Сделай Сам Свою Работу на 5

Батарея социально-психологических методик, необходимых для создания социально-психологического портрета реально функционирующей контактной группы 10 глава





Надо сказать, что не только в сфере организационной психологии, но практически и в любой иной прикладной области психологической науки социальные психологи-практики сталкиваются с тем, что неформальная интрагрупповая структура в большей или меньшей степени отличается от официальной, причем как с точки зрения аттракционных предпочтений, так и референтности того или иного члена сообщества. Более того, в ряде случаев высокозначимыми по «гамбургскому счету» оказываются лица, вообще не имеющие никакого официального статуса и даже формально не принадлежащие к данному конкретному сообществу. Так, например, исследуя структуру своих социальных связей в контексте профессиональной деятельности, некоторые менеджеры с удивлением отмечали, что отдельные их близкие знакомые или родственники оказываются в реальности более значимыми фигурами чем, например, заместители или даже партнеры по бизнесу. В этой связи необходимо отметить, что по мере развития группы происходит постепенная интеграция формальных и неформальных референтности и власти. Как правило, в группах высокого уровня социально-психологического развития типа команда отсутствуют серьезные расхождения «по гамбургскому счету» между официальной и реальной позицией в интрагрупповой структуре того или иного ее члена. В группах же, находящихся на начальных стадиях групповой динамики, такой «разрыв» обычно носит отчетливо выраженный характер.



Также стоит обратить внимание на то, что в организационной психологии понятие «гамбургский счет» применяется к оценке как отдельных индивидов и групп, так и организаций в целом. Это тем более оправдано в связи с тем, что конкуренция в условиях реально функционирующего рынка всегда протекает именно по «гамбургскому счету». В этих условиях формальный статус и престиж той или иной компании часто не только не дает преимуществ в рамках актуальных состязаний, но и делает компанию потенциально более уязвимой, поскольку мешает ее представителям в адекватной оценке ее видению перспектив и оперативному реагированию на сколько-нибудь скоротечные изменения, происходящие на рынке.

85



Примером может служить кризис компании IBM, имевший место в середине 80-х гг. XX в. К тому времени IBM на протяжении многих лет была бесспорным мировым лидером на рынке вычислительных устройств. При этом основной сферой деятельности и предметом особой гордости IBM было производство, так называемых, мейнфреймов — сверхмощных стационарных компьютеров, способных обрабатывать огромные массивы данных и использовавшихся в системах государственного и военного управления, в транснациональных корпорациях и т. п. Стоимость одного такого агрегата в 1987 г. составляла в среднем 11,5 млн. долларов. Вполне понятно, что создание конкурентоспособного производства подобных «монстров», являвшихся, по сути дела, уникальным штучным товаром, способного потеснить IBM на рынке, было совершенно не под силу даже крупным компаниям, не говоря о «скромных новичках» вроде предприятия М. Делла или Apple. Однако стремительное развитие компьютерных технологий привело к тому, что «в 80-х гг. IBM имела дело уже не с “обычным бизнесом”. Фактически корпорация достигла в своей эволюции “точки разрыва” процесса дискретного развития рынка — наступила эра персональных компьютеров. Этот разрыв изменил и деформировал практически все аспекты управленческого восприятия, трансформировал старые способы видения и описания мира, сделав их анахронизмом. Дискретность стала вызовом основополагающим положениям о непрерывности эволюции, на котором строилась деятельность компании. Но руководство компании в своих действиях основывалось на предположении о том, что “следует продолжить инвестирование в производство мейнфреймов, поскольку есть достаточно возможностей для повышения производительности”. Наверное, это было правильным, но они совершенно упустили из виду вопрос о возросшей производительности персональных компьютеров. ... Разрыв непрерывности воспринимался администрацией компании как бесконечный поток неразрешимых загадок, дилемм, парадоксов, головоломок, проблем и тайн — как некий хаотический вихрь»1. В результате капитализация компании стала стремительно падать, а огромный рынок персональных компьютеров оказался поделенным между ее конкурентами. Более того, она оказалась на грани банкротства. Хотя, впоследствии, в первую очередь, благодаря смене менеджмента, IBM сумела устоять, вернуть утраченные позиции ей так и не удалось.



Таким образом, «по гамбургскому счету» сравнительно небольшие и скромные на тот момент компании, такие как Dell, Apple и им подобные оказались конкурентоспособнее, чем огромная транснациональная корпорация. Сопоставление «по гамбургскому» счету декларируемых и реальных ключевых компетенций, корпоративных ценностей и стилей управления организацией позволяет социальному психологу, работающему в сфере организационного консультирования, своевременно выявить угрозу развития событий по описанному выше сценарию и предупредить руководство компании.

И все-таки, в первую очередь, «гамбургский счет» актуален при работе социального психолога-практика с малыми группами, определении их актуального состояния и траектории развития, выявлении причин низкой функциональности как явных, так и потенциальных конфликтов и т. п.

Практический социальный психолог, оценивая статусную позицию каждого из членов группы, должен учитывать, что далеко не всегда официальный статус индивида совпадает с его реальным статусом в сообществе, особенно если речь идет не о группе высокого уровня социально-психологического развития. В этом случае свою программу

86

психологической поддержки и сопровождения группы или организации психологу-куратору необходимо строить, исходя не только и не столько из формального, официального «расклада» сил в конкретном сообществе, а из соотношения сил в сообществе, что называется, по «гамбургскому счету».

Гендер [от англ. gender — род, пол] — а) социальный пол, во многом обусловливающий особенности собственно личностного и группового поведения и задающий правовую и статусно-социальную позицию индивида в обществе; б) биологический пол, выступающий как комплекс морфологических и физиологических характеристик, определяющий индивидуальное половое поведение, связанное с направленностью и выраженностью эротических чувств и переживаний. В социальной психологии термин «гендер» используется для описания той психологической реальности, которая связана лишь с первым вариантом смыслового содержания данного понятия. Более того, в рамках психологической науки в течение последних десятилетий сложился вполне самоценный подход к рассмотрению психологических характеристик половой дифференциации в логике принадлежности субъектов к тому или иному социальному полу. Следует заметить, что сначала сам термин «гендер», а затем и гендерный подход, своим появлением во многом обязаны так называемым «женским» исследованиям. Исследователи именно этого направления психологических, в том числе и авторы социально-психологических работ, отмечают, прежде всего, следующее: «применение гендерного подхода в разных науках помогло переосмыслить принимаемое как биологически детерминированное положение вещей. Например, в дифференциальной психологии значимыми являются различия между мужчинами и женщинами в визуально-пространственных способностях — использование гендерного подхода позволяет раскрыть асимметрию полоролевой социализации, которая предписывает девочкам игры, ограничивающие изучение визуально-пространственных характеристик предметного мира. Гендерный подход также показывает, что зачастую психологическая норма базируется на «мужской» модели поведения, черт характера, когнитивных особенностей и возрастного развития как доминирующей, иерархически более высокой и социально ценной. Относительность данной модели и ее социальная обусловленность была продемонстрирована исследованиями этнографов, изучавших общества с различным распределением ролей между мужчинами и женщинами»1. Ни в коей мере не подвергая сомнению эвристичность и продуктивность использования подобного ракурса рассмотрения и анализа целого ряда острых вопросов современной психологии, в частности, и социальной психологии, нельзя не заметить, к сожалению, все учащающиеся случаи содержательного «передергивания» самой постановки проблемы и постепенного формирования такой ситуации, когда ряд исследований, проводимых под лозунгом реализации гендерного подхода, оказываются не просто тривиальными, а более того, вообще снимающими вопрос о необходимости проверки справедливости выдвигаемых гипотез в силу их изначальной очевидности. Так, грамотно поставленными в логике гендерного подхода можно считать два варианта вопросов в их гипотетическом звучании, если исследование проводится в рамках социально-психологического знания: а) гендерные различия заключаются в том-то и том-то; б) особенности выполнения женщинами такой-то социальной функции заключаются в том-то, особенности выполнения мужчинами такой-то социальной функции заключаются в том-то. В то же время достаточно часто гипотетическая схема конкретных исследований выстраивается в

87

принципиально иной логике: «мы предполагаем, что данную социальную функцию мужчины и женщины выполняют по-разному». Вряд ли было бы правомерно считать такую постановку вопроса продуктивной, а, главное, требующей специальной проверки — если функция одна, а субъекты, ее реализующие, что называется, по определение различны, более интересным, если это содержательно оправдано, было бы предположение о том, что данная конкретная функция, несмотря на гендерные различия субъектов, выполняется аналогично в обоих случаях.

Таким образом, по сути дела, все исследования подобного рода, направлены на доказательство одной и той же «парадоксальной» гипотезы: «Мужчины и женщины отличаются друг от друга». Причина подобных казусов, связанных не только с методологической некорректностью, но и, как справедливо указывает С. Н. Ушакин, с элементарной смысловой неряшливостью в словоупотреблении англоязычных терминов, кроется в стремлении некоторых исследователей следовать своеобразной «моде» и буквально «за уши» притягивать в любую работу понятия, которые, что называется «на слуху».

Между тем даже беглый анализ наиболее серьезных исследований по гендерной проблематике со всей очевидностью доказывает, что они сконцентрированы именно на содержательной стороне гендерных различий, а отнюдь, не на доказательстве факта их наличия.

Данная традиция берет свое начало еще в ранних работах К. Хорни, появившихся задолго до введения понятия «гендер» в научный обиход, в которых рассматривалась специфика психодинамического развития мальчиков и девочек, в частности, особенности переживания девочками комплекса кастрации. Именно К. Хорни принадлежат и первые исследования половых различий именно в социально-психологическом контексте. Так, в частности, «Хорни утверждала, что значимой силой, стоящей за “завистью к пенису”, которую постулировал Фрейд, была не анатомия, а культура. Женщины завидуют не самому органу, а власти и привелегиям, которыми обладают люди с пенисом»1. С точки зрения К. Хорни, «...женщины часто чувствуют себя неполноценными по сравнению с мужчинами, потому что их жизнь основывается на экономической, политической и психосоциальной зависимости от мужчин. Исторически сложилось так, что к женщинам относились как к существам второго сорта, не признавали равенства их прав с правами мужчин и воспитывали так, чтобы они признавали мужское “превосходство”. Социальные системы, с их мужским доминированием, постоянно вынуждают женщин чувствовать себя зависимыми и несостоятельными»2. По этой причине, как считает К. Хорни, «Женщины ... с особенной вероятностью становятся уступчивыми типами, не расположенными к риску ради достижений»3. При этом на взглядах и выводах К. Хорни безусловно сказалась ее крайняя приверженность феминистскому движению, она внесла существенный вклад в формирование представлений о социальном поле, а ее работы послужили отправной точкой для дальнейших исследований в данной области. Стоит отметить, что на протяжении довольно длительного периода исследования гендерных различий, изначально возникшие, как мы видим, не без влияния феминистских установок, парадоксальным образом табуировались соображениями псевдополиткорректности по отношению к женщинам. Так, по словам Д. Майерса, «В 1970-е годы многих теоретиков беспокоило,

88

что исследования гендерных различий могут привести к упрочению стереотипов и трактовке их как присущих женщинам недостатков». Лишь «начиная с 1980-х годов ученые, изучающие гендерные различия, стали чувствовать себя свободней. Первоначально те, кто занимался исследованиями в этой области, старались “углублять представление о равенстве полов”, опровергая раздутые стереотипы. Затем в 1980-е и 1990-е годы... многие исследования выявили гендерные различия, которые оказались ничуть не менее значительными, чем “существенные” поведенческие, изучаемые в других областях психологии» 1.

Наиболее отчетливо данные различия поляризуются по факторам «независимость — привязанность». Как отмечает Д. Майерс, «разница проявляется уже с детства. Мальчики стремятся к независимости: они утверждают свою индивидуальность, стараясь отделиться от воспитателя, обычно от матери. Для девочек более приемлема взаимозависимость: они обретают собственную индивидуальность в своих социальных связях. Для игр мальчиков более характерна групповая деятельность. Игры девочек происходят в меньших по размеру группах. В этих играх меньше агрессивности, больше взаимности, здесь чаще подражают взаимоотношениям взрослых, а разговоры ведутся более доверительные и интимные.

Во взрослых взаимоотношениях эти гендерные различия становятся глубже. В разговорах мужчины чаще концентрируются на задачах, женщины — на отношениях между людьми. В группах разговоры мужчин чаще информативны; женщинам важнее поделиться с подругами, получить помощь или оказать поддержку. ... Согласно опросам, женщины в большей степени склонны описывать себя как эмпатичных, способных понять чувства других... Различие в эмпатии прослеживается и в лабораторных экспериментах, хотя и не так явно. Во время просмотра слайдов или слушания рассказов реакции девочек отличались большей эмпатией. ... Одним из объяснений таких различий в эмпатии мужчин и женщин может послужить факт, что женщины обычно лучше интерпретируют эмоции окружающих. Проанализировав результаты 125 экспериментов, исследующих сензитивность мужчин и женщин к невербальным признакам, Джудит Холл обнаружила следующее: в общем женщины превосходят мужчин в декодировании эмоциональных сообщений, поступающих от окружающих. Например, после демонстрации двухсекундного отрезка немого фильма, во время которого на экране было показано огорченное лицо героини, женщины более точно определяли, что происходило — критиковала она кого-то либо обсуждала свой развод. Чувствительность женщин к сигналам невербального общения помогает объяснить их большую эмоциональную отзывчивость в печальных и радостных ситуациях»2.

Гендерные различия по признакам «независимость — привязанность» не только наиболее отчетливо представлены в имеющихся исследованиях, но и имеют достаточно четкое теоретическое обоснование. Как отмечалось в первой части настоящей «Азбуки», выявлены отчетливые корреляции между полом и различиями по шкале «Мышление — Чувствование» в рамках типологии К. Юнга и ее последующего развития К. Майерс и И. Бриггс. Большинство женщин относятся к «чувствующему типу», а большинство мужчин — к «думающему». В данном ракурсе вполне понятна более высокая сензитивность, эмпатичность женщин, их концентрация на отношениях в противовес логичности, последовательности и сосредоточенности на предметной задаче мужчин.

89

Что касается других типов гендерных различий, то их эмпирическое подтверждение представляется гораздо менее убедительным. Так, например традиционный стереотип о социальном доминировании мужчин обычно подкрепляется чисто социологическим анализом процентного соотношения мужчин и женщин, занимающих высокостатусные посты в правительствах, парламентах, крупных корпорациях и т. п. Ни в коей мере не отрицая очевидный факт подавляющего «численного превосходства» мужчин в этом плане, заметим, что он скорее отражает содержание культурных традиций и социальных стереотипов, чем социально-психологическую реальность. Гораздо более эвристичные в этом плане исследования поведения мужчин и женщин, находящихся в одинаковых или близких с точки зрения статуса и предметной деятельности социальных ролях, не дают достаточно убедительных подтверждений наличия значимых гендерных различий.

То же самое можно сказать в отношении еще одного устойчивого стереотипа — о более высокой агрессивности мужчин по сравнению с женщинами. Подобные выводы, как правило, делаются в основном опять-таки на базе социологических данных о процентном соотношении мужчин и женщин в общем числе осужденных за те или иные преступления. При этом упускается из вида, либо сознательно игнорируется тот очевидный факт, что в силу явного физического превосходства среднестатистического мужчины над женщиной последствия проявлений мужской агрессивности в социальной среде (а именно они оцениваются, в первую очередь, при решении вопроса о привлечении к уголовной ответственности) гораздо более разрушительны по сравнению с проявлениями женской агрессивности равной или даже большей интенсивности. Между тем, как показал ряд исследований, в том числе с использованием включенного наблюдения, факты проявления агрессивности в крайне жестоких формах в женских «зонах» встречаются ничуть не реже, чем в мужских.

Из сказанного следует, что в своей практической работе социальный психолог должен соблюдать известную осторожность при рассмотрении и учете так называемого гендерного фактора. В противном случае он рискует оказаться неадекватным в выявлении реально значимых в контексте групповых процессов переменных, а целенаправленное воздействие на них подменить поиском артефактов конъюнктурного и идеологического порядка.

Практический социальный психолог, работая с группами и организациями, в состав которых входят и мужчины, и женщины, должен быть осведомлен о тех гендерных особенностях, которые характеризуют их активность при решении общегрупповых задач.

Группа — четко ограниченная в размерах совокупность людей, которая вычленяется из широкого социума как некое отдельная психологически самоценная общность, объединенная в логике каких-либо значимых оснований: специфика заданной и реализуемой деятельности, социально оцениваемая принадлежность к определенной категории людей, входящих в группу, структурно-композиционная объединенность и т. д. Многообразие реальных естественных групп, жизнедеятельность которых, в конечном счете, и является основным объектом исследования социально-психологической науки поистине беспредельно: семья, спортивная команда, дружеская компания, воинское подразделение, школьный класс, банда преступников, производственная бригада, кучка любопытных на месте происшествия, экипаж космического корабля. Этот список при желании можно продолжать до бесконечности. Именно по этой причине совершенно закономерно потерпели неудачу неоднократно предпринимавшиеся

90

попытки создания какой-то универсальной социально-психологической классификации групп. Всякая классификационная схема, какой бы развернутой и полной она ни была, не может претендовать на исчерпывающий характер, так как добавление любого уточняющего основания классификации автоматически не только наращивает ее разветвленность, но и существенно меняет ее содержание. Как правило, выбор тех или иных оснований диктуется целями и задачами конкретных исследований и дифференцирует рассматриваемые группы по дихотомическому принципу. Примером этому могут служить ставшие уже традиционными в социальной психологии противопоставления групп: больших и малых, первичных и вторичных, закрытых и открытых, организованных и неорганизованных (стихийных), официальных (формальных) и неофициальных (неформальных), устойчивых (стабильных) и ситуативных (временных), референтных и групп членства и т. д. Понятно, что подобная жесткая, по сути дела, «полюсная» дифференциация групп не означает, что в данных классификациях наличествуют лишь две возможные и при этом диаметрально противоположные позиции. Скорее речь каждый раз идет о существовании определенного этими полюсами континуума, в условном пространстве которого при желании может быть расположена вся совокупность реальных естественных групп. Наряду с уже названными основаниями классификации групп не только может, но и должен быть учтен такой социально-психологический показатель формы жизнедеятельности реально функционирующего сообщества людей, как уровень его социально-психологического развития. По своей емкости, возникающей посредством использования этой переменной, условный континуум, ограниченный полюсами «группа высокого уровня развития» и «группа низкого уровня развития», ни в чем не уступает ни одной из вышеприведенных классификационных дихотомических схем, так как все без исключения реально существующие группы могут быть определенным образом оценены по данной шкале и, следовательно, размещены в рамках данного условного пространства. Следует заметить, что в отечественной психологии еще в 70-е годы XX века была разработана и в теоретико-методологическом, и в экспериментальном плане обоснована вполне завершенная стратометрическая концепция (теория деятельностного опосредствования межличностных отношений в группах А. В. Петровского), в рамках которой были выдвинуты и описаны два основных фактора, учет которых позволяет дать выверенную оценку уровню социально-психологического развития конкретной малой группы, не говоря уже о том, что экспериментатору предоставляется полная возможность осуществить качественный и сравнительный анализ различных групп между собой с тем, чтобы выстроить их реальный ранговый ряд по критерию «уровень социально-психологического развития». Согласно этому подходу, следует учитывать соотнесенность такого фактора, как степень опосредствованности межличностных отношений целями, задачами и содержанием совместной деятельности, с таким фактором, как степень просоциальности, асоциальности или антисоциальности этих целей, задач и содержания. К высокому уровню социально-психологического развития относятся сообщества, характеризующиеся высокой степенью опосредствования межличностных отношений целями, задачами и содержанием личностно значимой для членов группы и отчетливо просоциальной деятельности, а к низкому уровню социально-психологического развития относятся общности, характеризующиеся высокой степенью опосредствования межличностных отношений целями, задачами и содержанием антисоциальной деятельности. Помимо этого, существуют еще и диффузные, или номинальные группы, в которых межличностные отношения практически не

91

опосредствованы никакой деятельностью (например, случайно собравшиеся люди на остановке общественного транспорта и т. п.). Таким образом, можно представить вектор позитивного социально-психологического развития групп (диффузная группа — просоциальная ассоциация — просоциальная кооперация — коллектив) и вектор негативного социально-психологического развития групп (диффузная группа — асоциальная ассоциация — асоциальная кооперация — корпорация). Наиболее развернуто стратометрическая концепция в целом и типология групп разного уровня развития изложены в книге «Психологическая теория коллектива» (М., 1979).

Проблема групп и, в первую очередь, малых групп традиционно привлекала внимание социальных психологов всего мира. Первые попытки такого рода исследований относятся еще к концу XIX в. В 1897 г. «...американский психолог Н. Триплет опубликовал результаты экспериментального исследования, в котором сравнивал эффективность индивидуального действия, выполняемого в одиночку и в условиях группы. По мнению Ф. Олпорта, это была первая экспериментальная проблема социальной психологии, и он сформулировал ее так: “Какие изменения происходят во всяком отдельном действии индивидуума, когда присутствуют другие люди?”»1.

После Первой мировой войны к проблемам групп обратился Ф. Олпорт, Дж. Морено проводил первые эксперименты с беженцами, положенные впоследствии в основу социометрического метода. В конце 20-х-начале 30-х гг. прошлого века в США начался настоящий бум социально-психологических исследований, связанных с группами и групповым поведением. Во многом он был обусловлен промышленным спадом, связанным с Великой депрессией, когда остро встал вопрос о повышении мотивации сотрудников и оптимизации производственных процессов с помощью использования именно социально-психологических методов. К этому периоду относятся классические полевые эксперименты по изучению групповой структуры и индивидуального поведения в группе, имевшие далеко идущие научные и практические последствия. Так, на основании результатов, полученных в ходе работы по улучшению социально-психологического климата в воспитательной колонии для девочек города Хадсон, Дж. Морено окончательно разработал социометрический метод, который стал одним из наиболее широко известных и доступных средств изучения не только аттракционных отношений в группе, но и преобразования интрагрупповой структуры. Аналогичные эксперименты с группами подростков К. Левина и Р. Липпета позволили выявить влияние на группу различных стилей руководства и послужили отправной точкой к созданию теории групповой динамики, пожалуй, наиболее признанной и популярной в мире концепции, объясняющей закономерности развития и функционирования малой группы.

Примерно в это же время «М. Шериф проводит изобретательные лабораторные эксперименты по изучению групповых норм, а Т. Ньюком исследует аналогичную проблему, но иными средствами в полевых условиях»2.

Дополнительный толчок социально-психологическим исследованиям вообще и исследованиям групп, в частности, дала Вторая мировая война. В этой связи следует отметить роль адмирала Ч. Нимица, назначенного командующим Тихоокеанским флотом США после налета на Пирл-Харбор и занимавшего этот пост до конца войны. Ч. Нимиц был, пожалуй, единственным крупным военачальником Второй мировой, в полной мере оценившим значимость социально-психологических факторов

92

для достижения успеха в боевых действиях, и выступал инициатором и непосредственным заказчиком целого ряда прикладных исследований, направленных на повышение групповой сплоченности, создание команд и т. п. Чрезвычайно высокая боевая эффективность, продемонстрированная ВМФ и Корпусом морской пехоты США в крайне сложных условиях Тихоокеанского театра военных действий, во многом была обусловлена целенаправленной работой именно социальных психологов.

В послевоенный период, как отмечал К. Левин, «социальные науки значительно продвинулись вперед в совершенствовании техник надежной фиксации структуры малых и больших групп и регистрации различных аспектов групповой жизни. Социометрические методики, наблюдение за группами, техники интервьюирования — эти и другие методики все в большей степени позволяют нам собирать надежные данные о структурных особенностях групп, об отношениях между группами или подгруппами и об отношениях между жизнью группы и жизнью ее индивидуальных членов»1. Дальнейшие исследования групп позволили не только расширить и детализировать представления о групповых процессах, но и выявили целый ряд социально-психологических явлений и феноменов, таких как социальная фасилитация, социальная леность, деиндивидуализация, групповая поляризация, огруппление мышления, имеющих вполне самостоятельное научное и практическое значение. Не останавливаясь детально на сути данных явлений, отметим, что, как свидетельствуют результаты многочисленных экспериментов, эти по преимуществу деструктивные явления (исключение составляет социальная фасилитация) проявляются, наиболее ярко, как правило, в группах низкого уровня развития, либо в закрытых корпоративных группах с жесткой стратификационной иерархией.

В этой связи вполне понятен интерес социальных психологов к практическим средствам целенаправленного создания групп высокого уровня социально-психологического развития для решения конкретных задач в самых разных сферах человеческой деятельности. Если в отечественной традиции, как было показано выше, такой группой является коллектив, то в зарубежной социальной психологии чаще используется понятие команда. Надо оговориться, что было бы совершенно некорректно механически ставить знак равенства между командой и коллективом (основное различие заключается в том, что в теориях команд, как правило, не рассматривается такая важнейшая с точки зрения теории деятельностного опосредования характеристика группы как «просоциальная — асоциальная» направленность групповой активности. При том, что «по умолчанию», как правило, подразумевается просоциальная направленность командной деятельности, строго говоря, командой может быть и корпоративная группировка). Вместе с тем, в последние годы наметилась отчетливая тенденция к сближению этих понятий.

Вопросы, связанные с теорией команд, практикой их создания и функционирования примерно с начала 80-х гг. XX века неизменно находились в центре внимания социальных психологов, занимающихся проблемами организаций и менеджмента.

Это связано, в частности, с тем, что с точки зрения ведущих экспертов в области делового администрирования, «сильная команда — один из важнейших инструментов, имеющихся в нашем распоряжении, поскольку при определенных условиях команда способна обеспечить более качественное выполнение работы и более творческий подход, нежели лидер или любой член команды, действующий в одиночку. Более того, такие команды могут служить идеальным полигоном для развития

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.