Сделай Сам Свою Работу на 5

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПСИХОАОГИЯ 17 глава





Эти времена давно отошли в прошлое. В нынешней промышлен­ности на долю ремесленного труда выпадает жалкая и неинтересная роль служить подсобным производством, накладывающим заплаты на дыры большой промышленности. Ремесло сохранилось постоль­ку, поскольку средневековый быт еще не окончательно исчез из современной культуры. Но с каждой новой машиной на фабрике, с каждым новым усовершенствованием техники значение ремеслен­ного труда все больше и больше сводится на нет и ремесленный труд во всех смыслах остается на задворках жизни.

Само разделение труда по профессиям сосредоточивает внима­ние трудящегося на последнем исполнительном моменте работы, а не на ее общих предпосылках. Иначе говоря, ремесленный труд подчеркивает в каждом производстве не те общие элементы, кото­рые присущи всем видам человеческого труда, а только отлича­ющие данный труд от другого.

В противоположность этому узкому профессиональному труду современный индустриальный труд отличается политехнизмом, пси­хологическая и педагогическая ценность которого заставляет приз­нать в нем основной метод трудового воспитания. Современная индустрия политехнична и по экономическим, и по техническим, и, главное, по психологическим особенностям труда.



Экономические причины заключены не в чем другом, как в тех громадных отливах и перемещениях рабочих масс, которые явля­ются неизбежными спутниками капиталистического производства. Еще Маркс указал на экономический механизм, который при помощи промышленных кризисов и связанных с ними сокращений и расширений производства приводит к необходимости существования резервной армии пролетариата и перебрасывает огромные массы рабочих из одного производства в другое. Рабочий, который сегодня работал на бутылочной фабрике, завтра принимается за производ­ство галош, послезавтра поступает на автомобильную фабрику, и при всяком переходе от него требуется только минимальное общее техническое развитие, т. е. умение обращаться с машинами; ника­кие специальные и профессиональные знания не требуются.

Сами экономические условия ставят перед рабочим как бы тре­бование или быть политехником, т. е. ни в одном производстве не




идти дальше его общих основ, или погибнуть во время ближайшего кризиса. И фактически так оно и происходит. На девять десятых армия европейских и американских рабочих совершенно не связана ни с каким профессионализмом, который приковывал бы ее к какому-нибудь определенному виду производства.

Технические причины, которые тоже приводят к политехнизму, заключаются в том машинном прогрессе, который нивелирует все различия отдельных механизмов и приводит их к более или менее однообразным типам максимально экономных, выгодных и деше­вых машин. Условия конкуренции таковы, что наиболее выгодные машины непременно и в самый кратчайший срок должны быть вве­дены во всех производствах данного рода. Иначе предприниматели рискуют быть оттесненными назад и смятыми в торговой схватке за рывок.

Поэтому никогда еще победоносное шествие всякого нового усо­вершенствования не происходило с такой молниеносной быстротой, как в последние десятилетия.

При этом скелет всякого машинного производства определился в смысле своих основных частей, которые оказались чрезвычайно схожими в самых различных предприятиях. Всякое производство важнейшей частью своего машинного оборудования имеет двига­тели совершенно одинакового типа для самых различных фабрик. Затем идут передаточные механизмы, опять однотипные, и диффе­ренциация наступает только в исполнительной или рабочей части машины в зависимости от последних операций, которые приходится ей проделывать.

Таким образом, на две трети все современное производство ста­новится совершенно однотипным, и только в одной последней трети допускается некоторая вариация, которая тоже по мере развития техники все больше и больше сглаживается. Происходит это оттого, что всевозможные виды трудовых движений по мере их разложения на более простые элементарные формы удастся в конце концов све­сти к 12 основным типам элементарных движений, которые в раз­личных комбинациях и последовательности осуществляют вес формы сложного труда, какими располагает только мировая про­мышленность.



Понятно, что и третья исполнительная часть машины в конце концов сводится к известной технической азбуке, одинаковой во вся­ком производстве. И как бывает с настоящей азбукой, достаточно усвоить ее, чтобы прочитать любую книгу, написанную по этой системе. Мы, вероятно, переживаем величайшую в истории эпоху интеграции труда, и профессионализм агонизирует на наших глазах.

Наконец, самое существенное — психологические предпосылки Политехнизма, которые сводятся к следующему. Всякий процесс человеческого труда двойствен, поскольку человек представляет собой, с одной стороны, непосредственный источник физической энергии, а с другой — организатора трудового процесса. В самых Примитивных формах труда человек выступает в двойственной


роли: с одной стороны, как часть своей собственной машины, как непосредственный источник физической энергии — роль, в которой он может быть заменен рабочим скотом, паровым двигателем электрическим мотором и т. д., и, с другой стороны, управителем и организатором своих орудий и движений — ив этой роли он никем заменен быть не может.

Разделение труда на умственный и физический и произошло в ту эпоху, когда обе психологические функции, нераздельно слитые в едином акте труда, в силу общественной дифференциации были поделены между разными членами общины. На долю одних выпали только организаторские и командные функции, на долю других — только исполнительные.

Несколько изменилось дело, когда была введена машина, и роль рабочего застряла где-то посередине между одной и другой функци­ей. Рабочий при машине оказался в роли жалкого ее придатка: он обычно исполнял какую-нибудь одну, чрезвычайно незначительную операцию, которую нельзя было поручить машине. Трата физичес­кой энергии сократилась, но и умственная сторона труда не потребо­вала большего напряжения от рабочего.

Отупляющее действие такого труда можно оценить, если припо­мнить, что в самых обычных производствах продукт проходит через несколько десятков операций и на долю рабочего в течение десяти­летий приходится повторение одного и того же движения с совер­шенно механической точностью. Поэтому правы те, которые гово­рили, что труд домашинный был все-таки человечнее с психологи­ческой точки зрения, чем труд при машине.

Однако с развитием техники дело меняется коренным образом. В двойственном составе труда начинает все больше и больше преобла­дать момент управления и организации производства, а момент исполнительный сходит на нет. Человеческую силу заменяют маши­ны, и современный рабочий выступает в роли организатора и упра­вителя производства, командира машин, контролера и регулятора их действия.

В усовершенствованном производстве этот процесс доходит до таких вершин, что на долю рабочего выпадает управление даже не машинами непосредственно, а механическими регуляторами, кото­рые, в свою очередь, регулируют машины. Таким образом, рабочий в этих предприятиях является регулятором регуляторов, т. е. испол­нителем высших и сложнейших организационных функций. Тот, кому знаком труд кочегара по русским условиям, вероятно, уди­вился бы, если бы ознакомился с работой главных кочегаров на величайших американских фабриках и узнал, что работа эта выпол­няется при соблюдении совершеннейшей чистоты рук. Дело объяс­няется тем, что непосредственную грязную работу подбрасывания угля в печи, выгрузки остатков, выбрасывания перегоревших частей, раздувания пламени, открытия дымоходов, стирания копоти и прочее выполняют автоматические машины, железные руки, которые дают отчет о своей работе и состоянии через несколько


десятков механических приспособлений, находящихся на столе и регулируемых рычажками с того же стола.

Сам кочегар, который отапливает громаднейшие фабрики и в этом смысле исполняет те же функции, что и наш кочегар, высту­пает в роли главнокомандующего целой армии машин, и его рабо­чий стол напоминает полевой штаб, в который стекаются донесения из всех частей; собираются требования, посылаются приказы, согласуются действия — и все это осуществляется через посредство сложнейших и тончайших технических приспособлений, для управ­ления которыми нужны и большой умственный охват, и зоркий глаз, и технические знания.

Развитие труда все больше и больше приближается именно к таким формам, и остатки физического труда, заключающегося в этих производствах, постепенно сводятся к ничтожным передвиже­ниям небольших рычагов, напоминающих часовые стрелки, к нажиму электрических ключей, кнопок, к вращательным движе­ниям ручки барабана.

При таких условиях, естественно, труд, как известная трата физической энергии, как подневольная работа, выполняется маши­ной, и на долю человека выпадает ответственная и умственная работа управления машинами. Отсюда делается совершенно понят­ной необходимость политехнического образования для современ­ного рабочего. Надо помнить, что вопреки точному смыслу слова политехнизм означает не многоремесленничество, соединение мно­гих специальностей в одном лице, это, скорее, знакомство с общими основами человеческого труда, с той азбукой, из которой складыва­ются все его формы, или некоторое вынесение за скобки общего множителя всех форм. Нечего и говорить, что образовательное зна­чение такого труда бесконечно велико, потому что он знаменует собой высший расцвет техники, который идет нога в ногу с высшим расцветом науки. Техника и есть наука в действии или наука, прило­женная к производству, и переход от одного к другому совершается ежеминутно в незаметных и неуловимых формах.

Как ни странно, даже рядовой рабочий большого предприятия должен идти нога в ногу с наукой, и в этом смысле показательно выражение одного американского предпринимателя: «Рабочий, который отстал от современного развития науки на 10 лет, не может рассчитывать на место на моей фабрике».

Труд в этих формах превращается в кристаллизованное научное знание, и, для того чтобы приобрести навыки, действительно необ­ходимо овладеть огромным капиталом накопленных знаний о при­роде, которые утилизируются в каждом техническом усовершен­ствовании. Политехнический труд в первый раз за всю историю человечества образует такое пересечение всех важнейших линий человеческой культуры, которое было немыслимо в предыдущие эпохи. Образовательное значение такого труда безгранично, потому что для полного овладения им необходимо полнейшее овла­дение всем веками накопленным материалом науки.


Наконец, самое важное — то чисто воспитательное действие, которое оказывает труд: он по преимуществу превращается в созна­тельную работу и требует от участников высшего напряжения ума и внимания, возводя труд рядового рабочего на высшие ступени твор­ческого человеческого труда. Вот почему индустриализм в школе означает приобщение к мировой промышленности; восхождение на вершины современной техники составляет основное требование трудовой школы.

Легко заметить, как далеко отстоят от этого формы трудовой школы, которые весь трудовизм видели в том, что на долю детей выпадала унизительная и грязная работа на кухне, в уборных, мытье полов. Труд раскрывался детям со стороны необычайного физичес­кого напряжения и оправдывал при этом свое этимологическое зна­чение, которое в русском языке делает это слово равносильным со словами «болезнь» и «печаль».

Чрезвычайно интересны формы труда, которые могут быть вве­дены в школу, если ориентироваться в построении учебного плана не на первобытные и давно изжитые формы домашнего физичес­кого труда, но на формы труда индустриального и технически совер­шенного. При этом совершенно без всяких усилий с нашей стороны ребенок непосредственно втягивается в те две области, между которыми должно быть поделено воспитательное влияние на него: первая — современное естествознание, а вторая — совре­менная социальная жизнь, охватывающая своими нитями весь мир.

В современной фабрике бьется пульс мировой жизни и науки, и ребенок, поставленный в этом месте, научается сам прощупывать пульс современности. Чрезвычайно важно так организовать формы трудовой жизни и трудовой деятельности ребенка, чтобы поставить его в активные и творческие отношения к процессам, которые выпадают на его долю. Достигается это не постепенным профес­сиональным обучением ребенка тем или иным уменям обходить­ся с машинами, а тем, что ребенок сразу вводится в смысл всего производства и при этом научается найти место и значение от­дельных технических приемов как необходимых частей общего целого.

Познание природы через труд

В индустриальном труде ребенок с самого начала сталкивается с высшими формами обработки природных материалов и научается следить за тем длинным путем, который проходит сырой материал с момента поступления на фабрику до момента выхода из нее в виде обработанного и готового продукта. В течение долгого пути мате­риал обнаруживает почти все свои важнейшие и существенные свой­ства: ему приходится на деле показать, что он подчиняется всем законам физики и химии, и, значит, процесс обработки любого


сь1пого материала представляет как бы специально организованную для ученика демонстрацию этих законов.

Сами свойства материала, которые отличают его от других мате­риалов, не играют сколько-нибудь существенной роли. Он высту­пает прежде всего как материал вообще, как носитель известных общих свойств, которые в зависимости от рода производства меня­ются количественно, но не качественно. Имеем ли мы дело с обра­боткой дерева или металла, шерсти или хлопка, камня или кости — во всех случаях мы имеем дело с известной величиной, плотностью, упругостью, деформацией материала и другими его общими свой­ствами. Таким образом, характер современного производства позво­ляет выделить из всех самых различных материалов их общие части и обобщить наглядно перед глазами ученика свойства материи.

Материал в современном производстве — и это его существен­нейшая черта — выступает не как таковой со всеми своими индиви­дуальными и специфическими свойствами, но как физическое тело или химический конгломерат, и в этом смысле перед глазами учени­ков на страницах не только учебника, но и жизни раскрываются те общие черты, которые присущи одинаково, но в различном количе­стве и тончайшим волокнам хлопка, и сильнейшему закалу стали. Общие законы физики и химии мирового вещества проходят перед учащимися в процессе индустриального труда с совершенно нагляд­ной и впечатляющей силой.

Не менее важно, что в процессе производства перед учащимися проходят и те важнейшие законы обработки этого материала, построенные на тончайшем учете научной механики и раскрыва­ющие не статистическое естествознание, но практическую и дина­мическую науку. Знакомство со всеми тремя частями современной фабрики необходимо предполагает у ученика точнейшее знание механики, а умение управлять машинами основывается в конечном счете на этих знаниях.

На фабрике каждый день работы является живым экзаменом и не возникает ни малейшей надобности в специально устраиваемых проверках, чтобы расценить и обнаружить, насколько прочно и основательно укоренились знания.

С этим связана третья сторона, на которую мы укажем как на новую выгоду индустриального труда. Она сводится к тому, что соб­ственные движения ученика возвращаются к нему в виде готового продукта работы, который позволяет ему контролировать себя, рас­ценивать собственный труд по несомненным и объективным резуль­татам работы; и что самое важное, создает возможность для осу­ществления того заключительного момента удовлетворения, торже­ства и победы, ради которого, в сущности говоря, и возбуждаются все наши стремления и виды деятельности.

Психологи давно указывали на психологическую пользу отме­ток, которую Джемс, например, считал настолько великой, что она Для него заслоняла весь приносимый балльной системой очевидный вред. Он требовал не только сохранения балльной системы в школе,


но и того, чтобы учащиеся знакомились со своими баллами, так как отметка привносит тот полезный момент, который придает смысл всему труду ученика и позволяет ему судить о том, бесплодны или плодотворны его усилия. Правда, и Джемс соглашался с тем, что психологические выводы должны отступить назад перед доводами опыта, и допускал такой случай, когда, несмотря на это психологи­ческое правило, педагогу приходится воздерживаться от опублико­вания баллов. Однако этим не решалась психологическая проблема и в мысли Джемса заключалась та большая правда, которая, в сущ­ности, не означает ничего другого, как только требование, чтобы всякая работа доводилась до известного увенчивающего ее пункта, а момент удачи или неудачи сообщался ученику и помогал ему прида­вать всей проделанной работе известный смысл. Величайшая цен­ность трудового воспитания в том и заключается, что последний момент не является чем-то посторонним и оторванным от всего про­цесса работы, как это было, например, со школьной отметкой, и, следовательно, при нем совершенно нет опасности, что стремления ученика получат ложное направление, как бывало всякий раз, когда ученик начинал трудиться только для того, чтобы получить хоро­шую отметку. Чем больше стремлений и интересов ученика свя­жется с конечным пунктом его трудовых усилий, тем сильнее и дей­ствительнее окажется их организующее и связующее влияние в системе его реакций.

Таким образом, та отличительная черта человеческого труда, которая требует предварительного знания конечных результатов, а также совпадения этих результатов с тем, что предполагалось с самого начала, находит свое наиболее полное и чистое выражение именно в формах индустриального труда. То же самое, в сущности, выдвигают психологи, когда они говорят об оздоровляющем кол­лективном действии, которое оказывает индустриальный труд на отдельного человека. При этом в массе трудящихся каждый индиви­дуум находит как бы громадные зеркала, в которых он научается видеть мельчайшие свои движения, и, таким образом, степень овла­дения своими телом и поведением достигает высшей степени. Происходит это в силу возвращения отраженного впечатления на самого ученика, а коллектив работающих играет роль громадного резонатора, который усиливает и передает в огромных размерах те же эмоции, которые возможны и в небольшом кругу людей. В этом смысле верно то, что эмоция вырастает в зависимости от того, перед какой аудиторией она переживается. Стыд, пережитый перед тысячной толпой, в тысячу раз сильнее стыда перед одним челове­ком. Так же и эмоция удовлетворения, которая направляет все наши реакции к конечной цели, увеличивается и расширяется в своем зна­чении вместе с расширением того коллектива, в русле которого она протекает.


Координация трудовых усилий

Даже в самых примитивных формах труд выступает как процесс яе только между человеком и природой, но и между людьми, ибо даже самые примитивные формы труда требуют известной коорди­нации усилий, известного умения согласовать свое поведение с пове­лением других людей, организовать и регулировать свои реакции так, чтобы они могли войти составной частью в общую ткань кол­лективного поведения. Вот почему труд, особенно в его высших и технических формах, всегда означает величайшую школу социаль­ного опыта. Один из психологов говорит, что нигде человек так не выучивается истинной вежливости и предупредительности, как на современной фабрике, потому что она учит каждого точнейшему согласованию своих движений с движениями других.

Самое важное свойство этой выучки сводится к тому, что она учит одновременно подчинению и господству, исключая решительно все нравственные минусы того и другого. В этом смысле воспитательное действие индустриального труда всецело напоминает воспитательное действие детской игры, где дети чувствуют себя связанными целой сетью сложных правил и вместе с тем научаются не только подчи-вяться этим правилам, но и подчинять им поведение других и действо­вать в строгих рамках, намеченных условиями игры.

В конечном счете и игра, и индустриальный труд представляются в этом отношении только наиболее чистой моделью всяких форм поведения в жизни, потому что, к каким бы мы ни обратились его формам, мы всегда будем иметь дело с этими двумя элементами, т. е. с необходимостью сперва подчиниться известным правилам, чтобы подчинить себе нечто другое. Таким образом, основные формы сознательного поведения и воли, поскольку они определя­ются этими двумя моментами, тоже формируются и развиваются в процессе технического труда.

Чрезвычайно важно и то, что вся сложность человеческих отно­шений, возьмем ли мы их в географическом, политическом или в культурном плане, находит свое наиболее чистое выражение на сов­ременной фабрике. Работая в ней, учащийся как бы сам становится на шахматную доску современной социальной борьбы и совершенно реально, хочет он того или не хочет, каждым своим шагом начинает принимать в ней участие. Иначе говоря, все те проблемы социаль­ного воспитания, которые требовали особых подходов и форм орга­низации школьного коллектива, безболезненно разрешаются в тру­довом воспитании.

Наконец, последняя опасность, которая грозила при этом, т- е. известная узость социальных отношений и связей, которые на Почве труда возникают между людьми, тоже существует только для его низших форм и исключена для высших технических форм. Мно­гие говорили, что труд вырабатывает только узкие и односторонние социальные навыки; он приучает видеть в другом человеке лишь


сотрудника, помощника или начальника и эти стороны человече-1 ских отношений тренирует и шлифует до художественного совер- j шенства. В современной большой промышленности создаются це-1 лые группы взаимно связанных работой людей, которые срабатыва- | лись вместе как разные части одного механизма, совершенно пригнанные и пришлифованные одна к другой. Однако эту пришли-фованность человеческих отношений при большом труде не прихо­дится понимать как исключительную слаженность их темпа и навы­ка в работе. При серьезных формах труда от сотрудника требуется не только умение вовремя подать трудовую реплику, но и серьезное понимание и известная близость. Психологическим условием сов- ] местного труда делается при высоких формах техники взаимное тру­довое доверие, требующее от обеих сторон как бы некоторого един­ства. Никогда еще в трудовой деятельности два существа не сталки­вались так тесно, как в современной фабрике, когда они перегова­риваются друг с другом отрывистыми и короткими словами по теле-1 фону.

Чтобы понять педагогическое значение этого, необходимо при­помнить, что трудовое воспитание выдвигает совершенно новые дидактические приемы обучения. Прежний, так называемый акра-матический метод простой передачи знания от учителя к ученику,'! как и эротематический метод, т. е. совместное нахождение знания учителем и учеником при посредстве вопросов, а также эвристиче­ский метод, т. с. отыскание знаний самими учениками, в целом не] охватывают дидактической сущности трудового обучения. Все они предполагают наличие конечного смысла знаний не в самом учени­ке, но в руководящем им воспитателе и поэтому принципиально отличаются от трудового обучения, где смысл знания, его конечная точка, к которой оно должно прийти, дается самому ученику в виде того производства, к которому он приступает.

Очень правильно в этом смысле уподобить психологический путь трудового обучения кругу, потому что такое воспитание дей­ствительно описывает круг и в результате работы возвращается к исходной точке, с которой его движение началось. Но только воз­вращение происходит при новом состоянии ученика: те же самые вещи он видит новыми глазами, обогащенный новым опытом; иначе говоря, к той же точке он подходит с другой стороны, и это осо­бенно помогает самому ученику оглядеть разом проделанный им путь и, главное, уяснить себе, для чего этот путь был проделан.

Все части психологического процесса, как известная, выдвигае­мая перед учениками задача, осознание ими средств и путей ее реше­ния, забота об усвоении и закреплении знаний, контроль, проверка и конечная оценка проделанной работы — все это в прежней педаго­гической системе совершенно механически объединялось из различ­ных и ничем между собой не связанных педагогических механизмов. Достаточно припомнить экзамены, отметки, объяснения уроков, заучивание и прочес, чтобы увидеть, как все части педагогического процесса были лишены всякой органической связи между собой и


только механически объединялись в общий процесс благодаря тому, что следовали одна за другой.

Напротив, при трудовом обучении достигается слитность и цель­ность всего педагогического процесса, органическое объединение всех его частей в одно целое; и этот круговой характер трудового обучения только яснее указывает на то, что все последовательные стадии слагаются и замыкаются в цельный круг.

Ценность трудового усилия

Психологическая ценность трудового усилия заключается в том, что оно обозначает полный и совершенно завершенный процесс реакции. Возбуждение, начавшееся с раздражения внешних орга­нов, проходит через центральные нервные пути и выходит наружу в ответном акте исполнительного или рабочего органа. Ничто при этом не застревает внутри организма, в нем не остается никаких остатков психической работы, все его возбуждения начисто и сполна отреагированы.

Это как проточные каналы, проводящие какую-нибудь жид­кость, отводят решительно все, что в них поступило, и не удержи­вают в себе ни малейшей мути, осадков или примесей проникающей через них массы. Само наличие усилия свидетельствует о совер­шенно правильной и безошибочной работе организма, потому что именно усилие является тем стрелочником, который направляет всякое раздражение и всякую реакцию на верные рельсы.

Важнейший результат, который достигается при этом, заклю­чается в том, что труд осмысливается и у работающего ученика не возникает ни малейшего вопроса, какой смысл должен заключаться в его работе. Смысл дан наперед, до того, как вызвано усилие, и наличие усилия свидетельствует уже о наличии смысла.

Между тем всякая педагогика, имевшая дело со знанием, ото­рванным от практики, почти всегда вызывала ничем не оправдан­ные усилия и приобретала с психологической точки зрения характер бесплодной сизифовой работы. Обычное недоумение гимназистов чрезвычайно красноречиво подчеркивает бессмыслицу того труда, который выпадал на долю учащихся. Для чего решать арифметичес­кие задачи, когда они давно решены и в конце книги пропечатаны их ответы? Для чего переводить латинских авторов, когда они давно и дословно переведены в подстрочниках, — этого никак не могли понять мои ученики.

И в самом деле. Всякое упражнение в школе строилось таким образом, что ученику как бы предлагалось потрудиться, но заранее сообщалось, что труд этот совершенно бесполезный, никому не нуж­ный и, в сущности говоря, бесплодный. Поэтому невозможные формы уклонения сделались интернациональным средством борьбы школьников со своими учителями за отстаивание целесообразности и осмысленности их труда. В зависимости от этого и создавалась та


 




лишенная всякой установки образовательная система, которая никогда не могла ответить, для чего изучается тот или иной пред­мет.

При этом психологи всегда выдвигали значение так называемой формальной дисциплины: они утверждали, что, независимо от непо­средственных знаний, которые приобретает ученик при изучении того или иного предмета, образовательное значение всякого пред­мета заключается еще в шлифовке наших способностей, в развива­ющем действии, которое предметы оказывают на наш ум. Так, предполагалось, что изучение латинских слов не только создает для ученика возможность читать латинскую книгу, но развивает и каким-то образом совершенствует его память. Изучение арифме­тики и геометрии не только приучает его умножать, делить и дока­зывать теоремы, но и способствует развитию логического мышле­ния и точности в обращении с величинами. Другими словами, пред­полагалось, что воспитательное действие каждого предмета выхо­дит за пределы его непосредственного действия и каким-то образом получает расширительное толкование и значение.

Надо прямо сказать, что на этой точке зрения была построена вся система классического образования в России, поскольку она нашла свое выражение в гимназиях. Все прекрасно понимали, что те предметы, которыми на девять десятых была нагружена наша гим­назия, не имеют решительно никакого самостоятельного педагоги­ческого значения и ценность их ограничивается исключительно той формальной дисциплиной, тем «развивающим действием» на наш ум, которое они якобы оказывают. Припомним, что естествознание было введено в гимназии только в самые последние годы и соответ­ствующие предметы должны были выдержать значительнейшую борьбу, раньше чем проникнуть в учебные планы.

Такая педагогическая теория в историческом смысле представля­ется нам преемницей средневековой схоластической школы, где бес­конечные словесные упражнения, конструкции и операции состав­ляли единственный материал и предмет знания и где предполага­лось, что этим путем так же развивается дух, как путем телесных упражнений развивается тело. На такой гимнастике образователь­ных предметов была построена и педагогика, которая предполага­ла, что (как и полагается гимнастике) все внимание должно быть обращено не на то или иное движение само по себе, а на развива­ющую его силу для определенной группы мускулов и органов.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.