ковыряло землю без верной надежды на урожай, лишь потому, что не рассчитывало на сколько-нибудь правильный подвоз зерна. Не только тогда, когда низовские (в Поволжье) князья, враждуя, закрывали свои границы для Новгорода, но и в обычное, мирное время новгородцы могли остаться без хлеба по ряду случайных причин. Подсобные промыслы (главным образом рыболовство) кормили, но не создавали достатка, а пушной зверь, дававший когда-то доходный товар, был уже повыбит и ушел на север и восток. В таких условиях новгородцу, чтобы жить и обеспеченно и хорошо, надо было торговать. Путем долгого житейского процесса сложился торговый оборот Новгородского государства. Руководили этим оборотом главнейшие города страны - сам Великий Новгород, затем Псков и Старая Руса. Их рынки обратились в главные средоточия товаров, русских и "заморских". В стенах этих городов сбилось густое население, так как в них стеклось все то, что играло руководящую экономическую роль в стране. На иностранцев, видавших Новгород и Псков в пору их хозяйственного расцвета, оба эти города производили впечатление очень больших городов, равных коим немного было в Европе. Можно сказать, что в пустынной, слабо заселенной стране Новгородской эти два или три города (если считать Старую Русу) убили все другие поселки городского типа и стянули к себе все нити экономической жизни своего государства, а вместе с ними и административно-политическое руководство всем новгородским обществом. В то время, как Новгород и Псков имели каждый около 6.000 и 7.000 дворов, а Старая Руса около 1.600 дворов, прочие городские поселки не достигали даже и 300 дворов и имели значение не рынков, а крепостей, направленных на "немцев" и "Литву". Таким образом, в новгородском обществе произошла чрезвычайная централизация общественных сил, и "Господин Великий Новгород" был на самом деле "господином" над своей громадной, но пустынной страной, как позднее Псков, получив независимость от Новгорода в XIV веке, стал таким же "господином" над своей областью и своими пригородами. Оба эти городские центра властно распоряжались судьбой своих волостей и пригородов по старому порядку: "на чем старейшие положат, на том и пригороды станут". Вече новгородское было верховным распорядителем и законодателем для всего государства. Оно слагалось не из отдельных лиц и не представляло собой беспорядочной тысячной толпы. Его состав определялся теми внутренними организациями, из которых сложился город: "концами", "улицами", "сотнями". Эти организации становились на вече со своими выборными властями во главе и представляли, каждая в себе, один взгляд, одну волю, один голос. Полное их согласие, когда все они "сходили на одну мысль", становилась волей Новгорода; а разногласие вело к междоусобию. Части города, "концы" и "улицы", шли друг против друга с оружием в руках и искали выхода из разногласия в открытом столкновении. Так мирное единение или же борьба составных частей города-господина создавала в результате политику всего государства. А в этих составных частях города, в "концах", "улицах" и "сотнях", вожаками и руководителями были новгородские "бояре" и "житьи люди" - знать, разбогатевшая на новгородском "торгу" и овладевшая постепенно правом на важнейшие государственные должности. Чем дальше шло время, тем сильнее становилось влияние этой знати. В политике она стала правящим классом - настоящей олигархией, в руках которой сосредоточилась вся власть. В экономической жизни эта знать стала госпожею рынка и обладательницею земельных богатств. На рынке "бояре" и "житьи люди" являлись капиталистами, у которых кредитовались купцы, и которые поставляли на рынок главные виды товаров. В области аграрных отношений "бояре" и "житьи" были крупнейшими землевладельцами, за которыми была масса "боярщинок", - хуторов и деревень. Как справедливо заметил А.Е. Пресняков*, крупное землевладение отнюдь не означало еще крупного хозяйства, напротив, характерной чертой средневекового крупного землевладения было его соединение с мелким хозяйством. В "боярщинках" новгородских сидели на малых пашенных участках или на мелком промысле зависимые от своих господ арендаторы или их прямые боярские "холопы", рабы. Целые сотни их зависели от одного и того же боярина, "позоровали к нему", говоря старым языком. Через них боярин давил на население волостей так же, как через своих приказчиков и должников на "торгу" новгородском давил он на самый торг. К исходу новгородской самостоятельной жизни (в XV веке) новгородское боярство стало громадной силой, от которой зависело в Новгороде решительно все: и закон, и политика, и торг, и промысел.

______________________

* "Архив истории труда в России", книга первая, стр. 35.

______________________

В полном своем развитии новгородский торговый оборот имел такой вид. Новгород стягивал на свой рынок товары из-за рубежей, потому что в собственной его стране их не было. Ему необходим был хлеб из Руси - из Поволжья и Поднепровья; чтобы получить его, надобно было в обмен дать Руси "заморский" товар, который привозили готландские и ганзейские купцы на свои "готский" и "немецкий" дворы в Новгороде. Это были сукна, вина, пряности, драгоценные металлы. За них надо было дать "готам" и "немцам" морские и северные товары: ворвань, моржовую кость, меха, соль, а также воск. Все эти предметы можно было добывать только в Поморье, в северных лесах и на берегах Белого моря. Выходило так, что Новгород был торговым посредником, "маклаком" между "заморьем" (Средней Европой) и Русью. Сам он ничего не производил, а только передавал товары с севера на запад, с запада на восток и отчасти на юг, откуда для самого себя получал зерно. Основанием этого кругового торга служила северная промысловая добыча, а целью - обеспечение Новгорода "продуктами питания". Организаторы этого кругового торга, бояре, должны были устремлять свою деловую энергию и капиталы прежде всего на северную добычу, ибо она их богатила, давая возможность торгового обмена с "заморием". Вот почему боярство новгородское так дорожило Поморьем. Оно обратило его в новгородскую колонию и в договорах с князьями всегда оговаривало, что северные волости - "се, княже, волости Новогородския". Эксплуатацию этих пространств оно почитало как бы своим правом. На далекий и суровый север оно наладило пути, по которым туда шли новгородские колонизаторы, а оттуда тянулись в Новгород товары. Захватить в сферу обычного управления, сделать север государственной территорией у новгородцев не хватало сил и средств: громадные пространства земли, слабо населенные инородцами, не вполне даже были ведомы русским людям. Они оседали там местами, образуя как бы русские оазисы среди пустынных лесов и в устьях "морских" рек. Когда новгородская колонизация встречалась на севере с попытками колонизации с юга, со стороны низовских (Поволжских) князей, новгородцам приходилось размежевываться с соперниками и признавать их право на пользование известными путями и промыслами. Так, московские князья в XIV веке пользовались путем по Северной Двине на р.Мезень и далее на север, куда их сокольники ходили добывать "поткы" (то есть птиц ловчих), и новгородцы им не мешали в этом их промысле. Но когда Москва пробовала укрепиться в низовьях Сев.Двины, издавна занятых новгородцами, Новгород оказывал ей до второй половины XV века упорное и удачное сопротивление. Он считал "Двину" своей колонией и наказывал всякие попытки местного населения отложиться от метрополии: когда "двинские бояре" стали было "позоровать к Москве", Новгород вооруженной силой изгнал с Двины московских чиновников и жестоко покарал двинских вожаков. В Новгороде, словом, крепка была мысль, что Поморье должно тянуть к нему и должно служить его интересам, хотя оно лежало и за пределами Новгородского государства. Отдаленность от Новгорода удобных и богатых промысловых мест на севере и трудности путей, туда шедших, были причиной, почему бедному переселенцу очень трудно было в одиночку идти в Поморье. Он застревал на пути, задержанный широкими порожистыми реками, каменными "сельгами" и топкими болотами Обонежья. На далекий морской берег (Терский, Поморский, Летний, Зимний, как его называли на разных его участках) могли проникнуть только хорошо снаряженные и снабженные партии колонистов, имевшие целью основать новый промысел или приобрести новое становище для морского лова. Такого рода партии и формировались в крупных боярских хозяйствах. Новгородский капиталист, боярин или "житой человек", желавший вновь завести или увеличить свои промысловые заимки на севере, собирал у себя своих холопов, "дворчан" или "дворян" (то есть дворовых людей), и посылал их на север. Они шли в "ушкуях" (лодках) или на конях и добирались до морского берега. Выйдя к морю, они шли морем вдоль берегов, ища удобных мест для становищ. Найдя устье реки, впадающей в море, они входили в реку до первых ее порогов. Привлекали их и удобные бухты, в которых можно было основаться для ловли рыбы и боя моржей: Все удобные места, не занятые ранее, занимались ими на имя их господина и становились боярской вотчиной. Так возникали промысловые боярские поселки с русским населением. Распространяясь от первых становищ по берегу или в глубь страны, поселенцы покоряли себе инородцев - "корельских детей" или "лопь дикую", или же (восточнее) "самоядь", "примучивая" их к промыслу своего господина. Понемногу целые округа подпадали вотчинной власти того или иного боярина. Семья бояр Борецких в XV веке владела, например, значительным сплошным пространством вдоль Летнего (южного) берега Белого моря. Первые русские поселения, усевшиеся где-либо на морском берегу или на рыбной реке, становились опорными пунктами для дальнейшей колонизации. От них ползли во все стороны деревни "орамой" земли, соляные варницы с одним-двумя цренами, семужные "заколы". Под кровом знатного и сильного владельца не только его холопы, но и независимые от него мелкие русские люди, проникшие по следам боярина на север, усаживались на удобных для хозяйственной деятельности местах. А затем и монастырские иноки оказывались в ряду колонизаторов. Они или по своей воле уходили из обителей на север, в дикую глушь, искать созерцательного уединения, или же призывались светскими владельцами угодий, завещавшими и дарившими монастырям, на помин их грешных душ, села, земли и промыслы. К XV веку все побережье Белого моря было уже унизано русским населением, зависимым от бояр и отчасти монастырей. Они явились здесь властными представителями крупного землевладения с той же его особенностью, как и в самой Новгородской земле: крупное землевладение и здесь не означало крупного хозяйства. Как морские промыслы, так и все другие виды промышленной и вообще хозяйственной деятельности на севере не слагались в крупные и сложные организации, а представляли собой группу разбросанных на больших расстояниях мелких предприятий, принадлежащих одному крупному капиталисту. Он управлял ими издали, из Великого Новгорода, и был заинтересован только в том, чтобы из его отдаленной крепостной вотчины в срок и в достаточном количестве шел товар на новгородский "торг". В этом, главным образом, и заключался для него смысл его заимок в далеком краю.

Итак, первоначальные русские поселки в Поморье вышли из Новгорода. Они носили промышленный характер. Их назначением была поставка местных продуктов промысла и охоты на новгородский рынок. Их инициаторами были хозяева этого рынка, новгородские бояре-капиталисты. Промысловые заимки новгородцев становились базой для дальнейшей русской колонизации в Поморье. Когда, в XV веке, Москва завоевала Поморье, она "извела" новгородских бояр и освободила от их власти население их "боярщин". Она обратила "дворчан" и холопей боярских и "примученных" ими инородцев в "сирот великого государя московского", то есть в крестьян, сидевших на земле государевой, а в своем посельи. Предоставленная этим "сиротам" возможность самоуправления повела к тому, что прежние боярщины обратились в крестьянские волости с крепкой внутренней организацией. Эти волости были составлены сплошь из мелких земледельческих и промысловых хозяйств и, постепенно размножаясь, распространялись в виде таких же мелких "починков", крестьянских заимок. В этом московском периоде своей жизни Поморье приняло вид крестьянского мира с примитивными формами хозяйства и общественности.

Отжитая эпоха капиталистической эксплуатации края была забыта и не дает себя чувствовать наблюдателю Поморья, видящему его позднейшую форму и не знающему древнейшей.

II
НОВГОРОДСКАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ СЕВЕРА

Первоначальное заселение русского Севера славянским племенем пошло из Великого Новгорода. Историческая наука не располагает точными данными о том, когда и как началось это заселение. Но общее знакомство с историей хозяйственной жизни Новгорода позволяет, как мы говорили выше, восстановить обстановку, в какой совершалось освоение новгородцами громадных пространств по берегам "Студеного" моря и впадающих в него рек. В пору окончательного образования Новгородского государства, в XIII веке, когда сложились основы политической самостоятельности Новгорода, территория "Господина Великого Новгорода" уже не удовлетворяла всем потребностям его населения. Земля Новгородская давала скудные урожаи, а часто и вовсе их не давала, если морозом побивало жито. Новгородцам необходимо было пахать только потому, что они не могли рассчитывать на правильный подвоз хлеба с русского юга и востока. Если бы такой подвоз был обеспечен, силы новгородцев целиком были бы направлены на иные виды труда. Но пока восточные и южные князья имели возможность "засечь пути" к Новгороду и "не пустить в город ни воза", до тех пор новгородцам приходилось держаться за соху и "страдать" на пашне при самых неблагоприятных климатических и почвенных условиях. Тем не менее, земледелие для новгородцев было все-таки только подспорьем, а главные их усилия были направлены на иную добычу. "Природных богатств в такой стране (говорит А.И. Никитский, лучший знаток Новгородской истории) нужно ожидать не от почвы, а от массы лесов и вод, покрывающих ее в полном изобилии"*. Действительно, лесные и рыбные промыслы были развиты сравнительно сильно и давали новгородцам не только кров, пищу и одежду, но и дорогие товары, питавшие новгородские рынки и поднявшие новгородскую торговлю до значительного напряжения. Только эти товары новгородцам приходилось добывать не в коренных своих областях. Там, в пределах Новгородских пятин, составлявших государственную землю В.Новгорода, богатства вод и лесов оскудели, по-видимому, довольно рано, и все рассказы новгородцев о сказочном обилии их страны относились уже не к пятинам, а к окраинным новгородским "землям", освоенным новгородской колонизацией вне их государства. Это на Северной Двине, на берегах Белого моря, на далекой Печоре и в Приуральской Югре, водились в изобилии редчайшие звери, птицы и рыбы и даже из туч будто бы падали новорожденные векши и "оленци-мали" и, подросши, расходились по земле**. Таких чудес новгородцы дома у себя не видали уже в XII и XIII веках; напротив, терпя нужду на своей "неродимой" земле, они уже тогда тянулись за богатством на далекий север и северо-восток. В этой тяге на север, суровый и холодный, но обильный и суливший счастливую добычу, нашла своей исход энергия новгородцев, утесненных столь же суровыми условиями быта на их родине. С великими усилиями проложили они несколько путей на Северную Дгину и Белое море. Выходя р.Свирью на оз. Онего, они шли по озеру на север вдоль обоих берегов, западного и восточного: у них был налажен "судовой ход Онегом озером на обе стороны по погостам", и в прибрежных погостах расположено шесть рынков - "рядков". С восточного берега озера новгородцы двигались далее на восток и северо-восток, пользуясь, главным образом, речками и озерами, так как "тележных дорог" не было и ехать было возможно только "с нужею: зашли мхи и озера и перевозы через озера многие". Один путь на восток, на р.Онегу, шел от озера рекой Водлой (Водла, ее приток р.Черева, оз. Волошево или Волоцкое, р.Поча, Кенозеро и р.Кена). Этим путем выходили на р.Онегу пониже Каргополя и по Онеге направлялись к морю, или же от пристани Маркомус переходили на верховья р.Емцы и по ней добирались до Сев. Двины. Другой путь на восток направлялся от нижнего течения р.Вытегры к оз. Лаче какими-то не совсем для нас ясными волоками и выходил к г.Каргополю, откуда открывались уже торные пути на Северную Двину и к морю. От северной оконечности Онежского озера, от нынешнего Повенца, через Маткозеро, шли пути в Заонежские погосты на реки Выг, Суму и Нюхчу прямо к берегам Онежской губы. Наконец, от старинного Новгородского городка Корелы (Кексгольм) был путь в"Лопские погосты", в "дикую лопь", то есть в северо-западный угол Олонецкой губернии, а оттуда на Корельский берег Белого моря. Так разными путями Новгородцы добрались до заветных мест Белого моря, где надеялись найти желанную добычу - рыбу, морского зверя, соль и меха.

______________________

* А.И. Никитский. История экономического быта В.Новгорода. М. 1893, стр. 5
** Красивый рассказ древней летописи под 1114 годом о маленьких оленях, падающих из облаков на землю, очень напоминает лопарское предание, записанное в одном из шведских рассказов Стига Стигсона, о том, что "олень не сын Земли; он сын солнца, он принадлежит самому богу; это могут подтвердить старики: они знают, что первое оленье стадо спустилось с облаков".

______________________

Почин и руководство в колонизационном движении Новгорода на север, как было сказано, принадлежали верхним слоям новгородского общества - боярству и житьим людям. Новгород для своего торга ничего, или почти ничего, не добывал и не производил на собственной почве. Он был только торговым посредником между своими соседями, извлекая для себя пользу из самого посредничества. Если представить дело в простейшем его виде, то можно сказать, что новгородцы добытый ими на севере, в Поморье, товар предлагали "заморским" немцам, а товар, полученный в обмен, от немцев, отправляли на русский юг и юго-восток и за него получали с юга и с юго-востока воск и хлеб. Самый Новгород при этом играл роль главнейшего рыночного пункта, на котором сходились товары поморские, немецкие и русские и на котором совершались все важнейшие сделки. Доставка товаров с далекого севера, да и самая добыча их на севере, требовали больших средств и твердой организации. Обороты с иноземными покупателями, хорошо организованными в свою очередь, нуждались в точном определении взаимных отношений между новгородским и немецким купечеством. Мелкому промышленнику и торговцу было бы не по силам вести в одиночку добычу, доставку и продажу малых партий товара в условиях того времени, когда приходилось вооруженной рукой удерживать за собой место промысла и пути сообщения на инородческом севере, когда были надобны громадные усилия для возки товаров по болотистым волокам и порожистым рекам, когда на самом новгородском рынке русский купец встречал ловких и хитрых контрагентов, покупателей и продавцов, "немцев", крепко хранивших свой интерес и соединенных тесной взаимной связью. В таких условиях только экономически сильные и политически влиятельные люди могли предпринимать поездки из Новгорода на север, в Поморье, и могли основывать там промышленные поселки. Скупой на подробности Новгородский летописец и древнейшие Соловецкие и Двинские грамоты дают немногие, но очень вразумительные указания на первых новгородских насельников Поморья и Подвинья.

Это все "именитые" новгородские люди - посадники, бояре и прочая новгородская знать. Об этих людях В.О.Ключевский в своем очерке "Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае" говорит, "что около половины XV века многие имели тамотчины, у некоторых были уже отчины и дедины". Стало быть, в XV столетии там сидело уже третье поколение новгородских заимщиков. Иные являлись за добычей в виде простых насильников. Так, в 1342 г. новгородский боярин Лука Валфромеев, "не послушав Новграда", собрал дружину, "скопив с собою холопов сбоев (удальцев) и поеха за волок на Двину и постави городок Орлец" (ныне Орлицы, верстах в 30 от Холомогор). Оттуда, из своего городка, начал он войну по Двине и взял было "все погосты на щит". Но местные люди встали на насильника, и он погиб от их рук. Об этом узнали новгородцы, и началась из-за Луки смута в самом Новгороде, где нашлись сторонники и почитатели убитого боярина. Приключения Луки имели в своей основе грубое желание завладеть уже заселенным краем в личную собственность смелого предпринимателя с целью торгово-промышленного использования местных богатств. Грубое насилие вызвало отпор и повело к смуте. Иначе обходилось дело в тех случаях, когда энергия новгородцев направлялась на дикие, никем не занятые пространства, еще ожидавшие людского труда. Боярские "холопы сбои", мирно снаряженные своим господином - боярином, выходили на морской берег по одному из указанных выше путей и в своих ладьях ("ушкуях") шли вдоль берега, заходя в попутные бухты и устья морских рек. Везде, где можно было устроить становище, они занимали места на имя своего боярина и немедля устраивали промысел. Так возникали соляные варницы, рыболовческие поселки, ловчие станы, а за ними появились и "страдомые деревни" или "орамые земли" - в тех местах, где возможно бывало занятие земледелием. По общим свойствам края, и промысел и пашня могли возникнуть не везде, а только там, где природа давала к тому счастливое сочетание необходимых условий. Поэтому промышленные и земледельческие поселки "сидели в розни", отделялись друг от друга дикими пространствами болот и леса. "Большая часть Новгородских вотчин в Поморье (говорит В.О.Ключевский), даже у мелких собственников, не представляла сколько-нибудь округленных земельных владений, сосредоточенных в одной местности, а состояла из многих раздробленных, мелких участков, рассеянных по прибрежным островам, по морскому берегу и порекам морским, как выражаются грамоты, часто на огромном расстоянии друг от друга"*.

______________________

* В.О.Ключевский. Опыты и исследования, стр. 6.

______________________

При неизбежной в таком порядке заимок чересполосице выходило, однако, так, что сильные бояре-колонисты, заняв для себя десятки мест в одной какой-либо области Поморья, закрепляли за собой всю эту область, втягивая своих мелких соседей в круг своего влияния. Так, знаменитые Борецкие, овладев промысловыми и пашенными угодьями на Летнем и Поморском берегах Белого моря, оказались господами в этих областях. Коща же падение самостоятельности Новгорода сломило силу этого боярского рода, его вотчины и дедины перешли постепенно в обладание Соловецкого монастыря, и монастырь стал главным землевладельцем и хозяином на южном и западном берегах Белого моря.

За первыми насельниками Поморья, новгородскими боярами, по проторенным ими путям, шли на север и более "обычные люди" - простые промышленники и пахари из мирских людей и не менее простые поселенцы из числа иночествующей братии. Этот мелкий люд селился в Поморье среди бывших там искони туземцев - лопи и корел, и по-видимому, не враждовал с ними за землю, которой хватало всем. Иноки и миряне одинаково легко осваивали занятые места в полную собственность, иногда лишь вступая в пререкания за эту собственность со своими земляками - боярскими людьми. Так, основатели Соловецкого монастыря выдержали борьбу с "боярскими рабами", которые приплывали к их острову и гнали иноков прочь, говоря, что "остров по отечеству наследие наших бояр". Иноки отсиделись на занятом месте и потом закрепили его за собой формально, получив на свой архипелаг жалованную грамоту Господина Великого Новгорода.

В таких чертах рисуется первоначальное заселение ближайших к Новгороду областей Поморья и Двинской земли. Главный мотив колонизационного движения - поиски товаров для новгородского рынка; вожаки движения - новгородские бояре, распорядители новгородского рынка; господствующий вид русского поселка на севере - промышленная заимка, стан охотников или рыболовов; преобладающий тип поселенцев - боярские люди, "холопи-сбои", работающие на своих господ-бояр. Им принадлежало первенство в освоении Поморья. За ними уже шли другие поселенцы - монах и крестьянин, садившиеся на малые участки и работавшие на себя, совсем в одиночку или же малыми "дружинами" в 2-3 "друга", в 10-12 "другое". Из этих-то дружин и слагалось мало-помалу, веками, то свободное население Поморья, которое в последующее время образовало в крае демократическую основу русского населения - крестьянского в "погостах" или "волостях" и иноческого в монастырях. Свое привычное земское устройство русские насельники прививали и туземцам, когда крестили "дикую лопь" или "корельских детей" в православную веру. Корел и лопарь, принимая христианство, вместе с новой верой и русским именем принимали весь облик русского человека, "крестьянина", складывались в погосты вокруг церкви или часовни и начинали жить русским обычаем в такой мере, что по старым грамотам нет возможности отличить коренного новгородца от инородца-новокрещена. Чем южнее и теплее места и хлебороднее почва, тем сильнее и заметнее в Поморье этот мелкий демократический, "крестьянский" элемент населения и тем меньше развит элемент боярского, капиталистического, если можно так выразиться, освоения края. Если боярский захват особенно характерен для областей по южному и западному побережью Белого моря, то на р.Онеге и Северной Двине уже в глубокой древности заметны более демократические организации - волости и погосты с населением из местных "двинских бояр" и простых землевладельцев. Особенно на С.Двине и ее левых притоках был силен крестьянский "мир'' и было относительно слабо воздействие новгородской знати. Здесь в конце XIV века произошло даже явное отложение от Новгорода: бояре двинские и все двиняне "задалися" за Московского великого князя, а от Новгорода "отнялися", причем двинские вожаки "воеводы Иван и Конон с своими друга волости Новгородские и бояр новгородских поделиша себе на части". Новгородцам надобно было силой возвращать себе отпавшую область: они послали на Двину рать, числом в 3.000 человек. Эта рать одолела московскую "засаду" (гарнизон) в городке Орлеце и заставила двинян сдаться. Воеводы Иван и Конон "с други" были схвачены и казнены, а прочие вожаки, "кто водил Двинскую землю на зло", были закованы и потом в Новгороде замучены или же заточены по монастырям. На двинян наложена тяжелая контрибуция (2.000 рублей и 3.000 коней, по коню на каждого новгородского воина); а городок Орлец "разгребоша" (то есть срыли)*. Двинская земля еще на 75 лет осталась во власти Великого Новгорода, но потом окончательно перешла к Москве. Строптивость двинян по отношению к новгородской власти объясняется тем, что область их (называемая то Двиной, то Заволочьем) была ареной не только Новгородской, но и "Низовской" (или Московской) колонизации. Через волоки, отделявшие Волжские притоки от Сухона и Ваги, шло на север население с Поволожья, и сами Низовские князья с Волжских верховий принимали участие в эксплуатации северных богатств, заключая с Новгородом особые на этот предмет соглашения. Они, например, посылали через Двинскую землю, на реки Пинегу, Кулой, Мезень и Печору "ватаги" своих сокольников за ловчими птицами и при этом особыми грамотами обеспечивали сокольникам свободу передвижения через Двинскую землю, "како пойдут с моря с потками" ("пътъка" - птица). На основании княжеских грамот XIV века можно даже заключить, что на севере у Низовских князей были не одни только случайные ловища: местное население было повинно им "по пошлине" кормами и подводами "с погостов" для поездок княжеских ловцов; а в некоторых местах (на Терском берегу и в погосте Кегрольской волок на р.Пинеге) сидели княжеские приказчики, и новгородцы обязывались в те места не ходить и не вступаться. Таким образом, путем договоров с Новгородом князьям весьма рано удалось приобрести некоторые права на самый удаленный новгородской окраине на Зимнем и Терском берегах Студеного моря. Пользование этими правами делало князей хозяевами занятых их ловцами мест и порождало в них интерес и вообще к делам на севере. Колонизация Поморья становилась мало-помалу их собственным делом и будила в них мысль о полном освоении далекой Новгородской окраины, или, точнее, тех путей, которые вели на морские княжеские промыслы.

______________________

* Новгородская первая летопись под 6905 (1397) годом.

______________________

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.