Оправдание права по отношению к Добру

(Проект моральной эмансипации права)

Безусловное категорическое требование противиться всему злому является общим обязывающим правилом для правового и нравственного сознания. Этот императив, обращенный к совести человека, предполагает добровольное следование ему. И единственная допустимая форма принудительного противостояния злу - это сопротивление правовыми средствами. Именно право призвано охранить жизненно важные устои общества. В правовом порядке получают защиту минимальные стандарты «доброго поведения и уважения к чужим правам и интересам, без обязательного исполнения которых невозможна жизнь общества, а следовательно, и никакая человеческая жизнь» [Соловьев 1998б, 528]. В силу этого право и профессия правозащитника оправданы по отношению к Добру. Добро «обусловлено» правовой организацией общества, ведь только в правовом порядке может быть реализовано принудительное свойство «реально-предметного» или «практического добра». В этом смысле право выступает своеобразным орудием Добра. Добро не может ограничиваться одним осознанием и возвещением нравственного идеала, оно также требует и реальных условий для его воплощения. Этот тезис Вл. Соловьев противопоставил популярной идее Л.Н. Толстого о непротивлении злу силой. В своих произведениях философ убедительно показывает, что существование общества «зависит не от совершенства некоторых, а от безопасности всех», и, следовательно, принудительное сопротивление злу «есть необходимое условие нравственного совершенствования и в этом качестве требуется самим нравственным началом, хотя и не есть его прямое выражение» [Соловьев 2001б, 38; Соловьев 1988 I, 452]. Сопротивление злу остается вопросом нашего личного вкуса, если его жертвой являемся мы сами, но в случае, когда злое деяние угрожает другому, нравственность обязывает нас дать отпор. Обязанность противодействовать злу, продолжает эту мысль И.А. Ильин, «включает в себя право сделать это». Противоборство злу силой необходимо и оправдано лишь в том случае, когда основанием для него является не правомочие, от осуществления которого можно и отказаться (нанести ответный удар или простить), а моральный долг, который непременно нужно исполнить. Нравственная обязательность силы и меча есть «критерий их допустимости» [Ильин 1993, 458 - 459]. Здесь речь идет о моральном долге как побудительной силе обращения к правомерному принуждению. Нравственно недопустимо не противостоять злу, несправедливости, беззаконию <...> и именно поэтому принудительное воздействие в правовом порядке позволительно, оправдано и правомочно.

«И пока Каиновы чувства не исчезли в сердцах людей, - заключает Вл. Соловьев, - солдат и городовой будут не злом, а благом» [Соловьев 1988 I, 482]. В его стихотворении «Дракон» (1900) есть такие строки:

Наследник меченосной рати!

Ты верен знамени креста,

Христов огонь в твоем булате,

И речь грозящая - свята.

Полно любовью Божье лоно,

Оно зовет нас всех равно...

Но перед пастию дракона

Ты понял: крест и меч - одно [Соловьев 1966 - 1969 XII, 97].

В произведении «О сопротивлении злу силою» (1925), написанном как отклик на идеи Вл. Соловьева, И.А. Ильин, обращаясь в посвящении к белой гвардии, наследникам русского «Христолюбивого Воинства», писал: «Да будет ваш меч молитвою, и молитва ваша да будет мечом!» [Ильин 1993, 303]. Ильин очень остро чувствовал нравственно-трагический смысл духовного компромисса, который приуготовлен всякому противодействующему злу силой меча. Если любое отступление от совершенства есть неправедность и допущение этого создает вину, то сражающийся со злом вынужден принять на себя всю тяжесть вины своего решения. «Компромисс меченосца состоит в том, что он сознательно и добровольно приемлет волею нравственно неправедный исход как духовно необходимый <...> И в этом исходе, в этом героическом разрешении основной трагической дилеммы - он не праведен, но прав» .Принудительное сопротивление правыми средствами - служение, не только обреченное на неправедность, но и обязательное в своей неправедности, в котором не было бы необходимости и которое не имело бы оправдания, будь мир идеальным. Но поскольку перед нами совсем иной мир, правовое противостояние злу - это, по мнению И.А. Ильина, «наименее неправедный и наиболее трудный путь». Поэтому в работе «О сущности правосознания» (1919) он определяет право не как явление духовной праведности, но как «явление духовной правоты». Не «святость», но «правда» - именно в этом термине для Вл. Соловьева «воплощается существенное единство юридического и нравственного начал» [Соловьев 1988 I, 447]. О «трагической необходимости» осознанно жертвовать «моральной чистотой» ради блага ближнего писал и С.Л. Франк. «Ввиду солидарной моральной ответственности за зло, господствующее в мире, и невозможности полного его уничтожения и установления абсолютной святости земной жизни, - мерилом правильности или совершенства поведения в отношении жизни в мире является не чистота или безгрешность действия, а только его необходимость для наиболее эффективного ограждения мира от зла» [Франк 1949, 227]. Этим отнюдь не утверждается аморальный принцип «цель оправдывает средства» (который аморален не оттого, что при определенных условиях санкционирует греховные действия, а в силу того, что релятивирует сам идеал добра). Речь идет «не о рационально-утилитарном расчете средств для достижения цели, а о неком целостном решении морального такта, которое руководимо стремлением в данных конкретных условиях найти исход, наименее обремененный греховностью» [Франк 1949, 229].

Рассматривая границы принудительного действия права, Вл. Соловьев утверждает, что оно «всегда должно быть минимальным; оно тогда только и может быть добрым, когда со всех сторон ограничено и определено тем чисто нравственным интересом, которому оно должно служить» [Соловьев 1998б, 521]. Единственным условием принуждения является потребность защитить общественное благо и безопасность, а предел, который не должно преступать правовое принуждение, - это неприкосновенность личности в ее естественном праве на жизнь и свободное развитие всех ее положительных сил [Соловьев 1998б, 529]. Если ради свободы человека даже «прямое воздействие Божества должно быть сведено к минимуму» [Соловьев 1966 - 1969 XI, 245], тем более только минимальным может быть принудительное действие в правовом порядке. Исходя из этого, Вл. Соловьев настаивает на необходимости признать определенную «свободу зла» и «известное право быть безнравственным». Важно, чтобы ответственный, решающий выбор между добром и злом человек осуществлял без какого-либо принуждения. Свобода злу предоставлена во имя свободы добра. В «Оправдании Добра» зло определено как «превосходящее условие свободы, т.е. большего добра» [Соловьев 1988 I, 260]. Согласно пояснению автора, Бог допускает зло, поскольку умеет извлекать из него добро. По меткому замечанию Г. Флоровского, в философской системе Вл. Соловьева зло выступает неким «выкупом свободы» [Флоровский 1937, 315]. Свобода зла или безнравственного поведения, полагал Вл. Соловьев, должна быть узаконена в тех границах, в которых она не нарушает чужое право: «право в интересах свободы» дозволяет людям быть злыми, не вмешивается в их моральные решения, но в интересах «общего блага» не позволяет им совершать злодейства. Юридически наказуемо лишь злое намерение, по выражению В.В. Бибихина, «оступившееся в поступок». Характерен вывод, который Вл. Соловьев делает, подводя итоги обсуждения нравственного призвания права: без одухотворения и восполнения религиозно-нравственным чувством меч права не способен на дерзновение и подвиг борьбы со злом. В «Краткой повести об антихристе и конце мировой истории» зло облачается в формы закона, предстает в безукоризненно легальном виде. Художественные образы последнего соловьевского произведения свидетельствуют о том, что сила права - необходима, но не самодостаточна. Даже вооруженная властью принуждать, она едва ли не наименьшая из нравственных сил человечества. Вот здесь-то и становится понятным смысл ставшего уже хрестоматийным высказывания философа, которое воспроизведено ныне в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви»: «Задача права вовсе не в том, чтобы лежащий во зле мир обратился в Царствие Божие, а только в том, чтобы он до времени не превратился в ад» [Соловьев 2001б, 42][3].

Поиски Вл. Соловьевым нравственного оправдания права увенчались его определением права как «минимума Добра».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: