Последняя неделя июня 2000 года 15 глава

– Если это правда, – возразила она, – тогда почему из всех людей на земле он выбрал именно меня?

В карцере в правом углу было целое озеро мочи и засохшие пятна на цементной стене – наследство, доставшееся от предыдущего заключенного. Дверь захлопнулась, и Джек опустился на металлическую койку. Одно радовало: на нем была его одежда. Его собственная одежда. Он подумал об обладателях суперкубка, которые забили первый гол, о странах, которые выиграли первое сражение в завершившейся победой войне.

Если в окружную тюрьму заточили его тело, пусть хотя бы, черт возьми, оставят в покое его свободную волю!

Он пошарил под матрасом, над душем и даже в основании унитаза. «Ручку, – молил он, – обыкновенную ручку!» Но кому‑то удалось изъять отсюда все, что можно было использовать хоть для какого‑то развлечения.

Джек сел на койку и принялся разглядывать свои ногти. Убрал катышки с джинсов. Расшнуровал кроссовки и снова их зашнуровал.

Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором тут же возникла Эдди. Он помнил аромат ее кожи, тонкую нотку духов… Внезапно он почувствовал, как печет в груди, как немеет рука. Сердечный приступ. Боже, у него сердечный приступ!

– Надзиратель! – что было мочи закричал он.

Потом потряс койку, и она ударилась о забетонированные в стену скобы.

– Помогите!

Но его никто не слышал. А если и слышал, то не пришел.

Джек попытался сосредоточиться на чем‑то, чтобы забыть О боли.

«Если бы ты страдал погонофобией, ты бы их избегал».

Соберись, Джек!

«Бородатых людей».

«Уникальная пища, которой питается жирянка».

Вдох. Выдох.

«Насекомые».

«У одного арктофилиста их была целая гора».

«Плюшевых медведей».

Он положил руку себе на грудь. Постепенно боль утихла, отступила, прекратилась. И он совершенно не удивился, что больше не слышит биение собственного сердца.

Джиллиан наблюдала, как шипит последняя свеча, превращаясь в восковую лужицу. Клочок бумаги с именем матери тлел на серебряном подносе. Джилли не сводила глаз со свечи на самодельном алтаре. «Может быть, она не является, потому что ненавидит то, во что я превратилась».

Подобные мысли приходили ей в голову не первый раз, но сегодня они чуть не одолели ее. Найдя ножницы, Джилли встала перед зеркалом, взяла в руки густую рыжую прядь и резанула прямо у корней. Волосы упали на пол, словно шелковый шарф.

Она отрезала еще одну прядь. И следующую… Так продолжалось до тех пор, пока ее голову не «украсили» торчащие вихры, короткие, как у мальчика. Пока ее ноги не усыпали пряди волос, словно она стояла в яме с темно‑рыжими змеями. Пока ее голова не стала настолько легкой и свободной, что Джиллиан показалось: она вот‑вот оторвется и улетит, как наполненный гелием воздушный шарик.

«Теперь, – подумала она, – он на меня даже не посмотрел бы».

Комната свиданий в тюрьме была узкой и обшарпанной. На выщербленном столе грудой лежали потрепанные книги по праву, окна наглухо закрыты, термостат выставлен на двадцать семь градусов. На одном из двух стульев сидел Джордан и барабанил пальцами по столу, ожидая, пока в комнату введут Сент‑Брайда.

Джеку явно не везло: второй раз влипнуть в одну и ту же ситуацию! Но адвокату уже было известно, что не прошло и часа после приезда в тюрьму, как Джек умудрился попасть в карцер. Да уж, защищать такого – значит, сидеть на пороховой бочке.

Конвоир открыл дверь и втолкнул Джека. Тот раз споткнулся и оглянулся через плечо.

– Приятно узнать, что в данном заведении не действует Женевская конвенция,[x] – пробормотал он.

– А с чего бы ей действовать? Сейчас не война, Джек. К тому же ходят слухи, что ты настроился воинственно, как только переступил порог тюрьмы, – поднялся с места Джордан. – Честно говоря, меня совсем не радует то, что тебя в первый же день посадили в карцер. Мне пришлось включить все свое обаяние, чтобы нам разрешили встречу наедине в комнате свиданий и не пришлось разговаривать через щелочку в железной двери. Хочешь строить из себя бунтаря? Отлично! Но только помни: все, что ты скажешь или сделаешь, обязательно дойдет до прокурора, так что процесс не обещает быть гладким.

Своими словами Джордан пытался вселить страх в подзащитного, чтобы он перестал дурить. Но Джек только стиснул зубы.

– Я не заключенный!

Джордан слишком давно работал адвокатом, чтобы обращать внимание на подобные заявления. Отрицать свою вину – в этом его подзащитные мастера. Господи, однажды он защищал парня, которого арестовали в тот момент, когда он втыкал нож в сердце своей девушки, и который всю дорогу до окружной тюрьмы утверждал, что его приняли за другого.

– Как я вчера уже сказал, тебе предъявлено обвинение в изнасиловании с отягчающими обстоятельствами. Будешь признавать свою вину?

Джек опешил.

– Шутите?

– Ты же в прошлый раз признал.

– Но это было… это было… – Он никак не мог подыскать слова. – Меня обвинили необоснованно! И адвокат объяснил мне, что так можно выйти с наименьшими потерями.

Джордан кивнул.

– Он был прав.

– Вы не хотите знать, совершил ли я это преступление?

– Откровенно говоря, нет. Для меня как твоего адвоката это неважно.

– Это самое важное! – Джек перегнулся через стол и уставился Джордану в глаза. – Меньше всего мне сейчас нужен адвокат, который даже не слушает, когда я рассказываю ему правду.

– Это ты меня послушай, Джек! Не я засадил тебя в тюрьму в прошлом году. И не я тебя сейчас арестовал. Осудят тебя или отпустят – я выйду из зала суда свободным и незапятнанным. Моя роль здесь – представлять твои интересы, а это означает, что я, черт побери, твоя единственная надежда! Если ты будешь мне помогать, а не пытаться каждую чертову минуту вцепиться мне в горло, бороться будет гораздо легче.

Джек покачал головой.

– А теперь вы послушайте. Я ее не насиловал. Я даже близко к ней той ночью не подходил. Это чистейшая правда! Я невиновен. Именно поэтому я не хочу носить их одежду и сидеть в их камере. Мне здесь не место.

Джордан взглянул на помятые вещи Джека, на его полубезумные глаза. Ему и раньше доводилось работать с клиентами, которые считали, что страстные вопли о торжестве правосудия – единственный способ заставить адвоката действовать. Видимо, они так и не поняли, что хороший адвокат чует ложь за километр.

– Ладно. Тебя там не было.

– Да.

– А где ты был?

Джек поднял большой палец.

– Пил, – признался он.

– Ну да, – пробормотал Джордан, думая о том, что все складывается еще хуже, чем он думал. – С кем?

– С Роем Пибоди. Я сидел в «Петушином плевке» до закрытия.

– Сколько ты выпил?

Джек отвернулся.

– Больше, чем следовало.

– Великолепно, – вздохнул Джордан.

– Потом я пошел прогуляться.

– В полночь. Тебя кто‑нибудь видел?

Джек на секунду задумался.

– Нет.

– Куда ты пошел?

– Просто… бродил. За городом.

– Но не возле леса у кладбища? Около Джиллиан Дункан тебя и близко не было?

– Я же сказал. Я ее в ту ночь даже не видел, не то что трогал.

– Удивительно, Джек. Потому что я вижу царапину на твоей щеке – ту, которую, по свидетельству Джиллиан Дункан, она тебе оставила.

– Я поцарапался веткой, – сквозь зубы сказал Джек.

– Угу. В лесу, в котором не был? – Джордан скользнул взглядом по избитому лицу Джека. – Это ветка тебя избила?

– Нет. Парни в черных масках.

– В черных масках? – повторил Джордан, не веря ни одному его слову. – За что тебя били люди в черных масках?

– Не знаю.

Джордан вздохнул.

– Я помню, как ушел от Эдди… а потом опять увидел ее в закусочной.

– Сколько всего прошло времени?

– Часа четыре.

– И что ты делал в эти четыре часа?

Джек молчал.

Джордан вздохнул.

– Ты не хочешь признавать свою вину. Утверждаешь, что не был в лесу, но при этом у тебя нет алиби. В таком случае скажи, что мы имеем?

– Лгунью, – отрезал Джек. – Не знаю, зачем она это делает и почему ополчилась на меня. Но могу поклясться: я этого не делал! Я не насиловал Джиллиан Дункан.

– Отлично, – сказал Джордан, хотя ни на секунду ему не поверил. – Будем судиться.

– Нет, – заявил Чарли.

На другом конце провода Мэтт перестал писать в своем желтом блокноте.

– Что ты имеешь в виду под «нет»?

– Я не могу, Мэтт. У меня нет на это времени.

Мэтт отложил ручку.

– Вероятно, ты забыл, как работает система, Чарли. У нас есть дело; я говорю тебе, что мне нужно; ты это достаешь. И если для этого тебе придется отложить пончик, поднять задницу и допросить Эдди Пибоди – что ж, вперед!

– Мне нужно отвезти улики в лабораторию в Конкорде. Потом допросить трех девочек. Кроме того, выяснить, кто, черт возьми, украл видеомагнитофон из школьной аудитории. Неужели я забыл упомянуть, что являюсь единственным детективом в полицейском департаменте Сейлем‑Фоллз?

– Мне очень жаль, что бюджет вашего города не позволяет содержать двоих. Но как бы там ни было, ты единственный, кто может взять показания у Эдди Пибоди.

– Ты сам можешь с ней побеседовать, – предложил Чарли. – Кроме того, не твое лицо стоит у нее перед глазами каждый раз, когда она вспоминает об аресте своего приятеля. Возможно, с тобой она будет откровеннее.

Мэтт знал, что Эдди Пибоди не откажется с ним побеседовать. Черт, он мог разговорить любого. После того как люди сообщали то, что поначалу говорить не хотели, он задавал вопрос, и они начинали изливать душу. Проблема заключалась в том, что делать, если Мэтту она скажет одно, а на суде другое.

– Чарли, на нее нельзя положиться. Если на суде она изменит свои первоначальные показания, я не смогу вызвать себя в качестве свидетеля, чтобы уличить ее во лжи.

– Она не станет лгать.

– Откуда тебе знать? – возразил Мэтт. – А что, если арест Произвел на нее слишком сильное впечатление? Кто бы тут не испугался? Она, скорее всего, решила, что останется на стороне Сент‑Брайда, пока его корабль не потонул. Или станет разыгрывать из себя Мату Хари, чтобы его оправдали. Она из тех свидетельниц, из‑за которых я не сплю ночами перед началом процесса.

– Послушай, я знаю Эдди. Я знаю ее с детства. – Голос Чарли звучал так, как будто слова тянули из него клещами. – Она из тех, кто стоически переносит любые трудности и продолжает жить дальше, вместо того чтобы делать вид, что ничего не произошло. Если тебе поможет, возьми с собой Уэса Куртманша: его можно будет вызвать в качестве свидетеля, если придется оспаривать показания Эдди. У тебя все? Или мне пока положить вещественные доказательства в холодильник, чтобы прослушать очередную лекцию?

– Чтоб тебе в пробке застрять! – рявкнул Мэтт и швырнул трубку.

С самого утра, как Эдди вошла в закусочную, у нее все валилось из рук. Она разбила три стакана, вывернула на фартук блюдо с блинами, разлила кофе на газету посетителя.

– Эдди, – сказал Рой и положил руку ей на плечо, из‑за чего она чуть не опрокинула полный поднос с заказом шестого столика. – Наверное, нужно вызвать Дарлу.

Не обращая на него внимания, Эдди поспешила в кухню. Рой – за ней.

– Спасибо тебе, Господи! – воскликнула Делайла. – Надеюсь, ты пришла перемыть это. – Она кивнула на груду грязной посуды.

Эдди бросила заказ на стойку перед Делайлой.

– Извини. Засыпали заказами.

Повариха подняла клочок бумаги и нахмурилась.

– Милая, итальянский омлет я приготовлю, но подавать буду на грязном блюде.

– Откровенно говоря, Делайла, мне все равно – хоть в своей туфле подавай.

Эдди из последних сил старалась держать себя в руках. Она пришла на работу в надежде, что за рутиной отвлечется от мыслей о том, что произошло. По крайней мере после смерти Хло это помогло. Но куда бы она ни ткнулась в закусочной, постоянно вспоминала о том, что Джека здесь уже нет.

– Эдди, – снова раздался голос отца, – ты совсем замучилась. Никто не осудит, если ты поднимешься наверх и немного полежишь.

– А некоторые даже похвалят, если ты найдешь нам нового посудомойщика, – проворчала Делайла.

Это стало последней каплей. Слезы брызнули у Эдди из глаз. Она сорвала фартук и швырнула его в сторону двери.

– Думаешь, я не помню, что уже три ночи не спала? Думаешь, не знаю, что у нас некому работать? Мужчину, которого я, похоже, смогла бы полюбить, арестовали у меня на глазах. И обвиняют в изнасиловании. И я не знаю, виновен он или нет. Вот что меня заботит, а не проклятая посуда, которую нужно мыть. Или заказ, который я уронила на пол. Я очень стараюсь сделать всех счастливыми. Ради всего святого, что еще вы все от меня хотите?

Голос, неожиданно прозвучавший в ответ, был тихим и спокойным.

– Для начала давайте немного побеседуем, – сказал Мэтт Гулиган у нее за спиной.

Рядом с ним маячил Уэс.

Гулиган казался необычайно милым человеком, даже несмотря на то что собирался упечь Джека в тюрьму на двадцать лет. Когда он улыбался, обнажалась щель между передними зубами, и, к удивлению Эдди, в его глазах сквозило понимание, которое она и не надеялась увидеть.

– Для вас это, должно быть, очень тяжело, мисс Пибоди, – сказал он.

Уэс, который стоял в углу спальни Роя, фыркнул, но попытался скрыть свое отношение приступом кашля.

– Я обязана с вами разговаривать?

– Нет. Разумеется, нет. Но я бы хотел с вами поговорить, чтобы вы знали, какие вопросы я буду задавать в суде. Чтобы не пришлось резать по живому. – Он сочувственно улыбнулся. – Как я понимаю, вы были с мистером Сент‑Брайдом в близких отношениях.

Эдди только кивнула, поскольку была уверена, что не сможет выдавить ни единого слова из горла, в котором стоял ком.

– Расскажите мне о нем.

Она взяла в руки пульт от телевизора и вспомнила, как Джек смотрел викторину.

– Он очень умный, – негромко сказала она. – Во всех вопросах.

– Как долго вы с ним встречались?

– Я наняла его два месяца назад, в марте. Посудомойщиком.

– Вы тогда знали, что у него была судимость? Эдди вспыхнула.

– Я думала… ему просто не повезло.

Она чувствовала на себе взгляд Уэса, но намеренно его игнорировала.

– Сент‑Брайд когда‑нибудь рассказывал вам о Джиллиан Дункан? – спросил Мэтт.

– Нет.

– Вы видели их вместе?

– Только когда она с подружками приходила в закусочную и Джек убирал у них со стола.

Она говорила и мысленно прокручивала воспоминания назад, пытаясь вспомнить, замечала ли когда‑нибудь, чтобы Джек улыбался Джилли, флиртовал с ней, специально задерживался у стола. Что она недоглядела? На что не хотела обращать внимание?

– Он увлекался порнографией?

Эдди вскинула голову.

– Что‑что?

– Порнографией, – повторил Мэтт. – Журналы «Плейбой», возможно, видео… сайты в Интернете с обнаженными детьми?

– Нет!

– В отношениях с вами он проявлял девиантное поведение?

– Прошу прощения?

Опять эта широкая улыбка со щелочкой между зубами.

– Мисс Пибоди, я понимаю, что это довольно личные вопросы. Но, уверен, и вы понимаете, почему нам нужно знать ответы на них.

– Нет, – выдавила она.

– Нет, не понимаете? Или…

– Нет, – перебила его Эдди, – у Джека не было сексуальных отклонений.

Где‑то сзади послышался шум – это Уэс задел глиняную фигурку рыбака, которая стояла у Роя на книжной полке. Он поспешно поставил ее на место и отвернулся, бормоча извинения.

– Сент‑Брайд применял к вам насилие?

Эдди вздернула подбородок.

– Более нежного мужчину я не встречала.

– Он выпивал?

Она поджала губы, понимая, на что намекает прокурор. Помоги ей Господь! Если Джек оступился, она не желает еще больше усугубить его вину.

– Мисс Пибоди?

Но ведь речь идет о девочке. Девочке, которую изнасиловали.

– Той ночью он напился, – призналась она. – С моим отцом.

– Ясно, – сказал Мэтт. – Вы провели ночь вместе?

– Он ушел из моего дома в половине десятого. Отец был с ним до половины двенадцатого. И до половины второго ночи я его не видела.

– Он сказал, где был?

Эдди закрыла глаза.

– Нет. А я… не спрашивала.

Мяч для гольфа пролетел над широким зеленым морем стадиона и приземлился где‑то неподалеку от песколовки. Не колеблясь, Джордан наклонился и достал из висящей на дереве корзины еще один. Поднял свою клюшку, готовясь нанести удар… и вздрогнул при звуке голоса Селены.

– Чье лицо вместо мяча ты представляешь, Гулигана или Сент‑Брайда?

Джордан повернулся и провел‑таки удар. Потом прикрыл глаза от солнца и увидел, что мяч вылетел за метку.

– Тебя не учили не говорить под руку, когда другие играют в гольф?

Селена отложила кожуру от апельсина и сунула первую дольку в рот.

– Какой из тебя игрок в гольф, Джордан? Ты дилетант!

Не обращая на нее внимания, Джордан забил еще три мяча.

– Хочу задать тебе один вопрос.

– Давай.

– Если бы тебя обвиняли в убийстве, кого бы ты взяла себе в адвокаты?

Селена нахмурилась, на секунду задумавшись.

– Думаю, обратилась бы к Марку Дамато. Или к Ральфу Конканнону, если бы Марк не смог.

Джордан оглянулся через плечо.

– Марк отличный адвокат, – согласился он.

Она рассмеялась.

– Боже, Джордан, тебе стоит поработать над своим лицом. Какой из тебя игрок в покер? А ну спроси, почему бы я не обратилась к тебе?

Он отложил клюшку.

– И почему же?

– Потому что единственный, на кого я способна до смерти разозлиться, – это ты, поэтому тебя к тому времени уже не было бы. Доволен?

– Не уверен, – нахмурился Джордан. – Нужно подумать.

Селена посмотрела на полупустую корзину с мячами.

– Ты уже спустил пар? Теперь можешь рассказать мне об утренней встрече?

– Для этого понадобится шесть корзин. – Он потер шею. – Почему мне кажется, что это дело станет огромным шилом в заднице?

– Потому что Сент‑Брайд намеревается вытащить тебя из тепленькой постельки. Простой судебный приговор – не для тебя. Он будет признавать вину?

– Нет. Мы намерены отстаивать правду в суде.

– Шутишь?

– Ты слышала, что я сказал.

Она пожала плечами.

– Хорошо. У нас есть план?

– От нашего многоуважаемого подзащитного мы ничего не добьемся – у него очень кстати случилась амнезия. А это означает, что ты должна доказать, что девочка клевещет.

Селена так долго молчала, что Джордан успел провести еще шесть мячей, прежде чем сообразил, что она так и не ответила.

– Понимаю, – посочувствовал он, – это практически невозможно. Все, что она рассказала, пока подтверждается.

– Нет, я не об этом думаю. – Она подняла глаза на Джордана. – Кто такой или такая доктор Горовиц?

– Откуда мне знать? Врач из пункта оказания первой помощи?

– Он или она упомянут в показаниях потерпевшей. Насколько я понимаю, это психиатр, к которому раньше обращалась Джиллиан Дункан.

Впервые за сегодняшний день мяч Джордана приземлился почти у самого флажка. Он медленно повернулся и посмотрел на Селену, которая, вопросительно приподняв брови, протягивала ему последнюю дольку апельсина. Их пальцы соприкоснулись, когда он брал ее.

– Интересная догадка, – похвалил он.

Единственное, что был в силах сделать Джек, – это смотреть на стопку аккуратно сложенной на стуле одежды и стараться не чесаться.

Все три дня, проведенные в карцере, он старался не вспоминать о душе. Сначала он разделся до футболки. Когда футболка пропиталась потом, он снял и ее. Но перед тем как отвести Джека в кабинет директора тюрьмы, конвоир заставил его снова одеться. Футболка тут же прилипла к телу и страшно воняла.

Джек жадно впился взглядом в одежду.

– Соблазнительно, верно? – поинтересовался директор. – Это вещи для вас.

– Нет, спасибо.

– Мистер Сент‑Брайд, вы слишком большое значение придаете мелочам.

Джек улыбнулся.

– Когда окажетесь на моем месте, вам не покажется это мелочью.

– Эта одежда для вашей же безопасности.

– Не для моей, а для вашей. Это вы хотите, чтобы я надел оранжевый комбинезон, чтобы все остальные здесь знали, что я подчиняюсь вашим правилам. Как только я это надену, вы сможете мною управлять.

У директора блеснули глаза. Джек понимал, что ступает по очень тонкому льду.

– Карцер у нас не пентхаус. Вы не можете сидеть там вечно.

– Тогда переведите меня в обычную камеру, но в моей одежде.

– Не могу.

Джек скользнул взглядом по чистой одежде, лежащей на стуле.

– Я тоже, – негромко ответил он.

Директор кивнул, конвоир у Джека за спиной шагнул вперед.

– Отправьте мистера Сент‑Брайда в карцер еще на шесть дней. На этот раз отключите в кране воду.

Джек почувствовал, как его рывком поставили на ноги. Он разгладил футболку, как будто это был королевский костюм.

– Мистер Сент‑Брайд, – сказал на прощание директор, – вы все равно проиграете.

Джек замер на месте, но оборачиваться не стал.

– С другой стороны, мне и терять‑то нечего.

У Франчески Мартин было тело девушки из «Плейбоя», а ум физика‑ядерщика, что никак не связывалось в головах у мужчин, которые набирались смелости пригласить ее на свидание. Но она усвоила урок: вместо того чтобы говорить ухажерам, что она занимается исследованием ДНК, Франческа просто сообщала, что работает в лаборатории, и мужчины уже сами додумывали, что она целыми днями делает чай для настоящих ученых и чистит клетки с мышами и крысами.

Она положила образец под микроскоп.

– Что, Фрэнки, – усмехнулся Мэтт, – взяла образец у одного из своих женихов?

– Угу. Мне совершенно нечем заняться, вот и беру у себя образцы слюны, чтобы посмотреть, что прибило к нашему берегу, на тот случай, если полугодового карантина, никакой постели, после знакомства окажется недостаточно. – Она сощурилась, глядя в линзу. – Как твоя малышка?

– Молли… Боже, не могу описать словами, какая она чудесная! Нужно и тебе завести своего.

– Почему так происходит, что люди тут же становятся сводниками, как только сами женятся?

– Думаю, всему виною Дарвин. Пытаются сохранить вид от вымирания. – Мэтт вскочил с места. – Кроме того, таким талантливым людям, как ты, нужно постоянно напоминать, что есть более приятный способ воспроизводить ДНК, чем под микроскопом.

– Спасибо, мамочка, – сухо ответила Фрэнки. – Ты явился сюда специально, чтобы побеседовать о моей неудавшейся личной жизни, или по делу?

– Чарли Сакстон привозил улики по делу об изнасиловании…

– У меня до них еще не дошли руки, Мэтт. Вчера я была в суде, а сегодня утром…

– Я тебя не тороплю, – заискивающе улыбнулся он. – Не больше, чем обычно. Просто хотел тебе сказать, что я ищу.

– Дай догадаюсь, – с невозмутимым лицом произнесла она. – Сперму?

– Да. И о крови на рубашке тоже хотелось бы узнать. И о земле на ботинках. – Он отошел от стола. – Через две недели будут результаты?

– Через три, – пробормотала Франческа, вглядываясь в микроскоп.

– Черт, за десять дней было бы просто отлично! – Мэтт поспешил уйти, чтобы не слышать возражений. – Премного благодарен.

Фрэнки повернулась к микроскопу. Сперматозоиды уже замерзли, были безжизненными и без хвостиков.

– Все вы так говорите, – вздохнула она.

Эдди не знала, где взять силы, чтобы постучать в тяжелые двери окружной тюрьмы. «Если не откроют, я просто развернусь и уйду, – думала она, – поеду домой и попробую в другой раз, когда наберусь храбрости».

Дверь открыл надзиратель.

– Чем могу помочь?

– Я…я…

Его лицо расплылось в добродушной улыбке.

– Первый раз? Входите.

Он проводил Эдди в вестибюль, где к стеклянной кабинке змеилась небольшая, похожая на ленточного червя, очередь.

– Ждите здесь, – велел он. – Вам скажут, что делать.

Эдди кивнула – больше самой себе, чем надзирателю, который уже ушел. Посещение по средам с шести до девяти часов. Она позвонила в справочную, это оказалось несложно. Сложнее было сесть в машину и приехать сюда. Совершенно невозможно снова видеть Джека и не знать, что сказать.

После беседы с Мэттом Гулиганом она поняла, что должна сделать то, чего не сделала раньше: выслушать версию Джека, прежде чем поверить чему‑то еще.

Она боялась, что он ее обманет. Что время, проведенное вместе, – лишь очередная ложь. Она боялась и того, что он скажет правду, – тогда ей придется смириться с тем, что Бог настолько жесток, что позволил ей отдать свое сердце человеку, совершившему изнасилование.

– Следующий!

Эдди подошла к кабинке, когда стоявший перед ней мужчина прошел за решетчатые двери, и оказалась лицом к лицу с сотрудником тюрьмы, чье лицо напоминало неровную картофелину.

– Имя?

Сердце выпрыгивало из груди под легким жакетом.

– Эдди Пибоди.

– Имя заключенного, к которому вы пришли?

– А, Джек Сент‑Брайд.

Офицер пробежал глазами список.

– Свидания с Сент‑Брайдом запрещены.

– Запрещены…

– Он в карцере. – Офицер посмотрел поверх ее плеча. – Следующий!

Но Эдди продолжала стоять на месте.

– А как мне его увидеть?

– Увидите, когда Сент‑Брайда переведут в тюрьму штата, – ответил он.

Эдди оттеснили от кабинки.

«На голове у человека 100 000 волосинок».

«За жизнь у человека в среднем отрастает почти 1000 километров волос».

Джек почесал отросшую густую бороду. На этот раз до крови. Рациональная его часть уверяла, что он прав, что он не умрет, если недельку поживет без воды. Несмотря на ощущения, в его голове могли и не завестись вши. Но иногда ему казалось, что их тонкие, как волосок, ножки впиваются ему в кожу, копошатся на его теле.

«Насекомых в 100 000 000 раз больше, чем людей».

Он размышлял об этом, об этих бесполезных фактах, потому что на них сосредоточиться было гораздо легче. Эдди придет его навестить? Он вспомнит, что произошло той ночью? Неужели его в очередной раз осудят?

Вдалеке послышались шаги. Обычно сюда, кроме уборщика, двигающегося по коридору в ботинках на мягкой подошве и со шваброй в руке, не заглядывала ни одна живая душа. А этот человек шагал решительно и остановился прямо у его двери.

– Как я понимаю, вы не изменили своего решения, – сказал директор. – Хочу вам кое‑что сообщить. Сегодня к вам приходил посетитель, которого, разумеется, не пустили, поскольку вы находитесь в карцере.

Посетитель? Эдди?

При одной мысли о том, что она оказалась в подобном месте, от понимания того, что ей никогда бы не пришлось через это пройти, если бы не он, Джек заплакал. Слезы текли по его лицу, смывая грязь и, вероятно, толику гордости.

Он поднял руку и яростно почесал голову.

«Человек, – подумал Джек, – случайно проглатывает за год в среднем четыреста тридцать жучков».

По роду своей деятельности Джордану приходилось иметь дело и с преступниками, и с теми, которые были уверены, что их подставили. Его работа состояла не в том, чтобы судить их за совершенные преступления или за неправильное толкование законов. Но у него никогда еще не было клиента, который бы столь упорно стремился к саморазрушению… и ни секунды не сомневался в том, что его подвергают судебному преследованию.

Очередная группа заключенных вернулась с прогулки, нарушив беседу, которую они вели через металлическую дверь карцера. Джордан поерзал на раскладном стуле.

– Это просто одежда, Джек, – устало убеждал он в десятый раз за последние несколько минут. – Всего лишь одежда.

– Вы когда‑нибудь слышали о человеческом кожном оводе? – негромко поинтересовался Джек.

– Нет.

– Это такое насекомое. Этот овод откладывает яйца на москитов. Когда москит садится на человека, личинки проникают под кожу. С током крови они могут путешествовать по телу и даже попасть в мозг. – Он грустно засмеялся. – А человек думает, что худшее, что с ним случилось, – это укус москита.

«Здесь нужен психиатр», – подумал Джордан.

– Что ты хочешь мне сказать, Джек? Что ты инфицирован?

– Если я надену тюремную робу, то стану одним из них. Это не просто одежда. Как только она коснется моего тела, система проникнет мне под кожу.

– Система… – повторил Джордан. – Ты мне будешь рассказывать о системе, Джек? Система говорит, что как только директор тюрьмы Уоркрофт решит, что твой карцер нужен ему для других целей, он отправит тебя в одиночную камеру в тюрьме штата. Если, находясь здесь, ты думаешь, что тут не курорт, то можешь мне поверить – это еще цветочки. В Конкорде, в одиночной камере, надзиратели носят полную амуницию – щиты и каски с забралами и ботинки с железными носками. Они будут повсюду следовать за тобой, когда бы ты ни покинул свою крошечную камеру, находящуюся в строгой изоляции. И возле камер стоят пуленепробиваемые кабинки, где надзиратели сидят и следят за каждым твоим шагом. Они смотрят, как ты ешь, спишь, справляешь нужду. Как ты дышишь, Джек! Ты и три других идиота, которые будут сидеть с тобой в одном блоке и которые, скорее всего, попали туда не потому, что отказались надевать комбинезон.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: