Батарея социально-психологических методик, необходимых для создания социально-психологического портрета реально функционирующей контактной группы 35 глава

304

относится к этому? Хочет ли быть включенным в общественную деятельность или нет? Стремится ли к близости или избегает ее? Информацию получают из самоотчетного опросника, ... состоящего из 54 вопросов, на каждый из которых нужно отвечать по шестибалльной шкале, и на выполнение которого требуется примерно пятнадцать-двадцать минут»¹.

Интересной особенностью данных опросника является то, что, как отмечает И. Ялом, составляющие его вопросы «...поверхностные и без конца повторяющиеся... Кажется, автор стремится охватить такие незначительные аспекты человеческого существования, какие мы обычно упускаем из вида, но тем не менее существует много различных исследований, свидетельствующих о валидности этого теста.

Одна из таких работ — это изучение выбора соседей по комнате среди членов студенческой организации колледжа. Теория FIRO — B (B — Behavior — поведение) позволяет спрогнозировать количество аттракций между двумя индивидами. Например, между тем, кто стремится контролировать, и тем, кто хочет быть контролируемым (если две другие их потребности тоже пересекутся). Выбор соседей по комнате студентами коллежда был в значительной степени предсказан этой оценкой совместимости»².

Таким образом, за счет сопоставления индивидуальных межличностных профилей можно реально обеспечить высокий уровень групповой совместимости при наличии отчетливо выраженных психофизиологических и характерологических различий кандидатов в создаваемую команду. К примеру, экстраверт и интроверт с комплементарными (дополняющими) универсальными межличностными потребностями гораздо легче «притрутся» друг к другу в рамках совместной деятельности, чем два экстраверта с одинаково выраженными потребностями в контроле. Это означает, что на этапе формирования команды, наряду с методиками, позволяющими оценить личностный потенциал и особенности кандидатов (например, MBTI), целесообразно и, более того, необходимо использовать опросник У. Шутца. Такой пакет позволяет реально обеспечить высокий уровень групповой совместимости при максимальном разнообразии человеческих ресурсов, обусловленных характерологическими и психофизиологическими особенностями членов группы.

Еще раз подчеркнем, что все сказанное актуально применительно именно к нижнему уровню групповой совместимости. По мере развития группы, как уже отмечалось, на первый план выступают такие детерминанты групповой совместимости как согласованность функционально-ролевых ожиданий, уровень ценностно-ориентационного единства, коллективистская самоидентификация и т. д.

Для практического социального психолога информация об уровне групповой совместимости и при диагностике уровня социально-психологического развития конкретного сообщества, и при построении коррекционно-поддерживающей программы психологического сопровождения группы является первостепенной и базовой, так как оценить специфику протекания в любой общности процесса интеграции, меру сплоченности группы и согласия в ней без учета степени групповой совместимости невозможно.

Социализация [от лат. socialis — общественный] — а) процесс усвоения и овладения тем социальным опытом, который передается индивиду в ходе его взаимодействия и общения с социальным окружением; б) результат освоения индивидом того социального опыта, который передается ему в ходе совместной деятельности и общения с

305

социальным окружением и реализуется субъектом социализации. Здесь необходимо специально обговорить, что процесс социализации протекает как в логике стихийного воздействия на индивида, так и в обстоятельствах осознанного планомерного целенаправленного воздействия на личность с целью достичь желаемого влияния. При этом второй вариант традиционно рассматривается как процесс социализации, происходящий в логике жестко целенаправленного и достаточно управляемого воспитательного воздействия. Более того, в педагогически детерминированных моделях социализации и, прежде всего, в рамках советской психологии социализация рассматривалась практически однозначно в качестве процесса личностного развития в рамках официальных и, в первую очередь, институализированных образовательных учреждений. В то же время само понятие «социализация» было введено в психологический лексикон в середине XX века в связи с работами А. Бандуры и Дж. Кольмана. Та психологическая реальность, которая описывается с помощью этого термина в рамках различных подходов, имеет своеобычное звучание — это и результат социального научения, и результат взаимодействия и общения, и результат самоактуализации и самореализации. Помимо взгляда на социализацию как на глобальный процесс социального становления и развития личности, ее вхождения в широкий социум за счет интериоризации накопленного человечеством опыта в рамках социальной психологии групп, существует и конкретная, социально-психологическая конструкция, объясняющая на уровне микросоциального взаимодействия личности и группы, каким образом осуществляется вхождение индивида в референтное для него окружение и какие этапы должна пройти личность в процессе интрагрупповой социализации. Вне зависимости от возраста индивида и социально-психологических особенностей группы его членства он поставлен, по сути дела, перед фатальной необходимостью пройти четко определенные фазы вхождения в общность, последовательно решая встающие перед ним по мере нарастания потребности быть личностью личностной задачи. На первом этапе внутригрупповой жизни индивида (эту стадию традиционно обозначают как фазу адаптации) основные его усилия направлены на усвоение господствующих в данном конкретном сообществе норм и правил, на ознакомление со специфическими для группы ценностями, на овладение теми способами и средствами активности, которыми уже владеют его новые партнеры по взаимодействию и общению. Иначе говоря, у индивида возникает в большей или меньшей степени выраженная потребность «быть таким, как все», стремление не отличаться от других, в определенном смысле раствориться в группе, чувствовать себя ее полноправным членом и ощущать признание этого факта остальными членами сообщества. В то же время решение чисто адаптационных задач на определенном этапе вступает в явное противоречие со свойственным каждой личности стремлением подчеркнуть свою индивидуальность, неповторимость, утвердиться теми своими особенностями, которые она расценивает как наиболее для себя ценные и значимые. Этот тем более важно в связи с тем, что успешная адаптация индивида в группе, достижение им цели «быть так, как все» нередко приводит к субъективно переживаемому им самим чувству некоей личностной растворенности в сообществе, к иллюзии потери своей индивидуальности. Все это на определенном этапе внутригрупповой жизни данного индивида предопределяет принципиальную смену его личностной задачи: стремление «быть таким, как все», окрашивающее весь этап адаптации, оказывается разрушенным мощной установкой на доказательство своей уникальности — на первый план выступает стремление «быть не таким, как все», что в конечном счете и является психологической сутью второго этапа вхождения личности в группу — стадии индивидуализации. Понятно, что в ситуации,

306

когда личность оказывается способной привести свою потребность в персонализации в соответствие с готовностью группы принять лишь те личностные проявления своего нового члена, которые обеспечивают ей поступательное развитие и облегчают решение общегрупповых задач ее жизнедеятельности, вполне закономерно говорить о факте интеграции такого индивида в группе своего членства. При этом индивид оказывается в различных значимых для него сообществах на разных стадиях вхождения.

Заметим, что в силу широты и многомерности психологической реальности, охватываемой понятием «социализация», данную проблематику в той или иной степени затрагивают практически любые социально-психологические исследования. Вместе с тем с известной степенью условности можно выделить некоторые концепции, в рамках которых большое внимание уделяется именно процессу социализации. Прежде всего к ним следует отнести разработки основоположника направления, известного как символический интеракционизм, Дж. Мида.

С его точки зрения «Я» — продукт исключительно социальный, являющийся результатом взаимодействия (интеракций) с другими людьми. Более того, «решающее значение при этом принадлежит овладению системой символов (отсюда и символический интеракционизм — В. И., М. К.) и принятию на себя роли другого (что достигается ребенком в ходе игры), а в дальнейшем — “обобщенного другого”»¹. Дж. Мид выделил три стадии данного процесса: «Первая — имитация. На этой стадии дети копируют поведение взрослых, не понимая его. Маленький мальчик может “помогать” родителям вычистить пол, таская по комнате свой игрушечный пылесос или даже палку. Затем следует игровая стадия, когда дети понимают поведение как исполнение определенных ролей: врача, пожарного, автогонщика и т. д.; в процессе игры они воспроизводят эти роли. Играя в куклы, маленькие дети обычно говорят с ними то ласково, то сердито, как родители, и отвечают вместо кукол так, как мальчик или девочка отвечают родителям. Переход от одной роли к другой развивает у детей способность придавать своим мыслям и действиям такой смысл, какой придают им другие члены общества — это следующий важный шаг в процессе создания своего “Я” ... Третий этап по Миду, стадия коллективных игр, когда дети учатся осознавать ожидания не только одного человека, но и всей группы. Например, каждый игрок бейсбольной команды придерживается правил и игровых идей, общих для всей команды и всех игроков в бейсбол. Эти установки и ожидания создают образ некого “другого” — близкого человека “со стороны”, олицетворяющего общественное мнение. Дети оценивают свое поведение по стандартам, установленным “другими со стороны”. Следование правилам игры в бейсбол подготавливает детей к усвоению правил поведения в обществе, выраженных в законах и нормах»².

Стадия коллективных игр в концепции Дж. Мида во многом является ключевой с точки зрения социализации, поскольку позволяет индивиду не просто принять «правила игры», подчиняясь внешнему воздействию, но интериоризировать их как «свои» и тем самым интегрироваться в социальное сообщество. Как отмечается, «высшей стадией социализации, согласно Миду, является формирование социального рефлексивного “Я”, отражающего совокупность межиндивидуальных взаимодействий и способного становиться объектом для самого себя. На этой стадии социальный контроль “врастает” в личность и приобретает форму внутреннего самоконтроля»³.

307

При том, что концепция Дж. Мида предлагает достаточно последовательную и обоснованную схему социализации, она, давая ответ на вопрос как в принципе должен протекать данный процесс у абстрактного ребенка, ребенка вообще, во многом ограничена применительно к оценке и прогнозу социализации конкретного индивида в конкретном сообществе. Это связано не только с гиперцентрацией Дж. Мида и его последователей на социальных детерминантах развития личности, но и с отсутствием сколько-нибудь детальной проработки условий успешности процесса социализации, в частности, оценки качественных особенностей агентов социализации. Под последними в современной социальной психологии понимаются «институты, отдельные люди и группы, которые способствуют социализации...»¹.

Во многом ряд недостатков концепции Дж. Мида позволяет преодолеть психосоциальный подход Э. Эриксона. В логике эпигенетической концептуальной схемы, в рамках которой, напомним, онто- и социогенетическое развитие рассматриваются в неразрывной взаимосвязи и взаимообусловленности, механизм социализации личности представляется достаточно простым и понятным. В более или менее продуктивно функционирующем обществе создаются условия, способствующие в целом благоприятному разрешению возрастных кризисов индивида. В результате такого разрешения развиваются и оформляются элементы идентичности адекватные как внутренним потребностям развития личности, так и фундаментальным составляющим общественной традиции. Позитивное разрешение каждого кризиса индивидуального развития означает обретение индивидом специфической эго-силы, энергию которой он, в свою очередь, в процессе социального функционирования вкладывает в соответствующие институты общества, поддерживая тем самым витальность последних. При этом непосредственным каналом такого взаимного обмена на каждом этапе развития служат определенные референтные фигуры и группы. Так, на первой стадии эпигенетического цикла это материнская фигура; на второй — родительские персоны; на третьей — родительская семья в целом; на четвертой — одноклассники и соседи; на пятой — сверстники и партнеры по неформальным группам; на шестой — друзья и сексуальные партнеры; на седьмой — члены собственной семьи и коллеги по работе; на восьмой, заключительной — человечество в целом, философские и религиозные авторитеты.

Таким образом, в рамках концепции Э. Эриксона, применительно к каждой стадии развития рассматриваются агенты социализации двух уровней — базисные социальные институты и референтное окружение индивида. Качественные особенности каждого из них существенно важны не только в смысле благоприятного разрешения индивидуального кризиса развития, но и с точки зрения социализации индивида.

На определенных этапах исторического развития в каждом конкретном обществе социальные институты могут поддерживать как позитивную, так и негативную полярность разрешения соответствующих кризисов развития. В связи с этим при рассмотрении социальных систем, с точки зрения психосоциального подхода, важно понять, каково реальное смысловое наполнение, вкладываемое обществом либо уполномоченными его представителями (идеологами, пророками, законодателями и т. п.) в структуру, формализованную как тот или иной социальный институт, а также, как данное содержание отражается и преломляется в реальной социальной практике.

Другая важная проблема, без пристального рассмотрения которой представляется невозможным понять механизм развития идентичности индивида и ее взаимосвязь с обществом в процессе социализации, связана с качественными особенностями

308

референтных фигур и групп, посредством которых осуществляется взаимосвязь личность — общество. Средства и формы передачи содержания и смыслов базисных социальных институтов данного общества, а также субъективное преломление их на рефлекторном и бессознательном уровне конкретных референтных фигур или групп могут быть полностью адекватны, а могут существенно отличаться и, более того, вступать в противоречие с фактическими результатами социогенетического развития. При этом фильтрация содержания социальных институтов на уровне референтных фигур и групп может, в зависимости от особенностей последних, происходить как в сторону компенсации негативных аспектов традиции, повышения институциональной витальности ее составляющих, так и в противоположном направлении — культивировании и консервации деструктивных и инфантильных установок личности.

По-видимому, говорить о полном разрешении конфликта развития и успешной социализации конкретного индивида в конкретном обществе можно в том случае, когда направленность и выраженность реального содержания базисных социальных институтов и компонента идентичности, сформировавшаяся на соответствующей психосоциальной стадии при посредничестве референтных фигур, в целом совпадают. Если же имеет место существенное расхождение линий онто- и социогенетического развития, это ведет к внутриличностному конфликту, влекущему за собой специфические социальные последствия. В этом случае можно говорить о кризисе идентичности и десоциализации индивида.

Одним из базовых показателей успешной социализации является уровень социальной адаптации личности.

При совпадении полярностей разрешения кризиса развития на индивидуальном уровне и содержания соответствующего ему базисного института общества, высокий уровень социальной адаптации обусловлен как совпадением личностных и социальных ценностей и смыслов, так и предпочтительных типов адаптационного процесса.

Если же полярности разрешения онто- и социогенетического развития не совпадают, то уровень социальной адаптации индивида в рамках соответствующего социального института, как правило, оказывается низким в силу несовпадения личностных ценностей и смыслов содержанию традиции, а также оппозиционности типа адаптационного поведения общественным установкам и связанным с ними социальным стереотипам.

Существенно важно, что подход, разработанный Э. Эриксоном позволяет отслеживать динамику индивидуального развития и адаптационных процессов не только в детстве и юности, что характерно для абсолютного большинства теорий личности, а на протяжении всей человеческой жизни, что делает его эвристичным не только в отношении проблемы социализации, но и ресоциализации. Согласно определению Н. Смелзера, «ресоциализацией называется усвоение новых ценностей, ролей, навыков вместо прежних, недостаточно усвоенных или устаревших. Ресоциализация охватывает многие виды деятельности — от занятий по исправлению навыков чтения до профессиональной переподготовки рабочих. ... Под ее воздействием люди пытаются разобраться со своими конфликтами и изменить свое поведение на основе этого понимания»¹. Проблема ресоциализации особенно высокоактуальна для современного российского общества в силу очевидного кризиса ценностей, высокого уровня социальной неопределенности и фактической маргинализации целого ряда крупных социальных и профессиональных групп населения.

309

Практический социальный психолог в рамках решения своих собственно профессиональных задач должен отслеживать как минимум два вопроса, напрямую касающиеся проблем социализации. Во-первых, он должен диагносцировать на каком этапе вхождения в группу или организацию находится тот или иной ее член. Во-вторых, он должен иметь исчерпывающую информацию о том, насколько он адекватно осознает свое реальное положение в группе членства особенно в том случае, когда эта общность является для него еще и референтной.

Статус [от лат. status — положение, состояние] — положение личности в системе социальных отношений, отражающее и определяющее ее право и обязанности во взаимодействии и общении с социальным окружением. Различают социальный и межличностный, или интрагрупповой статус личности. При этом социальный статус индивида, то есть характеристика его положения в обществе, изучается, прежде всего, в рамках социологической и демографической наук. Что касается интрагруппового статуса, то, будучи одним из ключевых понятий социальной психологии, он определяет сущностные характеристики той социальной ситуации развития, в которой находится конкретная личность в столь же конкретном сообществе. Само понятие «статус» также, как и понятие «роль», в лексикон социальной психологии ввел Р.Линтон еще в 1936, но и сейчас социальную ситуацию развития личности в конкретной группе описывают, прежде всего, в координатах статусно-ролевых отношений. Объясняется это тем, что, по словам известного отечественного психолога В. Б. Олшанского, «статус, отвечая на вопрос: “Кто он?”, а роль — “Что он делает?”, задают именно тот ракурс рассмотрения, который позволяет дать психологически сущностную характеристику истинной позиции конкретного индивида в любых референтных для него группах и группах членства. Важной особенностью статуса является то, что этот показатель личностного положения в интрагрупповой структуре может, с одной стороны, быть совершенно различным, а порой и прямопротивоположным в зависимости от того, о какой группе членства данного индивида идет речь, а с другой — и в рамках одной и той же группы качественно меняться и со временем, и применительно к разным сферам групповой активности. Нередко подобные несовпадения и динамика статусной позиции индивида приводят к резким переменам личностью своего ближайшего окружения, к падению референтности одних общностей и выдвижению в этом смысле на первый план других, возникновению межличностных и внутриличностных конфликтов, неадекватности самооценки, демонстративному поведению, проявлениям агрессии. Статус, будучи в определенном смысле результатом межличностного взаимовосприятия, в то же время представляет собой фактор, достаточно часто решающим образом определяющий характер взаимооценки и личностного видения друг друга людьми как на уровне внутригруппового, так и на уровне межгруппового взаимодействия.

Формирование статусных различий в неформальном интрагрупповом контексте описывается, в частности, теорией статусных ожиданий, разработанной группой социальных психологов во главе с Д. Бергером в 80-е гг. XX века: «Согласно этому подходу, члены группы стремятся к достижению определенных целей и готовы предоставить высокий статус тем членам, которые могут обеспечить успех группе. Когда члены группы впервые встречаются, они пытаются оценить способность каждого человека содействовать достижению групповых целей, и эти оценки впоследствии формируют основу статуса каждого члена группы»¹. При этом, как

310

показывают исследования, на выборы такого рода «...влияют как релевантные задачам характеристики, так и потенциально нерелевантные диффузные статусные характеристики, такие как возраст, этническая принадлежность и престижность профессии». По мнению Ш. Тейлора и его коллег, «как пол, так и раса могут использоваться в группах в качестве диффузных статусных характеристик, работая тем самым против женщин и членов этнических групповых меньшинств»¹.

В группах низкого уровня развития, а также в группах асоциальной направленности такого рода первичные статусные ожидания, как правило, консервируются — т. е. члены группы с изначально высоким статусом стараются как осознанно, так и на бессознательном уровне соответствовать ожиданиям, в то время как низко- и среднестатусные члены сообщества укрепляются в убежденности в превосходстве лидеров. При этом достаточно распространенной является практика откровенного подавления высокостатусными членами группы попыток подвергнуть сомнению свой статус, если желающие это сделать имеют место.

То, что статусная позиция оказывает существенное влияние как на межличностное восприятие, так и на самовосприятие индивида подтверждается целым рядом наблюдений и экспериментов. Как отмечает Д. Майерс, «во многих бытовых и лабораторных ситуациях люди, получившие более высокий статус, начинают рассматривать себя как лиц, заслуживающих более хорошего отношения к себе или как более способных к руководящей работе». Так, например, в экспериментах Р. Хамфри, построенных на ролевой симуляции работы бизнес-офиса, «по жребию все испытуемые были разделены на две части: одни стали менеджерами, другие — клерками. Как и в настоящем офисе, менеджеры отдавали распоряжения клеркам и осуществляли руководство на высшем уровне. В конце эксперимента и менеджеры, и клерки стали считать, что фактически равные клеркам по способностям (поскольку отбор осуществлялся случайным образом) менеджеры являются более интеллегентными, настойчивыми и ответственными — как если бы они действительно были более пригодны для руководящей работы»². Примечательно, что не только «менеджеры» в процессе эксперимента утвердились в собственной «исключительности», но и «клерки» признали свою относительную «неполноценность» по сравнению с ними.

Как пишет Д. Майерс, «сходным образом исполнение роли подчиненного может вызвать эффект подавления. Эллен Ланжер и Энн Беневенто обнаружили этот факт, когда составляли из нью-йоркских женщин пары для решения арифметических задач. Вначале женщины решали задачи индивидуально, а затем в паре, причем одна из женщин назначалась “боссом”, а другая — “ассистентом”. Когда они снова стали работать индивидуально, выяснилось, что «боссам теперь удается решать больше задач, чем в первом раунде, тогда как “ассистентам” — меньше. Сходное влияние статуса на работоспособность было выявлено в экспериментах с учениками начальных классов: исполнение роли подчиненного подрывает самостоятельность»³.

В этой связи совершенно понятно почему на уровень конформности в классических экспериментах С. Милграма столь сильно влиял статус как экспериментатора и учреждения, под эгидой которого проводилось исследование, так и статус самих испытуемых — «...люди с низким статусом намного охотнее выполняли указание экспериментатора, чем испытуемые с высоким статусом. Дойдя до 450 вольт, один из испытуемых, 37-летний сварщик, повернулся и почтительно спросил:

311

“А что включить теперь, профессор?”. Другой же испытуемый, профессор богословия, остановился на 150 вольтах и заявил: “Я не понимаю, почему этот эксперимент нам дороже человеческой жизни”, после чего замучил экспериментатора вопросами об “этичности происходящего”»¹.

Большой объем исследований, связанных с проблемой статуса, выполнен в рамках организационной психологии. Это связано с тем, что, как отмечают Д. Ньюстром и К. Дэвис, «...статус имеет важнейшее значение для большинства индивидов, они прилагают значительные усилия, чтобы заслужить достойное место в группе. Если менеджменту удается связать статус работника с действиями по достижению целей компании, направленная на решение задач организации мотивация сотрудников резко возрастает»². Данный механизм, что называется, «в лоб» задействуется в тех организациях, где продвижение по иерархической лестнице напрямую увязывается с индивидуальными и групповыми показателями результатов деятельности. Более опосредствованным и тонким способом его эксплуатации является участие в доходах и принятии решений, в программах внутрикорпоративного обучения и т. п.

При любом варианте реализации такого подхода для высшего менеджмента компании принципиально важно иметь четкое представление как о факторах, опосредствующих социальный и межличностный статус индивида (в организационном контексте они часто пересекаются), так и о символах статуса, под которыми обычно понимаются «...видимые, внешние признаки, которые принадлежат индивиду или рабочему месту и подтверждают их социальный ранг»³. Обычно к опосредствующим факторам, или источникам статуса относят: уровень образования, занимаемую должность, тип выполняемой работы и условия профессиональной деятельности, способности индивида, уровень, а также метод оплаты труда, старшинство по стажу, а также физический возраст сотрудника (последний является наиболее амбивалентным фактором — в одних компаниях великовозрастные сотрудники являются наиболее уважаемыми и пользуются определенными привилегиями, в других, напротив, от таких сотруников стараются избавиться). Кроме того, к этим достаточно универсальным источникам статуса в целом ряде случаев добавляются более локальные и, как правило, неформальные аспекты. Так, например, менеджер среднего уровня, женатый на дочери «большого босса» и имеющий в связи с этим доступ к боссу в неформальной обстановке, скорее всего, будет обладать более высоким реальным статусом, чем его коллеги по цеху. Следует добавить, что социальный и интрагрупповой статусы индивида могут пересекаться, создавая резонирующий эффект, тем самым существенно повышая реальный социальный «вес» конкретного человека.

К типичным символам статуса в организационной психологии обычно относят: мебель и другие предметы внутреннего убранства кабинета (как и сам факт наличия оного); расположение рабочего места (наиболее престижными традиционно считаются угловые офисы с красивым видом из окна); оборудование рабочего места, его качество (например, размер и марка компьютерного терминала) и «возраст»; тип рабочей одежды (дресс-код — очень дорогой костюм, просто костюм, джинсы, спецовка и т. д.); служебные привилегии (персональный автомобиль, «ведомственное» жилье, право пользования корпоративной инфраструктурой, связанной с проведением досуга и т. п.); название должности (люди, чья должность называется «менеджер по продажам», как правило, ощущают себя более статусными лицами,

312

чем те, кто числится «продавцом-консультантом», хотя могут практически не отличаться от последних в том, что касается содержания деятельности, оплаты труда и т. д.); наличие прикрепленных работников (секретаря, референта и т. д.) и общее количество подчиненных; право распоряжаться финансами; участие в коллективных и временных органах управления (комитетах, комиссиях, управленческих командах) и т. д. Учет символов статуса при определении кадровой политики компании и разработки программ мотивации сотрудников не только важен, но и необходим, поскольку, «удовлетворенность трудом сотрудников, лишенных “причитающихся” им символов снижается». Понимая это, а также роль статуса в целом, с точки зрения мотивированности сотрудников и их преданности организации, многие топ-менеджеры «...проводят политику, в соответствии с которой сотрудники равных рангов в одном и том же отделе должны получать примерно одинаковые символы статуса, но между отделами может существовать разница, поскольку они выполняют различные функции и ранги их сотрудников могут быть приравнены только косвенно. Как бы то ни было, менеджеры должны иметь в виду тот факт, что различия в статусе существуют и ими необходимо управлять»¹.

Практический социальный психолог должен уметь выявлять источники и символы статуса в конкретной организации методами включенного и внешнего наблюдения, интервью, а также использовать для этого методики диагностики особенностей корпоративной культуры. И все-таки основными практическим средствами выявления статусно-ролевой позиции индивида в более широком социально-психологическом контексте остаются социометрия, референтометрия, методика выявления мотивационного ядра межличностных выборов и методический прием определения неформальной интрагрупповой структуры власти в контактном сообществе, детально описанные в третьей части настоящей «Азбуки». Они, как правило, являются первым шагом любой развернутой социально-психологической работы с группой, поскольку практический социальный психолог без знания реального статусного «расклада» в конкретной группе, по сути дела, не в силах реализовать ни одну группообразующую психологическую программу уже хотя бы потому, что его усилия, осуществляющиеся без учета, на кого в статусном плане они направлены, лишь случайно могут оказаться «адресными», а в большинстве случаев могут привести к прямо противоположным желаемым результатам.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: