Сделай Сам Свою Работу на 5

Духовные откровения: передний край эволюции





Я верю, что с этими пятью принципами мы можем более гуманно подходить к теме эволюции и пользоваться ее освобождающими открытиями. Мы уже видели, что определенные аспекты духовности становятся более доступными на более высоких этапах развития; если это так, то понимание развития — что оно собой представляет и как ему способствовать — составляет часть подлинно либеральной программы свободы, равенства и справедливости. Мы изучили стадии индивидуального онтогенетического развития, а теперь рассматриваем соответствующие этапы филогенетического/культурного развития. В обоих случаях, нам нужно быть внимательным не только к основным элементам новизны и положительным достижениям, но и к новым патологиям, подавлениям, угнетениям и жестокостям, которые делает возможными каждый новый шаг эволюции.

В моей книге «Ввысь из рая» прослежено культурное развитие как среднего, так и наиболее передового модуса сознания, которые обычно характеризуют данную эпоху (см. таблицу 9а). Общая идея проста: если средние развитие сознания в данной культуре соответствует, скажем, магическому уровню, то каков при этом наивысший доступный уровень?14 Мы только что видели, что в магических культурах самый высокий уровень сознания наблюдался у шаманов. Шаман находился на переднем крае эволюции сознания (и имел доступ, по меньшей мере, к психической области, либо в качестве постоянного структурного достижения, либо, на худой конец, в виде ряда измененных состояний сознания и шаманских путешествий).15 Магический/шаманский модус был преобладающей формой сознания в течение самого большого периода в истории человечества, длившегося, вероятно, еще с 500000 г. до н. э. до примерно 10000 г. до н. э., с кульминацией где-то между 50000 и 10000 гг. до н. э.16



В ходе эволюции среднего уровня сознания от магического к мифическому (начавшейся примерно с 10 000 г. до н. э.) и все большей замены духов природы и политеистических вымыслов концепцией единого Бога или Богини, стоящих за многообразием мира, преобладающим воплощением духовности становилась фигура святого. Святые, нередко изображавшиеся с ореолом света вокруг макушечной чакры (что символизировало живое пробуждение тонких сфер света и звука в сахасраре и за ее пределами), вышли на передний край эволюции сознания, продвигавшейся от природного к божественному мистицизму. Эти внутренние трансцендентальные путешествия — блестяще запечатленные такими духовными искателями, как св. Иоанн Креста, Рамануджа, св. Тереза, Синран, Св. Хильдегарда — раскрывали глубины души и высоты реальности, которые изменяли саму природу человеческого сознания и оказывали глубокое влияние на структуру мира.



По мере того как средний, коллективный модус сознания эволюционировал от мифического к ментальному (начиная, примерно, с VI в. до н. э.), наиболее продвинутый модус сознания развивался от тонкого к каузальному уровню, и теперь уже мудрец, в большей степени, чем святой, стал олицетворять передний край эволюции сознания. В то время как святой переживал божественный внутренний свет, благодать, любовь и экстаз, мудрец переживал ничто. Точнее, мудрец впервые достиг бесформенной сферы чистой Пустоты, каузальной сферы непроявленной включенности — нирваны, облака незнания, нирвикальпа самадхи, ниродха, прекращения. Но далеко не будучи буквально «ничем» или полным отсутствием чего бы то ни было, Пустота представляет собой творческую основу всего сущего (поэтому эта сфера называется каузальной, т. е. причинной) — беспредельную Свободу и бесконечную Открытость, само открытие которой означает Освобождение от мира формы, страдания, греха и самсары. В то время как в тонкой сфере душа общается или даже соединяется с Богом, в каузальной сфере и душа, и Бог исчезают в Источнике Божественности — Атмане-Брахмане, Высшей Тождественности суфиев, христианском Триединстве («Я и Отец суть Одно»), отдельная самость растворяется в Пустоте — и божественный мистицизм уступает место бесформенному мистицизму, мистицизму Бездны, Великого Облака Незнания, Сознания, бесконечно развертывающегося внутри и полностью за пределами проявленного мира.



Но эволюция сознания всегда «превосходит и включает в себя», и, полностью трансцендировав мир Формы, сознание пробуждается к радикальному включению в себя всех форм: «Форма — это не что иное, как Пустота, Пустота — не что иное, как Форма», — гласит, наверное, самая знаменитая формулировка этого вечного священного уравнения в Сутре Сердца. Ибо чистый Дух (Пустота) и весь проявленный мир (Форма) становятся едиными в этом вечном охвате. Один из величайших мудрецов Индии, Шанкара, так изложил этот предельный принцип «превосхождения и включения»:

Этот мир иллюзорен,
Только Брахман реален,
Брахман и есть этот мир.

Мир иллюзорен (преходящ, эфемерен, конечен, смертен), и его надлежит полностью трансцендировать во всех аспектах, чтобы найти единственную реальность Духа (Брахмана). Однако после полной трансценденции мира и погружения в бесконечное Высвобождение чистейшего Духа (неограниченную, беспредельную, безвременную, бесформенную реальность), конечный мир затем полностью включается в бесконечный Дух в совершенном соединении проявленного и непроявленного: Брахман есть мир, и недвойственный мистицизм начинается именно с этого постижения Одного Вкуса.

Великие Недвойственные традиции появились около 200 г. н. э., особенно, с приходом таких фигур, как Нагарджуна и Плотин; однако расцвет этих традиций, в особенности в таких продвинутых формах, как Тантра, пришелся в Индии на период с восьмого по четырнадцатый век (совпав с первыми проблесками среднего или коллективного зрительно-логического модуса сознания, ознаменовавшимися на Западе флорентийской культурой и подъемом гуманизма примерно в XIV в.). Именно в это время в Китае династий Тан и Сун (VII — XIII вв.) достиг необычайных высот чань-буддизм, и Падмасамбхава принес Тантру в Тибет, с чего начался беспрецедентный расцвет его духовной культуры (особенно с VIII по XVIII вв.).

Это тоже наиболее широкие обобщения, но от них есть своя польза. Среди всего прочего, проведение различия между средним и наиболее продвинутым модусами позволяет избежать допущения, что все продукты той или иной эры порождались одной и той же волной сознания. Слишком часто ученые, рассматривая какой-либо период истории, попросту допускают, что все люди в этом обществе находились на одном уровне сознания (это все равно, что, оглядываясь на нашу современную эру, считать, что Рейган и Кришнамурти были на одном уровне), и затем, на основе этого допущения приходят к самым сомнительным выводам. Представители глубинной экологии нередко допускают, что в собирательских культурах все обладали шаманским сознанием, тогда как на самом деле настоящий шаман был редкостью — как правило, один на племя, и только один из десяти шаманов был подлинным мастером (если так). Теоретики романтизма оглядываются на древний Египет, замечают, что некоторые адепты явно осознавали змеиную силу (кундалини), и затем допускают, что вся культура изобиловала просветленными существами, тогда как число адептов кундали-ни в любом городе, вероятно, можно было сосчитать на пальцах одной руки (в лучшем случае). И тогда слишком легко допустить, что после этих древних дней пышного расцвета духовности эволюция постоянно шла под уклон, в то время как на самом деле — если мы действительно прослеживаем ее передний край — духовность во многих отношениях продолжила значительно углубляться в последующие века. Св. Валентин был удивительным, но сравните его с Экхартом, св. Магдалина была глубокой, но сравните ее со св. Терезой Авильской. Боэций был необычайным, но сравните его со св. Иоанном Креста. И так вплоть до Хакуина и Догена, возможно, самых влиятельных японских адептов дзен всех времен; Шри Рамана Махарши, одного из величайших духовных искателей Индии (умершего лишь насколько десятилетий назад); и Ауробиндо, величайшего индийского философа-мудреца (которого тоже всего несколько десятилетий нет с нами).

Далее, проводя это различие (средний и продвинутый модус сознания), мы сразу же видим, что хотя некоторые прошлые эпохи могут выглядеть «очень духовными», наиболее характерный для них общий или средний модус развития сознания (например, магический или мифический), на самом деле был до-формальным, а не постформальным. Только очень немногочисленные шаманы, святые и мудрецы действительно достигали высших уровней адаптации к психической, тонкой и каузальной сферам; и поэтому глубоко духовные этапы (психический, тонкий и каузальный) — в качестве общего или среднего модуса сознания — лежат в нашем коллективном будущем, а не в прошлом. Конечно, любой индивид в любом историческом периоде — прошлом, настоящем или будущем — может достичь более высоких областей в своем собственном развитии. Однако целые эпохи постформальной духовности в качестве общего достижения почти несомненно никогда не существовали в прошлом. Я думаю, что ученых, которые путают магическое и мифическое с подлинной духовностью и потому считают, что все виды духовности остались позади, ожидает приятный сюрприз. Наиболее продвинутые фигуры прошлого проникали в глубины надличностных уровней, а эти уровни лежат в нашем коллективном будущем, а не коллективном прошлом.

В этой необыкновенной археологии Духа великие духовные первопроходцы прошлого опережали свое время и до сих пор опережают наше. Поэтому они — голоса из будущего, а не из прошлого; они указывают на нарождающееся новое, а не на истлевшие останки старого; они призывают нас идти вперед, а не назад. Находясь на переднем крае, они формировали будущее предназначение, к которому теперь медленно движется остальное человечество. Они — фигуры из глубочайших слоев нашей собственной подлинной Самости, слоев, которые шепотом обращаются к нам из сияющих глубин более великого завтра.


13 ОТ СОВРЕМЕННОСТИ К
ПОСТ-СОВРЕМЕННОСТИ

У каждой эпохи есть свои гении, своя мудрость, свои непреходящие истины. Более того, забвение истин прошлого, по-видимому, следует считать одним из определений патологии. И поэтому интегральный подход — здравый подход — безусловно, должен пытаться признавать и по достоинству оценивать эти непреходящие истины, включая их в расширяющийся диапазон эволюции сознания.

Из наследия до-современности мы узнали о Великом Гнезде Бытия и Познания и обнаружили, что оно представляет собой карту пути к Духу, развертывающегося не заранее заданным образом, но виде мягко влекущего нас морфогенетического поля развития. Из наследия современности мы научились необходимости признавать и ценить искусство, мораль и науку и позволять каждому из них искать собственные истины, не подвергаясь насилию со стороны других (именно это способствовало зарождению современной демократии, феминизма, экологии и постконвенциональных идеалов свободы и равенства).1 Кроме того, мы узнали о современных открытиях, касающихся эволюции во всех секторах (это представление, по меньшей мере, не противоречит идее Великой Цепи, если рассматривать ее горизонтальное развертывание в геологическом, биологическом и культурном времени). И мы уже упоминали о «радужной перспективе» конструктивного постмодернизма, связанной с объединением всего лучшего из до-современности (Великое Гнездо) и современности (разграничение и эволюция Большой Тройки) в более интегральном «всеуровневом, всесекторном» подходе.

Теперь пришла пора завершить этот интегральный обзор, очень кратко рассмотрев сам постмодернизм — который, в конце концов, представляет собой передний край сегодняшней культурной эволюции — и высказав ряд предположений относительно того, как именно он согласуется с всеуровневым, всесекторным воззрением.

Многие люди уже просто не выносят упоминаний о чем-либо «постмодернистском» — настолько сложным и не поддающимся расшифровке стало все, что имеет отношение к постмодернизму. Но это важные вещи, и я прошу читателя не отставать от меня, продираясь через эту главу, а я постараюсь сделать этот процесс максимально безболезненным. Затем, в заключительных главах, мы сможем вернуться к обобщению всего увиденного и к его следствиям для психологии, психотерапии, духовности и исследований сознания.

Радужная перспектива

Стараясь понять современность, мы задавали простой вопрос: что отличало современность от до-современной эпохи? Мы обнаружили много таких факторов (от индустриализации до движений освобождения), но все их можно наиболее обобщенно резюмировать как дифференциацию Большой Тройки.

Пытаясь понять пост-современность, давайте снова спросим: что делает пост-современность настолько отличной от современности? Мы увидим, что здесь также есть много факторов, но все их можно очень обобщенно резюмировать, как попытку быть всеобъемлющей — избегать «маргинализации» множества мнений и точек зрения, которым могущественная современность зачастую не придавала значения; избегать «гегемонии» формальной рациональности, которая нередко подавляет нерациональное и иррациональное; объединять всех людей, независимо от национальности, пола и Цвета кожи, в многоцветном содружестве взаимного уважения и взаимного признания. Эта всесторонность, часто называемая просто многообразием (или «поликультурностью», или «плюрализмом»), составляет основу программы конструктивного постмодернизма, аспекты которой мы будем рассматривать на протяжении всей этой главы.

Эта попытка быть всесторонней — холистической и всеобъемлющей в наилучшем смысле — отчасти стала реакцией на прискорбное сползание современности к флатландии, где диссоциация Большой Тройки позволяла могущественной науке колонизировать и подчинять себе (а также маргинализировать) все остальные формы бытия и познания. Постмодернизм стал попыткой включить в себя всю Большую Тройку, вместо того, чтобы просто дифференцировать и диссоциировать ее составляющие. Таким образом, если современность дифференцировала Большую Тройку, то пост-современность старается охватить ее триединство — все множество «Я», «Мы» и «оно» — приходя к более всесторонней, интегральной и неисключительной позиции. И в этом, собственно говоря, и состоит непреходящая истина, интегральная истина основных движений постмодернизма.

Но мы также увидим, что у постмодернизма, как и у современности, есть свои отрицательные стороны. Когда дифференциация Большой Тройки обернулась диссоциацией, достоинство современности стало бедствием современности. Точно так же, радужная перспектива конструктивного постмодернизма оборачивается нигилистическим деконструктивистским постмодернизмом, когда плюралистическая всесторонность превращается в тошнотворное уравнивание всех качественных различий. Пытаясь избежать флатландии, постмодернизм зачастую становится ее самым вульгарным защитником.

Другими словами, пост-современность, точно так же, как и современность, имеет свои достоинства и недостатки.

Достоинства

Вступление в постмодернизм начинается с понимания важной роли, которую в человеческой осознании играет интерпретация. Фактически, постмодернизму можно поставить в заслугу признание определяющей роли интерпретации как в эпистемологии, так и в онтологии, как в познании, так и в бытии. Все постмодернисты, каждый по-своему, утверждали, что интерпретация не только имеет решающее значение для понимания Космоса, но и представляет собой аспект самой его структуры. Интерпретация внутренне присуща ткани мироздания: вот важнейшая догадка, составляющая основу великих движений пост-современности.2

Интерпретация:
основа пост-современного

Многим людям поначалу трудно понять, как и почему интерпретация может быть внутренне присуща вселенной. Ведь интерпретация, вроде бы, связана прежде всего с такими вещами как язык и литература? Да, но язык и литература — это лишь вершина айсберга, который простирается до самых глубин самого Космоса. Мы могли бы объяснить это следующим образом:

Как мы уже видели, все события Правой Стороны — все сенсомоторные объекты и эмпирические процессы, все «оно» — можно наблюдать с помощью органов чувств и их расширений. Все они имеют простое местоположение; вы можете буквально указать на большинство из них (скалы, города, деревья, озера, звезды, дороги, реки и т. д.).

Однако внутренние события Левой Стороны нельзя наблюдать таким образом. Во внешнем эмпирическом мире невозможно увидеть любовь, зависть, удивление, сострадание, прозрение, интенциональность, духовное озарение, состояния сознания, ценности или смыслы. Внутренние события нельзя увидеть внешним, или объективным образом, их можно увидеть только путем интроспекции и интерпретации.

Так, если вы хотите изучить «Макбет» с эмпирической точки зрения, мы можете взять экземпляр этой пьесы и подвергнуть его различным научным тестам и экспериментам: он весит столько-то граммов, содержит такое-то количество молекул типографской краски, в нем столько-то страниц, состоящих из таких-то органических соединений и так далее. Это все, что вы можете узнать о «Макбете» эмпирически. Все это объективные, внешние аспекты Правой Стороны.

Но если вы хотите узнать смысл этой пьесы, вам придется прочитать ее и понять ее внутреннее содержание, ее значения, ее интенции, ее глубины. А это вы можете сделать только с помощью интерпретации: что значит это предложение? Здесь эмпирическая наука оказывается практически бесполезной, поскольку мы вступаем во внутренние сферы и символические глубины, которые можно оценивать не с помощью внешнего эмпиризма, а только с помощью интроспекции и интерпретации. Не просто объективного, но субъективного и интерсубъективного. Не просто монологического, но диалогического.

Так, вы могли бы увидеть, что я иду по улице с выражением неодобрения на лице. Вы можете это видеть. Но что на самом деле означает это внешнее выражение неодобрения? Как вы можете это узнать? Вы спросите у меня. Вы будете со мной говорить. Вы видите мою поверхность, но чтобы понять мое внутреннее состояние, мои глубины, вам придется вступить в сферу интерпретации (герменевтический круг). Вы, как субъект, будете не просто смотреть на меня как на объект, но попытаетесь понять меня как субъекта — как человека, «Я», носителя интенциональности и смысла. Вы будете говорить со мной и интерпретировать то, что говорю я; я буду делать то же самое по отношению к вам. Мы не субъекты, смотрящие на объекты; мы субъекты, пытающиеся понять субъектов — мы находимся в интерсубъективной, диалогической сфере.

Это верно не только для людей, но и для всех чувствующих существ как таковых. Если вы хотите понять свою собаку — довольна ли она, проголодалась или хочет пойти на прогулку? — вам приходится интерпретировать сигналы, которые она вам подает. И собака, по мере своих возможностей, делает то же самое по отношению к вам. Другими словами, внутренность холона можно понять только путем интерпретации.

Итак, внешние поверхности можно видеть, но внутренние глубины следует интерпретировать. И именно потому, что внутренняя глубина составляет неотъемлемую часть Космоса — это Левостороннее измерение любого холона — сама интерпретация также представляет собой внутренне присущую характеристику Космоса. Интерпретация — это не что-то, привносимое в Космос как дополнительное качество; это открытие самих внутренних измерений Космоса. А поскольку глубина Космоса простирается «до самого низа», то, по известному выражению Хайдеггера, «интерпретация идет сверху до низу».

Пожалуй, теперь мы можем понять, почему одной из великих целей постмодернизма было введение интерпретации в качестве внутренне присущего аспекта Космоса. Я сказал бы, что каждый холон имеет Левое и Правое измерения (как показано на рис. 5), и поэтому каждый холон имеет объективный (Правый) и интерпретационный (Левый) компоненты.

(Разумеется, вам самим решать, насколько далеко «вниз» вы хотите распространять внутреннее, или сознание. Некоторые люди распространяют его на млекопитающих, другие — на земноводных, растения или даже на атомы. Я считаю, что это полностью относительный вопрос: сколько бы сознания ни было у одного холона — скажем, амебы — у более высокого холона — например, оленя — его немного больше, у еще более высокого — скажем, гориллы — еще больше. Чем ниже находится холон в Великом Гнезде, тем меньшей чувствительностью он обладает, пока от него не остается лишь слабая тень, которую мы не можем обнаружить. Мы вернемся к обсуждению этой темы в главе 14; а пока просто заметим, что ко времени, когда эволюция доходит до людей, внутреннее измерение несомненно существует, и доступ к нему возможен только посредством интроспекции и интерпретации).3

Бедствие современности состояло в том, что она сводила все интроспективное и интерпретационное знание к внешней и эмпирической флатландии: она пыталась вычеркнуть богатство интерпретации из сценария мира. Попытка постмодернизма снова ввести интерпретацию в саму структуру и ткань Космоса отчасти диктовалась достойным стремлением избежать флатландии, воскресить опустошенные внутренние измерения и интерпретационные модусы познания. Постмодернистский акцент на интерпретации — наиболее заметно появляющийся у Ницше и проходящий через «душевные (Geist) науки» Дильтея к герменевтической онтологии Хайдеггера и «нет ничего вне текста (интерпретации)» Дерриды — в своей основе был не чем иным, как отчаянным воплем областей Левой стороны об освобождении от уничтожающего забвения, в которое они ввергнуты монологическим воззрением научного монизма и холизма флатландии. Это было отважное восстановление прав «Я» и «Мы» перед лицом безликих «Оно».

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.