Сделай Сам Свою Работу на 5

ТИТУСУ ВОЙЦЕХОВСКОМУ В ПОТУЖИН





 

Варшава, в среду утром, 22/9 [ 1 ] 830

 

Дражайшая жизнь моя!

С оказией (27 июля в Париже вспыхнула Июльская буржуазная революция, которая ликвидировала во Франции режим Реставрации и завершилась установлением Июльской монархии с Луи Филиппом во главе. Известие об Июльской революции было получено в Варшаве в начале августа; царское правительство запретило варшавским газетам публиковать какие-либо сообщения о революции и, опасаясь выступления варшавян, усилило в августе тайный надзор над населением и полицейский террор; этим и объясняется то, что Шопен, не доверяя почте, дожидался «оказии», чтобы сообщить политические новости Т. Войцеховскому.) мне легче объяснить Тебе, почему я всё еще здесь. Отец решительно не хотел, чтоб я уехал недели две назад, ввиду беспорядков, происходивших по всей Германии, не считая прирейнских провинций, Саксонии, где у них уже новый король, Брауншвейга, Касселя, Дармштадта и т. д.. (Под влиянием Июльской революции 1830 г. во Франции происходили волнения во многих германских государствах.) Ходили слухи, что и в Вене из-за муки начались волнения, в которых участвовало несколько тысяч человек. Причем тут мука, я не знаю, но знаю, что что-то было. В Тироле тоже были беспорядки. В Италии брожение, и, как говорил мне Мориолло, оттуда каждую минуту ждут новых известий подобного рода. Я еще не хлопотал о паспорте, но говорят, что дали бы только в Австрию и Пруссию (То есть в страны Священного союза.), а об Италии и Франции нечего и думать. Я знаю, что многим лицам вообще отказали в паспорте, чего со мной бы, конечно, не случилось. Итак, наверно, через несколько недель я поеду через Краков в Вену, потому что там снова обо мне вспомнили, и значит этим надо пользоваться (Шопен имеет в виду рецензию на вышедшие из печати Вариации ор. 2.). Не удивляйся поэтому ни мне, ни Родителям. Вот и вся история. — Вчера у меня был П [олетылло]; завтра рано утром он уезжает, и так как я пробую сегодня второй Концерт с полным, за исключением труб и литавр, оркестром, то, чтобы доставить Тебе удовольствие, я пригласил его; пусть он Тебе потом расскажет. Я знаю, что в этом вопросе Тебя интересуют мельчайшие подробности. Жаль, что Тебя нет и что я должен буду судить о Концерте по отзыву Эрнемана. Будут и Курпиньский, и Солива, и весь избранный музыкальный мир, но этим господам, за исключением Эльснера, я не очень-то верю. Мне любопытно, как посмотрит Итальянец на Капельмейстера (Итальянец — К. Солива; капельмейстер — К. Курпиньский.), Чапек на Кесслера, Филипп на Добжиньского, Мальсдорф на Качиньского, Леду на Солтыка и п[ан] П [олетылло] на всех остальных. Еще не приходилось видеть всех этих господ, собранных в одном месте. У меня это удастся сделать, и я это делаю как диковинку.





Из дипломатических новостей самая свежая та, что пан Дюран, бывший французский консул, протестовавший против Филиппа и хотевший поступить на русскую службу, отозван назад во Францию, а на его место вчера уже приехал новый трехцветный консул, фамилии которого еще не знают даже дипломаты (Это сообщение не соответствовало действительности: французский консул Дюран после Июльской революции остался на службе у новой монархии. Трехцветный консул — то есть признающий правительство Луи Филиппа, которое заменило прежний французский флаг трехцветным.). — Есть здесь также новый бас, пан Бондасевич, который уже два раза в Турке и в Цирюльнике неудачно заменял Щуровского и показал себя дураком. Кроме имеющегося soupçon [намека] на голос, у него нет ни малейших достоинств. Он поет довольно чисто, пожалуй, только это одно и побудило капельмейстера выпустить его на первую польскую сцену. Надо Тебе сказать, что сей пан Бондасевич, которого наша публика переименовала уже в Бринда, Банда и Бомбасевича, когда-то в провинции приводил слушателей в восторг. Но у нас он до того плох, что приходится замедлять все темпы, а то он не поспевает. Может быть, он еще разовьется, потому что он не стар. Щуровский болел, поэтому он и заменял его. Хорошо, что он уже выздоровел и сможет в воскресенье выступить в Сороке, в которой панна Гладковская под управлением Курпиньского будет петь Анусю (или там кого-то еще). Это не помешает Итальянцу через несколько лет занять место капельмейстера, потому что Курпиньсё хлопочет о месте в Петербурге (сообщено мне по секрету) (Старания К. Курпиньского получить назначение в Петербург не увенчались успехом, он возглавлял Варшавскую оперу до 1842 г..). После выступления панны Глад [ковской] в Сороке панна Волкова выступит в Цирюльнике, чего я, вероятно, уже не услышу. Знал ли Ты Войцицкого? — нет, не знал, поэтому я Тебе ничего о нем не напишу.



Я уже закончил второй Концерт, а всё такой же hebes [олух], как до первого знакомства с клавишами. Это уж слишком оригинально, в конце концов я уже не буду в состоянии научиться. Жаль, что мне пришлось писать в такой день, когда я не могу собраться с мыслями. Когда подумаю о себе, то мне становится так грустно оттого, что я часто бываю словно в забытьи. Если у меня перед глазами что-нибудь, что интересует меня, то меня могут раздавить лошади, а я и не замечу, что третьего дня на улице со мною чуть было не случилось; в воскресенье в костеле, пораженный неожиданно брошенным на меня взглядом, как раз в момент такого приятного оцепенения, я поспешил выйти на улицу и с четверть часа не сознавал, что со мною происходит; встретив доктора Париса и не зная, как ему объяснить свое замешательство, мне пришлось свалить всё на собаку, которая будто бы подвернулась мне под ноги и я оступился. Иногда я бываю таким сумасшедшим, что просто ужас. — Я бы хотел послать Тебе несколько моих пустяков, но не знаю, будет ли у меня сегодня время переписать их. Итальянец Ринальди доволен и благодарит Тебя за присылку книги. Он говорил мне, что Безобразов (Безобразов — русский офицер, адъютант вел. кн. Константина, один из офицеров, которым Солива позволял бывать в общежитии учениц Консерватории и петь с «паннами» дуэты.) берет у него уроки, но ничего не учит, а только платит; я ручаюсь, что это первый шаг к панне Волковой. Новый балет Орловского в смысле музыки действительно очень хорош, в нем много красивых мест. Механизмы огромные и поэтому не всегда удачно действуют. Первый раз было прескверно, второй раз получше, о третьем ничего не знаю, но так как присутствовал князь (Вел. кн. Константин.), то должно было идти хорошо. Последние декорации самые лучшие. Но слишком много шаркают ногами и страшно долго. Кончается в половине 11-го. За мое сегодняшнее письмо сердечно прошу у Тебя прощения, но ничего другого Ты получить от меня не можешь — нынче у меня праздник. Сегодня к тому же начало занятий в университете и мне надо еще бежать, чтобы обеспечить себе присутствие Эльснера, Белявского, найти пульты и сурдины, о которых я вчера насмерть забыл; без сурдин Adagio, успех которого, как мне кажется, и так не может быть велик, провалилось бы совершенно. Rondo эффектное, Allegro мощное. О, проклятое самолюбие! Но если уж кто-нибудь и виноват в моем самомнении, так это Ты, эгоист. С кем поведешься, от того и наберешься. В одном я пока не уподобляюсь Тебе: в быстром принятии решений, — но у меня самое искреннее намерение уехать украдкой, никому не говоря ни слова, через неделю, считая от субботы; и это без пощады, невзирая на жалобы, слезы, упреки и падания к моим ногам. Ноты в узелок, ленточку на сердце, сердце в руки — и в дилижанс. Слезы покатятся, как горох, со всех сторон города вдоль и поперек, от [памятника] Коперника до Здроев, от [дворца] Бланка до [памятника] короля Зигмунта. Я же буду холоден и бесчувствен, как камень, и буду смеяться над бедными детьми, которые так трогательно будут со мною прощаться.

Я слишком часто употребляю вспомогательный глагол; но это лишь нынче так, потому что, ей-богу, если бы... не то, что Ты далеко-далеко где-то там за Грубешовым, я бы велел Тебе приехать сюда, и я знаю, что Ты любишь (хотя бы только в искупление за другие свои великие прегрешения) доставлять радость людям, даже если Ты их терпеть не можешь. Если бы я мог чем-нибудь Тебя порадовать, то я бы это сделал, но поверь мне, от всего этого здесь нет лекарства, — а только в Вене. Ты живешь, ты чувствуешь, тобой живут, Тебя чувствуют, и поэтому ты несчастливо счастлив. Я понимаю Тебя, проникаю в Твою душу, и... обнимем друг друга, так как больше уже говорить невозможно.

Ф. Шопен.

 

Родители обнимают Тебя. Сестры и братья Тебя обнимают. Поцелуй меня еще.

Нехорошо запечаталось. — Надо вложить в конверт. Извини, что я такая свинья, entre nous soit dit [между нами будь сказано], — но, ради бога, прости.

Только уж Ты не сердись. Сегодня узнал, что в Берлине новые беспорядки (1Речь идет о так называемой «революции портных» — продолжавшихся несколько дней уличных волнениях в Берлине (август, 1830), в которых главным образом участвовали ремесленники и подмастерья.).

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.