Право как «минимум Добра»

Определение права как «минимума Добра» - центральная идея и своего рода «визитная карточка» философии права Вл. Соловьева. Однако своим первоначальным появлением оно обязано вовсе не ему. Истоки этого учения уходят в глубь западноевропейской традиции обсуждения проблемы надпозитивных оснований права и тесно связаны с именами Фомы Аквинского, И. Бентама, Г.В. Лейбница, И. Канта, позднего И.Г. Фихте, К.Х.Ф. Краузе, Г. Аренса, А. Тренделенбурга и А. Шопенгауэра. Это позволило Г. Дель Веккио и Й. Месснеру утверждать, что само учение представляет собой отнюдь не новшество, а лишь новую формулировку того, что вовсе не было неизвестным для «старых мастеров права» [Месснер 1960, 202]. Своим «открытием» формула «право - этический минимум» обязана двум немецким мыслителям конца XIX - начала XX вв. Г. Еллинеку и Э. фон Гартману, благодаря которым она приобрела широкую известность в различных областях социальных и гуманитарных наук: философии, юриспруденции, психологии, социологии, экономике и теологии.

Прежде чем приступить к исследованию дефиниции права как «минимума Добра», стоит высказать одно важное уточнение. Определение, о котором пойдет речь, во всем многообразии его синонимических звучаний (право как «минимум Добра», «минимум нравственности», «минимум Любви», «этический минимум» и т.п.) не что иное, как метафора - по удачному выражению С. Лангер, «сила, с помощью которой язык, даже при небольшом словаре, охватывает мириады вещей» [Лангер 1951, 141], и поэтому в ней заложен более глубокий смысл, нежели тот, который способно обнаружить ее буквальное истолкование. В отличие от обычного определения, предполагающего соответствие значений определяющего и определяемого, метафора исходит изложного отождествления разнородных смыслов, которое она для своей цели символически преобразует в уместную аналогию [Гирц 2004]. Понимание того сообщения, которое стремится передать метафора, невозможно без погружения в историю идей, развитие которых обусловило саму возможность ее появления, анализа многообразных значений, которые придавали ей философско-правовые учения, в контексте которых она возникала, и мировидение авторов, прибегающих к ее символической выразительности.

Впервые определение права как «минимума Добра» появляется у Вл. Соловьева через шестнадцать лет после выхода в свет работ Г. Еллинека «Социально-этическое значение права, неправды и наказания» и Э. фон Гартмана «Феноменология нравственного сознания». В 1895 г. в журнале «Вестник Европы» Вл. Соловьев публикует две свои статьи: в ноябре - «Нравственность и право», материалы которой войдут в одноименную главу «Оправдания Добра», а в декабре - «Значение государства». В более развернутом виде идеи о праве как «минимуме Добра» излагаются в монографии «Оправдание Добра. Нравственная философия» (1897) и брошюре «Право и нравственность» (1897).

На закономерный вопрос о том, был ли Вл. Соловьев осведомлен о взглядах Еллинека и Гартмана, следует ответить утвердительно. Знакомство с кругом чтения Вл. Соловьева убеждает в том, что определение Еллинека не могло не быть известным ему. Проводниками идей Г. Еллинека, очевидно, стали две работы, с которыми русский философ был знаком и которые содержат вполне адекватный пересказ идей немецкого ученого: «Лекции по общей теории права» (1886) Н.М. Коркунова и «Этика. Исследование фактов и законов нравственной жизни» В. Вундта (1886, русский перевод 1887 - 1888; см.: [Прибыткова 2006]).

Философская система Гартмана оказала значительное воздействие на раннего Вл. Соловьева. В его магистерской диссертации «Кризис западной философии» учение Гартмана провозглашается вершиной «западного философского развития» и одновременно «выходом из западноевропейского тупика» (по выражению А.Ф. Лосева) [Лосев 1990, 204]. В предисловии к «Критике отвлеченных начал» (1880) Вл. Соловьев признает, что его определение нравственного начала созвучно этической концепции, излагаемой на страницах «Феноменологии нравственного сознания». И хотя ранняя философско-правовая концепция Вл. Соловьева, отразившая нравственно-религиозное осуждение права, была весьма далека от взглядов его немецкого коллеги, в более поздних работах, запечатлевших выдающуюся попытку религиозно-нравственного оправдания права, мы обнаруживаем явственные отголоски правового учения Гартмана.

К определению права как «минимума Добра» Вл. Соловьев приходит, принимая довод Шопенгауэра о внутренней взаимосвязи справедливости и сострадания. В «Оправдании Добра» справедливость показана как рационализированное выражение интуитивно ощущаемого чувства жалости: «Справедливость не есть какая-нибудь особенная добродетель, а только логическое объективное выражение того самого нравственного начала, которое субъективно, или психологически, выражается в основном чувстве жалости (сострадания, симпатии)» [Соловьев 1988 I, 188]. Согласно Вл. Соловьеву, альтруистическое чувство сострадания составляет фундамент социально-государственной жизни (или, по характеристике К. Амброзайтиса, является «государственно-образующим принципом» [Амброзайтис 1927, 35]). Именно поэтому в «Оправдании Добра» он определяет государство как «собирательно-организованную жалость».

Общее правило альтруизма, индивидуально-психологическим корнем которого является чувство жалости или симпатии, Вл. Соловьев формулирует, руководствуясь «формулой самоцели» («Selbstzweckformel») (или, иначе, «принципом персональности» («Personalitätsprinzip») категорического императива Канта, требующей не относиться к каждому разумному существу (к самому себе и другим) только как к средству, но всегда в то же время как к цели. Так же как и у Канта, в концепции Вл. Соловьева это правило является безусловным постулатом одновременно для морали и права. Для русского философа требование альтруизма, укорененное в чувстве жалости, обладает способностью быть универсализируемым, т.е. служить посылкой, из которой можно вывести общее и безусловное правило (ср. с «формулой универсализации» («Universalisierungsformel») категорического императива: поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом): «жалеть все страждущие существа» одобрительно «безусловно и во всех случаях», поэтому жалость может быть возведена «в правило, не требующее никаких ограничений» [Соловьев 1988 I, 158].

В противоречие с позицией Канта вступает вывод русского философа о том, что правило милосердия, будучи необходимым восполнением принципа справедливости, также охватывается формулой, требующей признания значения каждого разумного существа как самоцели. Согласно Вл. Соловьеву, подлинная справедливость немыслима без милосердной любви к ближнему. Помощь и забота о других - это лишь еще одно из проявлений справедливости. «Милосердие предполагает справедливость, а справедливость требует милосердия, это только различные стороны, различные способы проявления одного и того же» [Соловьев 1988 I, 168]. Исходя из этого, можно высказать предположение о том, что для определения права как «минимума Добра» философской концепции Канта крайне недостаточно, однако без нее само обоснование этого тезиса в учении Вл. Соловьева едва ли было бы возможным.

Именно взаимосвязь двух степеней альтруизма - милосердия и справедливости - Вл. Соловьев определяет как «основание для внутренней связи права и нравственности, политики и духовной жизни общества» [Соловьев 1988 I, 169]. Главное отличие справедливости от милосердия он видит в том, что первая «выражает только меньшую степень общей альтруистической добродетели (симпатического чувства)» [Соловьев 1988 I, 189]. Здесь можно проследить развитие идей, высказанных Вл. Соловьевым в его в ранней философско-правовой концепции, где он определял подлинную справедливость как добро в его практическом выражении или «необходимую форму Любви» [Соловьев 2001^а III, 167]. Во второй период творчества он приходит к выводу о том, что право образует «минимум Добра».

Сопоставляя право и нравственность по объему этического требования, Вл. Соловьев обращает внимание на то, что первое априори не способно воплотить всю полноту этического требования. Поэтому правовые нормы всегда предъявляют лишь умеренное требование реализации добрых целей. Проводя грань между двумя явлениями, Вл. Соловьев указывает на следующие характерные черты права, отражающие его связь с добром и в то же время отличающие его от нравственности.

(1) Ограниченность правовых предписаний «наименьшим нравственным содержанием».

(2) Обязательность: право является областью «обязательно-нравственных отношений» [Соловьев 1989 I, 529].

(3) Реализуемость: право по своей сути есть отношение субъектов, обусловленное нравственно-практическими нормами [Соловьев 1988 I, 389]. Или иначе, право - это «осуществленное добро».

(4) Принудительная сила: «принудительная собирательная организация минимального добра (ибо только минимальное добро может быть принудительно организовано) образует область права» [Соловьев 1998^б, 527]. При этом Вл. Соловьев подчеркивает «факультативное» значение принуждения в праве. «Основное свойство того добра, которое обусловлено правовою общественною организацией, есть не принудительность (что есть лишь возможное следствие), апрямая объективная задача» [Соловьев 1988 I, 455; Соловьев 2001^б, 36].

Перечисленные признаки легли в основу аксиологического определения права Вл. Соловьева, или «определения права в его объективном отношении к нравственности: право есть принудительное требование реализации определенного минимального добра, или такого порядка, который не допускает известных крайних проявлений зла» [Соловьев 2001^б, 35].

Исходя из этого, Вл. Соловьев заключал, что связь права и нравственности проявляется в двух отношениях: в субъективном - правовые принципы, признаваемые обществом, представляют собой «низший предел или некоторый минимум нравственности одинаково для всех обязательный», и в объективном - право есть «обеспеченное осуществление в действительности определенного минимального добра» [Соловьев 2001^б, 34]. Очевидно, под субъективным и объективным аспектами права Вл. Соловьев, вслед за Г. Еллинеком, понимал правосознание, производное от нравственного сознания добра, и правовой порядок, в котором воплощение Добра, минимально необходимое для существования общества, обусловлено реализацией норм права.

При этом Вл. Соловьев стремился показать взаимозависимость онтологического (сущностного) и деонтологического (долженствующего быть) аспектов соотношения права и нравственности. Нравственный элемент, с одной стороны, уже заложен в природе права, а с другой стороны, представляет собой вечное задание для своего воплощения и неизменный критерий для оценки права. Этический потенциал права возрастает или уменьшается параллельно с одухотворением или нравственным разложением общества. В этом смысле право и нравственность неразлучны «в прогрессе и упадке своем»: в правовом порядке происходит постоянная реализация современных ему нравственных убеждений.

Новую смысловую наполненность метафора права как «этического минимума» получила благодаря учению Вл. Соловьева о триедином существе нравственности. В «Оправдании Добра» он выделяет естественную, разумную и религиозную стороны нравственного «начала», что позволяет ему говорить о трех ипостасях добра: добро, заложенное в природе человека в виде первичных нравственных данных стыда, жалости и благоговения; социальное добро, или нравственный порядок человеческих отношений; совершенное Добро, безусловно сущее в Боге.

Таким образом, в синтетической философии права или правовой теории Всеединства мы обнаруживаем три уровня оправдания права: индивидуально-психологический - через сопоставление справедливости и милосердия (справедливость как минимум жалости); социальный - благодаря выяснению взаимосвязи между правом и нравственностью (право как этический минимум); и религиозный - права человека получают статус минимального воплощения в земном порядке «власти людей стать чадами Божиими, которая возвещена Евангелием (Ин I, 12)» [Соловьев 1966-1969 IX, 174]; (см. также: [Соловьев 1966 - 1969 XI, 143; Соловьев 1988 I, 276]). При этом главная задача изысканий Вл. Соловьева заключалась в том, чтобы «рассмотреть действительное отношение нравственности и права с точки зрения безусловного Добра» [Соловьев 1988 I, 442] и определить его роль в богочеловеческом процессе совершенствования.

Многомерное понятие справедливости, как сущностная идея права, выступает в учении Вл. Соловьева связующим звеном между выделяемыми им тремя проекциями этической обусловленности права: психологически справедливость «выражает только меньшую степеньобщей альтруистической добродетели (симпатического чувства)» [Соловьев 1988 I, 189];рационально справедливость как формальное равенство в свободе составляет «минимум нравственности»; и, наконец, справедливость в религиозно-нравственном значении выступает как равенство, «восстановленное» Добром, или «объективная форма Любви» (cм.: [Соловьев 2001^а III, 167; Соловьев 1989 I, 358]).

Любопытно, что три варианта интерпретации учения об этическом минимуме, представленные Еллинеком, Гартманом, Соловьевым, полностью укладываются в хрестоматийную соловьевскую схему, описывающую стадии организации знания: наука (эмпирическое познание), отвлеченная философия (рациональное мышление), теология (мистическое познание). Основные различия в истолковании ими учения об этическом минимуме связаны с особенностями понимания сущности нравственного начала. В основу определения нравственности у Еллинека положена социальная этика; у Гартмана «скелет всей нравственности» образует автономная мораль разума; фундамент нравственной философии Соловьева составляет религиозная мораль. Исходя из этого, право определяется ими в качестве «социально-этического минимума» (Еллинек), рационализированного минимума нравственных обязанностей (Гартман) и «требования реализации определенного минимального добра», которое укоренено в Абсолютном (Соловьев).

В определении этического значения права Вл. Соловьев пошел значительно дальше своих предшественников. Он не отрицает значения эмпирической и рациональной стороны соотношения права и нравственности. Однако установление этой взаимосвязи рассматривалось им лишь как первый шаг более серьезного замысла - выявить связь права с «совершенным Добром, открывшимся в христианстве». Благодаря интеграции в соловьевский проект синтетической философии права, метафора права как «этического минимума» получила полноту содержания, которой ей недоставало в эмпирически ориентированном учении Еллинека и рационалистической концепции Гартмана. В правовой теории Всеединства популярное аксиологическое определение права обрело свое новое звучание. Воспринятое в качестве минимального масштаба социальной этики, признаваемое категорическим требованием автономной морали, право возвысилось до религиозно-нравственно обоснованного «минимума Добра». В этом состояла необычайная философская смелость, редкая удача и непреходящая заслуга Вл. Соловьева.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: