Сделай Сам Свою Работу на 5

ЗНАКОМСТВО С СЕРЫМ - ЗАГАДОЧНЫМ ДУХОМ ЛЕСА





 

Жил дед Федор на краю лесной поляны в маленьком домике, так укрытом под ветвями большого дуба и ореховых кустов, что, даже стоя рядом, заметить его можно было только случайно. Казалось, деревья и кусты сами оплетали и закрывали его ветвями. Мы подъехали к дому, и дед увел лошадь, а бабушка села на скамеечку возле стены.

-- Ба, а почему дверь открыта? В доме кто-то есть? -спросил я.

-- Нет, миленький. Федор Иванович живет один. Всю семью его в войну убили. С тех пор здесь и живет. А дверь открыта потому, что не сможет дурной человек в дом войти, сторож здесь хороший.

Какой сторож, ба, я даже собаки не видел? - спросил я.

Собаки нет, а сторож есть, - сказала бабушка. - Да ты иди погуляй, осмотрись, сам поймешь.

Я пошел прогуляться вокруг дома. Не успел отойти десяток шагов, как в кустах раздалось шуршанье и высунулась, как мне показалось, собачья мордочка. "Ага, значит, собака все-таки есть!" - подумал я и пошел дальше.

Мордочка спряталась в кустах и больше не показывалась. Я еще несколько раз оглянулся: вдруг собака выскочит и укусит! Но она не появлялась. Вдруг я почувствовал, как воздух вокруг меня сгущается. Все становится нереальным и незнакомым. Домик, проглядывающий среди деревьев, исчез. Я стоял в густой тени, среди высоких деревьев, которых только что здесь не было, и не знал, куда идти.



Воздух продолжал сгущаться. Дышать становилось тяжело. Каждой частью своего тела я чувствовал его давление. Сердце бешено заколотилось, появился страх, постепенно переходящий в ужас. Захотелось бежать сломя голову. До сих пор не пойму, почему я тогда не заорал и не бросился бежать. Видно, сказались бабушкины уроки поведения в лесу и мои общения с помощником.

Я сел на землю, постарался успокоиться и стал звать помощника. Землеройка появилась почти сразу, она подняла мордочку и тонко пискнула. Где-то сзади раздался звук, похожий то ли на хихиканье, то ли на бурчанье, и все прошло. Давление исчезло, страх пропал. Я сидел на тропинке, идущей вокруг дома, который все так же проглядывал сквозь крону деревьев.

- Хватит, Серый, совсем запугал мальца! - раздался густой бас деда Федора.

Он стоял рядом, усмехаясь в седую бороду.



- Ну, вставай, в дом пойдем, - сказал дед.

Я поднялся. Ноги ощутимо дрожали, голова кружилась. Идти было тяжело. Дед хмыкнул, взял меня под мышку и понес в дом.

Бабушка была уже в доме и раскладывала на столе продукты.

Наразвел нечисти, - сказала она, - шагу ступить некуда. Не место им в доме, в лесу жить должны! Так здесь и есть лес, - усмехнулся дед Федор, опуская меня на пол. - А малец твой не пугливый, видать, хорошо ты его учила. Другой бы уже до станции добежал. Серый свое дело знает!

Вот я и говорю, нечисти развел, только людей пугать! - Бабушка цыкнула в угол, где что-то шуршало.

Шуршанье прекратилось.

В доме и то в каждом углу вертятся! От тебя, Федя, не только люди, но, наверное, и медведи шарахаются!

Кому нужен, тот не шарахается, - усмехнулся дед. -А медведи меня любят. Ладно, хватит разговоры говорить, ужинать садитесь, поздно уже. Да и мальчонка устал.

Бабушка нарезала хлеб, и мы сели за стол. За ужином я осматривал дом. Он был простой и чистый. Бревенчатые стены, дощатый пол без следов краски, стол, деревянные лавки, кровать, два сундука вдоль стены и тщательно выбеленная русская печь.

Пахло травами, смолой, дымком. И к этому примешивался незнакомый, едва уловимый горьковатый, но приятный запах. Вся атмосфера дома создавала чувство уюта и покоя. Хотелось прислониться к теплой стене и уснуть. За ужином я откровенно клевал носом. Сказались дорога, новое впечатление, лесной воздух - и я не заметил, как уснул.

Проснувшись утром, я обнаружил, что лежу на сундуке на матрасе, набитом травами, которые источали тот самый горьковатый аромат, что так понравился мне вечером. Бабушка хлопотала у печки.



- Проснулся, миленький, - бабушка улыбнулась, - вставай, умывайся и завтракай.

Я встал и вышел во двор. Деда Федора нигде не было видно. Стаяла такая тишина, что закладывало уши. Солнце еще только поднималось. На траве и листьях деревьев лежала роса. Было прохладно, тело мгновенно покрылось гусиной кожей. Я поежился и пошел к умывальнику. Начав умываться, я заметил, что вода какая-то странная. Попадая на руки, она словно покрывала их голубоватой пленкой. Было такое чувство, что на руки, лицо попадает не вода, а масло. И эта странная вода жгла, жгла не холодом, а жаром.

Тело мгновенно согрелось, сон как рукой сняло. Мир открылся во всех своих красках, как будто с глаз сняли матовую пленку. Из кустов вновь показалась собачья мордочка. Но теперь я видел, что она была шире, чем у собаки, с остреньким мохнатым носиком и черными круглыми глазками.

Вслед за мордочкой явился ее обладатель: он был размером с небольшого медвежонка, с широкими задними лапками, на которых он и стоял, весь покрытый густой седовато-серой шерстью. И еще я заметил, что, когда существо вылезало из кустов, не дрогнула ни одна ветка, ни одна капля росы не упала с кустов. "Серый свое дело знает!" - вспомнил я слова деда Федора.

- Серый, - позвал я, - Серый.

Существо замерло. Посмотрело на меня бусинками глаз, едва видневшихся среди густой шерсти, смешно хрюкнуло и засеменило в мою сторону, быстро перебирая своими широкими лапками.

Серый казался толстым и неуклюжим, но умудрился одним неуловимым движением оказаться возле меня. Он остановился и опять уставился на меня. Даже вблизи, на свету мне не удавалось четко рассмотреть ни его глаза, ни тело. Глаза выглядели очень черными без зрачков, они не отражали свет и поэтому казались провалами в какую-то черную бездну. Тело, покрытое шерстью, постоянно чуть-чуть менялось и от этого казалось неустойчивым и расплывчатым. На нем невозможно было сконцентрировать взгляд.

Мы стояли друг против друга. Наконец Серый поднял переднюю лапу и потянулся ко мне. У него была совсем человеческая ладонь, без шерсти, с очень длинными, тонкими пальцами. Эти пальцы, казалось, не имели суставов - настолько подвижными они были. Одним из этих подвижных пальцев существо прикоснулось ко мне. Было такое чувство, что я получил удар током. От неожиданности я вскрикнул.

- Хватит, Серый, уйди! - бабушка стояла на крыльце и держала открытую ладонь в направлении Серого.

Существо захрюкало, заметалось и мгновенно исчезло, слившись с кустами, откуда еще некоторое время раздавалось обиженные звуки, похожие на поросячье похрюкивание.

Зачем ты его прогнала, ба, - заныл я. - Он хороший, смешной.

Он смешной, а мне некогда, да и завтракать пора, -ответила бабушка.

 

ТАЙНЫ ТЕПЛОГО КЛЮЧА

 

Мы пошли в дом. После мытья кожу слегка пощипывало. Казалось, что на ней лопаются малюсенькие пузырьки. За завтраком я спросил:

Ба, какой водой я мылся? Она жжется.

Непростая эта вода, а из Теплого ключа. Она любое зло отведет, любую боль исцелить может.

Что такое Теплый ключ, ба?

Бабушка задумалась. Ее молчание длилось довольно долго, и я уже начал нетерпеливо ерзать на месте, когда она начала свой рассказ.

- Люди говорят, что после Великого потопа вода начала возвращаться на свое место: земная - в землю, небесная - на небо.

Ветхий Завет я хорошо знал и поэтому понимал, о чем рассказывала бабушка.

- Вышел святой Ной из ковчега, вывел на землю семью свою и всякую тварь живую. Страшной предстала перед ними земля - мертвой и разрушенной. Поднял Ной руки к небу и воззвал к Богу: "Господи, взгляни на нас, ты спас нас от бурных вод потопа в этом ковчеге не для того ли, чтоб погибли мы на мертвой земле от голода и болезней? Долгое время носили нас волны над бездной, люди и животные истощены и больны..." Услышал Господь мольбу Ноя и ответил ему: "Нет, не погибнете вы от голода и болезней. Ибо оставлю я на земле малую толику вод небесных. Оживят они землю, исцелят страждущих, очистят мир и землю от всякого зла".

Забили святые источники, ожила земля, исцелились люди и животные. Люди такие ключи Теплыми называют.

- Бабушка, а таких ключей много?

Люди рассказывают, что много было, да мало осталось.

Почему?

Теплые ключи тайну имеют, - продолжала бабушка, - как только возьмут из них воду с корыстной целью, так и иссякнет ключ. Кроме того, каждый год такой ключ освящать надо.

Ба, а ключ Бог освящает?

Нет, миленький. Сначала семь страждущих в Святую ночь должны от ключа исцелиться, а потом Господь его и освятит, ведь для спасения жизни он их создал. Говорят, сам Купала из такого ключа родился, оттого его теплым богом зовут... Ну, ладно, хватит сказки рассказывать. Ты, миленький, пару деньков с Федором Ивановичем поживешь, мне уйти надо.

Я с тобой, ба!..

Нельзя тебе со мной, мал еще, - сказала бабушка и стала убирать со стола.

Скоро вернулся и дед Федор. Он принес корзинку грибов, брусники, лесных орехов. "На-ка, внучек, орехов погрызи", - сказал дед, протягивая мне горсть орехов. Их было так много, что не хватило и двух моих рук, чтобы удержать орехи, и половина просыпалась на землю. Я распихал орехи по карманам и подобрал упавшие.

Дед тем временем поставил корзинку на лавочку, подстелил листья лопуха и рассыпал на них бруснику и орехи. Потом пошел умываться. Умывался он медленно, получая огромное удовольствие от этой процедуры. Он тщательно втирал воду в руки, лицо, тело.

Ну вот, теперь пусть ветер и солнышко водицу осушат, потом можно и за дело приниматься, - сказал Федор Иванович и уселся на лавочку.

Уже вернулся, Федя? - Бабушка стояла на крыльце. - Хорошо, а то мне собираться пора. Ты тут мальчонку моего не обижай!

Обидишь его, - фыркнул дед. - Да ты собирайся, Аннушка. Мы уж как-нибудь тут сами справимся.

Бабушка ушла в дом, а дед Федор повернулся ко мне.

- Ну, внучек, пора дело делать, - сказал он. - Возьми-ка орешки и поколи, серединку выбери, потом в ступе разотри да с ягодками смешай. Пускай на солнышке потомятся.

Дед пошел в дом и вынес большую деревянную ступку с пестом, миску, молоток и ножик. Я сел чистить орехи. Расколов несколько штук, я увидел, что орехи были еще неспелые, ядрышко совсем маленькое, а вокруг сочная белая вата.

Федор Иванович, они еще зеленые, - сказал я.

Это для взрослых я Федор Иванович, а для тебя дед Федя, - отозвался он. - А что орешки не поспели, так то и хорошо, как поспеют, их только ребятишкам да бабам щелкать, а сейчас они самую силу имеют. Ты серединку-то ножичком выскабливай да и скорлупки не бросай, тоже в дело пойдут.

Я уже заканчивал чистить орехи, когда бабушка вышла из дома. Она была одета в чистое платье, в руках держала небольшой узелок.

Ну, я пошла, - сказала бабушка. - А ты смотри, Федора Ивановича слушайся, не безобразничай.

Иди, иди, Аннушка, - отозвался дед. - Мы уж тут поладим.

Бабушка ушла. А дед уселся рядом и принялся чистить грибы. Он внимательно следил за моими действиями и поправлял:

- Да ты не толки их, а растирай. И не торопись, лекарство спешки не любит. Растирай медленно, кругами, в одну сторону, чтобы сок дали.

Я растер орехи, выложил в миску и, высыпав туда ягоды, стал перемешивать.

- Вот и хорошо, - сказал дед. - Теперь мы их лопушком накроем и на солнышко поставим, пусть потомятся.

Он накрыл миску лопухом и поставил на пенек, на солнце.

Деда Федь, а что это за лекарство будет, от чего?

Много от чего, - ответил дед, - а сейчас, внучек, пойдем, за водицей сходим.

Он уже закончил чистить грибы, обтер лавку и аккуратно собрал ореховые скорлупки. Дед взял два большущих деревянных ведра, и мы пошли за водой. Проходя мимо колодца, расположенного сразу за домом, я спросил:

Деда Федя, куда мы идем? Вот ведь колодец!

Колодец хороший, - ответил дед. - посуду помыть, скотину напоить, а себе мы водицу из Теплого ключа принесем. Она и силу добавит, и тело очистит, и хворь прогонит.

Далеко до ключа?

Нет, недалеко, километра полтора будет.

Я удивился. Полтора километра! Еще в доме я переставлял пустые ведра, которые едва смог поднять - такие они были тяжелые. Дед же нес их легко, играючи, как будто не замечая тяжести.

Деда Федя, а у нас на даче ведра маленькие, железные. Да и у бабушки маленькие берестяные ведерки...

Нельзя, внучек, святую воду в железе держать, осквернится. А в берестяном ведерке много не принесешь.

Мы вышли на маленькую полянку, поросшую сочной зеленой травой. С краю полянки находился пригорок с растущей на нем рябиной.

Ну, вот и пришли. Давай, внучек, посидим тут под рябинкой. Место тут хорошее, и воздух живой, - сказал дед, усаживаясь на пригорок.

Деда, а где Теплый ключ?

Скоро увидишь, да ты посиди, непоседа. Лес послушай. Лес, он торопыг не любит.

Я сел рядом. Привычным жестом погладил верхушки трав и стал шепотом с ними говорить. Травинки обвивали пальцы, ласкались и тихонечко щекотали ладонь. Воздух в этом месте действительно был замечательный. Живой, чистый, прохладный. Он, казалось, сам лился внутрь, успокаивал и снимал жар знойного дня.

Как здесь хорошо! - невольно вырвалось у меня.

Да, хорошее место, - согласился дед, который все это время внимательно за мной наблюдал. - Рябинки его стерегут, воду кажут.

Бабушка рассказывала, что есть люди, которые ивовой рогулькой воду ищут, - сказал я.

Ивушка всегда к воде тянется, - согласился дед. - Но она любую воду показывает, а рябинка - только чистую или святую. Смотря когда ветвь взята. Рябинка вообще святое дерево, его всякая нечисть чурается.

Бабушка говорит, что ты всякой нечисти наразвел, ступить некуда!

Это она шутит! - засмеялся дед. - Ты, внучек, с моим Серым уже познакомился, разве он похож на нечисть?

Не похож, - сознался я.

Вот и я говорю, непохож. Лесовик - он существо чистое.

Так Серый - лесовик?

Лесовик, кто же еще? Разве бабушка тебе не рассказывала?

Нет, про Серого не рассказывала, она про лесного духа говорила.

Так Серый и есть лесной дух, и не он один. Много их у меня.

Я задумался:

- Деда Федя, а нечисть, она какая?

Дед еще больше развеселился:

- Ну уж не такая, как Серый! Да и нет у меня здесь нечисти. А коли доведется - покажу.

 

МОЛИТВА ДРУИДА

 

Дед Федор оказался очень веселым, разговорчивым человеком. Чувствовалось, что ему не хватало общения и теперь, найдя во мне благодарного слушателя, он с удовольствием рассказывал о лесе, деревьях, лесных духах и многом другом.

- Отдохнули, - сказал дед, - теперь можно и водицы набрать.

Он отошел на несколько шагов, опустился на колени, наклонил голову и что-то забормотал. Я тут же подобрался поближе, стал слушать.

- Землица теплая, землица-матушка, терпишь ты нас, неразумных, на теле своем, прощаешь всю боль, все зло, что мы тебе причиняем. Защищаешь и исцеляешь детей своих неразумных, кормишь и поишь...

Странно было видеть этого огромного, совершенно седого человека, стоящего на коленях и творящего молитвы земле. Он казался лишним на фоне яркой зелени трав и цветов. И в то же время создавалось чувство, что без него ничего этого и не было бы. Что именно любовью и верой таких людей, сохранивших память и обычаи своих предков, держится этот мир.

Всем видом своего огромного кряжистого тела он создавал чувство стабильности и незыблемости мироздания, и от него веяло такой силой и покоем, что поневоле вспоминались сказки о Святогоре-богатыре, Микуле Селяниновиче, Илье Муромце и гигантах из легенд разных народов. Даже стоящая рядом рябинка заметно наклонила свои ветки, закрывая от солнца и лаская листьями седую голову. Весь мир, казалось, замер, боясь нарушить молитву друида. А дед тем временем продолжал:

- Ты, творящая нас из тела своего, ты, наделяющая нас жизнью, любовью и разумом, ты, дарующая живой огонь и святую воду, ты, породившая теплого Купалу как хранителя мира живого, услышь слова одного из детей своих. Позволь взять от щедрот твоих, от крови твоей водицы святой малую толику, позволь испить от теплого ключа жизни...

Дед наклонился и коснулся головой земли.

Почти сразу раздался звук, похожий на журчание воды. Дед оторвал голову от земли, провел руками по земле круг, потом свел ладони и вертикальным движением разделил круг надвое. Затем запустил руки в землю, поднял дернину. Под дерном оказалась деревянная крышка, закрывавшая небольшой сруб, в котором плескалась вода.

Вода действительно казалась живой. Она была слегка выпуклой в середине, где-то в глубине угадывалось движение. Она то слегка приподнималась, то опадала, создавая иллюзию дыхания. Всю толщу воды заполняли едва заметные маленькие голубые искорки, а может, мне это только почудилось.

Дед взял берестяной ковшик, лежащий на полочке сруба, и начал наливать воду в ведра. Наполнив оба ведра, он положил ковшик на полочку, аккуратно закрыл крышку и расправил траву. Перед нами снова был зеленый пригорок. Незнающему человеку и в голову не могло прийти, что под тонким слоем дерна бьет теплый ключ.

- Пойдем, внучек. - Дед легко поднял ведра и широкими шагами направился к дому. Походка у него была легкая и широкая, и я едва успевал за ним. У дома нас встретил Серый. Он выглядывал из кустов и обиженно похрюкивал.

- Обижается, внимания ему не уделяют, - усмехнулся дед Федор. Он остановился, поставил ведра на землю и обратился к лесовику: - Не обижайся, Серый. Не с тобой одним общаться, надо и с людьми побыть. Ревнивый и игривый, как кошка. - Дед пожал плечами. - Кошка ты, - повторил он.

Серый тараторил в кустах, но весь не показывался.

Деда Федя, а почему он из кустов не выходит?

Лесной дух, когда он видимым становится, солнца не переносит. А здесь, - дед широко обвел рукой, - всегда тень держится. Видишь, кусты здесь густые, и деревья над ними ветки свесили. Вот Серый здесь днем и ошивается. Погоди, свечереет, не выдержит - к дому придет. Ну, пойдем, дел у нас еще много.

 

КАК НАЙТИ ОДОЛЕНЬ-ТРАВУ

 

Дома дед дал мне горсть сушеных луковичек и велел растереть их помельче. Я взял луковичку и стал рассматривать. Луковичка была очень знакомая, но я никак не мог вспомнить, что это за растение. Дед внимательно наблюдал за мной. Я попробовал луковичку на вкус, понюхал и наконец изрек:

Тимофеевка, да?

Верно! Так ее люди зовут, да не все знают, что корень у нее луковичкой и что у нее еще одно имя есть.

Да, - обрадовался я. - Бабушка рассказывала, что ее одолень-травой тут называют.

Молодец, и это знаешь, - похвалил меня дед. -Вот только одолень-травой она становится, когда взята на Аграфенину ночь, при красной луне и между младшими деревьями.

Деда Федя, а какие деревья младшие?

В лесу, внучек, осинка да ива младшими считаются. Они хозяевам леса путь указывают и силушку земную притягивают. Вот когда в Аграфенину ночь луна красным глазом землю между ними осветит, а тимофеевка ей серебряным светом ответит, тогда она одолень-травой и становится. Тогда, внучек, она любое зло одолеть может, потому что Аграфенину боль на себя приняла, злой стала. Сожми луковку пальцами, сам увидишь.

Я взял луковку и сильно сжал ее между пальцами. Рука мгновенно стала тяжелой, онемела до самого плеча, ее заломило. Я вскрикнул и попытался бросить луковку. Но пальцы не слушались. Рука опустилась вниз и не желала подниматься. Дед усмехнулся, взял мою руку и вынул луковку. Затем двумя пальцами легонько стукнул меня по плечу. Руку сразу отпустило. Она снова подчинялась моим командам. Но еще долго ледяной холод сковывал движения.

Видишь, какую силу одолень-трава имеет, - сказал дед Федор.

Почему рука так замерзла? - спросил я, растирая онемевшую руку.

Потому что сила в нее вошла, - ответил дед. - А когда человек силу извне принимает, ему всегда холодно делается. Да ты не бойся, это скоро пройдет. Вот силушка по телу разойдется, и пройдет.

Дед взял растертые луковки и, высыпав смесь брусники и ореха, продолжил все это растирать.

Деда, а почему, когда я луковки растирал, рука не болела?

Потому, внучек, что пестик из ивы сделан, ива из воды рождена, вот вода силу одолень-травы и сдерживает.

Он переложил смесь из миски в глиняный горшочек, отнес в дом и поставил в печь томиться, а сам продолжал рассказывать.

Как-то очень быстро и незаметно дед Федор стал своим. Может быть, благодаря простоте и своеобразной мягкости, может, еще почему, но не прошло и полдня, а я уже относился к нему, как к бабушке.

- Сейчас, внучек. Состав немножко в теплой печке потомится, потом мы в него медку добавим и в холодок. Деньков на десять поставим. А как настоится - сок чистотела в него пойдет, кора ивы и корешок рябинки. Это лекарство надо под корни дуба до полнолуния зарыть, потом процедить, и готово будет. Деда, а что таким лекарством лечить можно?

Много что, внучек, кости такой состав быстро сращивает, спину правит, старому человеку сил добавляет, а молодому разум проясняет. С горячкой справляется и камни рушит. Бывает, и раковая болезнь перед ним отступает.

Дед достал горшочек из печи, понюхал содержимое, подержал над ним руку, удовлетворенно кивнул и, достав другой горшочек с душистым медом, отлил немного в первый и унес его в погреб. Вернувшись, он налил меда на блюдечко, отрезал ломоть хлеба и протянул мне.

- На, внучек, медку покушай! Недавно борти проверял, хороший мед в этом году. А я пойду скотину посмотрю.

Скотины у деда Федора было немного: лошадь Клава, коза Люська, две безымянные овцы и четыре курицы с петухом. У Люськи был маленький козленок Васька, который все время то вертелся под ногами, то забегал в дом, заскакивал на лавку, пытался что-нибудь стащить со стола.

- Вот я тебя, пострел! - Дед грозил Ваське пальцем. Васька тоненько блеял, как смеялся, и убегал на улицу.

Мед действительно был замечательный - ароматный, с легкой горчинкой, очень легкий. В нем, казалось, собрались все ароматы леса и луга. Я быстро вылизал блюдце, доел хлеб, вышел на улицу и стал ждать деда. Васька тут же подбежал и начал толкаться лбом. Я погладил его по спинке, он обрадовался, что его заметили, и весело заскакал по двору. Тем временем вернулся дед Федор. Он посмотрел на скачущего козленка, улыбнулся и поманил меня пальцем.

- Пойдем, внучек, с сосной пообщаемся.

 

"...И ДЕРЕВО ОТПУСТИЛО МЕНЯ"

 

В десятке шагов от дома стояли несколько сосен. Дед подошел к самой большой, погладил ствол и, прижав к нему ладони, замер. Я подошел к другому дереву и повторил его действия. Сначала ничего не происходило. Сосна тихонечко шумела и поскрипывала. Потом я почувствовал какое-то движение под корой. Это движение постепенно усиливалось и передавалось моему телу. Земля покачнулась, поплыла, я потерял чувство реальности. Мне казалось, что я плыву по воздуху, земля под ногами исчезла, было чувство, что я стою на мягкой облачной массе и легкий ветерок несет меня куда-то.

Перед глазами поплыли картины. Я летел в солнечном свете над верхушками деревьев, слегка покачивающимися на ветру, и тело покачивалось в такт с ними. Вершины сменились широкой водной гладью изумрудного цвета, затем возникли вершины гор, пески, не помню что еще. Не знаю, сколько это продолжалось, мне показалось, что очень долго. Я пребывал в чувстве невообразимого блаженства и легкости.

Вдруг все кончилось. Я все так же стоял, прижав ладони к дереву. Дед Федор находился за моей спиной. Он смотрел на меня и улыбался. Тень от сосны все еще упиралась в большой пень. Значит, времени прошло совсем немного.

Ну что, внучек, познакомился с сосной?

А что это было, деда Федя?

Дед уселся на пень, достал табак, газету и скрутил козью ножку. Он не торопясь закурил, посмотрел на солнце и начал рассказывать:

- Мир, внучек, так устроен, что все друг другу помогают. Каждое деревце, каждая травинка, каждый зверек друг от друга помощь имеют. Что один не доделает, то другой за него закончит. Потому и мир держится. Вот пообщался ты с сосенкой - и как теперь себя чувствуешь?

Я прислушался к ощущениям. Тело переполняло чувство спокойной силы и радости. Оно было легким и послушным. Каждая клеточка, казалось, пела, чувствуя контакт со всем окружающим миром.

Хорошо, - неуверенно сказал я, понимая, что этим словом не могу передать всю полноту переполнявших меня чувств.

Вот и я говорю, хорошо, - дед глубоко затянулся. - А почему? А потому, что силы от одолень-травы слишком много взял по жадности своей.

Я не жадный, - обиделся я.

-- Всяк человек жадный, - отмахнулся дед. - Так вот, сосенка из тебя лишнюю силу забрала, оттого и облегчение вышло, и глаза прояснились. Сосенка, она всегда от человека лишнюю силу заберет, а что ему нужно, не тронет.

А бабушка под кленом сидит, - сказал я.

Клен - дерево женское. С ним хорошо женщинам и детям общаться. Сила у него мягкая, воздушная, - ответил дед. - Да и дубков у вас, наверное, там нет?

Дубов нет, - согласился я.

Потому с кленом и общается. Бабушка твоя большой силой владеет. Коль дубки были бы, с кленом не общалась. Ну, пойдем, грибков поедим, солнце к обеду клонится.

После обеда дед Федор куда-то ушел, пообещав рассказать о деревьях вечером, а я поиграл с Васькой и отправился гулять по лесу. Минут через десять я каким-то непонятным образом снова оказался возле дома. Это повторилось второй и третий раз. В какую бы сторону я ни пошел - все время возвращался к дому. Поняв, что что-то здесь не так, я отправился к орешнику, откуда сразу высунулась хитрая мордочка Серого.

- Так это ты, Серый, мне в лес ходить не даешь? -Я погрозил ему кулаком.

Серый ехидно похрюкал, посмотрел своими глазками и убрался. Прекратив попытки уйти от дома, я подмел двор, побросал кусочки хлеба курам и пошел к сосне. Несмотря на все мои попытки, сосна не отвечала.

Маясь от безделья, я уселся на лавочку и стал ждать деда. Он вернулся часа через два. Притащил связку каких-то корешков, развесил их в тени и подсел ко мне,

- Молодец, внучек, двор прибрал, - сказал дед и погладил меня по голове. Голова буквально утонула в огромной ладони.

До вечера дед занимался домашними делами - убирался в доме, пропалывал и поливал небольшой огород, колол и складывал дрова. Я по мере сил помогал. Вечером я рассказал ему, как Серый не отпускал меня от дома и что сосна не захотела меня качать. Он кивнул и сказал:

- Правильно, куда ж Серый тебя одного отпустит - заблудиться можешь. А сосна все лишнее уже взяла. А сейчас, внучек, к рябинке пойдем.

Долго идти не пришлось, благо рябины росли сразу за огородом. Дед Федор подошел к рябине, погладил ствол и сказал: - Опять я пришел к тебе, сестричка. Не откажи в ласке, прими как гостя.

Рябинка зашелестела листьями и опустила ветки. Дед встал па колени и прижался лбом к стволу. Дерево еще больше опустило ветки, я старательно повторял действия деда. Едва я прижался головой к дереву, как раздался звук, похожий на звон. Я прислушался. Звон становился все более отчетливым, в нем явственно стал проступать смех.

Смех воспринимался в очень высоких тонах и напоминал то ли журчанье ручья, то ли звон хрустального колокольчика. Но это был именно смех - чистый и радостный. Внутри все зашевелилось. Создавалось впечатление, что кто-то перемешивает все внутри меня, перемещая с места на место. Это чувство быстро прошло, но смех продолжал звучать, завораживая и заполняя все тело жгучей радостью и любовью. Возникло желание обнять весь мир, бегать наперегонки с ветром, кувыркаться в траве. Наконец смех стал затихать. Восторг прошел, освободив место приятной эйфории и покою. И дерево отпустило меня. Я почувствовал скользнувшие по плечам ветки, до которых раньше не мог дотянуться рукой.

- Деда Федя, рябинка смеялась, - сказал я, когда, вернувшись, мы сидели на лавочке и смотрели на заходящее солнце.

Слова прозвучали совсем тихо. Громко говорить не хотелось, чтобы не нарушать покой леса. Заходящее солнце окрашивало верхушки деревьев в оранжевые тона. Дед смотрел на них и улыбался:

- Рябинка всегда смеется, внучек, и от ее смеха зло бежит.

Дед замолчал, продолжая смотреть на верхушки деревьев. Солнце скрылось за лесом, в стороне раздалось знакомое хихиканье. Серый стоял в сторонке и смешно семенил своими широкими лапками, но близко не подходил.

 

КАК ПРОЯВЛЯЕТСЯ СЕРЫЙ

 

- Солнце - за лес, Серый - к дому, - изрек дед. - Ладно, иди уж сюда!

Серый тут же оказался рядом. Перемещался он очень странно, как бы размазываясь в пространстве. И вот он уже здесь. При этом он все время часто-часто переступал лапами. Я засмеялся. Как смешно он ходит!

- И не ходит, а проявляется, - сказал дед, поглаживая Серого по его густой шерстке.

Тот терся у ног и тихонько похрюкивал.

- А ногами сучит, чтобы нам приятно было, людям подражает.

Деда, а он кусается?

Дед засмеялся:

Нет, внучек, не кусается, ведь у него и зубов-то нет.

Серый тут же открыл рот и показал огромные серые клыки. Дед аж сложился от смеха:

- Ты погляди на него, паразита, что вытворяет! Что ж ты, нежить, делаешь! Стар я уже так смеяться.

Он засунул палец Серому в рот и вытащил наружу, стараясь задеть зубы. Палец прошел через зубы, как через воздух. Серый захихикал и засеменил ногами.

Радуется, паразит. Ох, давно так не смеялся! Лесовик, он как ребенок - добрый, преданный, любопытный, да уж больно игривый. Все бы ему играть да безобразничать. Но он зла никому не причинит.

Деда Федя, а погладить его можно?

Погладь, конечно, - согласился дед. - Хотя что уж там гладить!

Я протянул руку и попытался погладить лесовика по спинке. Рука, почувствовав сопротивление, погрузилась в тело Серого. Тот захихикал, я отдернул руку.

- Да ты не нажимай так, это ж не собака!

Дед взял мою руку и, едва касаясь, провел ею по спине Серого. Под ладонью появилось ощущение очень мягкой шерстки, которая слегка потрескивала и покалывала руку мелкими электрическими разрядами. Чувство было очень приятным, и я продолжал гладить. Серый поеживался, семенил лапами и хихикал. Тем временем из кустов показались еще три мордочки.

- Ишь, повылезали! - Дед махнул рукой. - Назад идите, не до вас. Мордочки исчезли.

- Пойдем в дом, внучек, прохладно становится.

Дед поднялся и направился к двери. В доме он зажег

керосиновую лампу, принес молока, хлеба, луку, достал из печки чугунок с картошкой и грибы. Мы поужинали.

- Деда, а скотину мы загонять будем?

- Уже загнали, - ответил дед. - Вот их сколько, помощников, по лесу шастает.

Дед напоил меня каким-то травяным отваром с медом, постелил на сундуке и сказал:

- Ложись, внучек, спать, поздно уже.

Спать действительно очень хотелось, глаза слипались. Я забрался на сундук, укрылся одеялом и сразу уснул.

 

"ВЕСЬ ДОМ СОДРОГАЛСЯ ОТ ВИЗГА И ТОПОТА..."

 

Ночью я проснулся от жуткого шума. Весь дом, казалось, трясся от хохота, визга и топота. Я осторожно выглянул из-за занавески, которой дед Федор занавесил мою импровизированную кровать, чтобы не мешал свет. За столом сидели дед Федор и три лесовика. Они ожесточенно резались в карты. Четвертый лесовик метался вокруг них, непрерывно тараторил и визжал. Серый шипел на него, одновременно успевая подглядывать в карты деда. Тот хлопал его по мохнатой морде и раскатисто хохотал. Вся эта оргия сопровождалась жутким шумом, визгом и грохотом падающей мебели и посуды.

С вещами действительно происходило что-то странное. Миски, стулья и другие вещи вдруг безо всякой видимой причины поднимались в воздух, пролетали какое-то расстояние и падали на пол. Сначала я думал, что все еще сплю и вижу сон. Но, повертев головой и пощипав себя, понял, что это не так.

Снова оглядев комнату, я заметил еще одно существо размером с кошку. Оно держалось в тени у печки, и четко рассмотреть его не удавалось. Видно было только, что оно дергается из стороны в сторону и бестолково размахивает лапами.

Весь домик кипел, и только вокруг моей постели была зона покоя. Как будто невидимая стенка отделяла меня от кипящего и визжащего пространства. Вся эта картина: визжащие, корчащие рожи лесовики, хохочущий дед Федор, летающие предметы, карточная игра, мечущееся существо у печки, - все это выглядело так нереально и уморительно смешно, что я не выдержал и засмеялся.

Мгновенно все стихло. Пространство заколыхалось, искажая окружающие предметы, потом я почувствовал толчок воздуха, как будто беззвучно лопнул большой шар, и все стало на свои места. В доме опять было тихо и спокойно. Вещи находились, где им положено. Существо у печки исчезло. И лишь за столом продолжал сидеть дед Федор, да хитрая мордочка Серого выглядывала из-за его спины. Переход от сумасшедшего кавардака к полной тишине и порядку был настолько неожиданным, что я невольно ойкнул.

Дед посмотрел в мою сторону:

Что случилось, внучек? Сон дурной приснился?

Деда, а куда они делись?

Кто они? - Дед удивленно поднял брови.

Ну, лесовики и этот у печки, который с тобою в карты играл, - сказал я, слезая с сундука и подходя к столу.

Колода карт все еще была там. Брови деда поползли еще выше.

- Так ты их видел?

Конечно, видел. Они же так орали.

Дед нервно потеребил бороду:

Ох, и достанется мне от твоей бабушки, если узнает!

Не узнает, я ей не скажу.

- Узнает, - вздохнул дед. - А впрочем, сама виновата, - подытожил он. - Садись сюда, внучек. - Дед показал на лавку.

Я уселся и стал слушать.

Понимаешь, внучек, ведь никаких лесовиков здесь и не было вовсе. Один Серый. То есть они, конечно, были, но не здесь и не сейчас.

Как же не было, ведь я их видел!

-- Ты их видел не здесь, а в их собственном мире. Хотя ума не приложу, как тебе это удалось. Когда наш мир и мир лесовиков накладываются один на другой, то возникает нечто среднее. Собственно, я и сам до конца не понимаю это явление. Какой он, мир лесовиков? То есть не лесовиков, конечно, а леса и тех существ, которых он порождает? Время в этом мире течет по-другому, не так, как у нас, поэтому мы тот мир не видим и не понимаем. Вот когда наш мир и мир леса или другой какой соприкасаются, то время этих миров в этом месте начинает течь одинаково и тогда мы можем тот, другой мир, видеть и общаться с его обитателями. Учиться у них и в карты играть тоже. - Дед хмыкнул.

Серый принялся тараторить и размахивать лапами. Дед раскатисто расхохотался:

- Ишь, как меня защищает! Правильно, Серый. Мы с тобой старые друзья, друг друга защищать должны.

Мне стало неловко. Показалось, что я обидел старика.

- Прости, деда Федя, я не хотел, - сказал я и, подобравшись поближе, погладил деда по руке.

Дед широко улыбнулся и обнял меня.

- Ничего, внучек, кто ж на правду обижается, - сказал он и взъерошил мне волосы.

В этот момент я почувствовал, что между нами возникла какая-то связь и что этот старик, одиноко живущий в лесу, не чужой мне человек, которого бабушка попросила приглядеть за мной на время своего отсутствия, а бесконечно родной и близкий. Это породило такую бурю чувств, что, прижавшись к деду, я обратился к нему совсем как к бабушке:

- Деда, расскажи сказку.

Он снова взъерошил мне волосы:

- Не умею я, внучек, сказки рассказывать. Это ты бабушку попроси, она их много знает. Бабушка твоя человек мудрый, мне не чета. Она каждому слову применение найти умеет. А я житель лесной, говорю мало, оттого и в словах путаюсь.

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.