Воззрения Рудольфа Штайнера на личность учителя.

Постановка Р.Штайнером социального вопроса являлось своего рода попыткой автора дать вразумительный ответ на ставший актуальным вопрос о личности учителя, о его немаловажной роли в воспитании подрастающего поколения.

По Р.Штайнеру, волной материализма затронуто формирование учителя, и ничто не может произвести столь удручающего впечатления, как пронизывание педагогико-дидактических воззрений материалистическим образом мыслей. Нужно с пониманием взглянуть на частности нашего сегодняшнего преподавания, и тогда можно будет увидеть все трудности, стоящие на пути настоящего плодотворного продвижения вперёд.

Р.Штайнер часто обращал внимание своих последователей на то, как хотят сделать наглядным, к примеру, преподавание счёта: в школе устанавливают счётные машинки!

Большое значение придают тому факту, чтобы ребёнок мог всё увидеть, и потом из увиденного образовал бы, исходя из внутреннего состояния души, представления. Эта тяга к наглядности оправдана во многих отраслях педагогики, но она толкает к вопросу: Что выйдет из человека, если он пройдёт через наглядное обучение?

Если человек проходит только через него, то тогда он душевно совершенно высушивается, всё больше и больше умирают внутренние импульсы души; образуется связь всего существа человека с видимым окружением. А то, что должно произрасти из глубины души, постепенно убывается в ней. В смерти душевного, в неумении человека «зачерпнуть со дна души», по Р.Штайнеру, во многом повинна наглядность сегодняшнего преподавания. Тот факт, что будущий учитель знает то, что у него обычно спрашивают на экзаменах, это, собственно, второстепенная вещь, ибо по большей части его спрашивают о предметах, которые он может вычитать перед уроком из учебника, которые он, если нужно, может подготовить.

То же, на что вовсе не смотрят на экзаменах, это общий душевный настрой учителя, это то, что всё время должно перетекать от него к ученикам. Небезразлично, какой учитель входит в классную комнату. Когда туда входит один учитель, дети чувствуют в нём известное родство с собственным душевным настроением. Когда же в класс входит другой учитель, дети часто вообще не чувствуют никакого такого родства. Напротив, они чувствуют пропасть между собой и учителем и все возможные оттенки безразличия, вплоть до осмеяния учителя, до глумления над ним. Все промежуточные нюансы часто приводят к разрушению преподавания и воспитания.

Поэтому наиболее животрепещущий вопрос для Р.Штайнера был: Как можно в будущем преобразовать подготовку учителя? Её нельзя будет преобразовать иначе, как только тем, что учитель воспримет познание о природе и человеке, идущее из «духовной « науки. Учитель, по мысли Р.Штайнера, должен проникнуться связью человека со сверхчувственными мирами. Он должен быть в состоянии увидеть в растущем ребёнке свидетельство того, что этот ребёнок спустился через зачатие или рождение из сверхчувственного мира. И что то, что спустилось, облеклось в тело и приобретает в себе нечто, в чём это тело должно помочь в физическом мире, поскольку ребёнок не может приобрести это в жизни между смертью и новым рождением. Как вопрос сверхчувственного мира чувственному – так должен стоять перед душой учителя или воспитателя каждый ребёнок. Этот вопрос не смогут ставить в конкретном, полном, смысле, - то есть по отношению к каждому конкретному ребёнку, - если только не научатся применять знания о природе человека, приходящее из науки о духе (антропософии). Постепенно, в течение 3-4 столетий человечество приспосабливалось к тому, чтобы смотреть на человека в смысле его внешней телесной конструкции. Вреднее всего это воззрение о человеке для учителя и воспитателя. Поэтому необходимо, чтобы основу педагогики будущего конструировала в своих положительных системах антропология, разработанная антропософией. Но это, как замечал Р.Штайнер, может произойти не иначе, как благодаря тому обстоятельству, что человек действительно будет рассмотрен с той точки зрения, которую мы характеризуем как трёхчленное существо.

С самых различных точек зрения Р.Штайнер обращал внимание своих преподавателей на то, как человек, - так как он предстаёт перед нами, - распадается, прежде всего, на человека нервов и чувств, что популярно выражаясь мнимо охарактеризовать так: прежде всего человек есть «человек головы».

В качестве второго члена сути человека, если его рассматривать внешне, мы имеем человека, в котором разыгрываются ритмические процессы, «человека груди», и затем связанного со всей системой обмена веществ «человека конечностей, человека обмена веществ». Вся проблема в том, считал Р.Штайнер, чтобы постичь эти три составляющие члена природного человека в их отличиях друг от друга. Для современного человека это неудобно, поскольку он любит схематические расчленения.

Наше понимание, считал Р.Штайнер, склонно располагать части и члены чётко рядом друг с другом.

Это показывает, сколь мало в отношении наших последовательных представлений мы сродни внешней действительности, - в ней вещи сливаются. И мы должны, когда мы с одной стороны разделяем человека головы, груди и обмена веществ, с другой осознать, что затем мы должны снова соединить разъединённые члены в мышлении. Мы никогда не сможем просто мыслить, отделяя одно от другого, мы всегда должны снова соединять элементы в мышлении. Думающий человек, который только стремится отделять одно от другого, подобен человеку, который стремится только выдыхать, а не вдыхать. Тем самым сразу же дано нечто, что должно войти в мышление учителей будущего: они должны особым образом принять это внутреннее подвижное мышление, это несхематическое рацио. Ибо только благодаря тому, что они воспримут такое мышление, своей душой они приблизятся к действительности. Но к ней не приблизятся, если не будут в состоянии с некоей высшей точки зрения постичь, что это явление времени. Необходимо преодолеть привычку, которую всё время развивали при научном взгляде на явления низшие: хвататься за детали жизни. Нужно уяснить себе, как понимает вопрос о бессмертии большая часть человечества, что живёт в большинстве людей, которые из подоснов религий ещё стремятся сегодня постичь понятие «бессмертие». Что живёт в этих людях?

В них живёт тяга узнать что-нибудь о том, что будет с душой, когда человек пройдёт сквозь врата смерти.

Р.Штайнер обращает внимание на то, что, ставя человеку такой вопрос о бессмертии, ему сообщают чрезвычайно эгоистический привкус. На самом деле интерес человечества к тому, что случится с его сущностью после смерти, подогревается побуждениями эгоизма: «Если бы люди больше, чем сейчас, занимались настоящим самопознанием, если бы они больше советовались с самими собой и меньше бы, чем это происходит, предавались иллюзиям, тогда бы они увидели, насколько сильно интерес к знаниям о судьбе души после смерти замешан на эгоизме»(170 ). Такой род душевного склада Р.Штайнер объясняет последствиями материализма: «Невозможно то, что как своего рода привычка мысли или чувства охватило души людей, преодолеть какими-то теориями или учениями, если последние имеют абстрактную форму» (170 ).

Р.Штайнер предлагал задуматься над вопросом: почему это так? Будет ли и дальше в вопросе о вечной сущности человека говорить только эгоистическое в его природе?

Такое развитие душевного склада людей, какое характеризовал Р.Штайнер, основано ещё и на том, что религии пренебрегают другим, отличным от предложенного ими, взглядом на человека в представлении о том, каким он рождается в мир: как он растёт в нём, начиная с первого крика; каким чудесным образом душа всё больше и больше входит в телесность; как оживает в человеке всё, что жило в духовном мире ещё до рождения.

«Часто ли сегодня ставят такой вопрос: Что из духовной сферы продолжается после рождения в физическом человеке? Но вместо этого постоянно спрашивают: Что продолжает жить после смерти человека? Что продолжает жить, когда человек рождается?» (148 ).

Мы должны научиться слышать в растущем человеке откровение духовно-душевного, - подчеркивал Р.Штайнер, - каким оно было до рождения или зачатия. Мы должны научиться видеть в растущем человеке продолжение его пребывания в духовном мире: тогда наше отношение к вечной сущности человека будет становиться всё менее и менее эгоистическим. Если кого-то не интересует, что продолжается в физической жизни из духовного мира, а интересует только, что продолжается после смерти, то человек оказывается внутренне эгоистичным.

Если оглядываются, что же продолжается из духовного в физическом бытии, в известном смысле возникает неэгоистический душевный склад: Эгоизм, по сути, не спрашивает о продолжении, поскольку человек уверен, что существует и удовлетворён тем, что он существует. Он не уверен только, что он существует после смерти: поэтому он хотел бы найти этому доказательства. К этому его побуждает эгоизм. Но истинное познание не возникает из эгоизма; оно не возникает из того сублимированного эгоизма, который рождает интерес к продолжению жизни души после смерти. И разве можно отрицать, что религии спекулируют на этом эгоизме? Эта спекуляция должна быть преодолена. И тот, кто прозревает в духовный мир, знает, что это преодоление принесёт с собой не просто познание, а совершенно другое отношение человека к своему окружению. Если будут всё время вглядываться, как продолжается то, что не могло больше оставаться в духовном мире, тогда будут совершенно иначе ощущать и чувствовать растущего ребёнка.

Р.Штайнер призывал нас задумываться над тем, насколько иным предстаёт вопрос с этой точки зрения. В свете этого взгляда, человек до рождения был в мире духовном. Случилось так, что наверху он больше не находил своей цели. Духовный мир не мог ему дать больше того, к чему стремилась душа.

Должно было возникнуть стремление спуститься из духовного мира в мир физический. Облечься в тело, чтобы искать в физическом мире то, чего уже невозможно было найти в духовном мире. Тогда приблизилось время рождения. Когда могут встать на такую точку зрения (но, отныне чувствуя и ощущая), - происходит необычное углубление жизни. Так как первая точка зрения, эгоистическая, постоянно толкает человека к тому, чтобы становиться всё абстрактней и абстрактней, уходить в теоретизирование, склоняться к чисто «голословным» рассуждениям, всё, что тяготеет ко второй, неэгоистической точке зрения, всё больше и больше побуждает человека постигать мир через любовь, познавать мир в любви. Это один из элементов, который должен быть внесён в процесс формирования учителя: обратиться взором к человеку до рождения; не только почувствовать загадку смерти, но и жизнь по отношению к загадке рождения.

Затем «нужно научиться возвышать антропологию до антропософии» (148; 66), возвышать благодаря осознанию того, что человек действительно приобретает чувство форм, отражающиеся в «трёхчленном» человеке.

Утверждая, что человек состоит из физического тела, мы хотим получить ответ на вопрос: что более всего соответствует физическому телу человека? Ответ антропософа будет таков: круглая голова. Человек состоит из эфирного тела. Что ближе ему? Область груди. Человек состоит из астрального тела. Что ближе астральному телу? Человек обмена веществ.

В отношении «я» едва ли можно указать на что-то в физическом человеке. Таким образом, каждый из « трёх членов» человека, по антропософии Р.Штайнера, выглядит в таком порядке, что становится образом для чего-то, что стоит за ним: голова, - образом физического тела; грудь, - образом эфирного тела; обмен веществ, - образом астрального тела. Этому нужно будет научиться, а не рассматривать человека так, как его сегодня рассматривают, - исследуя в клинике труп, рассматривая кусок ткани или чего-нибудь с полным безразличием, откуда он взят, - из головы или из груди. С чисто физиологической точки зрения органы груди и головы равнозначны. В конце концов, вскрываете ли вы лёгкие или мозг, и то и другое, - с точки зрения физиолога, - материя.

С духовно-научной точки зрения дело обстоит так, что вещи, описанные Р.Штайнером, имеют духовный первообраз. Духовный элемент может войти во внешние стороны жизни. Но он не войдёт в них, если люди не воспримут в свои убеждения что-то, что отлично от того, что ещё живёт сегодня в их душевном складе. Для современных людей разглядывание своих ближних с такой точки зрения было бы дурной нескромностью. И не очень-то желают, чтобы это распространялось, ибо люди сегодня в своём большинстве так воспитаны материализмом, что они не вскрывают чужие письма только потому, что это запрещено; иначе они бы делали это.

И чем дальше мы движемся в будущее, тем больше должны понимать то, что окружает нас в мире чувств, учиться постигать духовно. И начаться это должно с педагогической деятельности учителя, с его работы с детьми.

Максима физиогномической педагогики: через воспитание разрешить в каждом отдельном человеке величайшую загадку: волю!

Можно почувствовать, насколько серьёзным является в настоящее время то, что Р.Штайнер называл испытанием человечества, - то есть всё больше и больше индивидуализировать, рассматривать каждого человека как сущность в себе. Если земля придёт к своей конечной цели и мы, как люди, не научимся признавать за каждым человеком сущность в себе (Р.Штайнер повторяет известный постулат часто критикуемого им И.Канта, правда, применительно не к философии, а к педагогике), тогда своей цели на земле человечество не достигнет. Но как далеки мы сегодня от душевного склада, устремлённого к этой цели: мы сегодня нивелируем людей и смотрим на них, не очень-то интересуясь их индивидуальными качествами. Самой внутренней целью человека, считал Р.Штайнер, «должно быть стремление к индивидуализации». Сегодня мы чаще всего «закапываем» индивидуальности, а нужнее всего нам их отыскать.

Вывод к 4.2.

Начало тому, чтобы внутренний душевный взор направлялся на индивидуальность, должно быть положено в обучении. Образование и методологическая подготовка учителей, считал Р.Штайнер, должны проникнуться убеждением: нужно искать в человеке индивидуальность. Именно она составляет основу вальдорфской педагогики. Мы сможем этого достичь, если изменим педагогический стереотип человека, и только так оживим представление о нём, если действительно осознаем: это не движущийся механизм. То, что движется, это, согласно антропософии, астральное тело, которое ведёт за собой физическое и то, что может возникнуть в душе человека как внутренне живой и подвижный образ всего человека, сравнивается с тем, что даёт обычная наука. Наука не говорит о человеке, а проповедует только гомункулус. Настоящий человек, - вот что, прежде всего, должно быть введено в педагогику.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: