БИОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОМЕЖУТОЧНАЯ ИГРА 4 глава

Итак, существует особая внутренняя сила, которая объяс­няет чудесные естественные достижения ребенка. Если ребенок в ходе протекания периода восприимчивости на­талкивается на какие-либо препятствия в своей работе, то в душе его происходит настоящее крушение. Последствием становятся душевные мучения, которые мы не научились еще хорошо понимать. Полученные раны люди носят в себе на протяжении всей жизни, не подозревая об этом.

Внутренняя работа роста, означающая овладение ре­бенком той или иной деятельностью, не находила нашего полного признания. Но большой накопленный опыт пока­зал нам, как болезненно и резко реагирует ребенок, когда на его пути встречается препятствие извне. Так как мы не знаем причин такой реакции, мы незамедлительно прини­маем ее за необоснованную. Мы считаем ее сопротивле­нием ребенка нашим попыткам успокоить его. Но взрос­лый никоим образом не может воздействовать извне. Нео­пределенное слово «капризы» служит характеристикой очень разных явлений. Все, что имеет непонятную причи­ну, что кажется нелогичным, для нас - «капризы». И все же капризы не стоит укрощать. Мы должны также конста­тировать, что некоторые из этих капризов имеют тенден­цию со временем усиливаться все больше и больше. Нам нужно видеть, на чем основаны капризы, почему мы не нашли еще метода их исцеления.

Открытие сензитивных периодов прояснило нам при­чину капризов. Конечно, для внутренней борьбы есть все­возможные причины. Немало капризов является следстви­ем отклонений от нормы. Их неправильное лечение при­водит к ухудшению. Те же капризы, причины которых следует искать во влиянии периодов особой чувствительности, проходят быстро, как и сами эти периоды, не ос­тавляя в характере ребенка ни одного сколько-нибудь стой­кого следа. Но взамен они влекут за собой серьезные по­следствия неполного развития. Упущенное никогда более не восстанавливается в характере ребенка.

Капризы, проявляемые ребенком во время протекания периодов восприимчивости, представляют собой выраже­ние неудовлетворенных потребностей и образуют тревож­ные знаки неправильного, опасного душевного состояния. Они тут же исчезнут, когда нам удастся понять скрытые потребности ребенка и удовлетворить их. Тогда можно уви­деть неожиданно наступающее успокоение, подобное ос­вобождению от болезненного возбуждения. Итак, за каж­дым проявлением ребенка, которое мы называем капри­зом, следует искать его причину. Однажды увидев ее, можно глубже проникнуть в полные тайн глубины детс­кой души и внести вклад в создание мирного доверитель­ного отношения между нами и ребенком.

Влияние сензитивных периодов. Попробуем, словно подглядывая в замочную скважину, проследить сенизи­тивные периоды ребенка, в течение которых проходит его духовная жизнь. Мы увидим, если можно так сказать, внут­ренние органы этой души, порождающие психический рост, в действии. Становится очевидным, что духовное раз­витие происходит не случайно и вызвано не столько на­коплением внешних впечатлений, сколько сменой перио­дов восприимчивости или временно действующих инстин­ктов, с которыми связано овладение какими-либо умениями. Окружающая среда служит материалом, но не является при этом строительной силой. Она только постав­ляет необходимые средства и сравнима с жизненно важ­ными веществами, которые тело получает извне.

Внутренняя чувствительность ребенка определяет, что конкретно из всего многообразия предметов окружающей среды он должен воспринимать и какие ситуации полез­ны для данной стадии его развития. Она воздействует на ребенка таким образом, что на одни вещи он обращает вни­мание, а на другие - нет. Эта чувствительность вспыхива­ет, словно из нее исходит луч света, освещающий только определенные предметы, оставляя другие в темноте. Весь воспринимающийся ребенком мир ограничен в этом слу­чае одним ярко освещенным участком. Ребенок чувствует живую потребность вмешаться в определенную ситуацию и иметь перед собой конкретные предметы. Он развивает особую, единственную в своем роде способность исполь­зовать эти предметы на службу своему духовному росту. Во время протекания такого периода происходит обуче­ние умению ориентироваться в своем окружении или уме­нию точнейшего овладения своей моторной мускульной системой.

Здесь, в этих чувствительных отношениях между ре­бенком и миром, находится ключ к глубокому таинствен­ному пласту, в котором совершается чудесный рост духов­ного эмбриона.

Мы можем себе представить эту великолепную твор­ческую деятельность как чередование внезапно появляю­щихся из подсознания сильных эмоций, которые при со­прикосновении с окружающим миром ведут к формиро­ванию человеческого сознания. Их путь проходит через деятельность от некой неопределенности к четкой опре­деленности, как в случае овладения речью.

Сначала ребенок воспроизводит неправильные звуки, нагроможденные друг на друга. Ребенок прислушивается к звукам еще непонятного ему языка и буквально очаро­вывается ими. Его духовный мир, в котором нет пока мыслей, воспринимает язык как музыку и наполняется им. Словно электрический удар проходит по мускулам ребен­ка - не по всем, а лишь по тем, которые не могут еще по­рождать ничего другого, кроме бесформенного крика. Эти группы мышц пробуждаются и начинают равномерно и послушно работать. Вновь заведенный порядок их деятель­ности изменяет рождающиеся звуки. Это имеет- значение для последующего развития духовного эмбриона, хотя ребенок живет только настоящим и концентрируется имен­но на этом. Он еще не знает, к каким завоеваниям призы­вают его звуки речи.

Ухо ребенка начинает распознавать новые импульсы, и язык двигается согласно им. Язык, который до этого мо­мента участвовал только в акте сосания, соприкасается с гортанью, губами, скользит по щекам. Кажется, в этом не заключена никакая полезная цель. Ребенок производит такие движения лишь потому, что чувствует при этом не­передаваемое чувство наслаждения.

Это рождающееся в нем жизненное чувство выража­ется всем его телом, когда он, с напряженными членами, со сжатыми кулачками, приподнимает голову и направля­ет взгляд на двигающиеся губы говорящего взрослого.

Так каждый период чувствительности кажется боже­ственным дуновением, который оживляет разумом мерт­вую материю. В ребенке разыгрывается драма, и это есть драма любви. Она представляет собой единственную ве­ликую реальность детской духовной жизни и полностью наполняет ее. Эта величественная строительная деятель­ность ребенка, которая оставляет неизгладимые следы и предопределяет будущую жизнь человека, совершается в смиренном молчании, в тайне от нас.

Все происходит спокойно и незаметно до тех пор, пока внутренняя потребность ребенка не достигнет необходимого согласования с окружением. Вернемся еще раз к фор­мированию речи, одному из сложнейших завоеваний ре­бенка, которому также соответствует свой период чувстви­тельности. Вся подготовительная работа остается невиди­мой, так как ребенка всегда окружают разговаривающие люди, поставляющие ему элементы для построения рече­вых навыков. Единственным признаком, по которому мож­но узнать начало сензитивного периода развития речи, яв­ляется улыбка ребенка и его искренняя радость, когда с ним разговаривают короткими, ясными, узнаваемыми им словами или поют колыбельную песенку с теми же слова­ми. В этом состоянии счастливого умиротворения ребе­нок покидает мир своего сознания, чтобы погрузиться в тишину сна. Мы хорошо знаем это и поэтому называем ребенка ласковыми словами, чтобы дождаться его жизне­радостной улыбки. С тех пор, как существует человечес­кая мысль, родители подходят каждый вечер к кровати ребенка, но они скупятся на слова и музыку, словно обра­щаются к умершему.

Это, так сказать, позитивные признаки наступления этого периода восприимчивости. Но есть и другие, часто проявляющиеся признаки негативного свойства. Они проступают тогда, когда в окружающей среде возникают препятствия по отношению к внутренним функциям. Пе­реживание периода восприимчивости может вызвать силь­ное отчаяние ребенка, которое мы считаем беспричинным, и потому называем капризом. Капризы являются выраже­нием духовного беспокойства и неудовлетворенных по­требностей. Душа пытается потребовать другого подхода к ней и защищается от непереносимого состояния.

Не скоординированная двигательная активность ребен­ка сравнима с той высокой температурой, которая без при­чины неожиданно возникает у детей. Известно, что небольшое нарушение здоровья, которое взрослый счел бы близ­ким к нормальному, часто воздействует на маленьких де­тей повышением температуры. Мы имеем в виду необыч­ную температуру, которая столь же быстро исчезает, как и возникает. Точно так же незначительные причины вызы­вают в духовной жизни детей сильные возбуждения, ког­да ребенок имеет повышенную чувствительность. Такие реакции мы часто наблюдаем. Да, детские капризы, кото­рые порой возникают уже непосредственно после рожде­ния, можно расценивать как доказательство врожденной пагубности человеческого рода. И если мы будем рассмат­ривать каждое функциональное нарушение тела как бо­лезнь, тогда и нарушение духовных функций должно оце­ниваться как болезнь души.

Ребенок чаще всего проявляет свое недовольство по­средством каприза, потому что это в первую очередь бо­лезненно бросается в глаза. Обычно никогда не заостряют внимания на спокойном состоянии ребенка и не размыш­ляют о нем. Напротив, задумываются о бунте и смятении ребенка. И поэтому никто не обращает внимания на почти незаметные внешние признаки сотворенного природой произведения, которые сопровождают его жизнь, и на фун­кции, которые служат их сохранению. Все, что служит со­зданию и сохранению, в большинстве случаев остается сокрытым.

Нечто похожее происходит с предметами, которые про­изводит человек. Они помещаются в витрину, когда уже изготовлены. Мастерские же, в которых они возникли, ос­таются для публики закрытыми, хотя могли бы быть инте­реснейшими для нее. Функционирование различных внут­ренних органов в живом теле заслуживает большого вос­хищения. Но мы не можем их видеть, потому что никогда не ощущаем. Сам индивид, у которого они есть и благодаря которым он живет, не замечает их удивительной орга­низации. Но природа работает и не велит при этом, со­гласно христианским предписаниям, «правой руке знать, что делает левая». Гармоничное равновесие взаимодей­ствующих энергий мы называем «здоровьем» или «нор­мой». Здоровье является победой целого над частями, це­лью причинности.

Мы следим за каждым проявлением болезни, в то вре­мя как чудесное воздействие оздоровления часто остается без внимания и не оценивается.

Поэтому не вызывает удивления, что в ребенке обнару­живались прежде всего душевные болезни, в то время как нормальное функционирование детского духовного мира оставалось в тени. Удивительно, но не безрассудно утвер­ждение: взрослый познакомился лишь с заболеваниями детской души, а не с ее нормальным состоянием. Духов­ность ребенка остается закрытой, как и многие скрытые энергии Вселенной.

Здоровый ребенок похож на мифического человека, а, значит, сотворенного по образу и подобию Божьему. Это­го человека никогда никто не видел, поскольку нам извес­тен только испорченный с самого начала его потомок.

Если ребенку не помогают, не создают необходимую подготовленную среду, его духовная жизнь находится под постоянной угрозой. Ребенок, брошенный на произвол судьбы, сразу выпадает из жизни. Он борется за свое ду­ховное становление. Эта борьба разыгрывается в его под­сознании, и чем меньше реального, тем больше роковых последствий может иметь индивид для своего целостного формирования.

Взрослый не помогает ребенку, потому что ничего не знает о восстании сил, которое происходит в ребенке. По­этому он не замечает чуда творения, совершаемого существом, не имеющим, по его мнению, никакой духовной жизни.

Нам нужно найти новый способ излечения ребенка, организму которого до сегодняшнего дня предоставляет­ся лишь вегетативный, пустой уход. Мы должны учиться выносить на передний план духовную жизнь ребенка и тем самым помогать его становлению. Взрослый не имеет права оставаться слепым по отношению к реально суще­ствующей в новорожденном духовности. Конечно, он не может помочь малышу построить себя, потому что об этом заботится сама природа. Но он должен уважать сам про­цесс этой строительной работы и подготавливать необхо­димые для этого средства, которые ребенок не может со­здать собственными силами.

Если это так, если маленький ребенок со своими скры­тыми силами для нас все еще тайна, как и его духовная жизнь с ее функциональными нарушениями и болезнями, то необходимо признать существование большого числа духовно больных идивидов. Когда еще не существовало детской гигиены, происходило большое число смертель­ных случаев. Но среди выживших было огромное количе­ство слепых, больных рахитом, калек, парализованных, уродов и предрасположенных к инфекционным заболева­ниям индивидов.

У нас не создана еще духовная гигиена, мы не понима­ем, как подготовить для новорожденного защищающее и спасающее окружение, потому что не знаем скрытых фун­кций детской духовной жизни и стремления ребенка к духовной гармонии.

Последствием этого являются огромное количество мертвых, искалеченных, слепых, слабых, отсталых в раз­витии, душ - с высокомерием, жаждой власти, вспыльчи­востью, с путаницей в голове, со всеми теми чертами характера, которые получают развитие, если в духовном мире ребенка происходит сбой. Эта картина - не ораторс­кий прием или сравнение. Это ужасающая правда о том сегодняшнем духовном состоянии человека, которое ста­ло выражением вчерашнего психического состояния.

Мелкие причины, которые проявлялись там, где брала свое начало жизнь, могут иметь далеко идущие послед­ствия. Проще говоря, человек, вырастающий и созреваю­щий в неприемлемой для него духовной среде, лишил себя райской жизни.

Наблюдения и примеры. На основе научных экспе­риментов, которые проводит экспериментальная психо­логия, невозможно доказать существование духовной жизни в маленьком ребенке. Некоторые современные пси­хологи предпринимали такие попытки. С помощью раз­дражителей они будили внимание ребенка, ожидая некую моторную реакцию, которая должна была открыть тай­ны психики.

Никто не сможет доказать, что в определенном возрас­те (еще до окончания первого года жизни) взаимосвязь между разумом и органами движения уже отлажена. В любом случае, и эмбриональная духовная жизнь должна существовать раньше, чем какое-либо волевое проявление движения.

Уже первый импульс к движению происходит у ребен­ка под влиянием чувства. Совсем маленький ребенок стра­стно желает дотронуться до предмета, к которому он на­пряженно тянет весь свой корпус. Однако лишь намного позднее он будет в состоянии, используя свои потенциаль­ные возможности, координировать движения, отделяя раз­личные группы мускулов друг от друга, и рука сможет до­тянуться до желаемого предмета.

Ребенок четырех месяцев уже внимательно рассматри­вает рот говорящего, воспроизводя неопределенные дви­жения, хорошо держа при этом голову, влекомый, очевид­но, этим интересным феноменом. Лишь к шести месяцам ребенок начнет сам артикулировать некоторые звуки. И как только он начинает озвучивание артикуляции, у него становится заметным появление интереса к соединению звуков Вступает в силу скрытая деятельность по оживле­нию собственных речевых органов, что снова доказывает, что духовный стимул предшествует. Такую чувствитель­ность благоразумнее наблюдать, а не исследовать посред­ством экспериментов. Опыты приверженцев эксперимен­тальной психологии исследуют внешние факторы, кото­рые раньше времени будят определенные детские энергии, вредя здоровью и духовному развитию ребенка.

Наблюдения за детской жизнью нужно проводить так же, как Фабр наблюдал насекомых. Он жил среди них в их среде, прячась, чтобы ничем не нарушить нормальное течение жизни наблюдаемых живых существ. Ребенка же можно начинать наблюдать с того момента, как только его чувства станут сознательно «выхватывать» впечатления внешнего мира и собирать их.

При этом не требуется ни сложного оборудования, ни особых навыков, ни каких-то проницательных умений в толковании. Достаточно внутренней готовности идти на помощь детской душе. Этой логики вполне хватает, что­бы преобразовать нас в союзника ребенка.

Хочется привести пример того, как проста эта задача. Мы хотим при этом исходить из особенной, часто встре­чающейся детали. Считается, что маленький ребенок дол­жен постоянно лежать, потому что он не в состоянии еще Держаться на ногах. Он должен получать свои первые впе­чатления из окружающего мира - впечатления о небе и земле. Но в то же самое время ему запрещают взглянуть на небо. Что ему разрешают видеть - так это в лучшем случае белый и гладкий потолок комнаты или балдахин над его кроваткой. Тогда как же предоставить голодному разуму впечатления?

Мы знаем, ребенку необходимо видеть, что происхо­дит вокруг. Ему показывают какие-то предметы, которые должны разрушить вредную для него изоляцию от внеш­него мира. Так, подвязанный над кроваткой на нитке ша­рик маячит перед глазами ребенка и имеет целью раз­влечь новорожденного. Он, жадный до впечатлений, во­дит глазами за перемещающимся туда-сюда предметом, и поскольку еще не может поворачивать голову, его глаза вы­нуждены делать усиленные неестественные движения. Эти вредные для зрения усилия есть результат неправильного, неестественного положения, в которое ставят ребенка.

Достаточно было бы подложить под него какую-нибудь легкую опору, и тогда его взгляд может охватить все вок­руг. Еще лучше поставить кроватку в саду, где перед его глазами были бы качающиеся деревья, цветы и птицы.

При этом необходимо, чтобы в поле зрения ребенка по­стоянно были одни и те же предметы, потому что лишь тогда он сможет изучать, а впоследствии и находить пред­меты на новом месте, а также следить за движением жи­вых существ.

Глава 8

ЧУВСТВО ПОРЯДКА

Один из важнейших и самых таинственных сензитивных периодов - это время, когда ребенок ста­новится восприимчивым к порядку. Его проявления заметны уже на первом году жизни малыша и продолжаются на втором. Может быть, это звучит странно, но ребенок в этот период реагирует на внешний порядок вопреки обще­му убеждению, что по своей природе он неупорядочен.

Трудно своевременно распознать эту хрупкую способ­ность ребенка, если он живет в закрытом пространстве го­родской квартиры, полной больших и мелких предметов. Взрослый постоянно убирает и переставляет их по причи­нам, непонятным ребенку. В это время в нем развивается чувствительность к порядку, но она наталкивается на со­противление, и это вызывает в детской душе смущение. Не потому ли малыш начинает плакать без видимых при­чин, не желая успокоиться? Как мало знают взрослые о глубоких тайнах души маленького существа, которое жи­вет с ними рядом!

Маленькие дети демонстрируют характерную любовь к порядку. В возрасте от полутора до двух лет они уже ясно выражают, иногда в путаных формах, потребность к порядку в окружающей их среде. Ребенок не может жить в беспорядке, который мучительно переживает, и эта мука выражается в отчаянном плаче, в состоянии довольно про­должительного волнения, которое может пробудить насто­ящую болезнь. Малыш тут же замечает нарушение поряд­ка, который взрослые могут легко просмотреть. Совершен­но очевидно, что ребенок обладает восприимчивостью к порядку, которая с течением времени исчезает. Характер­ная для развития думающего существа чувствительность к порядку ограничена во времени. Речь идет при этом об одном из важнейших и полном таинств сензитивном пе­риоде.

Если в этот период окружающая среда не приспосаб­ливается для ребенка, и он живет среди взрослых, они могут увидеть очень интересные знаки этой чувствитель­ности, которые характеризуются появлением страха, не­понятного поведения и капризов, а не спокойным разви­тием.

Взрослому хочется удостовериться в том, что ребенок демонстрирует позитивную чувствительность - выража­ет воодушевление и радость, удовлетворяя свою потреб­ность в порядке. Для этого он должен владеть знаниями по детской психологии, которые необходимы уже в пер­вые месяцы сензитивного периода порядка. Наши няни, которым мы доверяем, сообщают нам о примерах. Так, одной такой няне бросилось в глаза, что ребенок пяти ме­сяцев, которого она медленно везла в коляске на прогулку, проявил интерес и радость при взгляде на белую мрамор­ную плиту на желтой стене. Хотя сад был наполнен краси­выми цветами, ребенок демонстрировал радостное волнение, проезжая мимо этой мраморной плиты. Няня оста­навливалась каждый день перед этой плитой, и никто не предполагал, что она может интересовать ребенка пяти ме­сяцев. Совершенно очевидна радость ребенка по поводу того, что этот предмет постоянно обнаруживается на сво­ем привычном месте. Действие этого сензитивного пери­ода можно узнать по реакции ребенка на нарушение узна­ваемого привычного порядка.

Другая маленькая семейная сцена с шестимесячным ре­бенком в качестве главного героя. Однажды в детской ком­нате появилась некая дама и положила свой зонтик на стол. Ребенок заволновался, но не из-за дамы, а из-за зонтика, потому что он некоторое время смотрел на него, а затем заплакал. Дама расценила это как желание ребенка запо­лучить зонтик и быстро протянула его малышу, улыбаясь и произнося ласковые слова. Но ребенок оттолкнул зон­тик и продолжал кричать. Что делать? Очевидно, что изменилось настроение, которое можно понять только в том случае, если ухаживать за ребенком почти сразу после рож­дения. Мать, которая очень мало знала о проявляемых деть­ми особенностях поведения, взяла со стола зонт и отнесла его в другую комнату. Ребенок сразу успокоился. Причи­ной его волнения был лишний предмет на обычно пусту­ющем столе. Порядок, к которому привык ребенок, был нарушен.

Следующий пример - с полуторагодовалым ребенком. В этой сцене я сама принимала активное участие. С не­большой группой людей я находилась в Неаполе в Гроте Неро. Среди нас была одна юная дама, которая вела за руку ребенка, еще достаточно маленького, чтобы идти пешком по глинистой дороге. Через некоторое время ребенок, ес­тественно, устал. Поэтому мать взяла его на руки. Но она сама не смогла рассчитать свои силы. Ей стало жарко, и она остановилась, чтобы снять свое пальто и перекинуть его на руку. Когда она снова захотела взять ребенка, он начал плакать и в конце концов плач перешел в крик. Мать зря старалась успокоить его. Она была изнурена и стала нервничать. Рев малыша действовал всем на нервы, и по­этому всей компании захотелось помочь матери. Ребенок кочевал с рук на руки, но волновался все больше. Каждый пытался поговорить с ним, что было невозможно, и ситу­ация еще больше ухудшалась. Матери не оставалось ни­чего другого, как снова взять его на руки. Но после этого так называемые капризы зашли так далеко, что положе­ние казалось безнадежным. Здесь вмешался экскурсовод и со свойственной мужчинам энергией взял ребенка на свои сильные руки. Я подумала, что такая реакция ребен­ка имела под собой причину психологического порядка. Она имела отношение к сензитивности ребенка, и я реши­ла предпринять последнюю попытку. Я подошла к матери и сказала: «Разрешите мне помочь вам надеть пальто!» Она посмотрела на меня озадаченно, но послушалась совета. Ребенок тут же успокоился, перестал плакать и больше не говорил: «То palda», что значило, видимо: «На плечи» или: «Да, мама должна носить пальто на плечах». Это выгляде­ло так, словно он подумал: «Наконец-то меня поняли!» Он потянул руки к матери, улыбнулся ей, и остаток нашего путешествия прошел абсолютно мирно. Пальто, по мне­нию ребенка, должно быть на плечах и не висеть беспо­лезным куском ткани на руке. Это нарушение порядка со стороны матери вызвал в душе ребенка мучительный кон­фликт.

Еще одна сцена, при которой я присутствовала, была не менее впечатляющей. Мать одной двухлетней девочки была больна и отдыхала в кресле, на которое служанка положила две подушки. Малышка подошла и потребовала «историю». Какую мать заставишь просить дважды, ког­да ее ребенок просит сказки? И дама стала рассказывать, хотя и чувствовала себя плохо, и малышка слушала очень внимательно. Но мать почувствовала себя хуже и не могла продолжать. Она попросила перенести ее в соседнюю ком­нату и положить в кровать. Но девочка вернулась к креслу и начала плакать. Казалось, что она плакала из-за того, что мать была больна, и та пыталась ее успокоить. Когда слу­жанка пришла, взяла с кресла подушки и хотела отнести их в спальню, малышка начала кричать: «Нет, подушки оставь!», словно хотела сказать: «Оставь хоть что-то на своем месте!» С ласковыми и льстивыми словами малыш­ку подвели к кровати матери, которая, несмотря на боль, продолжала рассказывать сказку с желанием удовлетво­рить разбуженное любопытство ребенка. Но, рыдая, с ли­цом, мокрым от слез, малышка сказала: «Мама, кресло!» Значит, мать должна была остаться сидеть в кресле. Сказ­ка не интересовала больше ребенка. Мать поменяла по­душки и кресло, в котором она начала рассказывать сказ­ку, а продолжила в другом месте, и последствием стал дра­матический, долго не затихающий конфликт в детской душе.

Эти примеры показывают стремление к порядку. Осо­бенно удивительно его раннее проявление, так как у двух­леток потребность в порядке уже становится основанием для практических действий, и если помешать, то это по­влечет за собой воздействие на духовную жизнь. В наших детских домах можно наблюдать чрезвычайно интересные явления. Если предмет не на своем привычном месте, то мальчишка-двухлетка замечает это и тут же возвращает вещь на место. Он замечает все до мельчайших деталей. Взрослые и старшие дети не замечали мыла, лежащего на умывальнике, а не в мыльнице, и проходили мимо. Если стулья стояли немного криво, то двухлетний малыш ста­вил их правильно.

На выставке в Сан-Лоренцо в год открытия Панамско­го канала можно было наблюдать случаи такого рода в стек­лянном павильоне нашей школы. Один ребенок двух лет по собственному желанию занимался после окончания ежедневной работы в школе тем, что расставлял стулья вдоль стены. При этом занятии он, казалось, думал о чем-то. Когда он однажды передвигал на место большое крес­ло, то вдруг нерешительно прервался, повернулся еще раз и поставил кресло наискосок. Это кресло должно было стоять именно так.

Я хочу сказать, что порядок представляет для ребенка стимул, призыв к действию. Значит, это несомненная по­требность жизни, удовлетворение которой доставляет удо­вольствие. Снова и снова мы в наших школах можем на­блюдать, как дети в возрасте от трех до четырех лет доб­ровольно и с радостью ставят после каждого упражнения на место предметы, которыми пользовались. Порядок оз­начает быстрое отыскивание предметов в помещении, за­поминание места, на котором находится каждая вещь. Это означает и ориентировку в своей среде, и обследование ее до мельчайших деталей. Быть спокойным можно лишь в той среде, которую хорошо знаешь, в которой каждый ра­зыскиваемый предмет можно найти, двигаясь с закрыты­ми глазами. Изучив, таким образом, свое окружение, ре­бенок становится спокойным и счастливым. Итак, очевид­но, что любовь к порядку, как ее чувствуют дети, есть нечто, что выходит далеко за пределы холодного и сухого понятия, каковым считают его взрослые.

Порядок для них выглядит удобством, которое, впро­чем, в большей или меньшей степени оставляет их рав­нодушными. Но ребенок формирует сам себя с помощью своего окружения. Такое внутреннее строительство не может происходить по неопределенной формуле, а требует намного более точного и определенного руко­водства.

Для ребенка порядок - это земля, на которой мы стоим. Это то, что для рыбы — вода, в которой она плавает. В ран­нем детском возрасте человеческий дух заимствует из сво­его окружения элементы для ориентирования, которые не­обходимы ему для последующих завоеваний.

Маленькие дети с удовольствием находят предметы на предназначенных для них местах. В таких играх проявля­ется радость, которая вызывает наше удивление кажущим­ся отсутствием логики. Прежде чем я приведу пример та­кой игры, я хотела бы рассказать об одном случае, проис­шедшим в Женеве с профессором Пиаже и его сыном. Отец спрятал предмет сначала под подушку кресла. Затем в от­сутствии ребенка он перепрятал его под подушку второго, стоявшего напротив, кресла. Мальчик должен был отыскать предмет там, где он его видел в последний раз. Он не нашел его там. Чтобы облегчить задачу, профессор на гла­зах мальчика спрятал предмет под подушку второго крес­ла. Ребенок ограничился тем, что приподнял подушку пер­вого кресла и прекратил свои поиски, сказав: «Его здесь нет!» Профессор повторил эксперимент, в котором он на глазах ребенка перенес предмет от одного кресла к друго­му. Но и на этот раз ребенок повторил свои действия и слова: «Его там нет!» Рассердившись на ребенка, профес­сор поднял нетерпеливо подушку со второго кресла и спро­сил: «Ты не видел, что я переложил его сюда?» «Да, - воз­разил ребенок, — но она должна быть здесь (под подушкой первого кресла)».

Я сама была очень удивлена, когда наблюдала игру в так называемые прятки с детьми двух и двух с половиной лет. Дети казались возбужденными, счастливыми и полными ожиданий. Игра в прятки заключалась в следу­ющем: один ребенок сидел на корточках под столиком, который был накрыт свисающей до пола скатертью. Дру­гие дети выбежали из комнаты, но скоро вернулись, под­няли скатерть и «нашли» под ликующие возгласы «спрятавшегося» там напарника по игре. Это повторялась много раз. Каждый говорил по очереди: «Теперь спрячусь я», - и садился под столик. В другой раз я видела, как большие дети играли в прятки вместе с маленькими. Ма­ленький ребенок спрятался за шкафом, и взрослые сде­лали так, словно не увидели его, с тем, чтобы доставить ему радость. Малыш же закричал: «Я здесь!» с таким вы­ражением, словно хотел сказать: «Разве вы не видели, что я здесь?»

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: