В.Н. Чернавская, О.И. Сергеев 7 глава

Албазинские казаки подрабатывали извозом и продажей леса. В те годы снабжение северных приисков шло через Джалинду, куда летом по Амуру или железной дорогой завозили необходимое, зимой нанимали тех, кто на конях по зимнику доставлял это к приискам. Зимой же заготавливали и лес, увязывали в несколько рядов, готовили плоты, после ледохода сплавляли вниз по Амуру на Благовещенск. Заработки в обоих случаях были неплохие, но деньги у Павла в руках не держались. На обратном пути он всегда обрастал друзьями из своих же станичных, любивших выпить за чужой счёт. Бывалочи, всё спускал, а может, закадычные дружки ещё и обворовывали его.

Женщины без работы не сидели. Кроме хозяйства на плечах и огород. Для овощей делали высокие грядки, чтоб земля за лето лучше прогревалась в наших-то условиях вечной мерз­лоты. Землю тягать — тяжёлая работа. (Как анекдот рассказывали случай, когда бабуся-переселенка, зайдя в огород, стала на грядки кланяться и креститься, думала, что могилки. На Западе землю не загребают высоко, нет необходимости). Скучать некогда: посадить, прополоть, поливать, окучивать, вы­копать, за зиму не один раз перебрать, чтоб не гнило. Разводили и табак на продажу. Бабушка удивлялась, что по всему дому табак сушили, а никто из своих не курил. В лесу заготавливали шиповник и другие ягоды, грибы, дикие лук и чеснок (мангырь). Излишки продукции продавали на те же прииски.

Мать Павла, Варвара Андреевна, хорошо знала местные ягодные места. Ягоду приносила только крупную, отборную. Сахара для варенья не хватало, так вешала ягоду в корзинках на чердаке. Зимой занесут, ягодка к ягодке, когда оттает. Черёмуху сушила и толкла на чай и пирожки. Она вообще была большой мастерицей, всё могла: состряпать, сварить, засолить и т.д. Часто вспоминали её мороженое. Пока были силы, соглашалась готовить на свадьбы, поминки и т.п. За это ей хо­рошо платили и уважали, возили и в другие станицы. Её за­работки были большим подспорьем для семьи: накупит нужных продуктов, в первую очередь мешок муки, настряпает.

Надо и обшивать семью. Степанида на швейной машинке строчила очень быстро, по словам внуков, как глиссер (быстрый такой катерок, который носился по Амуру). Стирки, починки — старый гад на новый лад. Постельного белья от бедно­сти не имели. Одежды — минимум.

Зимой особого внимания требовала русская печь. В ней пекли хлеб, готовили еду, сушили одежду, грели воду, мылись в ней, как в бане. (К последнему надо приноровиться, с не­привычки можно и в саже вымазаться). В такой печи пища в посуде не имеет прямого контакта с огнём, нагревается жаром стенок, томится, что даёт специфический вкус и аромат. Подогревать не надо, в печи эффект термоса — постоянная температура в течение длительного времени. Обслуживание печи подразумевало определённые навыки и умения. Перерасход или недостаток топлива был недопустим, а то сожгёшь или не до­варишь. Зато готовили с утра на весь день. Даже в суровые зимние дни печь с одной протопки поддерживала нормальную температуру в избе в течение суток. Печкой лечились. Если кто приболел, марш спать на печку, сухое тепло прогреет лучше всего.

Летом, когда большие сельскохозяйственные работы на пашне (так называли свои наделы за деревней, иногда в 12-15 верстах) — посадки, сенокос, уборка и др., — Павел и Степанида там и жили, а дома с внуками и хозяйством полностью управляется Варвара Андреевна. Свои работы закончат, так по просьбе матери помогают другим её детям, так всё лето с паш­ни и не вылазят.

В еде были неприхотливы. Кормились огородом, лесом, рыбалкой. Особых деликатесов не знали, но всё своё, всё свежее. Назавтра ничего не разогревали, потому что не оставалось. Капусту квасили бочками. Солили дикие лук и чеснок, огурцы, зелёные помидоры, грузди. Рыбу солили и замораживали свежей. Осенью, после забоя выросшей за лето скотины, на­мораживали котлет, пельменей, солили сало. Хранили в сундуках, чтоб не выветривалось, т.е. не теряло вкусовых качеств. Летом мясо солонили — держали в специальном растворе, так что перед готовкой его требовалось вымачивать. Сало не пере­солишь: оно берёт в себя ровно столько, сколько ему надо. Хватало до следующего забоя, пожелтеет сверху, а всё равно выручает летом в поле для сытности.

Картошку любили в любом виде, садили помногу. Во второй половине лета начинали подкапывать молодую. Не вы­рывая куста, рукой искали в гнезде клубни покрупнее. Кожица у неё ещё тонкая, варили «в мундире». Обожали жареные семечки щёлкать: подсолнечные и тыквенные. Оторваться от них было трудно.

Бабушка смеялась, что она солоща, т.е. ест всё. Запросто могла обойтись каким-нибудь кислым (так называли) суп­чиком с ква­шеной капустой или с крупой. Любила резкое в прикуску: нарвёт зелени, порежет, с солью потолчёт, раститель­ного масла капнет и кушает с основным блюдом. От такой пищи и зубы у всех были отменные. Сама она за жизнь один зуб потеряла, и тот в старости.

Чаи гоняли. Варвара Андреевна предпочитала гуранский — чёрный и крепко заваренный. Степанида — карымский — плиточный, с чуть горьковатым вкусом, с добавлением соли, молока или масла топлёного. Его рекомендовали как очень полезный при кормлении ребёнка грудью.

Кстати, зимой молоко морозили. Коровы меньше начинают доиться перед отёлом, потом и вовсе всё для телёнка, так заранее каждый день в выделенную посуду доливали сколько выгадают для семьи молока. Оно намерзает постепенно и получается молочный круг. При надобности откалывали от него требуемого размера кусочки.

Старались покупать только необходимое. В станице было несколько лавок. Если зайдёшь к лавочнику Тонких Григорию Ивановичу, то пропадешь. Обладавший ценными для лучших представителей этой профессии качествами, он встречал посетителя с распростёртыми объятиями. Ассортимент большой, чего только у него не было! С шутками и прибаутками хозяин всё покажет, всё расскажет, закружит, завертит и всучит покупку, которая-то и вовсе не нужна.

Постепенно увеличивался состав семьи. В 1919 г. родился Николай, в 1921 — Татьяна, в 1923 — Елена, в 1925 — Александр, в 1927 — Георгий, в 1929 — Зоя. Дни рождения ни­когда не от­мечали, у бедных не было принято. Рожали дома. В те годы повитухой была Прасковья Тимофеевна Рогожина. В большие праздники почти вся станица обязательно к ней с поклоном и подарками ходила. Бабушка Рогожиха была не толь­ко опытной, но и доброй. Могла и пожить, подомов­ничать несколько дней, пока роженица окрепнет. Молодой мамаше, как бы она ни была измучена, не давали первые два часа после родов спать и даже лежать лицом к стенке. Отвлекали раз­говорами. Новоявленного папашу поздравляли с сыном, а если дочка ро­дилась, дух поднимали присказкой: «Вот и хорошо! Сначала — нянька, потом — лялька». Перед крещением ста­рались умаслить священника, а то такое имя откопает в святцах, что и нарочно не придумаешь.

Первые сорок дней после родов женщина считалась сырой и должна была сильно беречься. Тепло одеваться даже летом, ничего холодного не употреблять. Кушать разрешалось всего понемногу, чтобы ребёнок привыкал к разной пище. Больше старались воды пить. Малыша с первых дней приучали к ес­тественному шуму, на цыпочках не ходили. Чтобы во сне не ис­пугался, ручками не вскинулся, — пеленали.

Кормили не по часам, а по «просьбе» ребёнка. В кровати лёжа категорически запрещалось кормить младенца, можно заспать его, т.е. удушить грудью, если мамаша и сама нечаянно заснёт, такие случаи бывали. Отнимали от груди, пере­водили на взрослую пищу, в холодное время года, не по жаре, т.к.боялись какую-нибудь заразу подцепить. Чтобы не кре­пило, поили малыша перед кормлением с ложечки серебряной водой: дитё покакало, матери легче. От потницы купали с чередой. Если плакал часто, сучил ножками, привязывали к пупку медный пятак. Знали заговоры от грыжи и др.

Больше всего боялись сглаза. И роженицу, и ребёнка старались как можно реже показывать на люди. Даже повитуху звали так, чтоб меньше народу знало, считалось, что такое по­могает легче родить. Если малыш после гостей или посторонних беспокоился, плакал, над кружкой воды читали «Отче наш», давали попить не менее трёх глотков, остатками умывали и не вытирали, так обсыхал. С поцелуями в лицо к маленькому не принято было лезть, пусть и своим, целовали в ручку. Верили и в родительский сглаз. Общаясь с ребёнком, поглаживали, делали ему потягушки за ручки, за ножки, говорили ласково, но противоположно подразумеваемому: «Вредненький, некрасивенький, нехорошенький» и т.п.

С ползунком начинали играть в ладушки и прятки, когда взрослый делает вид, что не замечает ребёнка: «Где же …?» и вдруг потом: «Вот …!» Не понимая слов, дитё реагирует на интонацию. Столько радости взаимной! Но и самую развесёлую игру резко обрывали, если ребёнок ударял по лицу играющего с ним, сразу давали понять, что так нельзя. При первых попытках пойти — ножницами как бы разрезали путы между ног малыша.

Спать укладывали в зыбку — подвесную люльку. Если расшалился, пугали: «Бабай придёт, утащит». Усыпляли спокойными, ласковыми песенками:

Котик, котенька, коток, котик — серенький лобок.

Иди, котик, ночевать, нашу зыбочку качать.

Тебе, котику-коту, за работу заплачу.

Дам кусочек пирога, дам кувшинчик молока.

Для выпавшего молочного зуба заставляли ребёнка найти дырку в полу, кинуть его туда, приговаривая: «Мышка, мышка, поиграй, мене новый отдай». Старшее поколение знало мно­жество поверий и старалось их соблюдать.

С детьми постарше и между собой взрослые не рассусоливали, избегали телячьих нежностей. Задеть, как бы невзначай, проходя мимо; чмокнуть в щёчку; шепнуть ласковое слово; стрельнуть глазками и пр. — такой и удачи (привычки) не было. Возможно, сказывались раннее привлечение к взрослым трудовым обязанностям, быстрый рост семьи (нет 30-ти лет, а уже шестеро детей), необходимость изображать строгого родителя, огромный объём каждодневной работы. Да и характер играл свою роль. Из Павла трезвого клещами слова не вытащишь, молчаливый был. Степанида живее его в общении, но рано осталась без матери, росла в людях, при­ходилось эмоции держать при себе, тем более свекровь, когда что не по ней, сразу губы поджимала. Правду говорила частушка:

Девочки, смугляночки, гуляйте по поляночке.

Бабочками будете, поляночки забудете.

Церковь это дело тоже не поощряла. Варвара Андреевна была глубоко верующим человеком, строго соблюдала все пред­писания. Молодые свою религиозность не выпячивали, но против традиций демонстративно не выступали.

Суеверий хватало. Боялись всерьёз мечтать о чём-то — загад не бывает богат. Верили в руку лёгкую и тяжёлую при исполнении работ. Засекали в понедельник: каким будет день, такая будет и вся неделя. Лучшим днём для начина чего-то считали вторник. Терпеть не могли, выйдя из дому, встретить праздно любопытствующих: «А ты куда?» Нечего закуды­кивать дорогу.

Перед дальней поездкой надо хоть немного всем вместе посидеть, с мыслями собраться. Проводив отъезжающих, полы этот день не мыли и не подметали, чтобы обратную дорожку не замывать и не заметать.

Не перешагивали через лежащего ребёнка, т.к. считалось, что он не будет расти. Не пришивали пуговицу и не прихватывали дыру, не сняв одежды, чтобы не зашить память. Не раскидывали волосы с расчёски — иначе голова будет болеть. Боже упаси было взяться в праздник или выходной за рукоделие. Вон там где-то какая-то баба ослушалась — что было! Нитки все поперепутались, сама руки исколола, а ребёнок на иголку наступил… Запугов было миллион и на все случаи жизни.

С родственниками роднились. Святое дело — на праздник или воскресенье в гости сходить. Называлось это — «чайку попить», но на стол выметалось всё, что есть. Хлебосолы все те же, но чужое всегда вкуснее. А если ещё и чарочку под­несут, смотришь, запели свою казачью, забайкальскую. С Гражданской войны любили песню, в которой тяжело раненный пар­тизан обращается к птицам:

Не вейтеся, чайки, над морем, вам некуда, бедным, присесть.

Слетайте в долину Амура, снесите печальную весть…

Как они тут в бою с белыми все погибли, но не сдались.

Исполнялась на мотив песни «Плещут холодные волны».

Письма тогда писали албазинцы, не мудрствуя лукаво, строчили по одному шаблону. Знаю его наизусть, так как бабушка рано начала привлекать меня писать письма под диктовку. Вот образец: «Здравствуйте, дорогие родные… — перечисляются имена получателей. — С сердечным приветом к вам… — называют имена отправителей. — Письмо ваше получили, за которое большое спасибо». Если с ответом задержались, извинялись и объясняли, почему. Дальше возможны два варианта. Первый — «Мы живём хорошо, чего и вам желаем». Второй — «Мы живём помаленьку». В том и другом случае идёт перечисление новостей, ко­торые могли бы заинтересовать получателя. Затем спрашивается о здо­ровье и новостях, которые интересуют отправителя. В конце: «Желаем вам всего хорошего. Пишите. Ждём ответа. Крепко целуем. Ваши родные». Почта работала.

Как-то Степанида взяла с собой маленькую дочь на по­хороны дальнего родственника. От первой услышанной фразы ребёнок остолбенел. Плачущая старушка спрашивала у покойника: «На кого же ты меня покинул, цветочек ты мой аленький?». Девочка внимательно посмотрела на гроб, удостоверилась, что лежит именно тот, на кого она и думала, — сухонький старичок. Оглядела кругом сидящих. Никто не смеялся, наоборот, усиленно тёрли глаза платочками. Ничего не поняла, а спросить у матери застеснялась.

Удивительный, с нашей современной колокольни, факт — на поминках, если умерла женщина, выпивку на стол вообще не ставили; если поминали мужчину, то наливали по одной. Так было принято. Помин — не гулянка. На всю станицу была единственная пьющая баба, ею детей пугали.

Казалось бы, каждый день походил на тысячу других. Но эпоха менялась, постепенно подтачивались прежние устои. Витавшие в обществе идеи преимущества коллективного труда будоражили души трудового казачества. И не удивительно. Отсутствие механизации, когда всё делалось «своим горбом», зависимость от капризов погоды и своенравной реки подрывали уверенность в завтрашнем дне. Нужда никогда далеко от порога не уходила, и хотелось вырваться из плена бедности.

Государство стало активно вовлекать женщину-крестьянку в общественную жизнь: в организацию детских садов, яслей и общественных столовых; к контролю за выдачей школьникам одежды и обуви; к борьбе с насекомыми и паразитами; к проведению детских утренников и вечеров культурного досуга для взрослых и другим формам работы. Степанида любила на мероприятия приходить пораньше, чтобы, как она говорила, с ней здоровались, а не наоборот. Ей это было в новинку, интересно, затягивало, но оставляло меньше времени для семьи и ухудшало отношения с мужем, сам он не был активистом. Даже праздники перестали приносить былую радость. Религиозные по своей форме, они становились не модными и уже считались признаком отсталости. Сказывалась пропаганда безбожников.

И.И. Шмонин

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ
УССУРИЙСКОГО КАЗАЧЕСТВА
С УПРАВЛЕНИЕМ ПОГРАНИЧНОГО КОМИССАРА
В ЮЖНО-УССУРИЙСКОМ КРАЕ
РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

В 1869 г., то есть лишь через 10 лет после начала освоения Южно-Уссурийского края, царское правительство России принимает решение о создании в крае специальных подразделений, предназначенных для охраны Государственной границы. Так, 24 мая 1869 г. Российский император издал Указ «О сформировании Уссурийской казачьей конной сотни» «…для охранения границ Южно-Уссурийского края», а 12 ноября того же года Император Высочайше утвердил мнение Государственного Совета «Об учреждении управления пограничного Комиссара (транскрипция по тексту документа) в Южно-Уссурий­ском крае». До этого задачи по охране границ формально выполняли стрелки Восточно-Сибирских линейных батальонов и казаки Уссурийского пешего казачьего полубатальона. Однако постоянные грабительские набеги шаек хунхузов на русские и инородческие поселения, а также т.н. «манзовская война», разразившаяся в крае в 1868 г., показали крайнюю незащищенность наших границ и уязвимость и без того немногочисленных по­селений, что негативно сказывалось на процессе заселения края русскими переселенцами. По замыслу авторов законопроектов на казачью конную сотню возлагалась задача войсковой охраны границы и отражения вооруженного вторжения в наши пределы шаек хунхузов, а на управление пограничного комиссара, говоря современным языком, — ведение оперативной, дипломатической, организация режимно-пропускной и других видов деятельности по защите национальных интересов России в пограничном пространстве.

Первым командиром Уссурийской казачьей конной сотни в ноябре 1869 г. был назначен майор Ножин, который командовал ею на протяжении первых 10 лет 1. Штаб сотни перво­начально располагался в Камень-Рыболове, затем с 1881 г. — в урочище Атамановском.

Значительный вклад в деятельность по защите национальных интересов России на дальневосточных границах внес пограничный комиссар Николай Гаврилович Матюнин, назначенный на эту должность приказом генерал-губернатора Восточной Сибири от 27 августа 1873 г. 2. На хлопотной и ответственной должности пограничного комиссара Н.Г. Матюнин прослужил почти 30 лет. Первая резиденция управления пограничного комиссара находилась в урочище Новокиевском (ныне пос. Краскино).

Несмотря на подчинение разным ведомствам (казачья сотня — Военному министерству, а пограничный комиссар — Министерству внутренних дел), в обязанности пограничного комиссара был вменен также «главный контроль и надзор над заставами на границе» 3. Надзорные функции гражданского чиновника в отношении военных создавали определенные противо­речия, особенно если учесть, что механизма такого надзора в первых инструкциях, регламентирующих их деятельность, пред­усмотрено не было.

Между командиром сотни и пограничным комиссаром то и дело возникали разногласия, что практически приводило к прекращению взаимодействия между ними. Матюнин неоднократно обращался к генерал-губернатору Восточной Сибири с за­явлениями о невозможности иметь надлежащие сведения о положении дел на границе.

Лишь в 1879 г. генерал-губернатор Восточной Сибири генерал-адъютант Фредерикс П.А., вникнув в суть проблемы, нашел заявления пограничного комиссара обоснованными и принял решение к надзорным функциям пограничного комиссара добавить командно-распорядительные «в порядке отправления кордонной службы». В своих предложениях пограничному комиссару от 14 апреля 1879 г. барон Фредерикс пишет: «Для устранения же на будущее время всяких недоразумений и пререканий между Вами и командиром Уссурийской казачьей сотни, а также и ближайшими начальниками караулов, я признал целесообразным точно определить Ваши взаимные отношения и совместные обязанности по заведыванию караулами особыми инструкциями Вам и командиру сотни». Им были утверждены в виде опыта на два года проекты «Дополнительной инструкции Южно-Уссурийскому пограничному Комиссару» и «Инструкции для исполнения кордонной службы на границе с Манчжурией в Южно-Уссурийском крае». Этими документами определялись полномочия пограничного комиссара по организации кордонной (т.е. пограничной) службы силами Уссурийской конной казачьей сотни. В частности, в «Дополнительной инструкции Южно-Уссурийскому пограничному Коммисару» определен следующий порядок подчиненности: «… по­граничные караулы в Уссурийском крае, а равно и офицеры, заведующие ими, состоя по хозяйственной и строевой части в не­посредственной зависимости от военного начальства, в отправлении пограничной службы подчиняются Коммисару». В данной инструкции четко определен порядок служебных взаимоотношений между пограничным комиссаром и офицерами сотни: «Коммисар отдает распоряжения на караулы не иначе как через караульных офицеров, которые обязываются исполнять распоряжения Комиссара в точности и без всякого промедления. Комиссар имеет личное наблюдение за отнесением караулами кордонной службы… Комиссар сообщает командиру сотни об офицерах и нижних чинах, заслуживающих поощрения и награды за усердное отбывание ими кордонной службы. Комиссар получает от караульных офицеров ежемесячные донесения обо всех маловажных происшествиях на границе, а о про­исшествиях более важных и в особенности требуемых пря­мого участия Комиссара, караульные офицеры доносят Комиссару немедленно, нарочным, сообщая о мерах, принятых для восстановления должного порядка… В случаях получения из­вещения от караульных офицеров о появлении шаек хунхузов в наших пределах, Комиссар безотлагательно входит в сношения с Китайскими властями о принятии с их стороны соответственных мер по преследованию хунхузов по обратному переходу ими границы…». Определены в инструкции и вопросы взаимо­действия в сфере организации пограничного контроля в пунктах пропуска через границу и таможенного контроля: «В случае захвата контрабанды караульные офицеры доводят до сведения о том Комиссару, изложив подробности, как самое обстоятельство захвата контрабанды, так и количество конфискованного товара. Виновные в тайном провозе, проносе товара, буде окажутся китайскими подданными, отсылаются Комиссару для выдачи по принадлежности ближайшему китай­скому пограничному начальству… Для предоставления жи­телям Уссурийского края удобств в получении заграничных билетов, выдача таковых предоставляется не только Комиссару, но и караульным офицерам. Для сего офицеры снабжаются в до­статочном количестве бланками за подписью Комиссара, в расходовании коих предоставляют ему ежемесячный отчет» 4.

Начальник кордонной линии (он же — командир сотни) в соответствии с инструкцией для исполнения кордонной службы был обязан: «…сообщать Комиссару через посредство своих подчиненных обо всем происшедшем на границе, как в военном, так и в военно-политическом и таможенном отношении, а также принимать к сведению и исполнению все сообщения и требования Пограничного Комиссара в отношении охраны всей пограничной линии и полной ее безопасности. Кроме того начальник кордонной линии и все офицеры пограничной военной части во всякое время обязаны оказывать Пограничному Комиссару полное содействие по исполнению Комиссаром его служебных обязанностей… всегда обеспечивать достаточным, не менее шести человек при уряднике конвоем… кроме того, в распоряжение Комиссара отряжается два конных казака для посылок, по назначению начальника кордонной линии своим распоряжением в отношении времени пребывания их в этой командировке» 5.

Борьба с хунхузами, постоянно совершавшими свои грабительские налеты на русские, корейские, да и на манзовские поселения, была наиболее часто возникавшей задачей, как для казаков сотни, так и для пограничного комиссара. Так, в ноябре 1877 г. казаки под командой хорунжего Павленко после длительного преследования разгромили на сопредельной территории крупную банду хунхузов. Пленного хунхуза казаки сдали пограничному комиссару Матюнину для последующей передачи в Маньчжурию. А весной 1879 г. в его присутствии казаки Уссурийской конной сотни в 30 верс­тах от Турьего Рога, но также на территории Маньчжурии, сожгли построенную хунхузами крепость Кунигуй 6.

Такая активность наших казаков на сопредельной территории при молчаливом согласии китайских пограничных властей в конечном итоге обернулась трагедией для последних.

В июне 1879 г. преследование очередной шайки хунхузов по сопредельной территории привело к столкновению казаков под командой майора Ножина с отрядом маньчжурских войск, также проводивших операцию по поимке хунхузов. В результате этой ошибки за несколько минут боя потери с маньчжурской стороны составили 25 человек убитыми и 74 ранеными 7, с нашей стороны — 4 раненых лошади.

Пограничному комиссару Матюнину стоило немалых усилий убедить китайские власти и свое начальство в непреднамеренности действий майора Ножина. Даже после этого случая Матюнин продолжал настаивать на активных действиях ка­заков по преследованию бандитов: «До тех пор, пока у китайцев не будет выставлено достаточное число конных караулов, неизбежно следует разрешить нашим отрядам переход границы при преследовании хунхузов, ибо иначе погоня будет обыкновенно безуспешна» 8. Тем не менее, переход границы казакам был воспрещен. Майор Ножин переведен к новому месту службы.

Новым командиром Уссурийской казачьей конной сотни был назначен адъютант военного губернатора Приморской области войсковой старшина Винников Григорий Васильевич, с ко­торым у Матюнина также не всегда благополучно складывались служебные отношения. В мае 1880 г. Высшее китайское правительство выступило с инициативой: «…чтобы наши пограничные караулы каждые 10 дней обменивались сведе­ниями о движении хунхузов с соответствующими китайскими караулами, а в случаях появления шаек совокупными действиями уничтожали эти шайки». Опытный разведчик, Матюнин сразу же оценил эту инициативу как возможность получения до­полнительной информации об обстановке в маньчжур­ском приграничье, однако, у Винникова были свои веские и вполне об­основанные аргументы против: «…за не­имением на караулах переводчиков, поездки в место расположения манчжурских караулов не могут принести никакой пользы; при том еще условии, что переход границы нам безусловно запрещен, а следовательно, мы не можем допустить такового и для манчжурских от­рядов». На это Матюнин с раздражением заявил: «… давать знать Китайскому правительству о безусловном воспрещении нашим отрядам перехода границы, когда оно само дает нам возможность бывать на их караулах, а следовательно, и следить за воз­можными изменениями численного состава караулов, по мень­шей мере — бесполезный педантизм» 9.

Впоследствии механизм взаимодействия пограничного комиссара и командира казачьей сотни, так и не отлаженный, не­однократно давал серьезные сбои. Дождливым летом 1884 г. пограничный комиссар Матюнин, закладывая осно­вы будущего транспортного контроля, при поддержке военного губернатора Приморской области добился воспрещения проезда по российским дорогам, в целях их сохранения, тяжелых китайских телег до наступления заморозков. «Не получая ре­шительно никаких сведений вообще от Кордона о происходящем у нас на границе, я не знаю, задерживают или нет китай­ские телеги на границе», — с негодованием рапортовал Матюнин военному губернатору Приморской области Баранову. Каково же было изумление Матюнина, узнавшего, что начальник Кордонной линии полковник Кладо «…распоряжения о не­пропуске китайских телег не имеет». «В каком же свете должны были им (китайским властям. — Авт.) показаться мои письма, — с от­чаянием писал Матюнин, — если в то время, что я настойчиво отклоняю их просьбы и протесты, китайские телеги свободно переходили нашу границу? — Считая, что подобные недоразумения, подрывающие весьма сильно мой кредит в глазах Китайцев — прямое последствие невыясненности моих отношений к Кордону, почтительно и убедительно прошу Ваше Превосходительство о ско­рейшей ре­гламентации и снабжении меня инструкцией и сообщении мне инструкции, какою руководится в настоящее время Кордонная линия» 10.

Тем не менее, из анализа архивных документов нетрудно заметить уважительное и даже трепетное отношение пограничного комиссара Матюнина к казакам, несущим нелегкую службу на границе. Сам находясь в бедственном (в материальном смысле) положении, он всячески старался помочь кордонным казакам в благоустройстве их сурового быта.

Так, в представлении военному губернатору Приморской области от 12 апреля 1892 г. Матюнин писал: «…наши по­граничные заставы обставлены крайне неудовлетворительно… Одинокая жизнь Начальника заставы, при незначительном окла­де содержания тяжелая и незавидная; поэтому из чувства справедливости и человеколюбия следовало бы обставить их, хотя бы в материальном отношении, лучше остальных строевых офицеров, имеющих утешение в обществе товарищей. — Наконец чувство национального достоинства требует, чтобы наши заставы на границе были обставлены по возможности лучше, что будет иметь необходимое нравственное влияние на наших соседей. На всё это потребны деньги, и немалые, особенно на первое время, для возведения зданий и внутренней их обстановки. Вопрос этот долгие годы камнем лежит у меня на серд­це, и всякий раз, как служба забрасывала меня на наши пограничные посты, я чувствовал глубокое сожаление к мо­лодым людям и нижним чинам, коротающим дни в убогих фанзушках или сквозных срубах, особенно сравнивая с ними Манчжурские пограничные караулы, обставленные вполне комфортабельно с китайской точки зрения…» 11.

Осознавая, что поднимаемая им проблема, требует больших капиталовложений, Матюнин предлагает и вполне реальный источник финансирования: «… по сведениям Хунчунской и Полтавской застав за 1891 г., мимо них прошло к нам из-за границы 4686 телег и число это можно считать ниже действительного. Обложив телегу налогом по одному рублю за каждый переезд границы в наши пределы, что составит по полтине вперед и назад, полагаю, что это не обременит чрезмерно извозчиков и даст нам около 5000 рублей в год; отчисляя из этой суммы 20% на канцелярские расходы, остальные 4000 руб. могут быть употреблены на постройку капитальных зданий для пограничных застав и их обстановку, а затем на улучшение путей сообщения» 12.

В результате длительных согласований и бумажной волокиты ответ Приамурского генерал-губернатора на предложение Матюнина последовал лишь через четыре года — в феврале 1896 г. Ответ оказался отрицательным: «…в настоящее время в Министерстве финансов обсуждается вопрос об установ­лении таможенного надзора в пограничных местах Приамур­ского края, и раз этот вопрос будет решен в положительном смысле, то тогда Министерство финансов, несомненно, отпустит суммы и на постройку необходимых зданий и на все вообще нужды пограничной стражи, которая заменит нынешних кордонных ка­заков» 13.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: