БИОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОМЕЖУТОЧНАЯ ИГРА 9 глава

В таких обстоятельствах мы не думали о помощи в ле­чении больных детей и о бесплатном школьном питании. Единственно возможными финансовыми расходами были средства на мебель и оборудование. Это могло объяснить, почему мы сами изготавливали мебель, а не просто при­обретали школьные парты. Но без таких великолепных ус­ловий было бы невозможно изолировать чисто психоло­гические факторы и доказать их влияние на изменение в детях. Этот дом ребенка был не школой, а неким измерительным аппаратом, который начал свою работу с нуля. Вместо парт, стола учителя и других принятых для школ вещей была изготовлена мебель, похожая на домашнюю, которую я уже опробовала, работая в Институте для сла­боумных детей, и никто не мог предположить, что ее мож­но было использовать для обычных учебных целей.

Не стоит думать, что первый дом ребенка выглядел та­ким же хорошо обустроенным, как те, что появляются те­перь. Главными предметами мебели были: устойчивый стол учителя (но не в виде кафедры) и высокий массив­ный шкаф для всевозможных вещей. Его солидные двери были закрыты, и ключ находился на сохранении у учите­ля. Столы для детей изготавливались солидными и проч­ными, для длительного использования и были такими длинными, что за ними могло усаживаться по трое детей. Мы поставили их как парты - в ряды. Единственным нов­шеством были маленькие столики и креслица—по одному для каждого ребенка. У нас не было даже цветов, которые позже стали обязательной частью наших школ, потому что в нашем саду были только деревца и газоны. Итак, в шко­ле не было ничего, что говорило бы о начале важного экс­перимента. Все, что здесь предпринималось, было попыт­кой систематического воспитания чувств и изучения раз­личных реакций здоровых и слабоумных детей. Но прежде всего мне казалось интересным обнаружение возможных параллелей между реакциями здоровых малышей и стар­ших слабоумных детей.

Я ничем не ограничивала и не обязывала учительницу. Я только давала указания по использованию разработан­ных мной дидактических материалов, чтобы она могла их правильно ввести. Это оказалось для нее простым и инте­ресным, и во всем остальном оставалось достаточно мес­та ее инициативе.

Вскоре я стала использовать и изготовленные учитель­ницей вещи: это были кресты из позолоченной бумаги, слу­жившие, по ее намерению, для наград отличившихся. И я часто видела детей с этими безобидными дополнениями на груди. Учительнице пришла мысль ввести военное при­ветствие, хотя нашим самым старшим воспитанникам было по пять лет. Ей это приносило удовлетворение, а я находила это странным и бесполезным.

Так началась наша мирная, уединенная жизнь.

Долгое время на нас никто не обращал внимания. Я уже смогла подвести некоторые итоги нашим важнейшим ре­зультатам за определенный период, хотя речь всегда шла о мелочах, достойных детских историй, начинающихся словами: «Однажды...» Ничего, что называют обычно ве­ликолепным, праздничным. И мое руководство было в не­которой мере столь простым и даже по-детски непосред­ственным, что никто не оценивал его с научной точки зре­ния. Но тем не менее полное перечисление этих мелочей составило один полный том наблюдений или, лучше ска­зать, психологических открытий.

Глава 19

ПОВТОР УПРАЖНЕНИЯ

Первое явление, которое привлекло мое внимание, показала мне девочка около трех лет, занятая тем, что вставляла деревянные цилиндры в соответ­ствующие отверстия и затем вынимала их снова. Эти ци­линдры напоминали бутылочные пробки, но они были рас­пределены по размерам. Каждому из цилиндров соответ­ствовало углубление в блоке. Я удивилась, увидев такого маленького ребенка, снова и снова с огромным интересом повторяющего это упражнение. При этом ребенок не ста­вил перед собой цель тренировать скорость и точность движений. Работа выглядела как запланированные непре­рывные движения. Понаблюдав какое-то время, я начала подсчитывать упражнения, потому что хотела установить, какой наивысшей точки достигнет концентрация малыш­ки. Я попросила учительницу громко петь и прыгать вме­сте с незанятыми работой детьми вокруг девочки. Дети пошумели и стихли. Затем я осторожно взяла креслице, на котором она сидела, и поставила его на стол. Малышка быстрым движением придвинула цилиндры к себе, поста­вила блок на колени и непоколебимо продолжала работу дальше. Я насчитала 42 повтора упражнений от начала моего наблюдения. Она остановилась, словно проснув­шись от сна, и засмеялась с выражением счастья на лице. Ее светящиеся глаза довольно оглядывали всех вокруг. Оче­видно, что она вообще не заметила всех тех маневров, ко­торые должны были отвлечь ее. Теперь ее работа была закончена, но не из-за внешнего шума. Что означал конец повторений и почему они закончились?

Это была первая щелочка, которая позволила заглянуть в самую глубь детской души. Для этого возраста харак­терно сбивчивое внимание, которое мечется от одного предмета к другому, не концентрируясь на чем-то опре­деленном. Тем не менее девочка достигла такой концен­трации, когда ее «я» не откликалось на внешние раздра­жители. Эта концентрация сопровождалась ритмичны­ми движениями рук в работе с точными и научно классифицированными предметами.

Похожие ситуации повторялись, и каждый раз дети выг­лядели свежими и успокоившимися, полными жизненных сил.

В моменты переживания такой концентрации дети от­гораживались от внешнего мира. Такое поведение детей проявлялось в каждом упражнении. Речь идет об одном существенном признаке детской деятельности, который я назвала позже «повтор упражнения».

Я видела грязные детские рабочие ручки и пришла од­нажды к мысли научить детей полезному занятию - мы­тью рук. Я заметила, что они продолжали мыть руки, даже если те были уже чистыми. Дети уходили из школы и сно­ва начинали мыть руки. Об этом мне рассказывали мате­ри. Малыши надолго исчезали, и их находили в ванной за мытьем рук. Они гордо смотрели на свои чистые руки, показывая их всем и каждому. Их стали даже путать с нищими, потому что они протягивали руки посторонним людям. Упражнение повторялось всегда заново, не имея уже больше практической цели. То же происходило и во многих других случаях. Чем точнее мы показывали ребенку все детали упражнения, тем более объемную картину видел он перед своими глазами. Эта картина была для негословно стимул для неустанных повторений.

Глава 20

СВОБОДНЫЙ ВЫБОР

ходе наблюдений был установлен следующий простой факт. Дети использовали в работе учебный материал, после чего учительница снова убирала его в конце урока в шкаф. Она рассказывала мне, что в это время дети соскакивали со своих мест и толпились вокруг нее. Учительница часто отсылала их обратно, но они сно­ва собирались. Из этого учительница заключила, что дети проявляют непослушание.

Когда я сама увидела это, я поняла, что дети сами хоте­ли отнести предметы на свои места, и велела им сделать это.

Это привело к новому открытию: приведение в поря­док предметов, устранение беспорядка было для малышей привлекательным занятием. Когда у ребенка падал стакан с водой, другие тут же подбегали, собирали осколки и на­сухо вытирали пол.

Однажды у учительницы выскользнула из рук коробоч­ка, в которой было около 80 табличек - цвета и их оттенки. Я увидела ее смущение, так как трудно было снова со­брать все цвета в правильной последовательности. Но дети уже спешили к ней и, к нашему удивлению, все быстро привели в порядок, причем доказали этим огромный ин­терес к нюансам различных цветов.

Как-то учительница пришла в школу с небольшим опоз­данием. Она забыла накануне закрыть шкаф с учебными пособиями и увидела, что дети открыли его и столпились рядом. Некоторые уже взяли какие-то предметы и несли их на места.

Это поведение показалось учительнице выражением воровского инстинкта. Она посчитала, что дети, уносящие предметы, проявили неуважение к школе и учительнице, и вынуждена была обратиться к детям со строгими уве­щеваниями. Я же, напротив, решила, что дети уже доста­точно хорошо знали эти предметы, чтобы уметь выбирать их среди других.

Так началась живая и интересная деятельность. Жела­ния детей менялись изо дня в день и, сообразуясь с ними, дети выбирали предметы сами.

С тех пор мы перешли к низким шкафам. Материал был доступен детям и был в их распоряжении. Малыши могли выбирать его в соответствии со своими потребностями. Так я связала принцип повторений с принципом свобод­ного выбора.

Наблюдения за свободным выбором выявили некото­рые тенденции развития и духовные потребности детей. Один из первых интересных результатов состоял в том, что дети интересовались не всеми подготовленными ма­териалами, а только некоторыми. Они выбирали постоян­но одно и то же. Некоторые объекты они явно предпочи­тали, в то время как к другим никто не прикасался, и они постепенно покрывались пылью.

Я показывала детям весь материал и заботилась о том, чтобы учительница подробно рассказывала им о каждом пособии. Но некоторые предметы они не хотели брать.

Со временем я поняла, что для ребенка все его окруже­ние - это не только порядок, а мера во всем. Интерес и концентрация возрастают, если исключить путаницу и лишнее нагромождение.

Глава 21

ИГРУШКИ

Хотя дети нашей школы имели в своем распоряже­нии действительно роскошные игрушки, никого они не заботили. Это было для меня настолько уди­вительным, что я сама взялась с детьми за игрушки, пока­зывая, как нужно обращаться с маленькой кухонной посу­дой, как включать печку на кукольной кухне. Это удержи­вало на какое-то время их интерес, но потом малыши уходили от игрушек и больше не выбирали их никогда спонтанно.

Это привело меня к мысли, что игрушки в жизни ре­бенка играют второстепенную роль. Ребенок обращается к ним только тогда, когда у него нет чего-нибудь более зна­чимого.

Ведь мы сами исходим из того же: играть в шахматы или в бридж - это приятное времяпрепровождение для праздных часов. Если бы у нас в жизни не было никаких других дел, то мы вынуждены были бы выбрать эти заня­тия. Человек, у которого есть более высокие важные дела, забывает об игре в бридж. У ребенка также всегда есть более важные задачи.

Для ребенка ценна каждая минута, которая имеет свой­ство кончаться. А за это время ребенок перейдет с низкой ступеньки на более высокую, ведь он не может приоста­новить свой рост, и все, что связывает ребенка со сред­ствами его развития, манит малыша и делает нетерпимым к каждому пустяковому занятию.

Глава 22

ПООЩРЕНИЯ И НАКАЗАНИЯ

Однажды я зашла в школу и увидела мальчика, сидящего в одиночестве на стульчике посреди клас­са. На его груди висел сделанный учительницей зо­лотой венок, служивший для поощрения отличившихся.

От учительницы я узнала, что сидящий ребенок на­казан.

Незадолго до этого учительница похвалила другого ученика и повесила ему на шею эту декорацию. Но отли­чившийся, проходя мимо наказанного, передал ему ве­нок. Этот символ словно стеснял ребенка, которому хо­телось работать.

Наказанный равнодушно посмотрел на эту вещь на сво­ей груди и начал спокойно наблюдать вокруг, совершенно не осознавая себя наказанным.

Вся система поощрений и наказаний была отвергнута одним эти случаем.

Мы проводили много наблюдений, и в нашем опыте, долго накапливаемом, нашли упорное повторение той же реакции, когда, награждая или наказывая детей, учитель­нице приходилось стыдиться, видя их равнодушие и к по­ощрениям, и к наказаниям. С тех самых пор у нас нет боль­ше ни поощрений, ни наказаний. Но нас поражает больше всего частота, с которой дети отклоняли похвалу. Было оче­видно, что в них просыпалось сознание и чувство досто­инства, что раньше им было неведомо.

Глава 23

ТИШИНА

Однажды я зашла в класс, держа в руках четы­рехмесячную девочку, которую взяла из рук у одной мамы во дворе. Согласно народным обы­чаям, малышка была связана по рукам и ногам, ее лицо было полным и румяным, и она не плакала. Спокойствие этого создания произвело на меня большое впечатление, и мне захотелось мои чувства передать детям. «Она со­всем не создает шума, - сказала я и шутя добавила: - Ник­то из вас не может сохранять такое спокойствие». Оза­даченно я наблюдала, как дети стояли вокруг меня в сильнейшем напряжении. Это выглядело так, словно они следили за моими губами и глубоко прониклись тем, что я сказала. «Она дышит очень тихо, - продолжала я, -никто из вас не может так тихо дышать». Удивленно и взволнованно дети сдерживали свое дыхание. Впечат­ляющая тишина распространилась в этот момент. Было слышно тиканье часов, чего раньше никогда не замеча­лось.

Казалось, что младенец внес в комнату атмосферу той тишины, которая в обычной жизни никогда не устанавли­вается. Никто не предпринимал даже незаметного движе­ния, и когда я позже попросила детей повторить это уп­ражнение в тишине, они выполнили его точно так же. Нельзя сказать, что дети делали его с восхищением, пото­му что восхищение имеет в себе нечто импульсивное, со­общающееся вовне. То, что происходило в классе, было каким-то внутренним согласованием, родившимся из стра­стного желания. Дети сидели тихо, неподвижно. Они за­держивали дыхание и при этом выглядели такими строги­ми и ясными, словно были погружены в медитацию. Сре­ди выразительной тишины они сами постепенно начали воспринимать едва различимые звуки: капли воды вдале­ке, щебетание птицы в саду.

Так появились наши «уроки тишины».

Позже я пришла к мысли использовать эту тишину как попытку развития слуха. Я вызывала детей, произнося ше­потом издалека их имена. Каждый вызванный ребенок дол­жен был подойти ко мне, не производя на своем пути ни­какого шума. Это упражнение с сорока детьми требовало терпеливого ожидания, самообладания, которое я считала невозможным. Поэтому я принесла с собой сласти, чтобы поощрить каждого ребенка, который это правильно вы­полнял. Но дети отказывались принимать подарки. Это выглядело так, словно они хотели сказать: «Не порть наш замечательный опыт! Мы испытываем душевную радость, не отвлекай нас!»

Я поняла, что дети были восприимчивы не только к ти­шине, но и к голосу, который звал их из этой тишины. Они медленно шли ко мне на цыпочках и тщательно следили за тем, чтобы не натолкнуться на что-нибудь, и неслышно выходили.

Позднее этими и многими другими упражнениями на движение, в которых звук выдавал себя как контроль ошиб­ки, удалось доказать, что способности детей совершенству­ются. Повторения этого упражнения ведут к точному ов­ладению действиями, которым они не научились бы ни­когда на формальном уроке.

Наши дети учились проходить и пробегать между мно­гочисленными предметами, не задевая их и бегая бесшум­но. Они стали внимательными и ловкими. Они наслаж­дались своим успехом, были оживленными, им было интересно чувствовать, что упражнения расширяют их воз­можности.

Прошло еще много времени, прежде чем я убедилась, что отказ от сладкого имел под собой основание. Эти рас­пределяемые в качестве похвалы сласти не были для де­тей непривлекательными. Отказ от сладкого показался мне чрезвычайно странным, и я настойчиво повторяла этот эк­сперимент, так как знала, как мало эти дети видят сладко­го. Итак, я брала с собой конфеты, а дети или возвращали их мне обратно, или клали в карманы своих фартучков. Я думала, что эти совершенно бедные дети хотели отнести их домой, и говорила им: «Эта - для тебя, а эту, другую, ты можешь взять домой». Дети брали конфеты, прятали их в фартуки, но сами не ели. То, как они оценивали эту раздачу, доказал нам следующий факт. Одна учительница посетила больного ребенка. Он открыл ящик у кровати, достал большую конфету, которую получил в школе, и предложил учительнице в знак благодарности за посеще­ние. Конфета лежала несколько недель как постоянное ис­кушение, и ребенок не касался ее.

Поведение в этом наших детей было так одинаково, что в наши школы приходило немало посетителей, желая лич­но увидеть этот феномен, который к тому времени был описан во многих книгах. Здесь речь шла о спонтанном и естественном явлении, так как никому не пришло бы в голову давать детям какие-нибудь упражнения-наказания и запрещать сладкое, и никого бы не осенило объяснить: «Дети не должны играть и не должны есть сладкое!» Дети отказывались от этих предложений, ощущая, что они дол­жны расти духовно.

Однажды высокопоставленный гость раздавал детям бисквиты в виде геометрических фигур. Вместо того, что­бы съесть, дети рассматривали бисквиты с большим ин­тересом и выкрикивали: «Это круг! Это прямоугольник!»

Симпатичен и анекдот об одном ребенке, который на­блюдал за матерью на кухне. Мать взяла кусок масла, и ребенок сказал: «Это прямоугольник!» Мать отрезала от куска один угол, на что ребенок заметил: «Сейчас ты от­резала треугольник», и добавил: «То, что осталось - это трапеция!» Ребенок не произнес фразу: «Дай мне бутерб­род», обычную для этой ситуации.

Глава 24

ДОСТОИНСТВО

Однажды мне пришло в голову провести забавный урок чистки носа. После того, как я показала раз­личные виды использования носового платка, я стала демонстрировать детям, как это сделать, не произ­водя шума, и как правильно приложить платочек к носу. Дети слушали и смотрели на меня с неослабным внима­нием и не смеялись. Я задала себе вопрос: «Почему такой редкий урок имел такой успех?» Едва я закончила, разда­лись рукоплескания, какие устраивает восторженная те­атральная публика. Я еще никогда не видела, чтобы дети могли превратиться в целую аплодирующую массу, и не думала, что крошечные ладони могут развить такую силу выражения. «Возможно, - сказала я себе, - я коснулась одного из самых чувствительных моментов социальной жизни этой маленькой группы». В самом деле, дети чув­ствовали себя униженными, так как подвергались некое­му презрению из-за грязных носов. Их постоянно ругали, в особенности это относилось к детям из нижних социальных слоев. Взрослые кричали на них, обижали, но ник­то не научил их правильно приводить в порядок нос. Нуж­но понять, что дети очень чувствительны к такому пре­зрительному отношению взрослых. Мой урок позволил ученикам частично восстановить справедливость и осу­ществить шаг в общество.

Это разъяснение должно было меня убедить в том (это стало ясно мне благодаря длительным опытам), что дети глубоко осознают личностное достоинство и что их душа может пораниться и загноиться.

Но тот день еще не закончился. Когда я собралась ухо­дить, дети стали кричать мне на прощанье: «Спасибо, спа­сибо за ваш урок!» и следовали за мной по дороге в мол­чаливой процессии, пока я не сказала им: «По дороге на­зад бегите на носочках и не натолкнитесь на угол стены». Тогда они с готовностью вернулись и исчезли в воротах дома, словно у них были крылья. Я действительно затро­нула в бедных малышах их человеческое достоинство.

И всегда, когда в нашу школу приходили посетители, дети держали себя с достоинством и самоуважением и ис­полняли свою работу, принимая гостей с сердечным воо­душевлением.

Однажды нас оповестили о приходе важного лица, по­желавшего остаться один на один с детьми и провести собственные наблюдения. Я сказала учительнице: «Пусть дети действуют по своим личным побуждениям». И об­ратившись к ним, добавила: «Завтра у вас будет гость. Я хотела бы, чтобы он подумал: «Это самые милые дети в мире». Позднее я осведомилась о происшедшем. «Огром­ный успех, - сообщила мне учительница. — Несколько де­тей схватили кресло и любезно сказали гостю: «Садитесь, пожалуйста». Другие поздоровались с ним: «Добрый день». А когда он уходил, стояли у окна и кричали ему:

«Спасибо, что пришли к нам, до свидания!» «Но почему вы с таким старанием все разъяснили детям? - спросила я. - Я же просила вас не предпринимать ничего особен­ного и пустить все по течению». «Я не сказала детям ни слова», - возразила учительница. Она мне рассказала так­же, что дети работали с большим рвением, занимаясь каждый чем-то своим, и все прошло хорошо к очевидному великому удивлению посетителя.

Я долгое время сомневалась и мучилась в моем неве­рии учительнице, так как всегда опасалась организуемых парадов детей и просто готовила их к посещениям. Но, наконец, я поняла: у детей было достоинство, они уважа­ли своих гостей и были горды тем, что могли показать свои лучшие стороны. Не я ли им сказала: «Я хочу, чтобы он подумал; «Это самые милые дети в мире»? Но они совсем не нуждались в моем увещевании. Им достаточно было сказать: «У нас завтра гости». Оповещенный о гостях, этот маленький народ, преисполненный достоинства, уже го­тов показать все, на что он способен. Это не было прояв­лением робости. Между их душами и окружением не было барьера. Свободно и естественно могли они следовать сво­им замыслам, словно цветок лотоса, раскрывающий белые лепестки, чтобы впустить солнечные лучи, распрост­раняя при этом нежный запах. Никаких препятствий, это - решающий момент. Им не нужно было ничего скрывать, запираться, бояться. Непринужденность проистекала не­посредственно из совершенной приспособленности детей к окружению.

В них действовала живая, деятельная душа, которая чув­ствовала себя уютно и излучала теплый духовный свет. Этот свет гасил путаницу, к которой тяготеют взрослые до тех пор, пока не соприкоснутся с детьми. Они встречали каждого человека с любовью. Постепенно так установилось, что к нам приходили те, кто скучал по живым впе­чатлениям.

Было странно наблюдать, как эти встречи разжигали в душах посетителей необычные чувства. Так, дамы, эле­гантно одетые, в дорогих украшениях, словно они шли на прием, с невинным восхищением смотрели на детей и по­ражались тому, как непосредственно малыши вызывали это их восхищение.

Дети гладили красивые, тонкие руки дам. Однажды маленький мальчик с печалью подошел к одной даме, при­слонил головку к ее груди, взял ее руку и держал в своих руках. Эта дама взволнованно сказала позже, что никто не мог утешить ее так, как этот малыш.

Однажды дочь нашего президента хотела сопровождать посла Аргентинской республики при посещении нашего дома ребенка. Посол предложил не оповещать о посеще­нии заранее, с тем, чтобы он мог объективно своими гла­зами увидеть то, о чем слышал ранее. Когда же он прибыл на место, то услышал, что как раз сегодня - свободный от занятий день и школа закрыта. Во дворе дома стояли не­которые дети, которые сразу же подошли. «Это ничего, что в школе нет занятий, - сказал один маленький мальчик с величайшей естественностью, - ведь мы живем в этом доме и у портье есть ключ».

Они тут же созвали своих товарищей, открыли класс и начали работать. Чудесная спонтанность их поведения в этом случае, бесспорно, была очевидна.

Матери радовались переменам в детях и начали мне со своей стороны рассказывать интимные, подробности из жизни своих семей. «Эти маленькие трех- и четырехлет­ки, - сообщали они, - говорили нам вещи, которые долж­ны были бы нас обидеть, если бы речь не шла о наших собственных детях. Например, они говорят: «У вас грязные руки, вам нужно умыться!» Или: «Очисти пятна с пла­тья!» Когда мы слышим такие вещи из уст наших детей, это нас не обижает».

Все шло к тому, что эти простые люди становились ак­куратнее и чище. Оконные стекла в их домах начали блес­теть, исчезли поломанные кастрюли с подоконников, а вместо них появились цветы герани.

Глава 25

ДИСЦИПЛИНА

Насколько наши дети вели себя свободно и непри­нужденно, настолько все вместе они производи­ ли впечатление чрезвычайно дисциплинирован­ных. Они работали спокойно, полностью занятые каждый своим делом. Легкими шагами они ходили по помещению, чтобы поменять материал и привести в порядок свою ра­боту. Они выходили из классной комнаты, заглядывали во двор и тут же возвращались. Пожелания учительницы вы­полнялись с удивительной скоростью. «Дети делают все, что я прошу, так что я должна чувствовать ответственность за каждое слово», — говорила она.

Эта кажущаяся зависимость от слов учительницы ни­коим образом не мешала им действовать по-своему, рас­поряжаться временем в течение дня по своему усмотре­нию. Они приводили в порядок класс, брали предметы, с которыми хотели заниматься, и когда учительница опаз­дывала или уходила, а дети оставались одни, жизнь клас­са шла своим чередом. Всех наблюдающих больше всего удивляло, как могло сочетаться соблюдение порядка, дис­циплины и спонтанности в одно и то же время.

Откуда возник этот дух абсолютной дисциплины, ко­торый вибрировал среди глубокого молчания, это послу­шание, которое проявляется до того, как должно осуще­ствиться какое-то действие?

Тишина в классах, в которых дети работали, была уди­вительна. Никто ее не устанавливал, потому что совершен­но невозможно добиться этого извне.

Может быть, дети, подобно звездам, неустанно движу­щимся, никогда не нарушающим заведенный порядок и продолжающим светить в вечности, нашли отмеренный им путь. Дисциплина такого рода в природе исходит, дума­ется, от самих природных тел, являясь составной частью великой дисциплины, которая держит мир. Речь идет о дис­циплине, воспеваемой библейскими псалмами, которая уте­ряна человеком. И создается впечатление, что на этой есте­ственной дисциплине должна основываться другая, моти­вированная извне, и обе встраиваются друг в друга.

Именно такое поведение изумляло, заставляло часто размышлять и, кажется, содержало нечто таинственное. В этом тесном взаимодействии порядок и дисциплина вели к свободе.

Глава 26

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: