Последняя неделя июня 2000 года 9 глава

Краска – злая и красная – еще не высохла. «Уезжай домой».

Джек дрожащей рукой коснулся двери.

– Это уже не в первый раз, верно?

– Вчера тоже написали, – признался Рой. – Я вытер до того, как ты встал.

– Почему вы мне не сказали? – Джек повернулся к Эдди. – А ты?

– Джек, если не обращать внимания, они скоро отстанут.

– Нет, – ответил Джек. – Если не обращать внимания, тебя подомнут.

Он распахнул дверь, оставив на ней пятно краски, словно каплю крови.

Джиллиан приснилось, что кто‑то звонит в дверь. Она лежала в постели, ей было настолько плохо, что она едва могла разлепить глаза, но визитер оказался настырным. Спустя вечность ей все‑таки удалось свесить ноги с кровати. Она прошлепала по лестнице и рывком открыла дверь. За дверью стоял отец, в его руке – пистолет.

– Джилли, – произнес он и выстрелил ей прямо в сердце.

От испуга она проснулась вся в поту и отбросила стеганое одеяло. Было раннее утро, всего половина седьмого, но снизу уже раздавались голоса.

Мгновение спустя она на цыпочках пробралась к кухне.

– Единственное, что я говорю, Том: он выбрал этот городок не просто так, – сказал ее отец.

Он обращался к отцу Уитни. Джиллиан заглянула и увидела Эда Абрамса и Джима с фармацевтической фабрики.

– Я не понимаю, что мы можем сделать, – ответил Том. – Кстати, Чарли Сакстона ты на эту встречу не позвал.

– Чарли я всегда рад, к тому же он продолжает носить золотой значок полицейского.

Эд покачал головой.

– Не знаю, Амос. Не похоже, чтобы он шевелился.

– Кто? – поинтересовалась Джилли, выходя из укрытия. С грацией зрелой женщины она налила себе чашку кофе и юркнула отцу под руку. – Доброе утро, папочка! – сказала она, целуя его в щеку. – Здравствуйте, мистер Абрамс, мистер О'Нил, Джимми!

Мужчины невнятно пробормотали слова приветствия, старательно отводя глаза от ее импровизированной пижамы: просторной футболки и отцовских широких трусов. Между приспущенной резинкой и краем футболки виднелась тонкая полоска нежной кожи.

– Так кто это не шевелится?

– Вот поэтому, – внезапно заявил Амос, – вот поэтому мы должны взять инициативу в свои руки.

Он ухватился за футболку Джилли и сжал ее в кулаке так, что ткань натянулась на бутонах груди. Девочка замерла, охваченная странной смесью унижения и силы, которой, как она видела, обладает ее тело, способное превратить мужчин в рабов.

Том О'Нил встал.

– Нам пора.

Эд Абрамс кивнул, за ним Джимми.

Амос пошел провожать гостей, намеренно понизив голос, чтобы Джилли не слышала, о чем они говорят. Что‑то произошло, она должна это выяснить. Она дождалась, пока в кухню вернулся отец.

– Папа, ты расскажешь мне, что происходит?

Амос некоторое время пристально смотрел на дочь, пока вновь обрел способность говорить.

– Давай ты сперва оденешься, – ответил он, взял ее за руку и повел наверх.

Чарли вздрогнул, когда дверь его кабинета резко распахнулась. На пороге стоял злой как черт ставший на учет в его городе обвиненный в изнасиловании Джек Сент‑Брайд. За его спиной маячила секретарша.

– Простите, шеф. Я пыталась его остановить, но…

– Я разберусь. Мистер Сент‑Брайд, зайдите в кабинет.

Он жестом пригласил его садиться, как будто Джек был обычным посетителем, а не пышущим негодованием человеком. Чарли даже показалось, что от него поднимается пар.

– Чем я могу вам помочь?

– Все знают! – сухо бросил Джек.

Чарли не стал делать вид, что не понял, о чем речь.

– Список социально опасных преступников не является тайной. Если кто‑то из местных жителей захочет с ним ознакомиться, я не могу воспрепятствовать.

– Сколько?

– Что значит «сколько»? – переспросил Чарли.

– Сколько человек приходило, чтобы посмотреть, нет ли в этом списке моего имени?

– Я не вправе…

– Просто ответьте. Прошу вас.

Чарли поджал губы и уставился на трещину, которая шла через весь потолок.

– Мне о таких неизвестно.

– Правильно. Никто бы никогда не узнал, что я занесен в этот список, если бы не один из ваших подчиненных.

Детектив потер переносицу. Черт, Уэс…

– У нас в департаменте существуют определенные правила, мистер Сент‑Брайд. Всегда досадно узнавать, что не все подчиненные им следуют.

– Досадно?

Джек опустил глаза, а когда опять взглянул на Чарли, его глаза блестели: то ли от гнева, то ли от слез – детектив понять не мог. Да и, честно говоря, не хотел знать.

– Это досадное недоразумение… разрушит мою жизнь.

Чарли едва удержался от замечания, что Сент‑Брайд сам разрушил свою жизнь.

– Мне очень жаль, но на каждый рот платок не накинешь. Это не в моих силах.

– А как насчет актов вандализма, детектив? Вы в силах заставить людей прекратить рисовать на двери Роя Пибоди очаровательные граффити, в которых мне указывают, куда я должен уехать?

– Вы можете написать заявление, но сомневаюсь, что из этого что‑то выйдет. – Чарли взглянул посетителю в глаза. – Никто в городе не может заставить вас уехать отсюда. Что бы там ни говорили, что бы ни делали, вы можете оставаться здесь столько, сколько захотите.

Плечи Джека едва заметно обмякли.

– К сожалению, – добавил Чарли, – люди вольны делать и говорить все, что угодно, чтобы заставить вас изменить свое решение.

– Даже если мне причинят вред… даже если я попаду в больницу или хуже того… Тогда вы встанете на мою сторону?

– Я на стороне закона. Если дойдет до физического насилия, виновные будут наказаны. – Чарли гнул руками скрепку, пока она не сломалась пополам. – Но это касается и вас, мистер Сент‑Брайд. Я буду наблюдать за вами. Лишь только вы посмотрите на несовершеннолетнюю в Сейлем‑Фоллз, как тут же вылетите из города. Настолько быстро, насколько вас сможет увезти отсюда патрульная машина шерифа.

Казалось, Сент‑Брайд осыпается изнутри, как здание, снос которого Чарли видел в Бостоне. Сначала он закрыл глаза, потом ссутулился и наконец опустил голову – пока Чарли не стало казаться, что перед ним всего лишь пустая оболочка человека, который ворвался к нему, кипя праведным гневом. «Этот человек преступник», – напомнил себе Чарли.

– Ясно?

– Предельно, – ответил Джек, не открывая глаз.

Когда миссис Фишман повернулась к классу спиной, Джилли перегнулась через проход и выхватила из руки Уитни сложенный клочок бумаги.

«Должно быть, их всех заколдовала Титуба», – прочла она и спрятала записку между страниц потрепанного томика «Сурового испытания».

– Почему девушки обвинили добрых женщин города в пособничестве дьяволу? – спросила миссис Фишман. – Джиллиан?

Она читала эту пьесу, ее задавали на дом. Крайне неубедительно. Кучка девушек‑пуританок обвинила деревенских кумушек в том, что они ведьмы, с одной целью: чтобы одна из них могла вступить в половые сношения с женатым мужчиной, не тревожась, что его жена об этом узнает.

– Сначала они не хотели, чтобы в деревне узнали, что они занимаются колдовством. Поэтому они попытались снять с себя подозрения, оболгав других. Но именно эта ложь, как оказалось, раскрыла правду о других.

– Например?

– Шашни Проктора и Абигейл, – бросил кто‑то, и весь класс засмеялся.

Миссис Фишман поджала губы.

– Спасибо, Фрэнк, за то, что нашел столь яркое определение. – Учительница принялась прохаживаться по проходу между столами. – Ходили слухи, что Абигейл стала в Бостоне проституткой. После того как ее мужа повесили, Элизабет Проктор вышла замуж второй раз. А современных колдуний, разумеется, больше никто не обвиняет в сговоре с дьяволом.

Джилли опустила голову, чтобы волосы скрыли ее лицо.

«Вы бы очень удивились…» – подумала она.

Было только восемь утра, но Эдди уже так устала, что едва держалась на ногах.

– Еще кофе? – предложила она, держа кофейник так, что он словно шмель нависал над чашкой Стюарта Холлингза.

– Знаешь, Эдди, доктора говорят, что я должен прекратить пить кофе, потому что он вреден для сердца. – Он улыбнулся. – А я ответил: если, выпивая три чашки в день, я дожил до восьмидесяти шести лет, то буду продолжать в том же духе.

Эдди улыбнулась и налила ему еще.

– Будем надеяться, что вы проживете еще восемьдесят шесть лет.

– Господи всемогущий, нет! – застонал сидевший рядом с ним Уоллес. – Я надеюсь, что он отправится в мир иной раньше меня, чтобы я мог лет десять пожить в мире и покое.

Рой раскрыл пакет с монетами, и они с тихим звоном посыпались в ящик кассового аппарата.

– Сегодня много народу, – заметил он, когда Эдди прошла мимо, встречая новых клиентов.

Она вздохнула.

– Такого наплыва не было с того лета, когда мы предлагали бесплатно фирменное горячее блюдо каждый раз, когда термометр зашкаливал за тридцать восемь.

Она улыбнулась отцу, он улыбнулся в ответ, но оба понимали, чем вызван небывалый ажиотаж. Те, кто никогда не ходил в их закусочную, явились сюда из любопытства: поглазеть на преступника, который отважился осесть в их городке. Они хотели посмотреть, кто мог оказаться настолько дерзок или настолько глуп. Казалось невероятным, что новости могут распространяться с такой быстротой, но Эдди, оглянувшись на собственную жизнь, поняла – такое случалось и раньше. Слухи ширились, обрастали подробностями, пока из человека, обвиненного в домогательстве, не превратили Джека в серийного маньяка‑насильника, пока из скорбящей матери она сама не превратилась в сумасшедшую.

Печальная правда заключалась в том, что нет ничего «вкуснее» для жителя маленького городка, чем сплетни.

Пока никакого представления не разыгрывалось. Но не успела Эдди об этом подумать, как дверь открылась и вошел Джек, который решительно направился в сторону кухни. Его появление накалило воздух в крошечном зале: руки с кофейными чашками замерли, вилки были отложены в сторону, а сами посетители не сводили глаз с человека, который за одну ночь из «посудомойщика в закусочной» превратился в «осужденного за изнасилование».

– Извини, я опоздал, – на ходу пробормотал Джек.

Эдди встала перед ним и не пошевелилась, пока он не поднял на нее глаза.

– Что произошло?

– Эдди, прошу тебя, давай поговорим об этом позже.

Она тут же кивнула.

– Помоги мне убрать со столов.

Джек ухватился за работу, словно за соломинку.

– Только фартук надену.

Он скрылся за вращающимися дверями.

Понемногу закусочная вновь ожила. Спустя какое‑то время Джек появился с пустым ведром. Эдди видела, как он подошел к столику, за которым закончила обедать семья: мама, папа и мальчик.

– Мамочка, – громким шепотом произнес малыш, – этот дядя плохой?

Эдди тут же оказалась рядом с ними.

– Я уберу.

Ее голос вывел Джека из оцепенения. Он кивнул и пошел к стойке.

– Похоже, Эдди послала тебя сюда, – подмигнул ему Стюарт, – потому что мы не кусаемся. Не как эти наглецы, сующие повсюду свой длинный нос.

Джек густо покраснел и потянулся за их грязными приборами.

– Не вини себя. Неужели ты никогда не смотрел MTB? Черт, только ребенок не обратит внимания на эту малышку Бритни Спирс! – Стюарт усмехнулся. – Держу пари, если бы она отвесила мне плюху, то я бы не возражал. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.

– Эти девки, – согласился Уоллес, – сами напрашиваются.

Руки Джека крепче сжали края ведра.

– Они не напрашиваются.

– Ты прав, – ответил Стюарт и захохотал. – Они встречают такого парня, как ты, и просто молят об этом.

Все произошло настолько быстро, что позже Джек не мог вспомнить, как схватил Стюарта за худую морщинистую шею и одной рукой приподнял со стула. И как Рой попытался оторвать его от старика. Внимание всей закусочной было приковано к действу, которое превзошло самые смелые ожидания посетителей.

– Джек! – закричала Эдди. – Джек, прекрати!

Он тут же отпустил Стюарта, и тот, кашляя, повалился на бок. Кровь, ударившая Джеку в голову, вновь стала течь спокойно, и он недоуменно посмотрел на свои руки, словно видел их впервые.

– Мистер Холлингз, – запинаясь, произнес он, – прошу прощения.

– Доктора были почти правы, – прохрипел Стюарт. – Но меня убьет не кофе, а парень, который его подает. – Уоллес помог ему подняться. – А ты крутой, Джек. Нужно быть настоящим мужчиной, чтобы наброситься на такого старика, как я… или трахнуть ребенка.

У Джека непроизвольно дернулись руки.

– Стюарт, Уоллес, – сказала Эдди, – мне очень жаль. – Она сделала шаг вперед и, вложив в улыбку все свое обаяние, объявила: – Разумеется, завтрак за счет заведения. Для всех.

Тут же раздались одобрительные возгласы, Стюарт с Уоллесом снова почувствовали себя на коне, напряжение рассеялось, как туман. Эдди повернулась к Джеку.

– Можно поговорить с тобой? Наедине?

Она повела его в женский туалет, красивый и разноцветный, где пахло ароматическими смесями. Джек не решался встретиться с ней взглядом, просто стоял рядом и ждал, когда же разразится буря.

– Спасибо, – сказала Эдди, обнимая его нежными, словно веточки плюща, руками за шею.

Минуту спустя, продолжая ощущать вкус ее губ, Джек спросил:

– Почему ты не злишься на меня?

– Признаюсь, я жалею, что это оказался Стюарт. И жалею, что вокруг было столько свидетелей, которые пришли сюда именно за этим. Но рано или поздно они задумаются, почему насильник встал на сторону жертвы.

Она обняла его еще крепче, и он благодарно зарылся лицом ей в волосы.

– Сегодня вечером придешь? – прошептала она.

И почувствовала, что он улыбается.

В одном углу школьной столовой Сейлем‑Фоллз возвели самодельный алтарь. Его завалили букетами из гвоздик, плюшевыми мишками и самодельными открытками, в которых желали Хейли Маккурт скорейшего выздоровления после операции по удалению опухоли в головном мозге.

– Я слышала, – сказала Уитни, – что опухоль была размером с грейпфрут.

Джиллиан глотнула чаю со льдом.

– Ерунда. Она бы тогда выпирала у нее из головы.

Мэг передернула плечами.

– Хейли была невыносима, но подобного никому не пожелаешь.

Джилли удивилась:

– А разве не этого ты желала?

– Конечно нет!

– Мэг, причина именно в тебе. Неужели ты считаешь простым совпадением то, что сегодня мы наводим на Хейли порчу, а завтра она начинает угасать?

– Господи, Джил, необязательно рассказывать об этом всей школе! – Мэг нервно оглянулась на алтарь, на который две ученицы укладывали огромный спиральный леденец, перевязанный лентой. – Кроме того, не мы же… это сделали. Человек не может за ночь вырастить опухоль.

Джилли подалась вперед.

– Все исходило от нас.

Мэг стала белее мела.

– Но мы же не хотели причинить ей вред! Джил, если мы вызвали у нее опухоль мозга, что станет с нами?

– Думаю, мы должны ее излечить, – предложила Челси. – Разве не для этого существуют колдуньи?

Джиллиан окунула ложку в йогурт и аккуратно облизала ее.

– Быть ведьмой означает быть тем, кем хочешь.

Амос Дункан постучал молоточком по кафедре в конгрегационалистской церкви. Ропот на заполненных скамьях моментально стих, все повернулись к нему.

– Дамы и господа, спасибо, что так быстро откликнулись.

Он обвел взглядом собравшихся. Большинство присутствующих он знал всю жизнь, они, как и он сам, родились и выросли в Сейлем‑Фоллз. Многие работали у него на заводе. Всех пригласили на городское собрание с помощью спешно напечатанных объявлений, которые разбросали по почтовым ящикам мальчишки, желающие заработать несколько долларов.

Сзади, опершись о стену, стоял Чарли Сакстон. Как он сам выразился: «Для охраны порядка».

– Мое внимание привлек находящийся среди нас чужак. Чужак, который под фальшивой личиной просочился в наши ряды и теперь ждет удобного случая, чтобы нанести удар.

– Я не желаю, чтобы здесь жил насильник! – раздался голос откуда‑то с задних рядов.

Его поддержал одобрительный гул голосов.

Амос поднял руку, призывая к тишине.

– Друзья, я тоже не хочу, чтобы здесь жил насильник. Всем известно, что у меня есть дочь. Черт, у половины присутствующих гоже есть дочери! Скольким из нас придется пострадать, прежде чем будут приняты меры по изгнанию этого человека?

Поднялся Том О'Нил.

– Прислушайтесь к словам Амоса. Это не простая болтовня. У нас есть доказательство, что этот человек отсидел в тюрьме за сексуальное домогательство в отношении несовершеннолетней.

Чарли медленно шел по проходу.

– И что вы намерены делать? – негромко спросил он. – Расстрелять его при всем честном народе? Вызвать на дуэль? Или вы собираетесь поджечь его дом, когда он будет спать? – Он подошел к кафедре и укоризненно взглянул на Амоса. – Моя работа заключается в том, чтобы напомнить вам: перед законом все равны. И Сент‑Брайд, и каждый из вас.

– Правда на нашей стороне! – выкрикнули из толпы. – Речь идет о невинных детях!

Какая‑то женщина в деловом костюме вскочила с места.

– Мы с мужем переехали в Сейлем‑Фоллз из‑за детей. Мы переехали из Бостона сюда, потому что тут не совершается преступлений. Потому что здесь нашей семье ничего не угрожает. Потому что здесь мы можем не запирать двери. – Она обвела всех взглядом. – Какой был смысл переезжать, если мы не в состоянии сделать так, чтобы все оставалось по‑прежнему?

– Прошу прощения. – Все взгляды устремились налево, где на церковной скамье удобно устроился Джордан Макфи. – Я тоже недавно переехал сюда, чтобы убежать от всего, что вы назвали. У меня сын – сверстник ваших дочерей, о которых вы так волнуетесь. – Он встал и вышел вперед. – Я поддерживаю инициативу мистера Дункана. А что? Трудно даже перечислить все преступления, которых можно было бы избежать, если забавить угрозу еще в зародыше.

Амос натянуто улыбнулся. Он не был знаком с Макфи. Тем не менее, если человек желает выступить на его стороне, он не станет отказываться от поддержки.

Джордан поднялся на возвышение и встал рядом с Амосом.

– Знаете, что мы должны с ним сделать? Линчевать. Образно выражаясь или буквально – все равно. Линчевать, чего бы это ни стоило, верно?

Раздались возгласы одобрения, гул продолжал нарастать, как волна.

– Только одно условие. Если мы хотим быть справедливыми, то будем последовательны до конца – нам необходимо внести в свою жизнь некоторые изменения. Например, у кого из присутствующих есть дети? – Руки взметнулись вверх, словно трава. – Что ж, я бы посоветовал вам прийти домой и отшлепать или посадить их под замок – как вы там обычно наказываете детей? Но имейте в виду, это не потому, что ваши чада провинились… а потому, что они могут провиниться в будущем. – Джордан широко улыбнулся. – Коли на то пошло, почему бы вам, Чарли, не надеть наручники на каждого, например, пятого из присутствующих здесь? Ведь рано или поздно, но они могут попасть в неприятности. Или проверить по компьютерной базе данных номерные знаки в городе и выписать наобум штрафы – в конце концов, кто‑нибудь когда‑нибудь да превысит скорость.

– Мистер Макфи, – раздраженно бросил Амос, – мне кажется, мы поняли вашу точку зрения.

Джордан настолько стремительно повернулся к Амосу, который был значительно выше его, что тот отпрянул.

– Я даже еще не начинал, приятель, – негромко ответил он. – Нельзя осудить человека за то, чего он не совершал. На этих постулатах зиждется законодательная система в нашей стране. И ни одному городку в штате Нью‑Хэмпшир не дано право решать иначе.

Глаза Амоса светились недобрым огнем.

– Я не буду стоять в стороне и смотреть, как страдает мой город.

– Это не ваш город.

Однако он, как и все присутствующие, знал, что это не так.

Джордан прошел мимо Дункана, Чарли Сакстона и еще трехсот разозленных горожан. В задних рядах он остановился.

– Люди меняются, – негромко заметил он. – Но только если им дают шанс это сделать.

Джиллиан сидела на кровати, скрестив ноги, в одном халате. Волосы были еще мокрыми после душа. Она установила самодельный алтарь и принялась размышлять над тем, что узнала за этот день.

Сегодня по школе поползли слухи: посудомойщик из «Приятного аппетита!» изнасиловал несовершеннолетнюю в городе, где жил раньше. Именно это обсуждал ее отец со своими друзьями, именно поэтому ей запретили выходить из дома после заката. Джилли подумала о Джеке Сент‑Брайде, о светлых волосах, падающих ему на глаза, и по спине пробежал холодок. Как будто он всегда будет вселять в нее страх.

Джилли засмеялась, подумав, как жители города суетятся, словно мыши перед бурей, цепляясь за островки безопасности, чтобы пережить этот критический момент. Они все считали, что Джек Сент‑Брайд – воплощение зла для Сейлем‑Фоллз. Единоличное воплощение, но все же зла. Возможно, Джек явился спичкой, от которой вспыхнула солома, но возлагать вину только на его плечи было несправедливо.

И сейчас больше всего ему нужен… друг.

Джиллиан развязала халат, зажгла фитилек свечи.

– Создай заклинание от моего имени, сотки его из языков огня. Никто не сможет причинить ему вред или изувечить. Услышь мои слова и сделай то же самое.

Ей стало так тепло, словно огонь пылал внутри нее. Джилли закрыла глаза, погладила ладонями живот, обхватила руками грудь, представляя, что ее касаются руки Джека Сент‑Брайда.

– Джилли!

Раздался отрывистый стук, и дверь открылась.

В спальню вошел отец. Джиллиан запахнула халат и крепко сжала воротник у горла. Амос сел на край кровати, всего в паре сантиметров от дочери. Джиллиан с трудом удалось не пошевелиться, когда его рука коснулась копны ее влажных волос, словно давая благословение.

– Ты опять с этими свечами. Однажды ты сожжешь дом. – Его рука соскользнула на плечо дочери. – Ты уже слышала, верно?

– Да.

Он едва сдерживался.

– Я не переживу, если с тобой что‑то случится.

– Я знаю, папа.

– Я тебя уберегу.

Джилли протянула руку, и ее пальцы переплелись с пальцами отца. Так они сидели несколько минут, загипнотизированные танцующим пламенем свечи. Потом Амос встал.

– Спокойной ночи.

Джиллиан поспешно выдохнула:

– Спокойной ночи.

Дверь, негромко щелкнув, закрылась за ним. Джиллиан снова представила, как внутри полыхает огонь. Потом подняла ногу и оглядела ступню. Порезы, которые она сделала на прошлой неделе, еще не зажили – тонкий завиток на дуге, напоминающей эф скрипки. На второй ноге еще один порез. Она полезла в карман халата за перочинным ножиком и провела им по заживающей царапине, чтобы рана вновь открылась. Хлынула кровь, и Джилли задохнулась от боли и красоты.

Она обрезала собственные крылья: теперь невозможно покинуть дом, потому что каждый шаг будет причинять ей боль. Она клеймила себя. Но когда резала ноги, то думала о том, насколько проще иметь шрам в том месте, где любой может его увидеть.

В актовом зале старшей школы Сейлем‑Фоллз на экране вспыхнуло изображение: истинная американка, пышущая здоровьем девочка‑подросток держит за руку такого же совершенного блондина‑подростка. На их ногах красными буквами напечатано: «ДОПУСТИМО». Щелкнул проектор слайдов, на экране возникла эта же девочка, но на этот раз грязный старик положил свои ручищи ей на ягодицы. «НЕДОПУСТИМО».

Томас оторвался от домашнего задания по алгебре. Он не слушал мистера Вуда, школьного психолога, и, судя по остальным четыремстам учащимся, не он один. Ученики, сидящие в первых рядах, бросались бумажными шариками, пытаясь попасть в уютные домашние туфли мистера Вуда. Капитан команды поддержки, сидящая перед Томасом, заплетала косу. В задних рядах готы с бледными лицами и выкрашенными в черный цвет волосами взасос целовались со своими подружками, пока мистер Вуд учил собравшихся, какие прикосновения считать подобающими, а какие нет.

Томас тоже не стал бы делать домашнее задание по алгебре, но судьбе было угодно посадить его рядом с Челси. Прибавьте к этому лекцию мистера Вуда («Грудь? Нельзя ли не хихикать, когда звучит это слово?»)… В общем, промах его был непростительным. Каждый раз, когда Томас представлял, что Челси поворачивает голову и видит, как оттопыриваются у него штаны, он заливался краской стыда и крепче сжимал ноги. В конце концов пришлось раскрыть книгу, чтобы скрыть следы возбуждения… и отвлечься от мысли о том, что если он подвинется на несколько сантиметров левее, то сможет почувствовать, настолько ли Челси мягкая, как кажется.

– Я бы никогда с этим не справилась, если бы была новичком, – сказала она, указывая на потрепанный учебник у него на коленях.

Единственное, о чем он мог думать: «Если бы там не лежала книга, она коснулась бы меня».

– Все эти х и у, – прошептала Челси. – Я всегда их путала.

– Это совсем несложно. Просто нужно, чтобы с одной стороны знака равенства остался только х.

– Это не имеет никакого смысла. Так или иначе, что значит «‑у» ? Томас засмеялся в ответ.

Челси тоже улыбнулась. На экране тот же неряшливый старикан отвешивал девочке плюху. «НЕДОПУСТИМО».

– Неужели он считает нас идиотами? – прошептала она.

– Ну… да.

– Я слышала, что раньше он жил в коммуне в Вермонте. И трахал овец.

Томас взглянул на мексиканское пончо школьного психолога, на его всклокоченный седой конский хвост.

– По крайней мере, он имеет право учить нас опасаться нападения сзади.

Челси захихикала. На экране возник следующий слайд: девочка и мальчик‑блондин, который обнимает ее за плечо. Но Томасу показалось, что пальцы подростка лежат слишком близко к ее груди.

– Какой идиотизм! – пробормотал он.

– Взгляни на ее лицо, – ответила Челси. – Она хочет этого.

– Допустимо, – возвестил мистер Вуд.

Томас покачал головой.

– Некорректно.

– Тебе явно необходима помощь. Небольшая консультация.

– У Вуда? Спасибо, я так не думаю.

– У меня, – ответила Челси.

У Томаса сперло дыхание. Ее рука скользнула поверх учебника алгебры и коснулась его ребер. Она думает о том, какой он худой? О том, как легко вертеть неудачником?

Челси ущипнула его. Больно.

– Ой!

В их сторону повернулось несколько голов, но Челси уже сидела, сложив руки на коленях, и кротко смотрела на экран.

– Недопустимо, – одними губами прошептала она.

Томас потер бок. Черт, наверное, останется синяк! Внезапно ее пальцы скользнули и легли в его ладонь. Томас не верил собственным глазам, чувствуя, как его кожа горит от прикосновения к коже ангела.

Он поднял глаза, уверенный, что она смеется над ним. Челси оставалась совершенно серьезной, только щеки полыхали.

– Допустимо.

Он сглотнул.

– Правда?

Челси кивнула, не убирая руки.

Томас был уверен: сейчас или потолок обвалится на него, или зазвонит будильник. Но он чувствовал руку Челси в своей ладони, и это было так же явно, как и неистовое биение его сердца.

– Кажется, теперь я понял, – негромко признался он.

Челси улыбнулась. На ее щеке, словно приглашение, появилась ямочка.

– Давно пора.

– Знаю ли я, как выходить в астрал? – спросила Свет Звезды, и серебряные колокольчики в ее ушах закачались. – Знаю. Научу ли тебя? Никогда.

– Я смогу, – настаивала Джилли. – Знаю, что смогу.

– Я и не говорила, что не сможешь. – Старуха опустилась на одно из кресел‑качалок, стоявших в «Ведьминой лавке», и стала поглаживать кота, который тут же вскочил ей на колени. – Но если ты ждешь экстрасенсорного видения, того же эффекта можно достигнуть от погружения в транс. С другой стороны, если ты желаешь просто забалдеть, обратись к местному дилеру.

Джиллиан не могла признаться Свету Звезды, что больше всего она хочет летать – оставить свою земную оболочку и жить лишь духовным воплощением. Она создана для большего, чем этот заштатный городишко, она просто уверена в этом. Но она даже не может рассчитывать на поступление в колледж как на способ об вырваться отсюда, потому что отец никогда не позволит ей уехать так далеко. Джиллиан полагала, что умение летать означает взять власть в свои руки. Но ни в одной из книг в «Ведьминой лавке» не приводился старинный рецепт зелья, которое помогало ведьмам летать, травяного отвара, который обладал таким выраженным психоделическим эффектом, что в Средние века ведьмы, которые мазали им лбы, верили, что могут воспарить над землей. Рецепты поновее были безопаснее, меньше угрожали обществу: смесь сажи из дымохода, полыни и стираксового дерева. Иными словами – откровенная подделка.

Свет Звезды взглянула на упрямую девчонку и вздохнула.

– Больше никто не варит зелье, помогающее воспарить к звездам. В рецепте использовался жир некрещеного младенца. Его нельзя приобрести в отделе гастрономии супермаркета.

Джилли вздернула подбородок.

– Это не главное действующее вещество.

– Ой, я совсем забыла, с кем разговариваю! С наследницей фармацевтической империи. Нет, не главное. Думаю, эффект достигался добавлением гашиша и белладонны – ни тем ни другим я не торгую, потому что из‑за первого можно оказаться за решеткой, а из‑за второго – в коме. Это небезопасно, дорогая.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: